Другой. Рассказ второй. Сны

Из больничного окна на шестом этаже казенного здания из красного кирпича небо видно не было: всё заслоняла собой громада нового корпуса. За неделю Егор в подробностях изучил вензеля на рекламном щите, призывавшего не медлить с диагностикой.

Скучно.

Ничего интересного у него не обнаружили: так, небольшие отклонения. В пределах нормы. Теперь кололи витаминами и скоро собирались выписать. Родителям сказали, что возраст такой, иммунная система шалит – ну, и дальше в том же духе. Сам Егор помалкивал, на вопросы отвечал односложно, про то, что видел цвета, не распространялся. Зачем? Кому от этого станет легче? Точно – не ему.

Ночью он лежал в палате, не спалось. Соседи тихонько посапывали. Лениво ворочались мысли: «Хорошо, что все прошло. Стрёмно уж больно… Жить среди людей и быть не таким, как они. Жуть».

Егор моргнул, и пространство перед глазами вдруг словно раздвоилось. Он понимал, где находится, но видел себя как бы со стороны, из другой системы координат. И та сторона была неподвластна ему… как во сне. Вскоре сон поглотил собой все: Егора, палату, всё здание, весь мир…

Время остановилось, времени не стало. Не стало и пространства. Пришла в равновесие энергия. Остались лишь некие потусторонние флюиды, образы другой реальности. Они несли информацию, и ее можно было осмыслить, нужно было только вглядеться, вглядеться в них уснувшим сознанием… подсознанием.

Егор открыл глаза от некоего толчка изнутри. Несколько секунд безучастно изучал матовый потолок, а потом его рука лихорадочно нащупала кнопку вызова и нажала на неё: раз другой, третий… Прибежала заспанная сестра, миловидная даже с застоявшейся мутью в глазах.

— Чего трезвонишь? — громким шепотом осведомилась она, увидев, что с Егором вроде бы все в порядке… потный вот только он какой-то.

— На втором этаже… в реанимации… человек умирает. Его можно спасти, — выдохнул в ответ Егор.

Сестра потерла глаза.

— Какой человек? Ты откуда знаешь?

— Ему операцию сегодня сделали… На сердце. Быстрее, пожалуйста! Он должен жить. — Слова давались с трудом, вдруг у самого сдавило грудь.

— Да откуда ты знаешь? — почти в голос выкрикнула сестра.

— Знаю! Знаю!! — выкрикнул в ответ и Егор. — Просто передайте информацию, остальное потом, потом… Ну, что же вы? Быстрее!

Последнее было сказано таким тоном, что женщина ойкнула и бросилась вон из палаты. С соседней кровати раздался недовольный басок:

— Чего орешь, блажной?

Егор ничего не ответил, прислушиваясь к звукам из коридора. Пробежала одна пара ног, другая… Ночь разжимала свои объятия.

… Утром к нему не по времени зашёл лечащий врач, Артём Сергеевич, с кем-то ещё. Мужчины долго смотрели на Егора, хмуро косившего глаза в стену, потом тот, второй, произнёс:

— Я хирург. Меня зовут Вениамин Петрович. Ночью у моего больного неожиданно поднялось давление, и…

— Его ведь спасли, да? — перебил Егор.

— Да. Успели. Клапан не закрылся.

Егор кивнул: строго так, без улыбки.

— Это хорошо.

— Да уж. Ну а теперь, уникум ты наш, скажи пожалуйста, как ты узнал, что его надо спасать?

Юноша вздохнул.

— Сон приснился.

— Э-э… Сон? — включился в беседу лечащий врач.

— Сон.

— И… часто тебя такие сны посещают?

— В первый раз, — буркнул Егор.

Врачи вышли в коридор, нервно так посовещались и вернулись.

— Похоже, плохо мы тебя обследовали, — заговорил Артём Сергеевич. — Не возражаешь, если продолжим?

Егор лишь пожал плечами.

… Ночь. Опутанный проводами, с головой в конусе аппарата МРТ, юноша лежал на спине. Ждал. Чего-то ждал и специалист за пультом, установленном в палате, на самом выходе. Специалисту хотелось спать. Егору нет. Он размышлял:

«Сон – это безвременье… Точно. А во сне я – это я или нет? А если не я, то – кто? Эй, так и с катушек слететь не долго. Остановись, Егорка-тараторка».

Голова как-то разом отяжелела, и пространство перед глазами дрогнуло… раздвоилось. С той стороны навалилось забытьё, и Егор перестал мучить себя вопросами.

Он… или не он… или всё-таки он… оказался в небольшой комнате. В спальне. На кровати спала девушка: волосы разметаны, одна рука под подушкой. Одеяло сползло, сорочка задралась выше колен. Егор смотрел и неизбывно краснел в своём сне, не в силах отвести взгляд. Вдруг девушка перевернулась на спину, открыла зеленый глаз и подмигнула Егору.

