Литературный банкет

12+
Автор:
Оуэн Риддл Баркер
Литературный банкет
Текст:

Когда сойдутся на орбите все планеты,

А триллионы солнц в единую звезду,

Я всех вас вместе соберу: прозаики, поэты,

И лично каждого к банкету проведу.

Мы будем пить, и петь, друг другом умиляться,

Читать стихи на сцене Млечного Пути;

В отдельной зале мудрой Прозой наслаждаться,

А в потаённой — признаваться всем в любви...

За тем столом длиной в семь тысяч километров,

Зависшим над межзвёздной необъятной тьмой,

Зажжётся свет под ярким вдохновеньем ветра,

Рождённый некогда магической искрой...

Скрепляя вечной дружбы нашей прочность,

Мы выпустим литературных голубей,

И разлетимся, как они, — Отсюда в Вечность,

Оставив пир для наших будущих гостей.

О. Р. Баркер

Рональд Шарп, молодой писатель, распечатал конверт, вынул приглашение, прочитал текст: «Мистер Шарп, приглашаем вас на литературный банкет, который состоится сегодня в полночь в городской библиотеке». Подписи не было.

Таинственное приглашение удивило Рональда. Он пожалел, что отпустил посыльного, не уточнил — кто передал приглашение. Насколько он был осведомлён, подобного мероприятия в ближайшее время в городе не планировалось. Тем более, грядущей ночью. О таком событии он бы знал.

Съедаемый любопытством, Рональд всё же решил посетить банкет: подобающим образом оделся и за полчаса до полуночи отправился к зданию библиотеки.

К его изумлению, во всех окнах библиотеки горел свет. Рональд подошёл к парадной двери, потянул за ручку — дверь открылась. Изнутри доносилась классическая музыка, слышался приглушённый гул множества голосов.

Рональд вошёл в холл, оттуда — в читальный зал. Открыл дверь и...

Небольшой по размеру зал, знакомый ему с детства, изменился. Стеллажи были сдвинуты с привычных мест и расставлены вдоль стен; сам зал превратился в бесконечно длинную комнату, посередине которой стоял стол, такой же бесконечно длинный, наполненный всевозможными яствами. Конца стола, как и противоположной стены зала, видно не было — интерьер и стены сходились в одну точку в глубине здания. За столом сидело невероятное количество мужчин и женщин, старомодно одетых: тысяча, а может сотни тысяч человек! Увидев Рональда, люди поднялись и в дружном приветствии зааплодировали.

Рональду показалось, что все ждали именно его. Женщина с веером в руке улыбнулась ему и жестом руки пригласила сесть за стол. Всё ещё пребывая в недоумении и смущаясь, Рон занял единственное свободное место. Все тоже сели. Только один пожилой мужчина остался стоять. Он поднял пустой бокал, произнёс:

— Уважаемые господа, коллеги по перу, поприветствуем гостя!

Все захлопали.

— В нашем полку прибыло, — продолжил старик, потирая усы. Его лицо показалось Рональду знакомым, и он вспомнил: «О, да это же Герберт Уэллс!». — Встречайте юный талант — Рональд Шарп, будущий литературный гений. Он пока ещё не осознаёт этого, но мы талант видим заблаговременно. Не за горами время, когда ваше имя, молодой человек, увековечит история. С нетерпением будем ждать ваши шедевры. Пожелаем же молодому писателю вдохновения и терпения на нашем нелёгком поприще!

Под бурные аплодисменты присутствующие подняли пустые бокалы и пригубили их.

— Юное дарование, — к Рональду обратилась дама в годах — в которой он узнал Агату Кристи. — Пригубите, не стесняйтесь. Они наполнены прозой. Отпейте, и вы почувствуете вкус вдохновения.

Рональд поднял бокал, сделал глоток воздуха. И правда, он почувствовал незнакомый, но необыкновенный запах и вкус — Литературы.

— Вы все тут — писатели? — спросил Рональд у мужчины, похожего на Джонотана Коу.

— Мы все здесь — братья по перу: поэты, писатели, переводчики. С этого края стола те, кто недавно ушли от вас. Туда дальше, — он указал в бесконечную даль, — сидят литераторы девятнадцатого-двадцатого веков. В конце восседают древние гении пера. Там я никогда не был, дойти нет сил. Но Шекспира видел, разговаривал с ним.

— А я позавчера общалась с Джеффри Чосером, — присоединилась к разговору мужчин Донна Тартт.

