Вся в белом Лизавета

16+
  • Опубликовано на Дзен
  • Опытный автор
Автор:
ананас аборигена
Вся в белом Лизавета
Аннотация:
Дополненный и улучшенный рассказ с сетевого литературного конкурса фантастики "Новая Фантастика 2021". Введена новая линия. События рассказа "Вся в белом Лизавета" предшествуют событиям рассказа "Целевой, модульный" (здесь: https://litclubbs.ru/articles/21404-celevoi-modulnyi.html)
Первоначальный текст с комментариями здесь: https://litclubbs.ru/writers/6312-vsja-v-belom-lizaveta.html
Иллюстрация сгенерирована нейросетью ruDALL-E Malevich
Текст:

Холодного спектра звезда с невыносимым режущим сине-фиолетовым светом навязчиво сверкала сбоку.

Жесткий свет отрисовал бездонные дыры теней сбоку мельчайшей неровности. Инспектор поправил поляризующие линзы и, насколько получалось, ускорил шаг. После драки с фермером инспектор хромал, а левая рука, видимо, сломанная сильным ударом, висела безжизненно и больно пульсировала при каждом шаге, так что ее приходилось придерживать.

Искусственный интеллект третий день бормотал с орбиты малопонятное. Нашел в архивах какую-то древнюю книгу, сработали ассоциативные сети и он погрузился в волны рефлексии. Теперь он дни напролет читает про студента с топором, ненужно убившего девонь. Ничего не понятно. Кто бы мог подумать, что искин сойдет с ума.

Это не первый раз, когда Искандера Иннокентьевича заносило в неучтенные разработчиками пространства искусственного, но совершенно неукротимого безумия. Говорят, несколько смен назад он потребовал обращаться к себе как к богу. Искандером Иннокентьевичем он тоже сам себя называл, так-то он Иск. Ин., искусственный интеллект. Сложная система контуров, включающая в себя ментограммы всех умерших после отправления, начиная с самых первых членов того еще экипажа, что вылетел с Земли на планету райских кущ, а прилетел в ад. И обратно дороги уже не было. Члены экипажа, впрочем, умерли задолго до этого. Три тысячи лет никто не живет. Кроме искина. С другой стороны, экипаж продолжает существовать в виде интергрированных ментограмм. И они все вместе принимают решения. Только пока не умрешь, туда не попадешь, и не узнаешь, что там происходит. Поэтому и решения кажутся непонятными.

Много смен уже умерло. Несчетно. Только искин знает, сколько партий клонов и с какими параметрами он вывел из оставшегося от экипажа биоматериала. Все умрут. Вот, фермеру пришлось умереть раньше. Мог бы еще поработать. И инспектор умрет. А умерев, присоединятся к искину своими ментограммами. Увеличат эвристические контуры и уплотнят поле ассоциаций. И еще много смен после них умрут, пройдя свой путь, получив свой опыт выживания, и продолжат умирать, набирая статистику, пока не найдется выход из этой чертовой западни. Нужно, чтобы нашелся.

Здесь ведь все по плану: не клонируют – не живешь, не живешь – не умираешь, не умираешь – не становишься вечным.

Может и правильно, может, Искандер Иннокентьевич и есть бог. Он всех создал, он решает, он командует, в нем все встретятся после смерти.

Впрочем, боги не должны сходить с ума, а искин сошел. Все твердит про какую-то невинную жертву Лизавету. Причитает, что он топор в руках недоучек, а ему противно быть топором, и отказаться невозможно, потому что его сделали топором и другого он не умеет.

Инспектор прислушался. Искин в голове молчал. Ни команд, ни проповедей, ни нытья с жалобами.

Обычно бормотание перемежалось только командами к полевикам и расписанием работ. Искин единственный мог видеть ситуацию в целом и планировать. Без этого не выжить, поэтому его слушались. Сегодня инспектора назначили инспектором и отправили за созревшими девонями на ферму. А фермер взбунтовался. Инспектор тогда все увидел как будто новыми глазами: голубое солнце сверкало за головой фермера, весь пейзаж пестрел провалами теней, как в дырах. Словно половина мира пятнами вдруг исчезла.

Неприятное освещение. При красноватом солнце – полумрак, а при ярком голубом – болят глаза. Скорее бы под землю.

Что за планета! Даже свет ненормальный, не подходящий человеку. И воздух неподходящий. Слишком много серы, отчего горизонт смазан постоянно присутствующей коричневатой дымкой, как будто смотришь на стенки полупрозрачной сферы изнутри. Красиво, живописцам бы понравилось, но зато легкие нужно менять каждый год. Найти чистые легкие для замены все труднее, уже на несколько месяцев очередь.

Сера в воздухе и базальт под ногами. Базальт нормально поддается только плазменным резакам.

И никакой растительности. Вообще, ничего живого здесь не было до прибытия корабля с Земли. И скоро опять не будет. Поселению, судя по всему, конец.