Он очнулся, глупо улыбаясь в капсулу. За пультом слышалась нервная возня и бормотание:

— Сгорели… все датчики сгорели! Аппарат сгорел… Это как это, а? Они ядерный взрыв могли бы выдержать. Что происходит? Что??

В палате они были одни, другие пациенты с извинениями были эвакуированы кто куда.

Егором вдруг овладела тревога. «А ведь я не знаю, где она живёт… Понятия не имею. Информации ноль. В нашем городе, или нет… Что, ещё приснится? В прошлый раз я точно знал, где находится тот мужчина и что с ним. А теперь только уверен, что ни с того, ни с сего… влюбился. Неизвестно в кого, с зелёным глазом. Я даже лица толком не разглядел, всё взгляд от коленок отвести пытался… А она ведь меня видела, видела. Меня ли? Ох…»

Следующие два дня его, как носителя или передатчика чудовищных запасов энергии, вновь мучали по полной программе: делали снимки мозга в разных проекциях, не обошли вниманием и эндокринные железы, ещё чего там… Крови выпили не меньше литра. Спинно-мозговую жидкость качали, не стесняясь.

И ничего… Всё в пределах нормы, с незначительными допустимыми отклонениями.

Егора вновь опутали проводами, аппаратуру ввели в состояние защитного режима, как при термоядерном взрыве. За пультом теперь постоянно дежурило два специалиста. Целую неделю напрасно.

Снов больше не было. Нет – были, конечно, некие смутные кадры, запечатлевающие незнакомую реальность, но: никакой информации они не несли. Стрелки приборов лениво колыхались, специалисты, с ночною тоской взирая на это, безнадёжно засыпали, погружаясь в собственную ни о чём не говорящую муть. По утрам Артём Сергеевич ободряюще улыбался Егору и самому себе, произнося при этом:

— Может днём, брат, задашь жару нашим умникам?

Но – нет. Днём у Егора заснуть не получалось. Девушка, увиденная им, растворялась в памяти. Он тосковал, скрежетал зубами, но уже начал смиряться с мыслью, что всё закончилось. Может, когда-нибудь потом, потом…

Когда наконец сняли надоевшие провода, зашёл хирург, Вениамин Петрович.

— Пойдём-ка, познакомишься со спасённым. Большой человек. Зовут его Антон Игнатьевич.

… Антон Игнатьевич возлежал на заботливо подложенных подушках, один-одинёшенек в просторной палате, заставленной приборами. Столик рядом с кроватью был загроможден книгами, рукописями и снимками, похожими на рентгеновские: очевидно, выздоравливающий никоим образом не жаловался на одиночество.

Когда врач с Егором вошли, Антон Игнатьевич сухо общался с кем-то по мобильному хорошо поставленным баритоном:

— Нет. Обойдутся. — Пауза. — Хорошо, пусть попробуют. У тебя всё? Меня скоро выпишут, ждите.

Он повернулся лицом к вошедшим. Хорошее у него было лицо: с крупными чертами, волевое и простое одновременно. Глаза оценивающе прищурились, губы раздвинулись в улыбке.

— Ба! —совсем другим, весёлым тоном, произнёс непростой пациент. — А это, очевидно, мой спаситель. Ну-ка, молодой человек, поведайте-ка мне о своих способностях видеть невидимое.

Егор потупился, пожал плечами, буркнул:

— Само всё как-то получилось… Я и ни причём вроде.

— Вот как? А кто тогда причём? Парадокс, парадокс… — Антон Игнатьевич на несколько секунд закрыл глаза, потом вперил в Егора решительный взгляд.

— Так, юноша. Не буду я вас сейчас мучить. Потом как-нибудь. Ну-ка, скажите ваш контакт для связи… — Он расхохотался, заметив, как сморщил лоб Егор. — Номер вашего сотового, пожалуйста! Ох уже моя привычка всё усложнять… Так, записал. — Антон Игнатьевич убрал телефон и серьёзно сказал:

— Я ваш должник, молодой человек. Жду вас в гости, уж не обидьте старика. Договорились? Ну, вот и славно. Я вам позвоню. Вы сколько ещё в больнице пробудете?

— Пару дней, не больше, — вступил в разговор Вениамин Петрович. — Этот орешек нам не по зубам.

— Да-да-да… — рассеянно проговорил Антон Игнатьевич, думая уже о чём-то глубоко своём.

Врач с Егором вышли из палаты.

— А … что это за дядька? — небрежно осведомился Егор.

— Светило науки. Крупный специалист по исследованию мозговой деятельности. В нашем городе специально для него институт построили.

Егор поскучнел.

— Ну, теперь и он за меня возьмётся…

Вениамин Петрович улыбнулся.

— А тебе самому разве не интересно узнать, что ты за птица?

Егор лишь пожал плечами в ответ.