Рон, ошеломлённый таким количеством знаменитостей, стал рассматривать остальных, и — боже, не может быть! — узнал Мориса Дрюона, а рядом с ним — Теодора Драйзера; за ними — Кена Кинзи в ковбойской шляпе, а ещё дальше — Бредбери, Маяковского, Цвейга. Вскоре некоторые знаменитости стали танцевать под весёлую музыку вальсов Штрауса: Достоевский с Маргарет Этвуд, Бернард Шоу с Банана Ёсимото. У стеллажей, перелистывая книги, стояли Халил Мутран, Рабиндранат Тагор, Тургенев, Габриель Рухумбика, Габриэла Мистраль.

Рональд поднялся, прошёл вдоль стола, здороваясь с остальными классиками.

— Талантливый юноша, — похвалил Рональда Джонотан Свифт, обращаясь к Пушкину, — потрясающий стиль. А какой слог! У-ух, зачитаешься.

— Умён юноша, — согласился русский поэт.

Чем дальше Рональд проходил вдоль стола, тем более яркие личности представали перед ним: Дефо, оба Дюма, О′ Генри, Ломоносов, Азимов. С каждым классиком Рональд перемолвился словом. В его честь они поднимали бокалы, наполненные Поэзией и Прозой. Ото всех он принимал поздравления, слова восхищения к его ещё не раскрывшемуся таланту. Все высказывали своё почтение к его творчеству, и прочили ему — будто видели будущее — великие Литературные произведения, которые он создаст.

— Почему — я? — спросил Рональд у группы писателей 19 века.

Горделивый Лев Толстой, поглаживая седую бороду, окатил Рональда строгим взглядом, и ответил, посчитав, что юноша адресовал вопрос ему:

— Мы каждый день устраиваем банкет по случаю рождения нового таланта. Да, пока ты мало создал, но мы уже видим твои возможности. Сдаётся, ты и мне дашь фору, переплюнув мою «Войну и мир». Наша задача вычитывать новые тексты, открывать миру талантливых авторов. Каждый из нас когда-то впервые побывал на банкете. Коли ты приглашён сюда, значит, — ты достойный кандидат, и заслуживаешь великой чести пополнить ряды мировой Литературы. На рассвете, когда ты уйдёшь, мы сдвинем столы, освободив место для будущих гостей. И продолжим пир следующей ночью.

Рональд покинул банкет ранним утром. Выйдя из библиотеки на улицу, он некоторое время стоял на крыльце, ошеломлённый. Город ещё спал. Жизнь шла своим чередом. Кроме...

Кроме сладкого послевкусия, которое оставалось после банкета во рту и в душе; и ещё какого-то необычного, но до боли знакомого ощущения счастья — то им овладело дурманящее чувство прекрасного, имя которому — Вдохновение.

Он не стал вдаваться в подробности: рассуждать, что с ним приключилось, и был ли то сон? Его наполнило ощущение собственной значимости, он почувствовал неожиданный прилив сил; и, подпрыгивая, как ребёнок, счастливый молодой писатель Рональд Шарп — будущий великий прозаик — помчался домой. У него возник замысел грандиозного романа.

Творческий процесс начался.

К О Н Е Ц

Другие работы автора:
0
11:02
303
11:54
Оставив пир для наших будущих гостей.

мне почему-то показалось, что если тут убрать слово «наших», то ритм будет стройнее.
К его изумлению, во всех окнах библиотеки горел свет.

что именно его изумило? Он уже оделся соответствующе, то есть принял факт банкета. Он шёл на банкет и вдруг изумился факту банкета… я вот о чем)
Рон, ошеломлённый таким количеством знаменитостей, стал рассматривать остальных, и — боже, не может быть! — узнал Мориса Дрюона, а рядом с ним — Теодора Драйзера

то есть Герберт Уэллс и Агата Кристи не сильно удивили, а Морис Дрюон и Драйзер — Боже, не может быть? Он в изумлении? Стилистически не очень здесь.
Чем дальше Рональд проходил вдоль стола, тем более яркие личности представали перед ним: Дефо, оба Дюма, О′ Генри, Ломоносов, Азимов.

более яркие чем кто? Дефо ярче Драйзера или Уэллса. Как именно вы классифицируете здесь яркость? То есть для героя Ломоносов более значим, чем Шоу? Тоже не очень читается.
13:12
Познавательно и мило. А не «снедаемый любопытством»? Я, кажется, видела такое словосочетание.
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Другие публикации