Сиротка

Я протянул было руку к двери, когда дежурный офицер, стажёр-полицейский  Джейкоб Паттерсон, перегнувшись через барьер, окликнул меня:

— Сержант, убийство на углу Газовой и Стрит.

— Спасибо, Джейк, на сегодня мне хватит крови. Мой рабочий день закончен.

— Детектив Флитвуд, он просил, чтобы вы непременно приехали. Обязательно, сэр. Он сказал, что дело мерзкое.

— Отлично, Джейк. — Я возвратился к стойке. — Ты исполнительный парень. Каждое утро ты с гордостью надеваешь свою форму и начищенные до блеска сапоги и едешь в участок, где сидишь за этой стойкой совершенно довольный собой. И, конечно, ты мечтаешь стать детективом в отделе преступлений против личности, желательно сразу, а не через годы работы патрульным на улице. Поверь мне, Джек, лучшего места, чем-то, которое ты занимаешь сейчас, тебе не найти нигде. Поэтому держись за него, вцепись в стул руками и ногами и не дай себя обмануть лживому бюрократу из кадровой службы. А если тебе снова позвонит старина Флитвуд, скажи ему, что я уже ушёл. Понял меня, сынок?

Джейк кивнул головой.

— Запомни мои слова хорошенько, — сказал я ему на прощанье. — Больше тебе никто ни о чем таком не скажет. Повернувшись, я направился к двери, но неугомонный стажёр окликнул меня:

— Сержант Вик, детектив Флитвуд…

— На проводе, — раздражённо сказал я в трубку.

— Вик, — Флитвуд говорил, слегка растягивая гласные. Типичный говор деревенщины-южанина. — Где тебя черти носят?

— Да так, — отвечал я, — мотался по разным местам. То здесь, то там. А теперь я иду домой. Устал.

— Понимаю, — Флитвуд никак не мог забыть свою боевую юность, проведённую на интендантских складах Корпуса морской пехоты. — Придётся тебе задержаться, сержант. Грязное дело, Вик.

— Позвони лейтенанту Грейси, Рикки. У него как раз началось ночное дежурство. Шесть минут назад.

— Нет, Вик, — как-то задушевно и по-панибратски сказал Флитвуд. Нехорошо так сказал. — Вот лейтенанту я как раз звонить и не буду. Я тебе позвонил, сёрч. Приезжай немедленно, Вик.

— Ладно, приеду, — сказал я и положил трубку. — Забудь, что я тебе только что говорил, малыш. Тебя больше никто и ничто не спасёт.

— И вам до свиданья, сержант-детектив, — улыбнулся Джейк и обратился к своим пультам и мониторам, расставленным по дежурке. Он был богом и повелителем киберпространства, мастером и демиургом-создателем, он был совершенно из другого мира, ухоженный, чистый и непонятный. Зачем ему понадобилась наша грязь и безысходность, смешанная с запахом застоявшейся мочи и свежей блевотины? Ладно, всё это лирика, нервы и хронический недосып, усугубляемый крепкими алкогольными напитками. Компьютеры — к чёрту. Унылые трудовые будни продолжаются.

…Кем были папарацци в те седые от древности времена, когда и самого слова такого ещё не придумали? Вопрос с подковыркой. Ответ простой. Они были репортёрами уголовной хроники. Стервятниками жареных новостей, с мерзким клёкотом слетающимися на запах свежей крови.

Скандалы, убийства, грабежи, похищения, бытовые ссоры, аварии, террористические акты, многомиллионные аферы и мелкое жульничество: ни что не ускользает от их жадных до сенсации взоров. Они повсюду: шныряют под ногами, толпятся за полицейским ограждением, предлагают взятки, шельмуют, умоляют, упрашивают, неопределённо угрожают, сально ухмыляются, сдвигая шляпы с мятыми полями на затылок, бросаются к свидетелям и потерпевшим, тычут в лица диктофоны, расталкивая себе подобных локтями, протискиваются поближе к месту преступления, исступлённо щёлкая фотоаппаратами, орут и матерятся.

Шакалы продажного пера, облезлые газетные гиены, прожжённые кликуши-падальщики, сборщики вонючих новостей. В сладких опиумных грёзах они представляют себя на гламурных вершинах, среди избранной публики, аристократами духа, в реальности же они прозябают в нищете и безвестности. Дешёвое виски, дешёвые сигареты, дешёвые меблированные комнаты, вроде тех, что расположены в доходном доме, перед которым они столпились — вот их удел и их повседневность. И дешёвые женщины, мало отличающиеся от уличных проституток, меркантильные, склочные и скаредные потаскушки, продающие естество за дешёвые побрякушки. Сволочная компания.

Я скромно припарковался у обочины и минут пять с любопытством наблюдал за галдящим бродячим цирком, вольно раскинувшим свои шатры на другой стороне улицы. Вся труппа была в сборе. Толпа репортеров шумела и колыхалась, стараясь прорвать полицейское оцепление. Карета скорой помощи, тревожно мигая проблесковыми маячками, приткнулась рядом с пожарной тумбой. Патрульные машины шипели и плевались неразборчивыми фразами, доносящимися из динамиков включённых на полную мощность полицейских раций. Дурная привычка, давить клавишу звука до упора. И, кажется, неистребимая. Лимузин шефа городского Управления общественной безопасности, блестя лакировкой антрацитово-чёрных боков, скромно пристроился за фургоном парамедиков. И только парни из Службы федерального коронера с огромными буквами «ФК» на спинах тёмных форменных курток сохраняли в этом сумасшедшем зоопарке непробиваемое спокойствие, местами граничащее с полным пофигизмом. И правильно, с чего бы им суетиться? Торопиться им было некуда.

Докурив не спеша сигарету, я выбрался из машины и ленивой походкой направился к подъезду, для маскировки прикинувшись случайным зевакой, пожелавшим ближе взглянуть на причину всего этого шума и гама.

— Сержант Хаммонд! Вик Хаммонд! — раздался вдруг насмешливый голос и свора голодных газетчиков разом повернула головы в мою сторону.

— Никаких комментариев! — предупредительно воскликнул я, отрицательно махнув рукой. Репортёры наперегонки рванули ко мне.

— Без комментариев! — рявкнул я, угрожающе выставляя кулак им навстречу. Куда там. Останавливать криком почуявших свежую кровь кровососов все равно, что чайным ситечком отпугивать цунами. Волна алчущих новостей газетчиков накатила, накрыв меня с головой. Я уперся покрепче ногами в асфальт, сдержав корпусом первый натиск и рванулся к спасительной ленте ограждения, пробивая себе путь сквозь строй наперебой вопящих репортёров с помощью локтей и кулаков.

Офицер в оцеплении участливо приподнял ленту. Я проскочил за ограждение, оставляя разочарованно галдящих газетчиков у непреодолимой для них преграды.

— Сержант Хаммонд, — знакомый голос заставил меня оглянуться.

— Какого чёрта… Сказано же, никаких интервью…

— Читатели «Воскресного Ежедневника» имеют право знать, что здесь случилось, сержант.

Тощий писака в нескладно сидящем сером костюме, благожелательно поблескивая линзами очков, выжидательно занёс ручку над раскрытым блокнотом.

— А, Ленни Шенкман, мелкий прыщ, завистливый мерзавец, блудливая ты скотина…

— И мне приятно с вами встретиться, сержант.

— Без тебя ночь была бы куда приятнее.

Шенкман тонко улыбнулся.

— Работа, сержант Хаммонд, вы же сами знаете. Итак, что вы можете сказать по поводу произошедшего?

— Вали отсюда, Ленни, сегодня тебе ничего не обломится.