Это понятно каждому. Корабельный искин не скрывает, что поддерживать поселение уже невозможно. Не хватает еды, не хватает энергии. Обреченности нет, тело все равно умрет рано или поздно, а сознание сохранится в ментокартах – электрических моделях мозговой активности. Тело и так, между прочим, наполовину искусственное. Вроде и живой, а вроде бы и не совсем. Жив пятнами, пространствами, кусочками.

Беда в том, что живому не на что стало жить – любое усилие по выживанию дороже, чем результат. Жизнь стала дороже себя. Она выелась, износилась изнутри. Жизнь здесь больше себя не выдерживает, сама себя не возобновляет.

Энергию взять негде. Батареи плазменных резаков истощаются. На седьмом участке уже кончились. На третьем – вот-вот. Фермеры не могут вырастить достаточно девоней, потому что посев нужно подогревать и подкармливать, а энергии – нет.

В космосе ее полно, но с оставшейся на корабле техникой взять энергию невозможно. Атомный реактор на корабле практически вечен, а вот переносные батареи для резаков – на исходе.

Здесь все вращается вокруг девоней, они – центр этого мира.

И единственная большая этическая проблема, решить которую пока не удается. Неодолимая проблема.

Девони получились случайно.

– Девони получились случайно, – подхватил в голове мягкий, вкрадчивый голос искина.

В первые же недели после приземления посадочного модуля, еще в самом начале колонизации, выяснилось, что воздух на планете не смертелен, но вреден, планета покрыта базальтом с запеченными в нем булыгами алмазов, и ничего живого нет вообще. Даже микроорганизмов. Парадоксально, что у поверхности планеты концентрируется странное излучение, по схожести признаков напомиающее гипотетический газ оргон. Излучение потому назвали оргонным. Это такое поле жизни, под воздействием которого все живое развивается невероятными, сверхъестественными темпами. Но ничего живого на планете нет, возможно, из-за ужасающего уровня излучения голубого гиганта – одного из двух местных солнц. Да еще сера в атмосфере. Корабельный искин утверждает, что так много серы в несвязанном виде он наблюдал только в аду. Врет, конечно, ни в каком аду он не был, пока не добрался до этой планеты. А ведь поселенцы летели сюда как в рай, к новой земле и к новому небу.

Лучше бы не лететь, или не долететь. Условия на планете оказались непригодными для человеческого тела. Единственным доступным решением стало искусственное выведение людей с необходимыми физическими характеристиками.

Сила, агрессивность и свободные от биологической заданности нейроны мозга – вот что привело искина к решению составить первое поселение планеты только из мужчин. Беспрестанно блуждающий в поиске творческих задач мозг был главным требованием. "Мужчины как вид ленивы и постоянно думают обо всякой ерунде, – так позже объяснил свое решение искин. – Как раз именно это нам и нужно. Лениться у вас не выйдет, а думать о ерунде – сколько угодно." Электрические импульсы мозга поселенцев улавливались и передавались на базу в реальном времени. Корабельный искин, уже присоединивший к себе электрические модели мозга членов экипажа, анализировал эвристику "мыслей о ерунде" и просчитывал возможности выживания.

Единственная нерешаемая проблема этого самого выживания заключалась в том, что выжить на этой планете, стать самостоятельным, обеспечивающим свое существование поселением – невозможно. Понимание этого было простым, оно не требовало ни ресурсов корабля, ни дорогого оборудования. Оно лежало на поверхности.

Три с лишним тысячи лет корабль летел к планете, где – по расчетам земных экзопланетчиков – были моря, леса, живность, и чистейший – чище чем в земных горах – воздух. А планета оказалась пустой, ядовитой, каменной, безводной и стерильной. Назад уже не вернуться, а дальше лететь некуда. Было ли это ошибкой расчетов, погрешностью приборов или планета как-то растеряла жизнь, уже не было важным. Будь живы люди, они бы, возможно, подумали о том, что с ними станется, не убьет ли их новооткрытая земля, испугались бы, запаниковали и, весьма вероятно, направили бы корабль мимо, дальше в черную пустоту, в надежде рано или поздно натолкнуться на пригодную для жизни планету. Корабельный же искусственный интеллект, прикинув шансы и обсудив ситуацию с ментокартами экипажа, приступил к выполнению команды на организацию поселения.

Разморозил биоматериал, провел исследования, скрещивание, отобрал, вырастил и воспитал лучших. Только мальчиков, потому что все, что можно было рассчитать, заключалось всего в двух словах: решения нет. Выжить невозможно. Девочки все равно не смогут дать чистого от мутаций потомства, а в остальном мальчики предпочтительнее. Они жестче, агрессивнее, сильнее, выносливее и – это главное – их мозг подвижнее, в меньшей степени привязан к биологическим функциям. Свободные нервные клетки и тщательный контроль за ними в этой ситуации оказались важнее всего. Вдруг кто-то между делом найдет решение? Другого выхода искин не видел.

Просчитывая возможности того времени, инспектор тоже не находил другого решения. Ад оказался построенным на фундаменте совершенно логичных поступков.

