Море, волны, туфельки…

16+
  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Нефер Митанни
Море, волны, туфельки…
Аннотация:
В этом рассказе описан реальный эпизод с эсминцем"Живым", который шёл на буксире, так как не мог двигаться своим ходом. Во время шторма он затонул, погибли около 260 человек, бывших на нём. Это одна из драматических страниц гражданской войны в России. Герои и их личная история - полностью мой вымысел.
Текст:

Авторский коллаж, при его создании использованы подлинные снимки описываемых событий и эсминца "Живой", картина Samuel Melton Fisher (1859-1939) - Catherine La Rose.

Посвящается первой волне русской эмиграции.

Она обращала на себя внимание не просто, как обыкновенно обращает всякая красивая женщина. Нет, в ней было что-то ещё, что не позволяло мне отвести от неё взгляд. Я, пытаясь соблюсти приличия, пробовал смотреть в сторону стремительно уплывающего берега, потом, опустив голову, стал рассматривать волны, резвящиеся у подножия корабля, но тщетно – мои глаза упорно искали её и находили среди десятков пассажиров, толпящихся на палубе. Меня манила её очень трогательная, почти детская, печаль и беззащитность. При всём том, что ребёнком она не была: я предположил, что ей лет двадцать пять.

Я заметил её ещё в самом начале, когда пёстрая и нервная толпа русских беженцев стала грузиться на корабль, шедший до Стамбула. Люди взбирались по трапу, толкая друг друга, иные ругались, позабыв об элементарной вежливости. Маленькая, изящная как статуэтка, рыжеволосая женщина в чёрном платье и чёрной же шляпе с пером и огромными широкими полями, с которых замысловатыми драпировками спускалась вуаль, закрывая лицо, пыталась удержаться сразу за мной, на предпоследней ступени, при этом тонкая её рука в чёрной кружевной перчатке изо всех сил вцепилась в ручку небольшого саквояжа тёмно-коричневой воловьей кожи.

- Простите, мадам, но я могу помочь вам, - предложил я, перекрикивая толпу.

- Да, если можно, будьте так любезны! – сквозь вуаль я рассмотрел трогательную улыбку и огромные зелёные глаза, смотревшие на меня с мольбой.

Ни слова не говоря, я просто взял её одной рукой и, прижав к себе, поставил впереди, так, чтобы она не смогла бы упасть с трапа. Теперь я смог лучше рассмотреть её. Бледная, светло-оливковая кожа придавала её лицу фарфоровую хрупкость. Яркие волосы, собранные в пышную причёску по последней предреволюционной моде, были не просто рыжими – сказать о них так, означало бы свести всё к банальности. Они были словно расплавленное солнце – отливали красновато-медным оттенком с золотыми искрами. Уже сами по себе эти волосы привлекали внимание, а тут ещё и такие тонкие черты лица, и точёная фигура...

Не женщина, а произведение искусства. Таких не бывает! Но она была! И сейчас смотрела на меня своими глубокими зелёными глазищами. Глядя в них, я вдруг вспомнил наше озеро. Когда-то очень давно, в детстве мы с братом на каникулах любили рыбачить. Я смотрел в зеленоватые воды и мечтал, что однажды смогу увидеть дальние страны. Мечта сбылась! Вот именно сейчас этот пароход везёт меня в Стамбул, бесконечно далёкий, загадочный... Но мне не хочется туда, а хочется к моему озеру под Тулой, в наше маленькое поместье, где мы с братом проводили летние каникулы. Но больше не будет детства, озера, деревенского лета, рыбалки... Больше не будет России. Я не знаю, где мой брат и жив ли он вообще. А будут только томительная тоска в сердце и неизвестность впереди.

Вместе с толпой мы, наконец, сошли с трапа и оказались на палубе корабля. Отпустив Златовласку из своих объятий, я испытал что-то вроде сожаления. Мне нравилось, удерживая её, заглядывать в зелёные омуты глаз и вдыхать горьковато-терпкий аромат её духов. Теперь же я лишь мог наблюдать за ней на расстоянии, но вскоре потерял из вида.

