Глава 3

Банкет

Ответ Ковальского был опубликован в газету, благодаря Теодору. Там он немного подкорректировал его речь, но смысл оставался таким же. Людей не убавилось, но и не прибавилось.

Ковальский несколько смирился с этой участью и начал направлять все силы на рекламу. А вот Антон с каждым днём становился всё мрачнее и мрачнее.

— Меня уже прохожие на улице оскорбляют, — сказал он Виктору, спустя три дня. — Называют меня «хамом»... Простые люди, которые даже порог этого ресторана не переступают!..

— Господи, не обращай на них внимания.

— Легко говорить. Будь их воля, они бы плюнули мне в лицо.

Так прошла неделя, и наступил понедельник. Вера словно на крыльях летела на работу — теперь все счета её были оплачены, а ходила она в новом платье и сапогах. Также на работу она ходила не одна, а с Виктором, и они очень хорошо сдружились за столь короткое время.

Придя на работу, они встретились с Ковальским. На лице его играла улыбка.

— Могу я вас поздравить: сегодня у нас будет много гостей!

— А что так? — сказала Вера.

— Одна моя знакомая, очень знаменитая актриса, устраивает у меня сегодня банкет в честь дня рождения дочери. Гости придут в семь вечера, поэтому мы сегодня на целый день закрыты — будем готовиться к банкету!

Если день прошёл для Веры скучно, то официанты, — а уж тем более повара, — целый день были заняты. Первые расставляли столы посередине, образуя дугу, вторые занимались приготовлением сложных блюд. Ковальский, словно курица-наседка, бегал и осматривал рабочий процесс, повторяя, что гостей будет много, придут даже журналисты.

...И вот ближе к семи начали входить первые гости. Самыми первыми вошли актриса Кэйтарайн Кауц вместе со своей дочерью Гертрудой; далее заходили другие важные персоны в пёстрых вечерних нарядах. Вера, которая за день сходить домой и переодеться в новое лиловое платье, бегала взад-вперёд, принимая у толпы одежду.

Как только все прошли в зал, а Вера откинула рыжие пряди со лба, появился на пороге Теодор в белом костюме и висящей фотокамерой. Вера улыбнулась и покраснела за свой уставший вид.

— Здравствуйте, герр Мёллендорф. Что-то я вас давненько не видела.

Он улыбнулся.

— Виноват, Вера. Извините, много было работы... А как вы? Как вам новая должность?

— Спасибо, всё хорошо.

— Красивое платье. Новое, только из магазина?

Она рассмеялась.

— Если честно, да.

Он засмеялся, тихо и почти бесшумно. В этот момент подошёл Виктор и несколько поколебался на пороге.

— Герр Мёллендорф?

Они оба перестали смеяться, но румянец на лице Веры всё не проходил, а улыбка застыла на её устах, что немного смутило его. Теодор продолжал улыбаться до ушей.

— Да, я вас слушаю.

— Э... Проходите, прошу вас. Там есть ещё парочка свободных мест.

— Сейчас подойду.

Виктор кивнул и с явной неохотой, медленно отправился обратно, иногда кидая взгляды через плечо. Как только он скрылся за углом, Теодор нагнулся к Вере и сказал:

— Такой наивный дурачок.

Она слегка нахмурила брови.

— Не говорите так. Он очень хороший, светлый человек... — Она покраснела. — Он мне помог устроиться на эту работу.

Теодор понимающе кивнул и, чтобы уйти от этой неловкой ситуации, попрощался и пошёл в зал, где все уже расселись в большой полукруг, во главе которого сидели актриса с именинницей. Официанты стояли по углам, заложив руки за спину. Граммофон гремел на всё помещение. Звенели чашки, ложки, утопая в какофонии и гомоне, песнях, скороговорках, немецкой речи, перемешанной вместе с польской или чешской.

Так проходил час, два... Ковальский за весь день утомился, и глаза его начали слипаться. Гул несколько утих, и теперь принялись за своё дело журналисты: они подходили к уставшим, сытым гостям и, словно вампиры, высасывали у них информацию и впечатления, которые в ближайшее время перенесут на бумагу. Некоторые гости уже уехали домой, и Ковальский позволил себе сесть на край стола и съесть недоеденный десерт.

Тут к нему подошла Гертруда, и он выпрямился. Её лицо светилось, хотя под глазами уже виднелись мешки.

— Спасибо вам, доктор Ковальский, за такой чудный вечер!

— Ну что вы, милая моя, мы обязаны дарить людям радость... За горсточку, конечно.

Она рассмеялась, и тут между ними встал Теодор. Ковальский нахмурился и снова принялся за десерт.

