Ботинки

Ботинки противно хлюпали. Давно их пора было выкинуть, но это были ботинки отца. А до этого их носил брат. Купил в военторге хваленные американские башмаки и сказал, что сносу им не будет. Вот и нет сносу. Серега не успел даже ободрать кожу на носах, когда его не стало. Упал с перекрытия строящегося дома. Это перекрытие и монтировали. Упал. Весь переломался, а ботинки целы. Он в них был. После похорон мать хотела отдать их соседу, а отец не дал. Сказал: "Сам доношу". Не доносил. Отца нашли на кладбище. Рядом с Серегиной могилой. Лежал рядом, словно спал. Поджал ноги к груди и руку под голову положил. Врачи сказали - инфаркт. Теперь эти чертовы ботинки хлюпали на ногах Настёны. Пока отца обряжали, она сидела и тупо смотрела, как мать машинально гладит их кожу, а когда та опустила их на пол и сунула в них левую ногу, выхватила: "Мне отдай! Всегда такие хотела". Уже десять лет носит. С начала они болтались на ее худых лодыжках и поскрипывали, а вот теперь стали хлюпать. А что делать? И обувь стареет, даже не сносимая. И осень с ее лужами не при чем. Просто пришла пора видать.

Еще утром эти ботинки стояли под теплым боком обогревателя, а Настена спала, прижал книжку к груди, в своей кровати. Пятеро разномастных котят сбились в теплую кучку на одеяле у нее в ногах. И ноги эти были поджаты, чтобы не дай бог, столкнуть во сне это лохматое семейство. Мамки у них не было. Ушла в загул через неделю после окота и не вернулась. Видимо собаки задрали бродячие. Хорошо у Насти отпуск был. Переворошила интернет и выяснила, как спасать слепую пищащую братию. Мать ругалась на кошку и советовала дочери:

- Говорила тебе утопи сразу! И сейчас не поздно. Глаза еще не открыли. Давай я сама. Куда нам столько? Не прокормим, Настьк.

- Нет. Они теплые и живые! Не дам! - заорала она тогда, а когда мать осела на стул и схватилась за сердце, заскулила, прижавшись к материнским ногам.

- Мам, мамуль, пусть подрастут. Я раздам. Ну, пожалуйста. Как только начнут кушать сами и раздам.

И выходила котят. Грела им смеси из разбавленного молока и желтка. Так и кормила три недели. Когда кошенята глаза открывать начали, Настена радовалась и чмокала их в разноцветные носы. Они ее за мать и почитали. А вот кормилицей однозначно признали Марью. Вечно ворчащую на них, называющую их оглаедами и прорвой ненажёрной, но замолкающей, когда урча от нетерпения, эта компашка набрасывалась на еду. Тогда Марья подпирала щеку кулаком и замирала с, неведомо откуда взявшейся улыбкой, на лице. Иногда Настена ловила мягкий, давно угасший свет в материнских глазах, когда какой-то особенно отчаянный котенок карабкался на колени к матери, начиная еще на полдороге призывно мурчать, да так громко, что поднятая уже и готовая сбросить нахала на пол, рука замирала, а потом опускалась ему на спину.

- Наглец!

В такие минуты Настька всегда надеялась, что мать отменит приговор и его исполнение, но мать была непреклонна: "Не прокормим!"

Настя пыталась пристроить малышню по знакомым, но поздняя осень не то время, когда таких мальцов брали охотно. Да и любителей завести себе "чистокровных дворян кошачьей породы" становилось все меньше и меньше. Не помогли ни объявления "Отдам в добрые руки", развешенные на дверях подъездов и автобусных остановках, ни объявления, подвешенные на разнообразных сайтах. Оставалось одно - рынок и надежда, что какой-нибудь детеныш вцепится в руку матери и завопит: "Мам, купи котеночка", а мамино сердце дрогнет...

...Прижав коробку с котятами к животу Настёна двинулась к свободному месту под металлическим навесом и осмотрелась. Справа от нее в клетке, на сложенном в несколько слоев стареньком, но все еще ярком пледе зевал во всю свою розовую пасть щенок. Девушка улыбнулась и невольно потянулась к клетке рукой.

