На закате времен

И так не самое теплое октябрьское солнце, безнадежно пытавшееся спрятаться за пелену низких туч, неуклонно падало к горизонту. Ветер безучастно носил из стороны в сторону пожухлую листву и стоны умирающих. Поле битвы осталось за людьми, но победу праздновать было практически некому. Боеспособные остатки отряда преследовали, обращенную в бегство, стаю тварей. Те, огрызаясь, отступали к глубокому оврагу.

Командир отряда дружинников, по прозвищу Ворон, очнулся на груде кровавых тел. Вперемежку лежали его бойцы и мерзкие чудовища. Ворон приподнял голову, и с трудом сфокусировал мутнеющий взгляд на удаляющемся бое. Звуки выстрелов, крики людей и рев адских созданий уже были еле слышны. Он оглядел свои раны. Живот был серьезно располосован когтями и клыками. Крупный обломок одного из когтей торчал между ребрами. Ворон с отвращением вырвал его, и от боли чуть не потерял сознание. - Не жилец! - отчего-то спокойно подумалось ему. Он сумел присесть, облокотившись на мертвые тела, и снял свой штурмовой рюкзак, верно служивший ему последние двадцать лет. Рюкзак был знатный. Небольшой, плоский, добротно сработанный, он был куплен за три сотни баксов еще до БП. Рюкзак выцвел, поистрепался, но не потерял своей формы за все эти годы. Ворон открыл его. Краюха хлеба и кусок копченого мяса в подсумке, фляжка с водой, шерстяные носки, аптечка, от которой уже не было толку, да кожаный планшет с рисунками, и особая гордость – простые карандаши, которых и днем с огнем не достать, хоть обойди все пустоши вдоль и поперек. Он судорожно глотнул из фляжки и неуклюже открыл планшет. Из него высыпались листки с его рисунками, на которых он изображал то, что видел в своей жизни. Ворон поднял первый попавшийся. Знакомые фигуры на марше, лица его бойцов, хорошо угадываемая местность – где-то у дальнего кордона... Ворон на мгновение закрыл глаза. Силуэты людей мгновенно ожили и заговорили...

Он шел впереди. Позади, выстроившись в два ряда, мерно вышагивали два десятка дружинников Союза. Радости на их лицах не было заметно, как ни приглядывайся. В кабаке у теплой печки, да с кружкой мутного пива и в обнимку со сговорчивой грудастой девицей, оно бы было, конечно, веселей. А тут иди-бреди на край света! Но служба есть служба. И его отряд знал в ней толк.

Его так и называли – отряд Ворона, и это давало самому Ворону возможность на очередной пирушке побахвальствовать чуть больше, нежели разрешало ему его чувство такта. Пусть даже и не самое трезвое. Мол, не каждый военноначальник достоин иметь свой именной отряд. Однако такое хвастовство имело под собой твердую основу. Задачи, которые ставило начальство, почти всегда выполнялись самым наилучшим способом. Отряд был реальной боевой единицей – с высокой дисциплиной, серьезной мотивацией и обширным боевым опытом. Отряд был узнаваем даже по экипировке. Ворон почитал себя в некоторой степени эстетом, и считал, что в бойцах его подразделения все должно быть прекрасно: и мысли, и одежда, и оружие. Именно поэтому все бойцы были одеты в почти однообразные добротные кожаные сапоги, брезентовые штаны и рубахи. Просторные, теплые куртки черного цвета с шевроном с белой буквой «В», что означало, конечно – Ворон, дополняли воинский наряд. У каждого на поясе висел небольшой боевой топор. За спиной у большинства были закреплены арбалеты местного производства или дробовики. Ножи, кастеты, вилки-ложки-фляжки, подсумки, перчатки и прочая полезная и не очень амуниция, в том числе рюкзаки и разгрузки, не подлежали строгому единообразию, и каждый дружинник имел возможность только по своему разумению экипироваться этими необходимыми каждому воину мелочами. Да, Ворон был не только эстетом, но еще и демократом, хотя и самых ограниченных рамках.

Особая гордость отряда – четыре АКМа. Исправные автоматы теперь, через два десятка лет после БП стали редкостью, но у его лучших бойцов они были. Доброе количество патронов к ним Ворон самолично всеми правдами и неправдами выцыганивал у службы снабжения в Цитадели. Приказ с высокими подписями вкупе со взяткой в виде пары пузырей добротной самогонки — творили чудеса: тыловые крысы с заговорщическим видом вытаскивали со своих кладовых сей дефицитный товар, и, важно дуя щеки, выдавали людям Ворона, - мол, отрываем от чистого сердца для пользы нашего общего дела.
А сейчас его дружинники устало завершали очередной марш-бросок.