— Леди, поздравляю вас с праздником! — сказал журналист с улыбкой.

Она покраснела.

— Спасибо...

— Можно вам задать парочку вопросов?

— Да.

— Вам понравился банкет в этом ресторане? Еда? Интерьер?

— Ну что вы! Это великолепно; повар постарался на славу! А ещё и доктор Ковальский...

— Никаких казусов не было?

— Нет, всё отлично!..

В этот момент к ним подошла Кэйтарайн, чьё круглое тело пошатывалось, и от которого разило шампанским вперемешку с портвейном.

— О, герр Мёллендорф!.. Вы даже не представляете, какой очаровательный вечер! Ковальский, — она подошла к владельцу. Тот встал, — милый, дайте я вас поцелую!

Он покраснел до корней волос. Теодор укусил руку, сжатую в кулак, пытаясь подавить первые симптомы безудержного хохота. Ковальский отпрыгнул в сторону, едва не обронив стул.

— Ох, фрау Кауц! Прошу вас, присядьте!

И тут она пошатнулась.

— Ах!

Она упала навзничь, но её подхватил Теодор, стоявший как раз за спиной, и они оба повалились вниз. Все подбежали к месту происшествия, другие журналисты включили фотоаппараты — щёлк, щёлк, щёлк!

Теодор почувствовал сквозь тупую боль в спине холодный пол. Кэйтарайн лежала на нём, отдавив ему ноги, тихо постанывала. Он осторожно попытался оттолкнуть её в сторону, почувствовал что-то упругое и мягкое под руками... Потом ещё что-то, напоминающее шарик...

Кто-то в толпе присвистнул, камеры ещё активнее защёлкали. К ним подошла Гертруда, подняла маму и, нагнувшись, дала Теодору пощёчину.

— Скотина, Извращенец!

Теодор покраснел и начал смеяться, хотя при этом не видел здесь ничего смешного. Именинница ударила его по щеке ещё раз, подхватила Кэйтарайн, смотрящую в одну точку, и направилась в сторону гардероба.

За ними, словно собаки, поплелись журналисты. Таким образом, зал практически полностью опустел, и почти всё смолкло, кроме монотонного бормотания саксофона на пластинке.

Ковальский помог Теодору подняться. Тот, мрачнее тучи, встряхнулся и сказал:

— Что ж, походу дело я — звезда.

Ковальский не смог сдержать улыбки.

— Я даже представляю такой большой заголовок: «КАЗАНОВА СНОВА В ДЕЛЕ!!!»

— Я бы на вашем месте так не радовался, ведь это произошло в вашем заведении, а вы даже ничего не сделали.

Улыбка исчезла с лица Ковальского.

— А ведь верно... Чёрт! Теперь мы с вами в одной лодке. Эх...

— Ну-с... Что ж, предлагаю на время закопать топор вражды, так как нам завтра объясняться перед толпой. Так что нечего нам друг друга поливать грязью.

— Да и терять уже всё равно нечего.

Они пожали руки и расстались, даже если и не друзьями, ну уж точно не врагами.

Теодор подошёл к Вере.

— Как прошёл вечер? — сказала она.

Теодор рассказал ей ситуацию. Она присвистнула.

— Да уж, неловкая ситуация... И что теперь?

— Подождём до завтра — что же ещё остаётся? Подайте, мне, пожалуйста...

Вера подошла и... замерла. Ничего не весело. Сердце её упало и глухими ударами отзывалось где-то в ногах.

— Т-теодор... Нет пальто.

— Как так?

— Я... я, кажется, его отдала фрау Кауц.

Она услышала сзади тяжёлый вздох, и на глаза её навернулись слёзы. Вера не смела повернуться к нему.

— Простите... пожалуйста, простите! Я попрошу у владельца её номер телефона.

Стук. Он барабанил пальцами по столу.

— Там... там лежало что-то важное? — сказала она.

— Дубликат ключей и немного денег.

— Она их вам обязательно вернёт...

Крупная слеза потекла по её щеке, но чтобы не выдавать себя, она не стала её вытирать. Слеза упала на руку.

Голос Теодора смягчился, и он перешёл на «ты»:

— Ох, Вера, не плачь. Пустяки, там нет ничего ценного. Слышишь? Не плачь.

Она не поворачивалась. Он зашёл за стойку и обнял её. Она вздрогнула, но не сопротивлялась; слёзы текли из её глаз ручьями.

— Вера, — ласково сказал Теодор, — может, дашь мне свой номер телефона, а? Чтобы всегда быть на связи.

Она что-то пролепетала, и он записал это в блокноте. Попрощавшись, он ещё раз обнял её и ушёл.

Продолжение следует...

(фотограф Mat Brown)