Лох

 Ему бы не стоило вертеться у моих ног. Тогда я был не в духе и сгоряча пнул его. Пнул зло и, по-видимому, больно, – Лох протяжно завизжал и спрятался под вагончик. Настроение у меня было ни к чёрту, – второй год подряд подваливало счастье провести Новый Год в тайге. Короткая спичка, вытянутая мной при жребии, рушила все планы, и теперь я должен был неделю в гордом одиночестве сторожить наш участок с техникой и заготовленным лесом. Мужики похлопали меня по плечу, – мол, селяви! – и укатили на вахтовке по домам.

Ну, что же, селяви, так селяви, успокаивал я себя, приступая к колке дров для буржуйки. На мгновение из-под вагончика высунулся Лох, но, как только я взмахнул топором, раскалывая чурку, тут же юркнул обратно и снова затих. Обиделся…

Его, беспородного и бесхозного щенка, два года тому назад, уговорила забрать с собой в тайгу молоденькая продавщица деревенского магазина, в который мы заехали по пути на вахту. Так щенок очутился в таёжной глухомани среди разномастной, суровой, прямой, но не очень сердобольной братии. . .
В бригаде у двоих мужиков были охотничьи псины, которых они на время работы привозили с собой. Этот жил постоянно и был абсолютно незлобным и доверчивым кобелём с добрыми и удивительно умными глазами. Его нескладный вид, непонятный окрас и какая-то постоянная покорность , всё это давало повод для насмешек и глупых шуток, а неумение постоять за себя, приводило к тому, что пёс постоянно был обделённым в еде ушлыми собратьями, за что и получил обидную кличку - Лох.
Никто особо его к себе не приближал, правда, я его из-за жалости всегда подкармливал, делая это незаметно от упитанных охотничьих ловкачей. А ещё порой уводил от мужиков, когда их шутки над ним больше походили на издевательство. Но ситуации, в которой пёс почувствовал бы во мне хозяина, я не допускал..
Лох же, учитывая некоторую дистанцию в отношениях, выражал свою привязанность ко мне по-своему - завидев меня, он с радостным визгом нарезал круги по спирали и неотступно следовал по моему маршруту.

Нарубив дров, я примирительно позвал собаку: «Лох! Лооох!» Ни шороха.
- Ну и сиди там, Лошара несчастный! – я взял ведро и пошёл за водой к проруби. Оглянувшись, увидел семенящего следом Лоха, который тут же остановился и, виновато опустив голову, завилял хвостом.
- Лох ты, и есть Лох. Тряпка бесхребетная. Взял бы и тяпнул меня за тот пинок. И мне легче было бы. Так и будешь всю жизнь виноватым! - вслух сказал я, остановившись у старого матраса, которым укрывали прорубь от замерзания. 
Речушка промерзала чуть ли не до дна, вода в проруби отдалялась всё дальше и дальше и, наконец, приходило время, когда ведром было уже не зачерпнуть. Тогда обычно к палке привязывалась большая алюминиевая кружка, которой и черпали воду, порой уже с примесью донного ила.
Кружка на этот раз оказалось почему-то без палки, и я, привстав на одно колено, попытался дотянуться до воды рукой. Черпанул кое-как раз, другой, как вдруг вторая рука, которая упиралась о край проруби, соскользнула, и я в один миг ушёл всем туловищем в эту ледяную яму. Это была смертельная ловушка - кисти рук оказались в воде, а из проруби торчали только мои барсучьи унты. Руки ещё немного погрузились в илистый слой и упёрлись в гальку. Прямо у носа журчала вода. . .
Ужас сковал и мозг, и тело. Кровь яростно била в виски, голова наполнялась расплавленным свинцом. Скоро заложило уши, но несколько раз, когда я делал глотательное движение, то слышал, как журчит вода и скулил Лох, дёргая меня за унты "Давай, Лох! Поднатужься, милый..." - умолял я, прекрасно понимая, что никакая, даже самая сильная собака, не сможет вытянуть моё тело, впрессованное в ледяные тиски.
Я не знаю, сколько прошло времени. Но вдруг в глазах поплыли радужные круги, кровь перестала ломить череп, послышалась какая-то приятная музыка, и всё - меня не стало..