Потом была ночь. Я провёл её здесь же, на палубе под открытым черноморским небом. У меня не было каюты, да и не могло быть. Впрочем, это обстоятельство меня не волновало: мне и без того несказанно повезло – я смог попасть на корабль среди прочих офицеров армии генерал-лейтенанта Петра Николаевича Врангеля. Наш транспорт - эсминец «Живой» - имел значительные повреждения в обшивке и моторной части, однако принял на борт триста восемьдесят раненых офицеров и солдат и не менее двухсот пятидесяти женщин, детей и гражданских лиц, и 15 ноября 1920 года вышел из Керчи в Константинополь на тросе у буксира «Херсонес». Я просто стоял у борта и смотрел в небо, а потом опустился на палубу и подложив под голову свой вещмешок, продолжал любоваться звёздами.

Едва стало светать, я вновь увидел её, мою вчерашнюю Златовласку. Она шла между лежащими и сидящими тут и там людьми, явно хромая, и всё так же держала в руках перед собой саквояж.

- Доброе утро! – я тут же подошёл к ней. – Что-то случилось, подвернули ногу? – видимо, я не смог скрыть своей искренней озабоченности, чем смутил её.

- Ногу? – удивлённо переспросила она и тут же, покраснев, воскликнула: - О, нет! Нет! Я всего лишь сломала каблук. Но... не ходить же босиком? – смущённая улыбка тронула губы, а глаза... Мне показалось, что в них блеснули слёзы.

- Покажите! - почти приказал я, не подумав, что веду себя слишком безапелляционно.

- Что, простите? – она покраснела ещё больше и сильнее сжала ручку саквояжа.

- О, извините меня, сударыня! – теперь смутился я. – Я не представился, прошу прощения. – И тут же, щёлкнув каблуками, отрекомендовался: - Капитан Тульчинский, Андрей Ильич.

- Евпраксия Александровна, - назвалась она и протянула мне свою изящную руку с тонкими длинными пальцами. Чёрное кружево перчатки подчёркивало хрупкость форм.

Мне хотелось поцеловать руку, но я осмелился только пожать кончики пальцев. Мысленно подивившись редкому и звучному имени, объяснил:

- Покажите мне вашу поломку, может, я смогу помочь.

- Вот, - она, достав из кармана саквояжа, протянула мне отломанный каблук, по форме напоминающий рюмочку, - Вряд ли тут можно что-то сделать.

Взяв каблук, я заметил торчащий крошечный гвоздик. «Всего-то и дел: можно попробовать вернуть каблук на место» - решил я и попросил: - Давайте туфлю.

- Но... - она заколебалась, бледные щёки вновь зарумянились от смущения, - удобно ли это?..

- Но не ходить же вам вот так! – убедил я.

Поставив саквояж у борта, она присела на него и, приподняв край платья, быстро сняла туфельку.

- Право, мне так неловко, Андрей Ильич...

Мимолётного взмаха подолом хватило, чтобы я смог заметить редкостно крошечный размер её ступней. Признаться, именно такие женские ножки волновали моё воображение в юности и до сих пор вызывали моё восхищение. Миниатюрная чёрная туфелька свободно поместилась на моей ладони. Это была довольно дорогая модель из кожи Шевро фирмы "Bally"* , на модном французском каблучке, с перемычкой по взъёму. Я приставил каблучок на место, совместив гвоздик с отверстием от него и нажал. Потом для верности несколько раз постучал каблуком по палубе.

- Вот, извольте примерить, - я присел перед ней, намереваясь надеть туфельку на ножку.

- Ну, что вы! Я сама, - возразила, метнув на меня возмущённый взгляд.

Однако я настоял надеть ей обувь, мотивируя тем, что мне нужно проверить крепость каблука.

Уступив моей настойчивости, Златовласка встала и прошлась, грациозно раскинув руки, ставя ноги одна за другую, будто шагала по одной линии. Десятки взглядов устремились на неё. Но на этот раз она не смутилась.

- О, спасибо вам! Даже не знаю, как я могу отблагодарить вас, - улыбка, искренняя и радостная оживила её черты, до сего момента печальные.

- А давайте выпьем чаю, - предложил я.

- А разве здесь есть чай? – усомнилась она.

- Чай вряд ли, но кипятка я обещаю раздобыть, - заявил я.

Вскоре мы сидели здесь же на палубе, не обращая внимания на многочисленных наших попутчиков, и пили из жестяных кружек тёплый кипяток с карамелью, которая нашлась в саквояже моей новой знакомой. Мы разговорились, рассказав о себе, я осмелился спросить:

- Почему вы одна здесь?..

- Я еду к мужу, - пожав плечами, отвечала она и вдруг снова погрустнела.

- А он уже уехал раньше?