— Благодарю вас, сержант. Доброта ваше сердца и мягкий характер…

— Смотри, Ленни, как бы ты не узнал широту моей души. Я отходчив, но не сразу. — Присмотри за ним. — Я указал полицейскому на Шенкмана. — Та ещё сволочь.

— Можете забыть о нём, сэр, — кивнул офицер. Шенкман мелко хихикнул и отступил в толпу.

Исторически Газовая и Стрит были самыми первыми улицами в городе. В те далёкие и суровые времена на месте города располагался Базовый лагерь терраформистов и косморазведчиков, или БТ. БТ — это Базовая Точка. Так на жаргоне первопоселенцев назывались посёлки, возникавшие рядом со стационарными космодромами. По большей части стихийно. Космодромы были редкими островками цивилизации, имели хорошо развитую инфраструктуру, всегда нуждались в рабочих руках и обладали налаженной системой безопасности. Бесценные качества для неосвоенных ландшафтно ре-формированных планет. Работа и защита, вот в чём прежде всего нуждались люди в новых, неисследованных мирах.

Нынче всё по-другому. Космодром перепрофилировали в городскую свалку, а прежний посёлок, Базовая Точка, превратился в трущобы, пристанище воров, шлюх, сутенёров, бездомных и прочего отребья, сползающегося сюда со всех концов города.

Да, прошлое у Газовой и Стрит было героическим. Центральная улица, в просторечии Стрит, пересекала деловой центр бурно разрастающегося посёлка. По своему значению для колонистов она превосходила знаменитую Уолл-Стрит земного Нью-Йорка, а Газовая, или Степная, была улицей-трудягой, по которой нескончаемым потоком, и днём и ночью, сотрясая окрестности, шли грузовые тягачи. От космодрома к складским терминалам, и обратно. Пустые и нагруженные под завязку. Натужно рыча мощными двигателями. Выбрасывая из широких, вертикально поднятых выхлопных труб струи сизого дыма. Свое второе название она получила от перевозимых цистерн для заливки в танки звездолётов жидкого кислорода и инертных газов.

Дом так же был из тех старичков колониальной серии, легкосборных многоэтажек, модульной конструкции, невзрачной утилитарной-офисной архитектуры, превращённый с годами в полупритон-полугостиницу.

Задрапированный пенофлатовым декором под пошлый ампир фасад, с пузатыми амурчиками по краям наличников, дующими в витые флейты, с затейливо разбросанными пухлыми малышами-купидонами, натягивающими тетивы крутобоких луков, с греческими амфорами в сочетании с цветочными розовыми гербариями и пузатыми вазонами, венчающими проржавевшие водостоки, нагонял отчаянную тоску и настоятельно требовал посшибать всю эту заплесневелую красоту к чёртовой бабушке.

Консьерж, небритый парень с немытыми патлами, висящими сальными сосульками, окинул меня равнодушным взглядом и вновь уставился в экран плоского визора, висящего на стене. Я поднялся по пустой лестнице, минуя непривычно пустые и тихие коридоры этажей. На пятом мне встретился редкий жилец, полусогнутой испуганной тенью скользнувший к себе в квартиру. Зато на шестом было шумно и весело.

Начальство твёрдо установилось в прямоугольнике света, льющегося из дверного проёма. Шеф управления, окружной прокурор, чин Федеральной службы расследований и комиссар, нервно вытирающий платком потеющую шею. Флитвуд скромно уместился на пятачке, в пределах видимости боссов с видом опытного гида, в любой момент готового дать необходимые пояснения. Комиссар выглядел бледно, шеф казался мрачным, прокурор непричастным, а специальный агент делал вежливое лицо, сквозь которое явственно проскальзывало язвительное удовлетворение. Парочка дюжих санитаров подпирала косяки, с любопытством заглядывая в комнату.

— Добрый вечер, господа, — сказал я, приподнимая шляпу.

— Хаммонд, почему так долго? — комиссар провёл платком по мокрой от испарины шее.

— Извините, комиссар, — я кивнул Флитвуду, поздоровался за руку с агентом, почтительно пожал ладонь прокурору и обменялся взглядами с шефом. — Задержался на улице.

— А-а-а, понятно. Флитвуд, введите сержанта в курс дела.

— Привет, Эрни. Ну, показывай, что здесь случилось.

— Привет, Вик. — Флитвуд грустно вздохнул. — Пойдём, увидишь всё сам.

Она лежала на полу у кровати, в длинном тёмно-синем вечернем платье, усыпанном серебряной пылью. Платье цвета поздних сумерек, так она говорила. Туфли на высоких каблуках, под цвет платья. Правая соскочила с ноги, у левой был обломан каблук. Миниатюрная сумочка была отброшена к тумбочке. Правая ладонь сжимала пустую трубку парализатора. Её пшеничного цвета волосы скрывали лицо, но ни мне, ни Флитвуду, ни работающим в помещении криминалистам управления не надо было заглядывать в лицо, чтобы сказать, кто лежал на грязном полу спальни в квартире под номером 616. Эвелин Грэйс Келли, белокурая барби, малышка Эвелин. Жена лейтенанта Грэйси, начальника отдела по борьбе с преступлениями против личности городского управления Колониальной полиции CN (Сообщества Наций). Моего и Флитвуда непосредственного начальника.

— Такие дела, — невпопад сообщил Флитвуд.

— Да, дела. Я натянул на руку хирургическую перчатку. Разжав пальцы Эвелин, аккуратно вытащил трубку.

— Можно? — запоздало спросил я.

— Умгу, — эксперт Броуди на секунду отвлёкся от пристального разглядывания пола и кивнул.

— Гражданский образец, — сказал Флитвуд.

— Точно, — подтвердил я. — Максимальный период воздействия минут пять-восемь. Разрядник одноразовый, не перезаряжаемый. Трубка пуста. Кто-то забрал батарею. Чей он? Её? Отпечатки нашли?

Флитвуд пожал плечами.

— Комиссар приказал ничего не трогать. До твоего прихода.

— Броуди, — окликнул я эксперта. — Ты труп осматривал?

— Умгу, — односложно промычал в ответ Броуди.

— Ну и… — сказал я.

— Я не патологоанатом, — отвечал Броуди, становясь на четвереньки. Кстати, он уже уехал. Сказал, что подробности при вскрытии.

— Что скажешь об этом?

— Пустой разрядник, — Броуди поднялся с колен, подошёл ко мне и взял трубку. — Чей, не знаю. Возможно, Грэйс. Почему унесли батарею, тоже не скажу. Пальчики отсутствуют. Да, вот ещё что. Разрядник использовали против женщины. На шее две характерные красные точки. Сначала ее парализовали, затем убили, после чего вложили парализатор ей в руку. И что самое интересное, Вик… Каким способом её убили… Вот, смотри, — Броуди осторожно убрал волосы.

— Твою ж мать, — я не сдержал изумления. Тонкая титановая спица пронзала висок Эвелин. Точнее, совсем не Эвелин. Абсолютно и без всяких сомнений, не жену лейтенанта Грэйси. С определённого, но трудноустановимого момента. Не жену и даже в некотором роде, не женщину.

— Мать твою, — тупо повторил я.

За спиной сокрушенно пыхтел Флитвуд. Броуди стоял, опустив руки.

— Чёрт его дери, — закончил я предложение. — Сиротка!

— Сам понимаешь, Хаммонд, — многозначительно сказал Броуди.

— Понимаю, Броуди, — сказал я, внимательно оглядывая помещение. — Разберёмся. С кем она встречалась?

— Неизвестно, — сказал Флитвуд, перелистывая страницы блокнота. — Свидетелей нет, а консьерж утверждает, что никого не видел.