- Ну что, мужики, час пути остался. Отдохнем скоро! – решил Ворон ободрить свой отряд.

- Командир! – отозвался красномордый детина Митяй - на месте увольнительную дашь? А то мы топать – топали, а лопать — не лопали.

- Ага, - решил Ворон немного побалагурить, что было для него, впрочем, естественно, – так и скажи, по местным сельчанкам решил побегать.

- А-ха-ха!!! - зафырчало маленькое войско, – это еще не известно, кто за кем бегать будет: Митяй за девками, девки за Митяем, или мужья и отцы девок опять же за Митяем.

- Но-но, притворно застрожился Ворон, – вот когда во вражий городок с боем входить будем, там можете мародерничать и насильничать сколько вашим душенькам будет угодно. А здесь... Здесь куролесить не сметь - даже по взаимному на то согласию! Мы – лицо Союза. Вот и соответствуйте.

На что одноглазый лекарь отряда по кличке Косой метко заметил: - Командир, если мы лицо Союза, то почему нас всегда посылают в самую жопу?

Гыр-гыр-гыр! Большая часть личного состава просто схватилась от хохота за животики. Шутка, что называется, удалась на все сто.

- Значит так орлы! – не скрывая собственного смеха, заметил Ворон, – работа у нас такая: в какую бы задницу нас начальство не послало, не терять свое лицо. Это ваша первостепенная задача и святая обязанность. Мы, кстати, если кто не помнит, не на пикник выбрались, а выполняем порученное нам руководством ответственное задание. Будьте настороже...

Ворон улыбнулся. Да, хорошие времена были. Непростые, но понятые и честные. Он взял в руки другой рисунок. Вздрогнул. Он вспомнил, как тоскливо ему было тогда! На помятом листке был запечатлен его родной городок. Такой, каким он его увидел через десять лет после... После того с чего все и началось.

Да, когда-то это именовалось городом. Вот развалины частного сектора - пепелища злосчастной зимы 2031 года. Ныне они поросли травой и кустарником. Природа под живым саваном спрятала мертвое поселение. Но Ворон прекрасно помнил ту злую зиму. Кровь и холод, голод и страх, огонь и смерть... Все перемешалось в те окаянные дни! Сколько невинных душ тогда простились со своими бренными телами... Никто не считал. Некогда было считать, а потом и некому. Жизнь ушла отсюда надолго. А тогда казалось - навсегда. Выжившие не стали строить новые жилища на земле, впитавшей так много крови. Казалось, вечность прошла с того времени. И уже вроде должна была затереться яркость того ужаса, но... Такое не забывается. Не враги из чужих стран, не дикие звери... Сами уничтожали себя в вакханалии анархии, злобы и безвластия. Рубились за кусок еды, убивали за место у теплой печки. Налет цивилизованности мгновенно слетел с людей, как только из магазинов исчезли продукты, а батареи центрального отопления в домах остыли. Именно сюда, в частный сектор, на окраины больших и малых городов и рванула основная часть горожан. Здесь и разыгралась основная трагедия. Драма, оставившая пепел на белом когда-то снегу, пепел, что вчистую выжигал в людях души... Метель быстро замела очаги пожаров и тела жертв братоубийственной резни. Белое безмолвие царило до весны над немногочисленными выжившими, потерявшими кров, родных, и сам смысл своего прежнего существования.
А вот и центральная часть города. Здесь пяти и девятиэтажные дома беззубо улыбались всякому проходящему мимо пустыми проемами окон и дверей. Двери сожгли те жители, что до последнего боролись с холодом в быстро вымерзающих квартирах, а окна весной пустили на теплицы те, кому все-таки удалось пережить ту зиму. И теперь лишь ветер завывал на разные голоса в проемах окон, да эхо собственных шагов сопровождало проходящих мимо.

Ветер... Руководствуясь только своей прихотью, ветер вырвал из слабеющих рук Ворона этот печальный рисунок, и понес его куда-то вдаль. Ворон тяжело вздохнул, и нетвердой уже рукой поднес ближе к глазам следующую картинку. Дарья! Год не прошел, как он встретил свое счастье. И не было бы этого счастья, если бы не помогло ему несчастье. То несчастье, что привело ее к нему. То несчастье, которое отняло ее. То несчастье, из-за клыков которого сейчас уходит капля за каплей его жизнь.