- Уехал? – почему-то переспросила она, будто не поняла, и тут же ответила: - О, нет, он не уехал... Он здесь, на этом корабле...

Я понимал, что расспрашивать бестактно, однако не удержался и не скрыл своего удивления:

- Вы – замужем?!

- Да, - улыбка показалась мне какой-то щемящей. – Почему вас это удивляет, разве я не могу быть замужем?

- Нет, то есть...- теперь смутился я, - Конечно же можете, но...Муж с вами? Но почему ... почему вы одна? Впрочем, простите, это, конечно же, не моё дело.

- Ничего страшного... - она опустила голову, скрывая показавшиеся слёзы. – Я – вдова и ... везу тело мужа на его родину.

- Но мы ведь плывём в Константинополь... - растерялся я.

- Да, всё верно, - кивнула она. – Мой муж, Кемаль ибн Фарух бей ал-Ахти, турок. Он часто бывал в России по делам. Два года назад мы поженились в Петербурге. А потом он погиб... Так нелепо... Его застрелили на улице красные матросы.

- Простите, ради Бога! – я встал и поклонился.

- Всё нормально, - улыбнулась она и заговорила задумчиво: - В России у меня никого не осталось... Родители ещё раньше уехали в Париж, а я... Кемаль очень хотел вернуться со мной на родину.

Она замолчала, не имея больше сил что-то говорить. А я подумал, каким же был этот счастливец, что стал её мужем? Должно быть, у них случилась романтическая история, если соединились два человека разной веры? Любовь ведь не спрашивает вероисповедания...

Словно в подтверждение моей догадки она протянула мне фото, на котором из-под шикарных усов сиял белозубой улыбкой редкостный черноглазый красавец, напоминающий кавказского князя, и призналась, справившись со слезами:

- Он так красиво ухаживал... Устоять было невозможно... Я влюбилась без оглядки, хотя мои родители поначалу были против... Я ни разу не пожалела о том, что приняла его предложение. Мы были так счастливы...Пусть всего два года, но зато каждый день.

***


Ночью я проснулся от брызг, попавших на моё лицо. Начался шторм. Люди, как и я, ночевавшие на палубе, в панике метались вокруг. Я сразу подумал о своей Златовласке. Вечером она, пожелав мне доброй ночи, ушла куда-то. Я попытался отыскать её, но среди беспорядочно метающейся толпы это было бесполезно. И вдруг эсминец тряхнуло.

- Мы оторвались! – услышал я чей-то крик.

А через мгновение огромная волна налетела на нас, и я очутился в воде. Дальнейшее в моей памяти слилось в единую галерею образов. Я в открытой воде, что есть силы пытаюсь плыть. Вокруг плавают вещи, обломки чего-то и люди... живые, как я, и те, кого забрало море. Мой взгляд пытается отыскать Златовласку, даже в эти минуты я не терял надежды помочь ей. Потом меня и ещё троих офицеров подобрали турецкие рыбаки.

Сидя на корме, я смотрел в море. После шторма оно вновь казалось мирным. И вдруг среди волн я увидел... туфельки. Те самые изящные туфельки! Одна из них, без каблучка, словно крошечная лодочка, плыла по волнам.

***

Прошёл год. Я тщетно искал следы Евпраксии. Её не было в списках погибших и не было среди спасённых... Спустя многие годы, всякий раз, стоя на берегу моря, я вижу зелёные очи моей Златовласки.

_________

* Шевро - Мягкая козлиная (даже из козлят) кожа, плотная и эластичная, но очень тонкая. На коллаже изображена реальная пара таких туфель этой фирмы.
Bally — швейцарская компания по производству обуви, основанная Карлом Францем Балли в 1851 году.

В 2008 году владельцем бренда стала корпорация JAB Holding. В 2013 году директором компании был назначен Фредерик де Нарп, до этого возглавлявший американский ювелирный бренд Harry Winston. В 2015 году де Нарп заявил, что в течение 5–10 лет хочет увеличить оборот Bally с 400 млн до 1 млрд евро.

В апреле 2017 года JAB Holding выставил на продажу принадлежащие ему «люксовые» обувные бренды Bally и Jimmy Choo , так как решил сконцентрироваться на товарах массового потребления, — в первую очередь кофе и смежных с ним продуктах.

+2
16:07
562
18:32
+2
Печальная история.
06:03
+1
roseДа, выправы! Но такая она у меня возникла smile
Загрузка...
Анна Неделина №2

Другие публикации