— Даже покойную миссис Грэйс?

— Он сказал, что следит за порядком и пожарной безопасностью. Его не интересует, кто сюда приходит и кто отсюда уходит. Главное, чтобы всё было тихо. Это его слова. Кто-то приходил, кто-то уходил. Он сидел и смотрел визор. Спорт, развлекательные передачи. «Кольцо удачи», «Спор на миллион», футбол.

— Кто бы сомневался, — я усмехнулся. — Ничего не вижу, ничего не знаю.

Флитвуд закрыл блокнот.

— Ладно, пойду пообщаюсь с начальством, — сказал я. — А ты, Эрни?

— А я останусь, — сказал Флитвуд, — побуду здесь до конца.

— Тогда до встречи. В управлении, — уточнил я.

— Пока, Вик.

При моем появлении комиссар подался вперед и спросил нетерпеливо:

— Что скажете, Хаммонд?

— Что тут скажешь, сэр, — я достал портсигар. Закурил, затянулся и чуть было не сплюнул под ноги комиссару. — Дрянь дело, сэр. Это сиротка.

— Вы это точно знаете, Хаммонд? — подал голос директор управления.

— Никаких сомнений, сэр. — я покачал головой. — Прежде всего, способ убийства. Титановые спицы — чрезвычайно редкий вид оружия. Можно сказать весьма специфическое орудие убийства. По-крайней мере, я давно с таким не встречался.

— Ну да, конечно, — директор несколько увял. — Я вам полностью доверяю, Хаммонд. Среди нас вы единственный специалист.

— Что верно, то верно, господа. Среди вас я единственный, кто встречался с сиротками. Живьём.

— Сколько лет назад, Хаммонд? — проявился федеральный агент.

— Без малого десять, сэр. Последнюю я видел десять лет назад. И живой, и мёртвой.

— Кто они такие, — спросил директор, — объясните нам, сержант.

— Скорее что, сэр. Внешне не отличимы от людей. Ментально, скорее люди. Или более, чем люди. Первоначальные образцы были киборгами. Мозг человека в машинном теле. Грубо и не эстетично. Потом технологию усложнили. Была разработана синкопа. Синтетический контейнер памяти. Затем создали клон-тело. С разъёмом под синкопу в черепе. Уже лучше, но не слишком. Необходимо было изъять человека, скопировать его память в синкопу и поместить дубликат в тело, которое тоже надо было вырастить из эталонной клетки, взятой у образца. После этого нужно было избавиться от реципиента. Занятие грязное и хлопотное. Однако технология разрабатывалась в том числе и военным ведомством, поэтому с добровольцами, х-м, проблем не возникало. Программа создания идеального солдата путём замещения оригинала абсолютной копией. И бесконечное её воспроизведение. Параллельно с военными эксперименты проводились и гражданскими. Над заключёнными. Смертниками. Всё равно им умирать. Было создано энное количество репликантов до тех пор, пока технологию не улучшили. Кардинальным образом. Теперь никого не надо было убивать. Сверлите едва заметное отверстие в своде черепа и закачиваете шприцем аналог-прототип синкопы из жидкого синтетика. Базовая личность сохраняется и одновременно получает дополнительные, заранее запрограммированные хозяевами свойства. Репликант-заместитель, обладающий сверхразумом, сверхисполнительный и сверхнадежный, ибо сознание само лечит тело.

— И что произошло после?

— Обычное дело, сэр, — я поискал куда-бы выбросить окурок, — нашёлся некто, кто слил информацию весьма влиятельным и чрезвычайно заинтересованным лицам, технология попала сперва в руки грязных подонков, потом получила широкое распространение на освоенных планетах Внешнего Кольца, частью легальное, но в основном нелегальное, а затем оказалось, что представления о мире и своем месте в нём у человеков и у репликантов коренным образом расходятся. Они считали себя новой расой, превосходящей человека во всем и мечтали о новом порядке, в котором обычным людям отводилась роль строительного материала, требующего улучшения независимо от желания последнего. Мы с такой ролью не были согласны и начался вооруженный конфликт, но не явный. Своего рода тайная война, партизанские действия. Мы уничтожали репликантов физически, а репликанты множили свои ряды, переделывая нас. Противостояние длилось чуть больше восьми лет, после чего нам объявили о победе. Официально последнего репликанта, «сиротку» на жаргоне бойцов Агентства превентивной защиты, казнили лет десять назад и я при этом лично присутствовал.

— В общем и целом понятно, Хаммонд, — сказал шеф. — Спасибо за содержательную лекцию.

— Пожалуйста, — я вежливо улыбнулся. Им было понятно, а я терялся в догадках. Какого черта было повторять то, что они и так знали по службе. Шеф и комиссар в рамках юрисдикции, федерал же в подробностях, о которых я даже не догадывался. Несмотря на то, что прослужил в Агентстве шесть с половиной лет и повидал достаточно.

— И всё же, — помолчав продолжил шеф, — может быть нас стараются ввести в заблуждение, направить на ложный след?

— Не исключено, — ответил я. — Однако, вскрытие покажет, — шеф вопросительно вскинул бровь, — кем была убитая. На самом деле. — уточнил я.

— Да, — заметно помрачнев, сказал шеф. Агент улыбнулся уголками губ.

— Цирк, — подумал я про себя, — натуральный цирк.

— Остаётся выяснить, кто сообщит лейтенанту Келли о смерти его жены, — шеф требовательно оглядел окружающих.

— Наверно, придётся мне, — сказал я.

— Да, так будет лучше, — приободрился комиссар, — Хаммонд и Грэйси друзья, — пояснил он шефу.

— Хорошо, Хаммонд. Езжайте сейчас к лейтенанту.

— Слушаюсь, сэр.

Коронеры выносили чёрный прорезиненный мешок. В узком коридоре им не хватило места, чтобы развернуться и они потеснили начальство. Начальство молча посторонилось. Я подождал, пока коронеры донесут свой скорбный груз до лестницы и пошёл следом.

— Титановая спица, — думал я, — оружие боевика под прикрытием, наёмника-убийцы, специалиста-профессионала, без всяких приборов и анализаторов, по едва заметным признакам отличающего репликанта от обычного человека. Кастовый знак и личная подпись одновременно. Специальная подготовка, мастерство перевоплощения, анонимность и полная автономность. Личные дела хранятся под грифом нулевой секретности, людей, имеющих допуск к ним, можно пересчитать на пальцах одной руки, причем сами эти люди засекречены не хуже их подопечных. Типичный глухарь. Полный висяк. Правда, существовала в этом бесперспективном расследовании и оптимистичная сторона. Дело было не в нашей юрисдикции. Хотя иезуитская усмешка федерального агента не сулила ни мне, ни моим начальникам ничего хорошего.

Появление коронеров с телом вызвало среди репортёров настоящий ажиотаж. Прорвав полицейский кордон, газетчики окружили их плотной толпой. Засверкали фотовспышки. Полицейские бросились на помощь, раскидывая озверевших писак по сторонам. От фургона коронеров к месту побоища подтягивалось сумрачное подкрепление, зловеще поигрывая дубинками.

Воспользовавшись суматохой и беспорядком, я незамеченным добрался до своей машины и поехал к лейтенанту Грэйси.

Лейтенант жил в современном небоскрёбе, напичканном электроникой по самую крышу, которая была и не крыша вовсе, а полностью автоматизированная вертолётная площадка. Взлетев на скоростном лифте на пятидесятый этаж, я позвонил в старомодный полифонический звонок. Лейтенант встретил меня на пороге в роскошном белом халате с вензелем корпоративной гостиничной сети «Вест-Майн-Пойнт Голден Игл».