По дороге, сквозь пустошь, неслись два автомобиля. Впереди шел джип, сзади грузовой Урал с кунгом. Чем ближе они подъезжали, тем более подробно можно было рассмотреть эти объекты. Джип, ощетинился жерлами двух пулеметов. Его бамперы, дополненные наваренными трубами и шипами, смотрелись весьма дерзко. Вместо окон виднелись амбразуры из наваренных полосок железа. Урал был не менее нафарширован металлом, защитой окон и колес, на крыше кабины грозно торчал крупнокалиберный пулемет.

Ворон, дождался, когда автокараван приблизится метров на сто двадцать, и вышел на середину дороги, подняв руку в запретительном жесте.
Не подъезжая метров тридцати, автомобили остановились и после минутного замешательства джип осторожно приблизился на два десятка метров к неожиданному блок-посту.

- Кто такие, с какого взвода! — рявкнул Ворон, - почему скоростной режим не соблюдаем, где регистрационные номера, и есть ли пропуск в закрытую зону?

В джипе приоткрылась передняя правая дверь, и из нее вылез мужик лет 35 в потрепанном камуфляже. - Вопросов у тебя много, но есть ли у тебя полномочия запрашивать у меня такую информацию? – будто размышляя, сказал он.

- Полномочий достаточно. Вот два из них — Ворон указал на двух своих солдат. Дружинники при этом переглянулись, и притворно нахмурились, изображая с одной стороны неприкрытую крутость, с другой - полное безразличие, - и по кустам еще с десяток будет.

- Тогда давай поговорим, – поняв, что деваться некуда, молвил нежданный гость.

- Дык, с хорошим человеком грех не поговорить. Главное в нашей нелегкой жизни что? Диалог наладить. А там глядишь – и договоримся – примирительно сказал чуть назидательным тоном Ворон.

Он медленно и осторожно подошел к мужику из джипа. Тот также сделал несколько шагов навстречу.

Ворон покосился на машину. Из радиатора и между трубами, закрывавшими его, торчали куски окровавленного мяса. В одном месте он различил когтистый палец, в другом — прядь волос. Из под капота виднелась оторванная кисть не то руки, не то лапы. Машина была в выбоинах и в кровавой ржавчине.

- Я смотрю, вы тут по дороге повоевать успели немножко — съехидничал Ворон.

- Да - сознался немного сокрушенно мужик, - было дело.

- Я до БП иногда посещал кегельбан. И вот вижу, ты тоже неплохо играешь в дорожные кегли. Но где ты их столько нашел?

- К сожалению этих хрустиков много. Тысячи. И прут сюда. В наших краях для них не осталось еды. Все населенные пункты мертвы. Мы их уже видели в километрах восьмидесяти отсюда.

- Хреново. Что это такое вообще, и чего делать будем?

- Мы вырвались из города N. Вернее из его пригорода, там их была просто тьма. Это видимо заражение. Люди мутируют в таких вот чудовищ за несколько часов, а затем начинают искать себе пищу. А пища — это мы с тобой. Хотелось бы уехать как можно дальше. Туда, куда они не доберутся. Но топливо, честно скажу тебе, на исходе.

- Честность за честность. Я представитель Союза. Самого большого населенного пункта в известном мне районе. Если обещаешь повиноваться во всем местной власти, мы дадим вам кров и еду. Дальше нас различные группировки разной степени паршивости, да и ехать некуда. Мосты через реку взорваны. Сколько вас, кстати?

- Четыре семьи. Девять взрослых и семеро детей.

- Хорошо. Меня зовут Ворон. Я командир отдельного отряда Союза. Я должен осмотреть машины и людей. Пойми меня правильно.

- Игнат, - назвался мужик в камуфляже,. - вроде как тоже за главного над своими людьми.
Игнат махнул рукой, и Урал, державшийся сзади, подъехал вплотную к джипу.
На кабине опустился один из железных листов, и в Ворона уперся взгляд напряженных глаз.

- Дарья, знакомься! Это Ворон — местная власть. Он хочет увидеть, кто внутри.

- Игнат, можно ли ему доверять? - услышал Ворон приятный женский голос.

- Можно и нужно. Давай, разблокируй кунг.