- Не балуй! Брать не будешь - руки не тяни, - негромко, но очень твердо прозвучало из-за спины. Настя убрала руку и оглянулась.

-Здравствуйте, - улыбнулась она, - а это такса?

- Такса, такса... и тебе не чихать. Ты бы место это не занимала. Тут Муха торгует.

- Почему Муха?

- Потому, что привяжется намертво и жужжит-жужжит пока клиент не созреет. Ты кого принесла? Первый раз что ли? - поежилась тетка и подтянула молнию на пуховике.

- Первый. Котята у меня.

- Британцы? Персы? Сиамы? На персов мода прошла. Плохо берут.

- Не-а, - растерялась Настя, - у меня обычные, хотя два пушистых. Наверное в папу.

- Простые? И ты надеешься продать? - захохотала тетка, хлопая себя по бокам. Стоящие за другими прилавками торговцы дружно поддержали свою товарку.

- Нет, раздарить. Ведь кому-то нужна их любовь, а кому-то просто чтоб было кому мышей половить. Детям, чтобы научились любить и заботиться, тоже нужно.

- Девочка, никому не нужна сейчас любовь, за которой нужно дерьмо выносить, да еще и кормить. Проще ребенку механическую игрушку купить. Погладил - замурлыкала и никакой шерсти, запаха и утреннего мява у пустой миски, - усмехнулся щупленький невысокий старичок, - Мала еще. Мир сменял бескорыстную любовь на удобства. Вот такая селяви...да ты ставь, ставь свою коробку, не придет сегодня Муха. Простыла. Авось найдешь своим котятам дом.

Настя благодарно кивнула старичку и поставила коробку. Потерла занемевшие и продрогшие пальцы и запустила руку в карман. Разноцветные, заранее приготовленные ленточки легли на прилавок. Настя перевернула, подмоченную в нескольких местах подстилку и поочередно завязала на шейках котят бантики. Потом взяла на руки белоносого, поправила голубой бант и прижала к груди. Тот привычно ткнулся носом в ее ладонь и замурлыкал.

- О, грамотное продвижение товара? - улыбнулся все тот же старичок и протянул руку, - Михалыч, стало быть.

- Настя, - улыбнулась она и пожала его теплую ладонь.

- Ну, удачи тебе Настя... и твоей малышне.

- Спасиб.

Время тянулось бесконечно. Изредка забредающие покупатели преображали лица переминающихся, озябших торговцев. На них расцветали призывные улыбки, а тишину серого промозглого дня нарушал зазывные голоса.

- Молодой человек вы за собачкой? Барышня, посмотрите какие котятки!

Настя никак не могла уловить тот момент, когда нужно привлечь внимание к себе, и вот уже бабулька, отдав свои сто рублей за серого обычного кота, засунув его за пазуху и ушла из ряда так и не дойдя на Насти, а до нее, ворчащая в полголоса мама, увела свою дочь с прижатым к груди котенком. Его тоже купили. До Насти так никто и не дошел. Юркая бабка с самого края прилавка перехватывала всех кошатников на подходе и, закрыв Настю спиной, запускала руку в большую плетенную корзину и вытаскивала, сжатых обеими ладонями сразу три-четыре котенка на выбор. И у нее покупали.

Девушка порылась в своей сумке и выудила оттуда красный маркер. Повернула коробку и большими буквами вывела: "Дарю любовь! БЕСПЛАТНО!", а потом распахнула ворот куртки и по очереди затолкала туда котят. Те какое-nо время спокойно сидели, а потом согревшись потянулись любопытными мордочками к просвету чуть расстегнутой молнии и высунулись наружу.

- Ха! - заржали проходящие по ряду два парня.

- Ну ты девка и даешь! Место не перепутала? С таким призывом тебе бы на трассе отбоя не было... вечером! - один из них, державший в одной руке бутылку с пивом, свободной рукой схватил ее за подбородок и повернул к себе.

- Уберите руки! Я котят раздаю, - отстранилась Настя, - возьмите котеночка.

- Да за каким он мне? Мы за кобелем пришли.

- Девушке подарите или дочке.