— Здравствуй, Грэйси.

— Вик… Проходи. Ты по делу, или просто решил заглянуть?

— На ночь глядя, лейтенант?

— Что? Ну, да, уже третий час. Можешь говорить громко, Эвелин нет дома.

— Давно?

— Что давно?

— Твоя жена. Отсутствует.

— Не знаю точно. Это имеет значение?

— Грэйси… — я замолчал, не зная как помягче донести до лейтенанта убийственную новость. На языке вертелись казённые фразы, складывающиеся в корявые словосочетания вроде «причинения смерти острым металлическим предметом в височную область». Твоя жена… Эвелин… она уже не придёт, лейтенант.

— Что значит не придёт, Вик?

— Лейтенант, тебе лучше сесть и выпить. Чего-нибудь покрепче.

— Черт тебя дери, Вик. Что ты мямлишь, как школьница, залетевшая от одноклассника. Говори яснее, или проваливай отсюда.

— Лейтенант, твоя жена мертва. Убита. Несколько часов назад. Примерно, между часом и двумя ночи. В доходном доме, на пересечении Газовой и Стрит. Комната 616, — зачем-то добавил я и замолчал.

— Нет, — задумчиво произнёс Грэйси. — Нет. Что она забыла в этом районе, Вик? Зачем вообще там появляться приличной женщине… Одной… ночью… Она сказала, что будет у подруги. Какого чёрта она там делала, сержант? — выкрикнул Грэйси.

— Спокойно, лейтенант, — видеть как сильный и уверенный в себе человек впадает в истерику было для меня неприятно. Словно я подглядывал за мастурбирующей матерью в душе. — Спокойно. Где у тебя выпивка? — я нашел взглядом бар. Сядь, Грэйси, — с нажимом сказал я, заполняя стакан наполовину.

— На, выпей. И успокойся, лейтенант. — Мои последние слова были сказаны напрасно. Лейтенант снова был собран и рассудителен. Только желваки на его скулах перекатывались. Страшно так перекатывались.

— Где она сейчас? Кто увозил её тело?

— Коронерская служба полицейского управления.

— Значит, она в городском морге. Я еду туда.

— Надо позвонить комиссару, Грэйси.

— Комиссару, — лейтенант потёр ладонью лоб, — да комиссару… Позвоню по дороге.

— Лучше сразу, Грэйс.

— Вот что, Вик, — лейтенант шагнул в комнату и остановился. — Будь на связи. Постоянно.

— Не вопрос, лейтенант. Я пойду.

Лейтенант махнул рукой.

Выйдя на улицу, я закурил и набрал номер Флитвуда.

— Кто? — недовольно спросил Флитвуд.

— Норман, узнал? Ты где?

— На своём рабочем месте.

— Отлично. Я подъеду…, минут через сорок.

— Уж постарайся, Хаммонд.

— Уж, постараюсь, — пробормотал я, запихивая пранк{Пранк (быт. жаргон.) — коммуникатор, подключенный и обслуживаемый глобальным оператором мобильной связи «ПНЦК» (Практически Неограниченная Цифровая Коммуникация).} в чехол, прицепленный к брючному ремню.

Я возвратился к месту убийства. Консьерж оставался на своем посту, только не пялился в экран визора, а читал толстый потрепанный том в мягкой обложке, закинув ноги на стол.

Я облокотился о стойку и звякнул звонком вызова. Консьерж нехотя убрал ноги и уставился на меня злобным взглядом.

— Полегче, парень, — я старался выглядеть и говорить миролюбиво. — полиция.

Консьерж увял, но оставался недовольным.

— Кто-нибудь, в промежутке между двенадцатью и часом ночи, проходил мимо тебя, кроме убитой женщины.

Консьерж отрицательно мотнул головой.

— А женщину ты видел? Её-то ты должен был запомнить. Эффектная блондинка, в тёмном платье с искрой и такими же туфлями, в руках сумочка, такая маленькая, дамская…

— Никого я не видел, — буркнул неприветливо консьерж.

— Ответ неправильный, — повторил я застрявшую в памяти фразу. Откуда точно, не помню. Из какого-то старого боевика. Консьерж пренебрежительно, так мне показалось, хмыкнул.

Дальше не было ничего интересного. Я повозил парнишку мордой по столешнице, пару раз стукнул лбом о полированное дерево, дал несколько затрещин и совсем немного постучал книгой, которую он читал, по его же голове. Стандартный набор из арсенала плохого полицейского в отсутствии напарника, играющего роль полицейского хорошего. Сплошное насилие и незаконные методы ведения следствия. Надо отдать ему должное — консьерж оказался парнем крепким и упрямым. Разговорить мне его не удалось. Тогда я устроил небольшой обыск и, после непродолжительного осмотра, нашел, то, о чём так старательно пытался забыть консьерж. Зёрнышко видеокамеры, прикреплённое к корпусу визора, почти неразличимое, похожее на пылинку, приставшую к пластику, снимавшее скрытно всё, происходящее в вестибюле.

— Где рекордер? — угрожающе прошипел я в ухо консьержу, прижатому к столешнице. Он постучал ладонью, показывая на ящик стола. Не отпуская его головы, я открыл ящик. Рекордер лежал на стопке глянцевой порнополиграфии, в куче разноцветных пакетов с презервативами.

— Да ты у нас половой гигант, — восхитился я, зацепляя рекордер за плетёный ремешок. — Это я конфискую, — я ткнул записывающий аппарат в лицо консьержа. Он согласно замычал и попытался кивнуть.

— Ладно, ладно, ты главное не волнуйся, — примирительно сказал я, отпуская голову парня на волю. — Береги нервы и молчи, как молчал. На вот, читай свою книгу.

Консьерж благодарно кивнул и попытался улыбнуться. Я ободряюще похлопал его по плечу.

— Бывай, сынок. И особенно не расслабляйся. У меня могут возникнуть вопросы. После просмотра записи. И я приду опять. Оставив консьержа страдать от неизвестности, я покинул сию скорбную юдоль, печальное пристанище воров и проституток.

Усевшись в машину, я включил запись. Рекордера, несмотря на весьма скромные размеры, поражал чёткостью картинки на маленьком экране и чистотой звука. Сочные цвета и мультиплексная саунд-система в сочетании с видеокамерой, поддерживающей многократное автоматическое зуммирование, съёмку в условиях полной темноты, волновую связь со стойким криптошифрованием на лету и многослойной картой памяти, позволяющей писать информацию без замены носителя в течении лет эдак пяти без перерыва, характеризовали владельца дома как человека богатого и не скупого на траты.

Используя кнопки тегов-закладок, я выделил интересующий меня интервал времени. На экране возник пустой вестибюль и пустынная улица за окнами, слабо освещённая тусклым светом фонарей. Жизнь будто бы остановилась. Отсутствие всякого движения нагоняло скуку до такой степени, что мне на мгновение даже показалось что камера банально зависла, если бы в левом нижнем углу экрана часы не отсчитывали секунды и минуты записи.

Потом тишину нарушил хлопок двери и мимо объектива прошел мужчина, в потертой джинсовой куртке и лоснящихся брюках в частую полоску, заправленных в ботинки с высоким голенищем. Проходя, мужчина оглянулся и я от удивления цокнул языком. Это был Авраам Сеймур, Абрахам Левенштейн, Сэм Левенштейн, — известный контрабандист и оверклокер по кличке Эйб Клокер. Специализирующийся на незаконных поставках разогнанных персональных вычислительных комплексов для хакеров-одиночек и хакерских групп, Эйб Клокер был объявлен в межпланетный розыск и перешёл на нелегальное положение.

