осколки

Елена Малозёмова

"Осколки" 

El Pueblo Unido

     До той осени я мало ела виноград. Есть виноград – ем виноград, нет винограда – и не вспомню про виноград. Но вот с той осени, когда он есть и я его ем, то всегда вспоминаю, как еду в автобусе с остальной абитурой по красивейшей Талгарской трассе в винсовхоз «Казахстан». Вся трасса усажена пирамидальными тополями, так похожими на кипарисы, справа горы, сверху синее небо, а слева длиннющие бетонные лотки для полива. В них серьёзным потоком несётся чистейшая горная вода. Прямо по курсу – городок Чилик, а там и до Китая недалеко. Но Чилик нам не нужен, выходим раньше. С обеих сторон до горизонта тянутся ряды с виноградными лозами, высаженными как по линейке. Господи, какого же винограда там не было!.. В основном, конечно, "Мускат", «Рислинг» и какой-то винный сорт чёрного винограда, но были делянки и с «Дамскими пальчиками», и с «Бычьим глазом».

Сначала мы бегали мыть наиболее понравившиеся кисти, но через пару дней плюнули на всякую там городскую санитарию и заталкивали в рот целиком исходящие теплом и солнечным светом ароматные грозди. К вечеру мы становились похожими на пыльных чучел в потёках сладкого нектара. Во рту оскомина, пальцы прилипают друг к другу, майки и трико колом стоят. Красота! Старшим у нас был преподаватель с какого-то другого факультета, я его больше за годы учёбы и не встречала. Невысокий интеллигентный очкарик с очень тихим голосом. И вот, в десятых числах сентября, он вернулся из города, собрал нас всех возле совхозного клуба, где мы кантовались, и печально произнес: « Девочки, слушайте меня внимательно. В Чилике переворот…» Мы застыли в ужасе: мы от Чилика километрах в сорока, а папа с мамой далеко! Как же мы теперь? Куда бежать? И как так – переворот? Кто? Зачем? А наш интеллигентный препод так же тихо и печально продолжил: «Сальвадора Альенде убили…» Раздался вздох облегчения, кто-то нервно засмеялся. Пронесло.

Да и в самом деле: какой переворот мог быть в СССР в 1973 году? Смешно. Повздыхали и разошлись. Забылось это как-то. Только, приехав в город и начитавшись газет, мы поняли, что произошло. Страна натурально стояла на ушах. Всех в очередной раз охватила пылкая любовь к угнетённой Латинской Америке.

История с Кубой для нас, семнадцатилетних, действительно была историей. Сколько нам там было в пятьдесят девятом? Конечно, знали и восхищались и Фиделем Кастро, и Че Геварой, но там уже как-то всё устоялось, успокоилось, а тут!.. Концлагерь на стадионе в Сантьяго, горящий дворец Ла Монеда, расстрелы, отрубленные руки поэта Виктора Хары, всё заставляло сопереживать. Абсолютно искренне. Имя Пиночет моментально стало нарицательным и ненавистным. Мы не знали испанского, но слова El pueblo unido jamás será vencido были нам понятны. Мы поднимали правую руку со сжатым кулаком: No pasaran! Всё равно, они не пройдут! Мальчишки разучивали аккорды на гитарах, на слух ловили незнакомые слова и из всех подворотен вперемешку с битловскими песнями и другими дворовыми страданиями неслось: «Эль пуэбло унидо хамас сера венсидо!».

Вот такой мне запомнилась осень 73-го года, первая моя взрослая осень. Сегодня тоже одиннадцатое сентября. Сейчас виноградинку съем, косточки выплюну и вспомню что-нибудь ещё…