​Google и Сусамбиль

Еда для него была больше чем пища. Это всегда было приключение. Простая, даже аскетичная кухня, принятая в его семье, научила улавливать тончайшие оттенки вкуса. По аромату готового блюда он мог определить свежесть продуктов, время приготовления, а иногда даже пропорции ингредиентов. Медленно пережевывая, как учил покойный дед, он совершал путешествие из тарелки к прилавку, и дальше в страну, где продукт был собран. Помидор из обычного летнего салата мог пригласить его в гости на свою Родину в солнечный Азербайджан или Иран, где смуглые мужчины пахнущие пряностями с неожиданной нежностью рыхлили почву, любуясь большими сочными плодами своего труда. Но иногда он приводил в мрачную подмосковную теплицу и жаловался на отсутствие солнца, чрезмерные химические подкормки, гербициды и тоску по сорнякам. Курятина, почти всегда, была уныла, и безрадостна. Марк полагал, что такую печальную пищу есть нельзя. Но иногда, из деревни или с фермерского рынка, приносили счастливо прожившую курицу, которая радовалась свободе утра, червячкам и даже роману с ветренным петухом, она была жесткая и вкусная. Тогда аромат куриного бульона густым, легким и гармоничным облаком заполнял кухню, как 16 соната Моцарта до мажор наполняет сердце надеждой. Еда научила его тому, что жизнь во всем своем многообразии самое изысканное блюдо, хотя, и вредное для здоровья.

Сегодня, на голодный желудок, все было еще интереснее. Хозяйка добавила в мясо драгоценный зеленый кардамон, совсем немного, но каким мощным аккордом он звучал в этой симфонии свежей говядины, не знавшей гормональных прикормок, и любившей сладкий июльский клевер, таджикского лука, от которого доносился пыльный жар степи, сочной краснодарской моркови. Картофель, поданный на гарнир, наряженный в классическую композицию из настоящего сливочного масла, мелко нарубленного чеснока и укропа, как строгий учитель, успокаивал расшалившихся талантов жаркого. .

Вокруг стучали ложки, некроманты-веганы ворчали, выбирая овощи, смиряясь с маслом. Это позабавило Марка, голод заставит есть все, что дадут, а дальше втянутся. Дурацкая мода на вегетарианство и веганство противоречила основам человеческого организма и законам природы. Конечно, человек всегда бросал вызов предопределенности, но зачем же делать это за свой счет?

Свежий воздух и труд заставили многих забыть о принципах правильного питания, а дурманящие ароматы сытной трапезы вспомнить о здравом смысле.

Неспешные насыщенные беседы, звучавшие вокруг, напомнили ему о скором окончании обеда и расставании с едой. Марку пришлось отложить основное блюдо, что бы попробовать дразнящий ванильно-коричный десерт, который оказался банальным рулетом с маком.

Учительский стол бурлил спором, бесполезным и предсказуемым. Немой вздыхал внутреннему монологу. Рюдзин булькал, делясь впечатлениями о новой книге под завистливо-восхищенные вопросы Малыша. Огненные подтрунивали над ними. Ада что-то мычала Маше, как дудук горам. Обычный никчемушный треп убаюкивал.

Наконец, стали расходится и Марк поспешил со всеми, он не мог пока передвигаться по дому один, слишком много лестниц и незнакомых поворотов.

Наконец добрался до своей комнаты и остался один, в тишине. Марк достал скрипку. Они встретились жадно, как любовники в романах про войну. Торопливая настройка, как легкий петтинг, и скрипка запела композицию мальчишеской души. Сейчас несложную, скорее мажорную, внушающую надежду. Если бы его слышали, то улыбались и хмурились, наполнялись силами и вдохновением, эта музыка могла бы толкнуть на немедленный подвиг. Он всегда играл пустоте, ибо был не готов нести ответственности за чужие поступки: подвиги, самоубийства или безудержную слепую радость. Его исполнение всегда на что-то толкало людей, бывало выталкивало совсем.

Сусамбиль

Она не стремилась участвовать в общих беседах. Ее никто и не звал. Все-таки уродство надежно оградило ее от людского любопытства. Это позволяло находиться где угодно и оставаться незамеченной. Она наблюдала, слушала, запоминала, а ночами анализировала, сортируя факты по полочкам бездонной памяти. Складывалась комбинация замысловатая, но не сложнее табора. Люди везде люди.

Выделялись несколько групп. Самая большая группа состояла из тех, у кого не было явных травм и увечий, но они были наиболее уязвимы. В нее входили и телепаты, чародеи и большинство некромантов, к ним же примкнули огненные и Касьян. Они легко находили общий язык, энергетически были почти равны. Так же ровно успевали по всем предметам, которыми занимались. Правда, в последнюю неделю телепаты стали выделяться своими успехами, которые видимо были результатом дополнительной зубрежки, от чего были утомлены и замкнулись.