Уйдя в подполье, он не только не оставил свой преступный промысел, но и расширил его, завязав деловое сотрудничество с организованной преступностью. Обзаведясь нужными и полезными связями среди преступного сообщества, обретя в лице боссов семей и кланов надёжных (до поры, до времени) покровителей, Эйб Клокер превратился в невидимку, с лёгкостью ускользающего от пристального взгляда закона.

Следом за Клокером, с интервалом в десять минут камера зафиксировала спешащую Эвелин Грейс в своем платье поздних сумерек, торопливо миновавшую стойку консьержа. Движение снова прекратилось и так продолжалось двенадцать минут с четвертью. А затем… Затем на сцене объявились два новых персонажа и я решил больше ничему не удивляться. Потому что на экране неспешно проходили Пат и Паташонок гангстерского мира — Гарри Холидей, «Акула» Гарри и Крис Картер, Крис Дорман Картер, «Шепелявый», «Доберман» Картер — боевики и личные телохранители Бадди «Баобаба» Грэхема, подручного и правой руки Б. Б. Ричланда, Брайна Брайса Ричланда-Харпера, досточтимого Б. Б. Ричланда, (известного в определённых кругах под кличкой «Большой» Брайс Ричланд), главы семьи Харпер.

Объектив проследил их до лестницы и опять развернулся к центру вестибюля. Пауза длилась тринадцать минут сорок шесть секунд. За это время видеокамера пристально фиксировала пустой вестибюль, периодически отвлекаясь на редких прохожих, бредущих мимо окон. Вдруг она резко сместилась влево и показала сбегающего по лестнице Клокера. Контрабандист был чем-то напуган, очень напуган.

Почти до истерики. Он проскочил вестибюль и выбежал на улицу. Я зафиксировал время. Час пятьдесят два по-полуночи. Через две минуты тридцать три секунды из дома вышли Акула и Шепелявый. Невозмутимые и респектабельные. Обычные. Я просмотрел запись до приезда полицейской бригады. Грейс в вестибюле не появлялась.

Я снова позвонил Флитвуду.

— Где ты, Вик? — обречённо спросил детектив.

— Работаю, — односложно ответил я и спросил в свою очередь, — Как узнали о смерти Грейс?

— Был звонок дежурному, мужской голос, явно изменённый. Позвонил по общественной телефонной линии, с автомата, расположенного через улицу от Стрит.

— Когда он звонил?

— Два восемь ночи.

Я прикинул расстояние и время, которое понадобится испуганному человеку, чтобы добежать до телефонного автомата.

— Слушай, Норман. Не в службу, а в дружбу. Сравни по базе голос твоего доброго самаритянина с голосовым отпечатком некоего Авраама Сеймура.

— Сеймура?

— Или Левенштейна, — подсказал я.

— Левенштейна, — вопросительно пробормотал Флитвуд. — Левенштейна… Сеймура… Ага.

— Эйба Клокера, — завершил я за него фразу.

— А он с какого бока в этом деле?

— Ты, Норман, проверь, — посоветовал я Флитвуду, — Я плохого не посоветую.

— Проверю, — сказал Флитвуд. — Хаммонд…

— И ладно… — сказал я. Нажал кнопку отбоя и сразу же набрал номер пранка лейтенанта.

— Грэйс, где ты сейчас?

— Еду в управление. Поворачиваю на четырнадцатую.

— Хорошо. Остановись у закусочной Тьерри и жди. Я подъеду.

— У тебя есть информация?

— Да, но это не телефонный разговор.

— Понял. Жду.

…Грэйси бросил рекордер на заднее сиденье.

— Не факт, — сказал он и оценивающе взглянул мне в глаза. — Я полицейский и ты полицейский, Вик. Эта запись ровным счётом ничего не доказывает. Контрабандист, гангстеры и жена лейтенанта полиции. Что их может объединять? Если это улика, то косвенная. Я в клочья порву мерзавца, убившего Эвелин, но связывать смерть жены с Клокером и пехотинцами Бадди Баобаба?! Скорее всего, их встреча случайна. Трагическая случайность, Вик. Мне легче поверить в любовника, чем в то, что Эвелин была связана с бандитами.

— Может быть ты и прав, — дипломатично ответил я, — может быть. Вполне вероятно, что это была цепь простых случайностей. Звёзды так расположились, или ветер был восточный вместо западного, а может быть, таксист вместо левого поворотника включил по ошибке правый. А может быть и нет. Кстати, часто твоя жена уходила за полночь?

— Чертов ублюдок, — Грэйси ухватил меня за лацкан пиджака. — Она никогда не задерживалась позже двенадцати.

— Даже когда ты пропадал на работе сутками?

Лейтенант промолчал.

— Она не вела себя странно? — добивал я Грэйси вопросами, — особенно в последнее время? Были какие-либо странности в её поведении?

— Что значит странно, сержант? — в интонации лейтенанта отчетливо звенела сталь, — как странно?

— Тебе виднее, Грэйси, — вкрадчиво сказал я. — Мимика, жесты, походка, манера говорить, любимые словечки, одежда, косметика, причёска, поведение, тембр голоса, цвет кожи…

— Волосы она перекрасила на днях, — как-то беззащитно-трогательно сказал лейтенант. — А к чему это?

— Версию одну отрабатываю, — я поправил лацкан. — Что дальше, лейтенант?

— Едем, Вик, обратно, к тому дому. Я хочу побеседовать с ублюдком. Лично.

Увы. Консьерж нам ничего не сказал. Он был безнадёжно мёртв и из правого виска торчала тонкая титановая спица. Грэйси, присев на корточки, дотронулся пальцем до спицы, словно проверяя, существует ли она в реальности.

— Острая, — сообщил он, оборачиваясь.

— Надо думать, — я присел рядом.

— Есть предложения? — спросил Грэйси, вытирая ладонь платком.

— Начинаем трясти Баобаба. Как грушу. Вместе с его братками.

— Клокер?

— С ним сложнее, намного сложнее. Он уже, наверно, далеко от города. Если, конечно, умный. А Клокер у нас мальчик смышлёный. И впечатлительный.

— Следовательно, остаётся Баобаб… Где его искать?

— Ну, это не проблема, — сказал я, извлекая из чехла пранк, — место известное, можно сказать, знаменитое. Клуб «Патагония».

Клуб «Патагония» был заведением респектабельным и закрытым. Держателями акций клуба на паритетной основе были самые влиятельные семьи города. Контрольный же пакет принадлежал некоему Паттерсону Грибту, «Овсянке» Грибту, карлику с несоразмерно большой головой и кривыми ножками. Грибт имел диплом юридического колледжа, считался неплохим законником и был в мафии главным разводящим. В смысле, решал спорные проблемы и устанавливал правила гангстерского поведения.

В общем, он был хранителем бандитских традиций и определителем границ авторитетных «понятий». Клуб был той нейтральной территорией, на которой тихо, по-семейному (без крови и риска быть подстреленным) разрешались споры и рассматривались «предъявы», велись «тёрки» и обсуждались необоснованные «наезды», делились сферы влияния и устраивались всевозможные встречи и сходы. В свободное от дел время зал и номера клуба занимала публика попроще — «Патагония» была любимым местом отдыха гуляющей братвы. Полиция давно точила зубы на Паттерсона Грибта, но ушлый адвокат вёл свой бизнес твёрдо и жёстко, ловко и умело обходя расставленные сети, капканы и ловушки.

— Доброй ночи, — я помахал значком перед носом накачанного охранника.

— Лейтенант Грэйс, — веско сказал лейтенант, огибая охранника, — нам нужен Бадди Баобаб…

— Ордер, — потребовал охранник, оттесняя лейтенанта.