- Гы, вот шалавы ушлые пошли. Раньше в паспорт смотрели, а теперь котеночка дарит и биографию выясняет, - второй парень пригнулся и попробовал ухватить ее за куртку. Девушка отскочила и торопливо заговорила.

- Ну не нужно, так - не нужно. Идите собаку выбирайте, я же не навязываюсь.

- А как же "любовь бесплатно"? - прищурился первый и сплюнул себе под ноги.

- Эй, парни, какого кобеля ищете? Может поможем, подскажем, - Михалыч взял обоих за рукав и потянул их прочь от Насти. Отошел на пару шагов и оглянулся, кося глазами на коробку, и покрутил зрачками. Настя закивала, что поняла и перевернула коробку, а потом и вовсе убрала ее под прилавок - всё равно не нужна она сейчас.

- Вот и молодец, - похлопала ее по локтю соседка,- Не нужно нам здесь шума лишнего. Тут такого хамья, каждый пятый. А вон тому парню улыбнись, тот может и возьмет. Он уже несколько раз посматривал на твоих котят. Сомневается. Помоги ему решиться, а то всех домой повезешь назад.

Настя закрутила головой, ища того, кто заинтересовался и робко улыбнулась ему:

- Вам котик не нужен?

- Лучше кошечку, - кивнул он. Настя напряглась, опасаясь новых шуточек, но парень тут же торопливо добавил, - мама всегда считала, что кошки лучше мышей ловят.

- Это точно, - подтвердила Настина соседка и снова подтолкнула Настю под локоть. Та метнулась вытаскивая подстилку и высаживая котят из куртки на прилавок.

- Выбирайте! Вот эти три - девочки!

Настя шевелила пальцами в ботинках. Ноги замерзли. Да и вся она словно сжалась в своей курточке, будто каждая клеточка тела жалась к другой, пытаясь согреться. В животный ряд уже почти не заглядывали покупатели, торговцы потихоньку усаживали свой скуляще-мяукающий товар в коробки и корзины, а Настя упорно не уходила.

- Насть, ты бы тоже собиралась. Не будет уже никого. Я бы и сам уже ушел, да тебя бросать одну боязно, вдруг любители бесплатного вернутся.

- Я не могу, Михалыч, сама понимаю, что больше народа не будет, но мама меня с ними домой не пустит. Она и так долго терпела их. Я же все время на работе, а ей с ними одна морока. А у меня еще двое. Может все разойдутся, а кому-то вдруг...

-На ночь глядя? - Михалыч вздохнул и вдруг подмигнул Насте, а сам засеменил к той самой бабке, что ловко перехватывала желающих завести себе питомца.

- Николавна, возьми у девки котят, а? Котятки славные, ты их быстро пристроишь, жалко девку, а?

- Девку ему жалко! А меня ему не жалко. Я из-за таких дур и в дождь, и снег на рынок , как на работу - она подбоченилась и топнула ногой, - я из-за нее и половины не продала, а теперь их неделю кормить всех, да еще и еёйных? Не возьму!

- Бабушка, родненькая, возьмите, пожалуйста, - Настя кинулась со всех ног к старушке, держа в одной руке тысячерублевую купюру, а второй, вынимая котят из-за пазухи - я вам денег дам на кормежку. У вас рука легкая, у вас купят потом.
Рука торговки потянулась к протянутой купюре. Старушка приоткрыла свою коробку и заглянула внутрь и резко опустила руку:

- Нет, девка, не возьму. У меня их и так десяток. Выручила соседку на свою голову. А ты своих свези на автовокзал. Выпусти в зале. Там народ деревенский и кошки им не для забавы нужны. Авось и найдут свою семью.

Николавна поправила платок на голове и повернулась к Михалычу: - А ты не проси. Знаешь не сезон, - потом подхватила корзину и тяжело пошла прочь. Михалыч развел руками - "мол прости" и потрусил следом. А Настя так и осталась на пустеющем рынке с протянутой синей бумажкой.

- И что же мне с вами делать? - вынула из кармана сотовый и набрала домашний номер.