Оборотни держались на особицу, вполне довольные обществом друг друга. Тем более интеллектуально они пока не дотягивали до нормы. Она заметила, что за последние месяцы зверята неожиданно выросли, их речь стала богаче, мимика и жесты спокойнее, а поведение адекватнее. Серый не торопил их обращение, почему то…

Три вундеркинда: Немой, Гугл и Ваня. Были сами по себе. Ваня вечно задумчив, погружен в себя или альбомы. Немой наоборот, наблюдает за всеми и что-то вечно записывает. А вот поведение Гугла было разным, обычно он был собран и сосредоточен, куда-то торопился и опаздывал, ночью играл на скрипке тоскливые композиции, от которых иногда хотелось повеситься. Она специально залезала на стол что бы послушать через окно  мелодию прошедшего дня. Но в столовой его поведение становилось действительно увлекательным. Раньше он очень вдумчиво ел, по его лицу можно было понять, как много информации он получает от еды, но последнее время, он всегда встревожен и прислушивается к чему-то сквозь шум голосов и звона посуды.

В одну из ночей она увидела, как Оксана шла в темноте вдоль бассейна, а потом пропала за постаментом, на котором каждый вечер вещал кот. Девушка очень подурнела, глаза и кожа покраснели, постоянно намазана жирными кремами кожа блестела, потрескалась и выглядела неопрятно. Оксана, Рюдзин, Маша, Адамина и она сама составляли группу нелюдей. Их сторонились остальные, или они сами старались избегать контактов. Между собой они тоже мало общались. Каждый, рефлексировал свое убожество в одиночку. Сусамбиль было смешно наблюдать за страданиями Рюдзина и Оксаны, за их мечтательными взглядами на вечно воркующих чародеев. Она сама никогда не была частью человейника и спокойно, даже с гордостью, переносила одиночество. Но последнее время, ей захотелось стать ближе хоть с кем-то. К сожалению, она не умела налаживать отношения, да и не понимала, зачем ей это надо.

В Маше вроде ничего такого необычного не было. Но Сусамбиль отчетливо читала в ней нечеловеческое. Даже больше - неживое. Но при этом из Маши лилась жизнь и радость существования, рядом с ней становилось спокойно и хорошо. Но Маша, как все они, избегала людей и была близка только с Рюдзином.

Пришла пора отправляться в библиотеку. Накопились вопросы, на которые она ответить не могла, а ей было очень надо:1. В кого превращается Оксана? 2.Кто такая Маша?

Но с ответами на эти вопросы пришлось подождать. В библиотеке она встретила Дворецкого. Тот сидел на полу, схватившись за голову, над толстенным фолиантом страницы которого были заполнены рисунками и схемами, рядом горел светильник. Зрелище это было завораживающим: в небольшом кругу света лампы в позе отчаянья сидел долговязый парень, а вокруг тьма и книги. Тьма книг. Она увидела, как избыток информации поглотил человека. Знание, конечно, свет в ночи невежества, но как тёмен океан знания, когда твой ум не подготовлен к его глубинам. У Дворецкого наблюдалась кессонная болезнь. Он утонул. Пришлось отложить свои дела и спасать утопающего. Она подошла к нему легонько дотронулась до плеча. Дворецкий вздрогнул, вырванный из забытья и поднял на нее глаза:

-Что?- спросил он раздраженно.

«Что-что, ничего. Как я тебе отвечу?» он не читал мыслей, а она не умела их передавать. Разговор немого с глухим. Она ткнула пальцем в книгу и вопросительно посмотрела.

-Ты что-нибудь знаешь о яйцекладущих волшебных существах?

Она пожала плечами и задумалась. Потом написала на его ладони: « Птицы?»

-Все равно,- он с надеждой глянул на нее..

Она молча поднялась и отправилась сначала к каталогу, а затем в секцию птиц. Она знала только одну волшебную птицу. Нашла пару свитков и принесла ему и хотела уйти, но он схватил ее за руку:

-Подожди пожалуйста,- он торопливо развернул пергамент и руки его затряслись. В самом начале красовался рисунок яйца со странными круговыми узорами. Дворецкий узнал рисунок и вскочил.

-Но как??? Как ты сразу нашла? Это же так очевидно!!

Сусамбиль только пожала плечами. А он шагнул к ней, крепко обнял ее и чмокнул в щеку. Она просто остолбенела. Ее окутал густой запах молодого мужчины. Жар затопил грудь и голову, поцелованная щека горела. Никто в жизни, кроме Вадомы, не прикасался к ней. Мужчины табора, как правило, отводили глаза, в лучшем случае жалостливо улыбались. Своим объятьем он словно расколол скорлупу, которая надежно защищала девушку от волнений, но не давала вздохнуть полной грудью. Теперь она часто дышала, словно вынырнула из воды и не могла надышаться.

-Что с тобой?- он заметил ее волнение.

Она выставила перед собой руку, давая понять, чтобы он не подходил и оставил ее в покое. Парень удивился, пожал плечами, сбивчиво поблагодарил еще раз и ушел, теперь обнимая драгоценные свитки. А она осталась в темноте, одна, пытаясь успокоить новое сердце, которое настукивало в грудную клетку ритм внезапной первой любви.