— Заткнись, сволочь, — Грэйси вдавил ствол пистолета в щёку охранника. — Городское управление полиции. Убойный отдел. Где Бадди Баобаб? Здесь?

Охранник утвердительно мотнул головой.

— Мы пройдём, с твоего позволения, — Грейси толкнул охранника к стене. — Благодарю за содействие.

Миновав холл, (Грэйси — демонстративно с пистолетом, я — с раскрытым удостоверением) мы оказались в интимном полусумраке зала. Столики, освещённые стилизованными под свечи электрическими лампами, располагались вокруг подиума, на котором под меланхоличную мелодию крутились вокруг шестов в эротическом танце четыре полуголых девицы.

— Великолепное зрелище, — навстречу нам ковылял вперевалку сам Овсянка Грибт. — Не так ли, джентмены?

— Впечатляет, — мрачно ответил Грэйси.

— Не то слово, — восхитился Грибт. — Настоящее искусство.

— Чему обязаны визитом? — продолжал он, переходя на деловой тон.

— Полицейская операция, — лейтенант как-бы нехотя вернул пистолет в кобуру. Нам нужен Бадди Грэхем, по кличке Баобаб.

— Правая рука мистера Ричланда, — подсказал я.

— Грэхем… — Овсянка задумался. — Боюсь огорчить вас, господа… В настоящий момент…

— В настоящий момент, — сумрачно перебил Грибта лейтенант, — мистер Грибт, в этом заведении находится лицо, подозреваемое в совершении преступления. В настоящий момент, хозяин этого заведения активно препятствует сотрудникам органов правопорядка в их законном праве задержать и допросить подозреваемого. Уточняю специально для непонятливых, мистер Грибт. Подозреваемого в федеральном преступлении. В умышленном убийстве. Что даёт мне возможность, Паттерсон Грибт, вполне официально, провести в твоей вонючей богадельне обыск. Вызвать прямо сейчас следственную бригаду, которая перетряхнёт твой клуб от крыши до подвала. Только представь себе, Паттерсон, что останется от твоего притона после того, как они уедут… И ни суд, ни прокуроры тебе не помогут… Правда, есть и другое решение нашей проблемы…

— Приватный кабинет, на балконе. Лестница слева… — процедил после недолгого молчания Грибт. — И запомни, Келли, с рук тебе это не сойдёт…

— Уже сошло, — лейтенант переложил пистолет в карман плаща. — Идём, Вик.

— Бадди Баобаб, Акула Холидей, Шепелявый Крис, — перечислял я, переходя от трупа к трупу. Все тут. А этот, кажется, ещё дышит…

— Пуля в грудь… и в живот, — Грэйси прощупал шею. Пульс есть, хотя и слабый.

— Пистолет с глушителем, — я задвинул бархатный занавес. Стрелял профессионал. Контрольный в голову.

— Только вот с Акулой промашка вышла, — сказал лейтенант.

— Мы и спугнули, — ответил я.

— Да, скорее всего…

— Заметил? Совсем не похоже… Иной почерк.

— Верно, острые предметы отсутствуют…

— Как он?..

— Совсем плох. Кончается…

Акула дёрнулся, захрипел. В горле его забулькало, он закашлялся. На губах проступила кровавая пена.

— Холидей, ты меня слышишь? Посмотри на меня. Кто это сделал? Ты видел его в лицо?

Акула уставился бессмысленным взглядом в потолок. Его глаза постепенно теряли живой блеск, угасали и стекленели.

— Холидей, отвечай! Кто это был?!

— Бесполезно, Грейси. Он уже ничего не скажет…

— Отходит… Сволочь…

Губы Холидея дрогнули, зашевелились. Акула поскрёб пальцами пол, привлекая внимание лейтенанта, зашептал едва слышно. Грейси наклонился, напряжённо вслушиваясь в шёпот умирающего гангстера. Холидей хватанул ртом воздух, захлебнулся, выдохнул со всхлипом и повалился на бок, оставляя на тиснёных тканевых обоях неровную тёмную полосу.

— Сдох, мерзавец. — лейтенант брезгливо вытер ладони о скатерть. — Пошли отсюда, Вик… Порадуем Овсянку.

— Надо сообщить Флитвуду…

— Пусть Грибт сообщает. Это его территория и его проблема. Большая проблема.

Мы спустились по лестнице. Грибт ждал нас в зале.

— Всё в порядке, офицеры?

Грейси усмехнулся.

— Не жалуемся, Паттерсон. А вот тебе не повезло, Овсянка. Огнестрел. По всем признакам — заказной. Три трупа наверху у тебя, Грибт. Ещё тёпленькие. Так что, вызывай наряд. Овсянка… — И довольный лейтенант хлопнул опешившего Грибта по плечу.

— Вляпался сволочь, по самое не хочу, — сказал лейтенант, прикуривая. — Отработают теперь Овсянку по полной программе, от и до.

— Черт с ним, с Грибтом. Что нам делать?

Грейси щелчком отправил недокуренную сигарету в полет.

— Поехали. Промзона восемь, ангар двенадцать.

— Место пустынное, — сказал я. — Заброшенное.

— Акула порекомендовал, настойчиво… — лейтенант захлопнул дверцу. — Рули, сержант. А я вздремну, пожалуй.

…Я заглушил мотор в метрах пятидесяти от проволочной ограды. Лейтенант достал пистолет.

— Фонарик в бардачке.

— Тогда я иду первым, сержант. Держись за мной. Если что…

— Стреляю на поражение.

— Сразу и не раздумывая. Ну…

— К чёрту, лейтенант.

— Значит, идём и осматриваемся…

— Медленно, неторопливо и методично…

— Пошли…

Двенадцатый ангар, обнаруженный после получасовых блужданий среди разнообразного хлама и куч погнутого и покорёженного металла, судя по узкой полоске света, пробивающейся из неплотно прикрытого створа ворот, был вполне обитаем. В отличии от остальных двадцати шести кирпичных и дюралевых складских зданий. Лейтенант выключил фонарик.

Стараясь не шуметь, он откатил створку и бочком протиснулся в ангар. Я последовал за ним. Ангар был пуст, только в дальнем его конце возвышалась стена, сооружённая из поставленных друг на друга ящиков и средних размеров контейнеров. Некоторые их них были упакованы в серебристую металлизированную плёнку. Там же, над отгороженным ящиками закутком пылали и плавились голубоватым ярким светом ксеноновые лампы. Лейтенант предостерегающе вскинул ладонь, сжатую в кулак. Повинуясь его сигналу, я остановился. С минуту мы не двигались, напряжённо вслушивались в тишину, затем Грейси просигналил: «Вперёд!». Короткими перебежками мы достигли закутка. Лейтенант молча заскочил внутрь, я прыгнул следом.

Эйб Клокер, сидящий за компактным хакерским терминалом, смотрел на нас отрешённым взглядом, второй, бывший в закутке, стоял, повернувшись к нам спиной. Грейси целил ему точнёхонько в аккуратно и коротко стриженый затылок.

— Опустите пистолет, лейтенант Келли, — сказал второй, разворачиваясь.

— Прачетт, — яростно произнёс имя второго Грейси.

— Мэдсон Прачетт, — поправил лейтенанта второй. — Признайтесь, Хаммонд, удивлены… «Разрази меня гром, это вы-ы!!» — вскричал он ужасным голосом…» Кстати, детектив, это вас также касается… Уберите ствол…

— Почему её, Прачетт? — лейтенант переместился вправо от второго.