- Ма, у меня осталось всего двое, а торговля закончилась. Ма, давай я в следующий выходной опять пойду?

- Нет, Насть, избавляйся, как хочешь. Через неделю тебе будет еще труднее с ними расставаться. Решили, значит решили. С котами домой не возвращайся. Я уже в доме все убрала. Где только не отметились оглаеды твои, - и отключилась.

Настя засунула котят под куртку и побрела к выходу из рынка. Пройдя несколько метров она развернулась и метнулась к прилавку. Подобрала коробку с подстилкой и поспешила на автобус.

Всю дорогу она старалась не смотреть на пригревшихся котят. Боялась, что если еще раз погладит их или просто посмотрит, то решимости сделать, как ей велела Николавна, у нее не останется. Выйдя из автобуса первым делом отправилась в магазин и купила колбасы. Не могла оставить котят голодными. Поломала на куски и, не глядя, опустила в коробку. День катился к вечеру и автовокзал был обычно в это время полупустой. Дурацкая мысль не давала покоя - как оставить коробку незаметно? Настя шла и ей казалось, что все оборачиваются ей вслед и провожают взглядом. Шла и боялась, что сейчас кто-нибудь из серохвостиков мяукнет и привлечет к ней еще более пристальное внимание. Как, куда ей сунуть коробку? Присесть на лавочку в зале ожидания и поставить тихонько на пол? Или зайти за один из ларьков и оставить там? А может быть пойти в туалет и, когда никто не видит, посадить на подоконник? Ну тогда придется оставить малышей без коробки? А вдруг их сегодня не заберут? Где они будут спать? На бетонном полу? Настя потянула ручку двери и шагнула внутрь вокзала. Там шел ремонт. Зала ожидания не было. Пространство автовокзала пересекала стена из полиэтилена, а несколько лавок стояли прямо около касс. Проход к туалету тоже был перекрыт, да и ларьков не было вовсе. Настя застыла в проходе, не зная что дальше делать. Не поставишь же коробку с котятами посреди зала с толкающимися людьми?

- Посторонись! Чего встала, как статуй? Я опаздываю! - дедок с огромной сумкой на плече подтолкнул девушку в спину. Настя отскочила и потеряла равновесие.

Попятилась и провалилась за полиэтиленовый завес. Пустота. Девушка отступила к стене и опустила коробку на пол. Бежать! Бежать, пока никто не видит! Настёна выскочила в вокзальную суету, оглянулась, подошла к расписанию и повернула обратно. К остановке подъезжал троллейбус. И она побежала. Запрыгнула в открытые двери. Троллейбус тронулся и автовокзал плавно проплыл мимо окна.

Настя уже практически доехала до дома, тупо пялясь в окно, и, запрещая себе думать о том, что сейчас сделала. Главное, что не будет больше изводящих душу ежедневных разговоров на тему устроенной из квартиры кошарни. До дома осталось пара остановок, когда телефон у кого-то из пассажиров неожиданно замяукал.

- Кисонька моя, - замурлыкал в трубку слащавый до приторности мужской голос, - я уже подъезжаю.

Настя зажмурилась, а потом бросилась на выход. Едва раскрылись двери троллейбуса она и побежала через дорогу, изо всех сил маша водителю готовой двинуться маршрутки.

"Дура! Они же маленькие! Кто их ночью возьмет? Чего ты испугалась и послушала мать? Ну поорет на нас, а потом пойдет кормить. Ну выкинула она уже кошачий горшок, что ты не принесешь песка из песочницы? Совсем офонарела, идиотка! А зачем спасала тогда? Права мама, лучше бы утопила сразу. А так поиграла и бросила".

Маршрутка остановилась и Настена бросилась к автовокзалу. У входа стоял милицейский бобик и пара ребят с автоматами. Девушка притормозила и уже спокойно двинулась к входу.

- Девушка, сюда нельзя, - отодвинул ее один из парней.

- Почему? Мне билет купить нужно. На завтра, - чуть слышно проговорила она.

- Нельзя говорю. Заминировано. Гражданин один бдительный позвонил. Говорит, что видел, как женщина коробку поставила и убежала. Минеров ждем. Террористы совсем озверели. Иди давай, завтра билет купишь.