- Паря, слышь, паря, давай приходи в себя! – откуда-то издалека я слышу незнакомый голос и чувствую лёгкие похлопывания по щекам. Открываю глаза – лежу на снегу. Незнакомый здоровяк приводит меня в чувство.
- Ну, слава Богу – оклемался… Пошли потихоньку… Сможешь?
Пытаюсь встать, но тут же падаю на колени. Здоровяк приподнимает моё обмякшее тело и, подставив плечо, ведёт в вагончик. Голова ничего не соображает. В вагончике ещё тепло, а такое ощущение, что меня здесь не было несколько суток.
Устало сажусь на лавку и спрашиваю:
- Это ты мой спаситель?
- Как тебе сказать – я, скорее, подручное средство, а спасло тебя чудо! Самое настоящее! Которое сейчас под вагончик убежало. Вот кабы не он – так и торчал бы ты вверх калошами! Представляешь, еду гружёный лесом, как вдруг выбегает псина навстречу с лаем и чуть не под колёса бросается! Только лай такой не злой, с привыванием. Чую - неспроста собака надрывается. Выхожу из машины, а она за штанину легонько так ухватилась и тащит к своротку. Потом отпустит, скулит и мордой показывает, – туда смотри! Пригляделся – обутки торчат. Сразу догадался, что к чему, - у нас в деревне, давно ещё, баба так замёрзла, - полоскала бельё, да и ушла головою в полынью по самый зад. Тут парень внимательно посмотрел на моё лицо:
- Я когда тебя вытащил, то рожа у тебя как бурак была, думал, готовый. Но вдруг пузыри стал пускать, просветлел. Хорошо ещё воды в проруби совсем было мало и до головы не достала - захлебнулся бы в миг.
Ну, а пёс у тебя - и впрямь, чудо!- ухватился зубами за штаны и волочит меня! Кому сказать - не поверит!
Здоровяк взглянул на часы и заторопился:
- Ну, ладно, паря, добираться мне надо, чтоб к празднику не опоздать.
Я попытался что-то ему сказать, типа, благодарности, но он махнул меховой рукавицей:
- Да, ладно, что я...Собаку свою благодари, ты ей, как ни крути, жизнью обязан...Бывай здоров, паря, погнал я!
Чуть погодя я на ватных ногах вышел из вагончика.
- Ло-ох…
Также виновато скуля и поглядывая на мою ногу, которой получил пинка, он нерешительно подошёл ко мне. Я присел на чурку и взял его морду в ладони. Когда я посмотрел ему в глаза, то в них ничего не было, кроме преданности… Собачьей… Безмерной…

С той поры я смотрел на Лоха совсем другими словами. Мы с ним были неразлучны . Но так случилось, что летом этого же года я менял место работы и прощался с бригадой. Лох чувствовал разлуку - поскуливал и жался к моим ногам. В ту пору я только подыскивал себе жильё и забрать собаку с собой у меня пока не было возможности. Но я не сомневался, что уладив все дела, я непременно вернусь за ним. Я обнял его на прощание и попросил чтобы его на время заперли в пустом вагончике, пока я не уеду на попутном лесовозе.
Дела мои пошли не так скоро, как я планировал, Своим жильём - комнатой в коммуналке - я обзавёлся только года через полтора. К этому времени в моей жизни произошли и другие важные события, тайга с Лохом как-то ушли на второй план, а вскоре я посчитал, что Лох уже и забыл меня.
Да и будет ли ему, выросшему в таёжной вольнице, хорошо в каменном каземате, пусть даже и с прогулкой?
"Пусть остаётся в тайге, там ему привычно уже" - успокоил я сам себя и жизнь потекла в привычном русле. Если бы только я знал...

Прошло года три, и как-то я встретил в районе Пашку, нашего таёжного тракториста. Помню, мы присели в парке на лавочку и, не привлекая внимания, выпивали за встречу. Вспоминали о таёжных друзьях-товарищах, но когда я спросил о Лохе, Пашка с минуту морщил лоб, соображая, о ком это я, а потом буднично так произнёс:
- А-а-а... этот колченогий... так нет его, вроде как...
- Почему колченогий? И как понять твоё "вроде"?
- Так, это ещё в позапрошлом году случилось.  Он лёг в тенёк под заднее колесо лесовоза, а шофёр не заметил, да с ручника и снял. Машина на пригорке стояла - ну и покатила. Вот, задние лапы Лоху и...  Что-то пристрелить никто не надоумился, патрона что ли пожалели. Так он на передних лапах и ползал, пока мы не сменили место вырубки и не съехали оттуда, - поведал мне Пашка, закусывая мороженым.
- Ну, а потом что с ним? - я почувствовал, как задрожал мой голос и к горлу подкатил комок.
- Не знаю, - честно признался тракторист. - Мы по осени съезжали, я замыкал колонну - полевую кухню тащил на прицепе. Помню, ещё дождь холодный моросил. Оглянусь, а Лох следом по грязи ползёт, лапы волочит задние… Да разве так долго наползаешь - отстал, колченогий... Я потом уже назад не смотрел - дождь сильнее пошёл, окошко заливало, да и стемнело. По-хорошему, конечно, пристрелить тогда надо было, да ладно, думаю, тигра слопает - заключил захмелевший Пашка, а я отвернулся, чтобы скрыть наворачивающиеся слёзы, но почувствовав, что уже не справлюсь с нахлынувшими чувствами, резко встал и быстро пошёл по аллее парка. Я слышал обрывки фраз, которые кричал мне вслед таёжный товарищ : "Да погоди! Я бы не оставил его, это же начальник приказал не брать! Ну погоди же!" Но я шёл не оглядываясь, сам не зная куда, а перед глазами стоял Лох, ползущий с перебитыми лапами вслед за уезжающими людьми...