Держа в поле зрения всех участников разворачивающейся на моих глазах мизансцены, я шагнул назад. Мой пистолет, как и пистолет Грейси, был направлен в бетонный пол: «Мэдсон Прачетт — вот как звали федерального агента.»

— Почему она, для чего она, зачем же она… — передразнил Прачетт лейтенанта. — А потому, Келли, что ты и твоя жена, мне больше неинтересны… Увы. Вы мне стали не нужны, Келли… И я подумал, почему бы не начать с твоей белокурой сучки… Знаете, Хаммонд, ведь Келли в этом деле не случайная жертва… Он увяз в дерьме по самые яйца… Лейтенант Грейс Келли — соучастник. Как и его покойная жёнушка. Как и остальные, присутствующие здесь. Конечно, исключая вас, Хаммонд. Хотя, если разобраться…

Краем глаза я следил за лейтенантом. Незаметно для увлечённого собственной болтовнёй Прачетта, Грейси занял оптимальную для нападения позицию. Вот он на секунду расслабился, задержал дыхание, молниеносно вскинул руку и…

И выстрелить Грейси не успел. Прачетт опередил его, на доли секунды, на проклятые доли секунды. Он вдруг будто растворился в воздухе и возник по эту сторону стола, проявился напротив лейтенанта, отбил руку с пистолетом влево от себя и вонзил в глаз Грейси титановую спицу с такой силой, что пробил кость черепа сзади насквозь.

— Продолжим, — удовлетворенно хмыкнул Прачетт, поворачиваясь ко мне. — Садитесь, мистер Хаммонд, и положите ваше оружие перед собой так, чтобы я его видел.

— Отлично. — Прачетт обошёл стол, и встал напротив меня. — Отлично, детектив. Исполнительность есть залог взаимного доверия.

Агент снял куртку. Признаюсь, это была не первая неприятная неожиданность, случившаяся за ночь, но точно самая неприятная из всех неприятных. На Прачетте была особая портупея, о которой я часто слышал в своём прошлом, но никогда не видел. Называвшаяся жаргонным словечком «сбруя», она позволяла носить восемь скорострельных тридцатизарядных пистолетов, размещавшихся в открытых кобурах: четыре на поясе, два — под мышками, и два — на спине. Такая портупея имелась исключительно у боевиков Агентства. Прачетт был боевиком-наёмником.

— Если разобраться, — заговорил Прачетт, наслаждаясь произведённым эффектом, — мы с вами, Хаммонд прочно повязаны… общим прошлым. Следовательно, в какой-то мере, и я, и вы, сержант, тоже соучастники. Согласны с такой постановкой вопроса, личный номер 725433?

Прачетт жестом фокусника развернул ко мне экран терминала:

— Пауль Виктор Хаммонд, возраст 39 лет, место рождения: Земля, образование: средне-специальное, школа Колониальной полиции Сообщества Наций, Грейсборо, Канада. Повышение квалификации: интернациональная школа Колониальной милиции, город Вятка, Россия, служба… служба… служба… ничего выдающегося… неинтересно… рутина… Ага, вот… Очередное повышение квалификации: курсы поведения в экстремальных условиях. А, встрепенулись, Хаммонд? Забили копытом?! Знакомое словосочетание, не правда ли? Теория и практика индивидуального и массового террора, саботаж, диверсии, особые методы ведения боевых действий, контртеррористическая деятельность, создание подполья, практические навыки боевых операций в городских условиях. Всё, что подразумевается под термином «малая война». После окончания: перевод и служба в Агентстве. Специальное звание: лейтенант СВК (Службы внутреннего контроля). Распределён в Amt. IVb. Управление силовой поддержки и тылового обеспечения. Служил с 29 по 35 годы. Жаркие были денёчки, сержант… Самое пекло… Выведен за штат в ноябре 35 с присвоением специального звания капитан СВК. Награды, поощрения… Да вы у нас герой, Хаммонд. «Чистильщик». Мерзкое занятие. Возможно, вы и за мной подчищали… Совесть не мучает, сержант?.. Ночные кошмары… Посттравматический синдром… Внезапно возникшие суицидальные наклонности…

— Не меня одного, Прачетт, не меня одного.

— Ух ты, камень в мой огород. Намёк понял. Но!.. Открою страшную тайну, детектив. Меня нет, не мучают. Почему? Вот основная причина, — Прачетт продемонстрировал вакуумный шприц-пистолет.

— Синкопа, — я с отвращением выругался.

— Запрограммированная синкопа, — уточнил Прачетт, заряжая шприц баллончиком. — Реальность бытия такова, сержант, что слабые лишаются права на существование. Выживают, как правило, сильнейшие. Истина банальная, идейка захватанная, затёртая и затасканная, однако, по сути, верная. Слабые неспособны побеждать, их удел — вымирание. С последующим исчезновением. Полным исчезновением, Хаммонд. Поэтому, чтобы бороться на равных с превосходящим тебя противником, необходимо обладать равными с ним возможностями… Либо на порядок превосходящими… Что из этого следует? Врага надо бить его же оружием, Хаммонд. Технология оказалась на удивление проста. Пустая синкопа и специально разработанная система жёсткого тренинга.

— Никаких ограничений, свобода воли, никакого предварительного программирования…

— Точно, сержант. Изначальное превосходство. Яд, очищающий отравленный организм, вирус, излечивающий поражённую болезнью плоть.

— И что случилось после… победы?

— Будто не знаете, Хаммонд…

— Предполагаю…

— Проект закрыли. Оставшихся бойцов перевели в резерв. Законсервировали.

— И оставили в живых?

— Хаммонд. Хаммонд, — Прачетт слегка побледнел. — Их законсервировали. Буквально. Засунули в криосаркофаги, закачали жидкий гелий и спрятали на одной из несуществующих секретных баз на какой-нибудь захолустной планетке.

— Предпрограмма все-таки была!

— Иммобилайзер, — нехотя признал Прачетт, — простенькая процедура, искусно замаскированная. Перестраховщики, мать их дери.

— А вам, Прачетт, повезло…

— Представьте себе! Случайность. «И случай, парадоксов друг!»

— И вы решили отомстить…

— К чёрту месть, Хаммонд. Я практичный деловой человек. Бизнесмен. Борьба с ветряными мельницами не мой принцип.

— Чем торгуете, предприниматель?

— Вот мы и добрались до сути. Занятная вышла историйка, детектив… Представьте себе, и снова совершенная случайность! — Прачетт присел на край стола.

— А что с ним? — перебил я его.

— С кем?

— С Клокером!

— Пустяки, — рассмеялся Прачетт. — Не обращайте внимания. Побочный эффект инъекции. Скоро он вернётся к нам. Бодрым, крепким и абсолютно здоровым. Я продолжаю…

Шансов на спасение у меня не было вообще. Я слушал Прачетта, но мой взгляд неумолимо притягивал пистолет, лежащий передо мной на расстоянии вполовину вытянутой руки. Если бы существовала хоть малюсенькая возможность выстрелить и остаться в живых, я бы непременно ею воспользовался. Но Прачетт не оставил мне выбора. Я сидел и обречённо слушал его «прелюбопытную историйку», изредка поглядывая на застывшего Левенштейна и пистолет, такой близкий и такой недосягаемый…

…Прачетта отвлёк Клокер. Не могу с точностью сказать на сколько. На мгновение, растянутое для меня на десятки минут. Эйб Клокер упал со стула, свалился кулем и пока он падал, я, одновременно с его падением, хватался за ребристую ручку, снимал оружие с предохранителя, поднимал руку и нажимал на спусковой крючок. Не слыша грохота выстрела, я буквально видел, как пуля, вылетая из ствола, беззвучно впивается в тело Прачетта и подбрасывает его вверх, отчего Прачетт становится похож на тряпичную куклу. Я наблюдал, как он отлетает по дуге, хлопается об пол, поднимая облачко пыли, и остаётся недвижно лежать, нелепо раскинув конечности.