Настя развернулась и побрела снова к автобусной остановке. Ей повезло - вскоре она уже сидела в теплом и урчащем брюхе старого пазика, забившись в самый угол на заднем сидении. Устало привалилась плечом к стеклу и закрыла глаза. Хотелось усесться на дермантиновый диван с ногами, обнять колени и уснуть, а еще больше хотелось не просыпаться сегодня утром. Настёна вдруг вспомнила воскресные утра своего детства, свое кресло-кровать, Серегин диван... Отца, ходившего раз за разом на балкон и обратно в надежде, что любимые чада, наконец-то, почувствуют, как он по ним соскучился, и проснутся. А потом будет завтрак с блинами, смеющаяся мама, маленькая Муська, сидящая спиной к своей миске и гипнотизирующая каждый блин... Автобус качнулся и остановился.

- Конечная, деточка, - кондукторша тронула за плечо задремавшую Настю. Она открыла глаза, ничего не понимая, а потом подхватилась и заспешила к выходу.

- Спасибо, что-то меня разморило - и выскочила на тротуар.

- Это дождик, баюкает - вздохнула ей вслед женщина и махнула водителю.

Дождь действительно шел. Мягкий, обволакивающий, словно тихий голос у колыбели. В такой дождь хорошо лежать свернувшись под одеялом дома. Домой не хотелось совсем. Не хотелось видеть злую радость в глазах матери, сумевшей заставить дочь сделать по ее разумению. Не хотелось слышать о том, что стая вечно мяукающих и попадающихся под ноги котят, для нее - Насти, важнее единственного оставшегося родного человека. Не хотелось в картофельно-сериальный мир холодной и ушедшей в себя матери. Куда ушла ее всегда улыбающаяся мама? Или она не ушла? Она просто осталась там с ними: с отцом и Серегой? Настя развернулась и пошла прочь от дома. Ей тоже захотелось туда, к своей семье, к своему счастливому детству. И Настя пошла на кладбище - благо рядом. Ноги привычно отмеряли исхоженную за годы дорогу, в носу давно щипали не выплаканные слезы, а Настя уже вела разговор с отцом и братом. Жаль только ботинки, промокшие за день, и, продолжающие впитывать грязную воду луж, противно хлюпали.

Марья металась по дому. За окном давно уже раскинула крылья ночь, а Насти все еще не было. В начале было злорадное ожидание: - "Девчонке давно пора было повзрослеть! В двадцать пять лет пора кормить своих детей, а не нянчиться с выводком не весть где пропавшей Муськи! Угораздило же эту старую дуру-кошку нагулять на старости лет котят, да еще и окотиться целой оравой! Ну оставили бы ей одного для забавы, так нет - живые они видите ли! Они живые! А я? Я не живая? За что мне на старости лет в няньки к этому выводку?" Время шло. Давно уже остыл, приготовленный обед. Давно закончились ежевоскресные телепрограммы. Давно уже наступило время, когда Марья привычно накапав в рюмку двадцать пять капель корвалола, выпивала их, разбавив водой, и гасила свет, отходя ко сну, а Насти всё не было. Сердце сжала давно забытая тревога. Марья вдруг поняла, как хранила и оберегала ее все эти годы осиротевшая в пятнадцать лет девочка. Дочь, которая хранила и защищала остатки тепла в этой, забывшей о счастье, квартире. Марье вспомнились: все принесенные букетики то первых полевых цветов, то пылающих предзимним румянцем осенних листьев; все исходящие паром чашки чая, приносимые каждый вечер в ее комнату; все книги прочитанные ей на ночь...подоткнутое одеяло, теплые носки. Все эти годы она ни разу не испытала тревоги. Дочка никогда не задерживалась в школе, потом в техникуме, потом на работе. Не разу не задержалась у подруг. Марья тяжело осела на табурет. А есть у дочери подруги? Сейчас есть? Ведь дочь все время дома. Все время рядом, всегда мягкая и заботливая. За все время она только дважды повысила голос, даже не закричала, а просто изменила тон разговора, заставивший мать уступить: не дала забрать себе ботинки сына и не дала убить котят. "А я?", - женщина сжала руками виски, - " Я? Что я дала ей? Отняла последнюю радость? Да я жизнь у нее отняла! Ведь она живет не свою, она живет мою жизнь! Это я должна была заботиться и оберегать последнее, что у меня осталось. Что же это я? Где мне ее теперь искать?"

Дверной звонок взорвался ликующей трелью. Мать кинулась в прихожку, сбив табуретку на ходу, и распахнула дверь. Насквозь промокшая Настя прижимала к груди, замотанную в шарф мокрую кошку и плакала.

- Мама помоги. Она обессилила. Разродиться не может, - и протянула кошку Марье.

- Муська? Ты где ее нашла? - оторопела мать, разворачивая кошку, - куртку на пол брось. Потом постираю. Сейчас, Мусенька, сейчас...

Женщина кинулась в кухню и смахнула локтем все, что стояло на столе. Подхватила полотенце и одной рукой расстелила его. Уложила и осмотрела кошку. Судорога схватки прошла по мокрому и грязному тельцу, но послед с застрявшим котенком не сдвинулся ни на йоту.

- Настя, ты где? Помогай! Подержи ее крепко, я счас! - обхватив краем полотенца, застрявшего котенка, Марья потянула и освободила кошку, - ну, что ты стоишь? Коробку неси, я ее в кладовку убрала. На всякий случай...

Настя метнулась прочь из кухни, забежала в свою комнату и выдернула из шкафа старый свитер. Уложила его на дно коробки, а потом уже сняла и положила в коробку кошку.
- Настюш, ты чего плакала? Ничего с твоей кошкой не будет... я думаю. Оправится. Должна, я думаю... Ты не плачь, доча, не плачь. Ну что ты? Прости меня, а?

Две женщины стояли обнявшись по среди развороченной кухни и рыдали. Настя всхлипнула и вдруг вывернулась из рук матери, и бросилась к валяющейся на полу куртке.

- Мам, у нее там один живой котенок был. Остальные замерзли.

- Где там-то? Где ты эту гулену нашла?

- У папы с Серегой. На могиле. Они под сиренью лежали.

- А плакала чего? Боялась, что ругать буду? Не буду больше, прости меня.. за всё.

- Я ботинки порвала, мам, упала и порвала. Со всем. С мясом. Когда домой бежала. К тебе...

Марья вздрогнула и осела на табуретку. На миг ее лицо замерло и снова превратилось в ставшую привычной маску, ушедшего в себя человека. Руки женщины поднялись и закрыли от Насти лицо.

- Знаешь, доча, это хорошо, что ты бежала ко мне. Это хорошо, что я ждала тебя и не находила себе места. Даже забыла, что можно тебе просто позвонить, - усмехнулась Марья, а ее ладони, прижатые друг к другу, замерли в молельном жесте, закрыв пол лица. И вот они опали, привычно заняв свои места на коленях, - а ботинки? Они свое отслужили. Давно пора тебе новые купить. Сколько можно цепляться за старое? Ведь мы никогда не забудем тех, кто их носил, да? Но папа с Сережкой оставили нас жить - вот и будем жить.

Она улыбнулась и протянула руку дочери:

- Показывай своего. Кошечка или кот? Назовем-то как?

Женщины еще какое-то время, всхлипывая и перебивая друг друга, говорили. Каялись и просили прощения за всё, что было и не было. Пили чай, оглядываясь на кормившую котенка Муську и снова говорили, торопясь выпустить из себя, спрятанную по углам души боль и всё же разошлись по кроватям, продолжая еще какое-то время переговариваться.

Ботинок у порога Настена утром не нашла. Марья сказала ей, что выкинула вместе с мусором. Жизнь не торопясь крутнула свое колесо и постепенно радость обретения друг друга сошла на нет. Все чаще Настя заставала мать в привычной позе. Сидя у стола со сложенными на коленях руками, с застывшем в прошлом лицом. Через полгода ее не стало. Собирая мать в последний путь, Настасья развязала, загодя приготовленный той, похоронный узел. Тщательно вымытые и отремонтированные ботинки лежали сверху...