Держа агента на мушке, я обогнул стол, приблизился к распростёртому на полу телу и выстрелил для верности Прачетту в голову. Выпустил оставшиеся в обойме пули, быстро перезарядил пистолет. Не выпуская из виду мёртвого федерального агента, добрался до Клокера и взгромоздил его обратно на стул. Благодаря феноменальной болтливости Прачетта я знал всех, вовлечённых в преступный заговор, кроме одного. Самого главного, стоящего на вершине пирамиды. Организатора. Идейного вдохновителя…

…Я валюсь на кожаный диванчик, с наслаждением вытягиваю ноги. Зябко кутаюсь в плащ. Руки держу в карманах. На часах пять двадцать три утра.

— Устал, как собака, — говорю я, — ноги гудят. Чертовски длинная выдалась ночь, Рикки.

Флитвуд спрашивает:

— Кофе? Горячий. И коньячку?

Я благодарно киваю.

Флитвуд наливает в белую кружку чёрный, дымящийся кофе, достаёт из сейфа початую бутылку коньяка.

— Спасибо, Норман.

— Не за что, Вик. Разве мы не напарники…

— Отчего же, конечно напарники, Берни…

— Вик, всегда хотел понять, почему…

— Почему, что?

— Почему ты называешь меня то Риком, то Норманом, то Берни?

— Ну-у-у, сложно вот так сразу ответить, Берни. А разве ты не Рикардо Бернард Норман?

— Верно, — Флитвуд смущённо хмыкает, — родители были людьми…

— Странными?

— Чудаковатыми, да…, …несколько экспансивными…

— Экзальтированными…

— Что… Да, да… Возможно…

— Как там с неизвестным, Берни…

— С кем?

— Со звонившим по уличному автомату… И сообщившим об убийстве?

— Ты знаешь, Вик, — оживляется Флитвуд, — ведь звонивший был действительно Абрахам Левенштейн, Эйб Клокер. Более того, отпечатки его пальцев идентифицировали на месте преступления.

— Да ты что…

— Ты об этом уже знал, Хаммонд!

— И не только об этом, Флитвуд, не только об этом…

Я разбавляю кофе изрядной дозой коньяка.

— Например, я знаю, что за ценность хранится на заброшенном складе под номером двенадцать. В герметично упакованных ящиках. Из-за которой погибла жена лейтенанта Грейси и не только она, Берни.

— И что же там находится? — Флитвуд откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди.

— Обретённое вновь сокровище и причина, породившая цепь роковых событий…

— Даже так? — Флитвуд иронично усмехается.

— Происходит невероятная вещь, Берни. Однажды некий офицер полиции выезжает отдохнуть на природу и находит в лесу давно оставленный и забытый подземный бункер. Проникнув внутрь, он обнаруживает то, что по всем официальным и неофициальным документам считается давно уничтоженным. А именно — лабораторию по производству и программированию синкоп. Полностью развёрнутую и что немаловажно, целую. Первая случайность. Вторая заключается в том, что офицер прежде был оперативным сотрудником Агентства и служил в Amt. VIs., Управлении научных исследований и оборонных разработок. Что должен сделать наш офицер? Как минимум, доложить о своей находке вышестоящему начальству. И как он поступает? Он молчит. Мало того, он обращается к своему сослуживцу, знакомому по прежнему месту службы. Вместе с ним офицер разрабатывает план. План по личному обогащению. Подельники хотят продать лабораторию мафии. И обращаются к почтенному Б. Б. Ричланду. У Ричланда нет эксперта по технологии синкопирования и он привлекает в качестве такого специалиста небезызвестного Абрахама Левенштейна-Сеймура, контрабандиста и хакера по-совместительству. Эйба Клокера, который в свою очередь, на заре своей туманной юности, также работал в научно-техническом отделе Агентства и был связан с разработкой так называемых сетевых син-вирусных инфекций. Третья случайность. Но самое невероятное произошло после. — Я долил в опустевшую кружку коньяк. — Появился ещё один претендент на наследство. Неожиданно для всех. Маньяк. Настоящий хищник. Играющий по своим правилам. У него был напарник, такой же, как и он, боец-одиночка. С их появлением началась иная игра. Они решили стать завоевателями, властелинами мира, тем более, что ситуация и условия способствовали беспрепятственному исполнению их амбициозных и далеко идущих планов. Эвелин Грейс была лишь пешкой в этой игре. В отличие от лейтенанта Грейса, Эйба Клокера, Б. Б. Ричланда и Пипа Уотерса.

— Уотерса…

— Уотерса, Берни. Найденного вчера мёртвым в камере. Кстати, накануне к нему на свидание приходила женщина. Симпатичная блондинка, одетая в темно-синее платье, усеянное серебряной пылью. Пип Уотерс, доверенное лицо главы семьи Харпер, обладал чрезвычайно важными сведениями, которыми он предположительно и собирался поделиться с федеральным прокурором. А знал он действительно много. Не меньше, если даже не больше, чем федеральный агент Прачетт. Забавный сюжетец, а, Флитвуд?

— Прачетт, Прачетт, — говорит Флитвуд, — всегда отличался неуёмной глупостью…

— Но об одном он умолчал, Берни. — Он не назвал руководителя. Кукловода и идейного вдохновителя…

— Жаль, — произносит Флитвуд.

— Согласен. Ричланд не скажет ни слова, свидетели мертвы. Остаётся лаборатория…

— И Эйб Клокер, — напоминает Флитвуд.

— Я убил Клокера. Свидетелей нет. Прачетт успел вколоть ему запрограммированную синкопу.

— Значит, дело закрыто, Хаммонд.

— Дело закрыто, Берни. Окончательно и бесповоротно. — Я ставлю кружку на стол. — Поеду домой, отсыпаться. У тебя хороший кофе, Флитвуд.

— Контрабандный. — улыбнулся он. — Покупаю на чёрном рынке.

Я прощально махнул ладонью. Не торопясь, спустился по лестнице, остановился у дежурки. Джейк оторвался от экранов, подошёл, облокотился о барьер.

— Что нового, офицер? — я достал полусмятую пачку сигарет.

— Как обычно, сержант. Убийства, грабежи, насилие… Кражи, пьяные дебоши…

— Мир не меняется, — подытожил я. — Это радует…

— Куда вы сейчас, сержант?

— К себе, офицер Джейкоб Паттерсон. Отдыхать.

— А если вас снова будут искать?

— Скажи им, что меня здесь больше не было, офицер. И тебе неизвестно, где меня найти…

Утренняя прохлада ворвалась в мои прокуренные лёгкие вместе с сигаретным дымом. Я с сожалением притушил окурок. Уличные фонари гасли один за другим. Багровое зарево восхода разливалось на севере. В серой мути неба проглядывали и терялись колючие точки звёзд. Чужие звезды и непривычный рисунок созвездий. Я так и не научился их различать.

Противно заныл виброзвонок. Я приложил пранк к уху.

— Слушаю… Да, сэр… Я сообщил ему, сэр… В непринуждённой обстановке… У него нет выбора… Уверен, сэр, он придёт…

…Скомканный листок бумаги, вырванный из блокнота. На нём неровным почерком выведена фамилия. Последнее признание Клокера, перед тем, как я его застрелил. И ниже пять строк, аккуратными крупными буквами:

— Флитвуд, — читаю я на смятом обрывке, — Флитвуд… Рикардо Бернард Норман.