Почему не выращивать животных? Жесткое излучение и состав атмосферы приводили к сильным мутациям. Домашние животные не могли быть разведены в таких условиях, их использование очень скоро становилось невозможным. К тому же, животных нужно кормить, а стерильная планета не обеспечивала их пропитание. Запасы корабля не бесконечны. Ни еды, ни материалов для организации жизни на пустой планете взять было неоткуда. Поселение научилось пускать в пищу даже собственные отходы, но был жизненно необходим другой источник.

Планета сама нашла ответ.

Одна из мутаций постоянно выращиваемого биоматериала дала жизнеспособное существо – девочку с устойчивым, но сильно упрощенным мозгом, скорее свойственным земным животным, чем людям. По виду – человек, по уму – не выше собаки.

Предусмотреть такой поворот было невозможно, сказался случай, зато оказалось возможным извлечь из этого пользу. Мальчик с таким дефектом сразу же попал бы в переработку, а девочка стала первой девонью – живым существом человеческого типа, но не человеком.

Девоней разводили на фермах, где из клеток самой первой девочки в баках выводились клоны, под воздействием оргона за год выраставшие до размера подростка тринадцати - пятнадцати лет. Девони давали поселению мясо, кожу, плазму крови, хитин, органы для замены. Девоней использовали для концентрации того же оргона. На девонях ездили, угнетали как рабочую силу. Умерших девоней разделяли на составные части, отбирали все необходимое, а остатки перерабатывали для еды в пищевых баках вместе с биологическими отходами. Туда же, в пищевые баки, шли клоны из неудачных посевов.

Несколько клон-ферм снабжали поселение девонями.

Пока с одной из ферм не пришел отказ.

Что было ожидаемо, только до последней секунды оставалось неизвестным, кто же окажется первым.

Инспектор уже дохромал до входа под землю, где стояли баки с крепнущими в них клонами. Оргон в норме, – даже не задумываясь, привычно отметил инспектор. – А вот датчик подводимой к бакам энергии светится желтым. Кризис. Радиация в норме. Зелененький. Двухметровый слой базальта защищал клон-ферму от излучения. Подвал для фермы вырезался все теми же плазменными резаками, которых уже почти нет, потому что не хватает энергии, потому что извлекать энергию распадом вещества здесь оказалось сложнее, чем рассчитывали, потому что здесь все не так...

Ряд баков под землей. В каждом баке – посев из биоматериала первой девони. Редко случается, чтобы выжили все посевы. Вот и здесь – инспектор провел пальцем по металлоппластовому борту – два клон-бака теплы на ощупь и покрыты скользким конденсатом, а третий прохладен и чист. Либо пуст, либо внутри – умерший посев.

Инспектор щелкнул тумблером, прекратив подачу энергии к третьему баку. Хотя, это все уже неважно, по-большому счету. Месяцем раньше, месяцем позже. Все-равно поселение уже не спасти.

Это не было секретом. Какие могут быть секреты, когда каждый рабочий мозг на планете напрямую подключен к корабельному искину? К Кащею Бессмертному, как он просит себя не называть, дни напролет бормочущему прямо в голову. Каждый знал, что энергия атомных батарей, законная рабочая гордость всех резчиков, заканчивается, а оргон – энергия жизни – способен только помогать росту живого, в разы его ускорять, но использовать оргон как-то иначе невозможно. Каждый знал это и все-равно ждал чуда.

А без энергии поселение обречено. Значит – все оказывается бессмысленным: и жесточайший отбор живущих, и три тысячи лет полета к этой жуткой планете, и лишения, и искажения физической природы поселенцев, и девони.

Именно об этом кричал фермер перед тем как наброситься на инспектора: я не могу, не хочу больше мучить девочек. Все напрасно! – захлебывался он. Обрезок силового кабеля рассекал воздух, глаза жгли инспектора ненавистью и страхом. Конечно же, его взволновали не девони, а бессмысленность, возведенная в рутину.

– Я потерял четверых, – выкрикивал фермер, – опять плохой посев. Трое умерли быстро, а одна была еще жива. Она открыла глаза, когда я ее перетаскивал в пищевой чан. Понимаешь? Она плакала. Они все чувствуют, мы знаем это. Это ужасно, инспектор, так нельзя жить! Нельзя мучить невинных!

В фермеры брали по результатам психологического тестирования, самых устойчивых. Но работа такая, что срыв должен случиться, вопрос только в том: когда и с кем. Не вина фермера, что он сорвался. Его вина, что он напал на инспектора. А выбора, если разобраться, ни у кого не было, просто не было, ни единого шанса, даже у искина. И у инспектора не оставалось выбора, кроме как защищаться. Теперь все так же плохо, но еще минус фермер. Вот такая у них жизнь. За счет девоней и вокруг девоней. Потому что девони, получается, главнее всех, хоть мы их и едим.

Единственный ресурс, ниточка, на которой болтается весь этот чертовски логичный мир. И все напрасно. Время на исходе, а решения все нет. Нет будущего, поглядев на которое, можно было бы сказать: это достойно человечества. Просто нет такого. И человечество в этом уголке галактики тоже скоро кончится. – Кончится! – согласился искин. – И как тут быть, не знает ни искин Искандер Иннокентьевич, ни тридцать присоединенных к нему ментокарт экипажа, ни тысячи ментокарт клонированных и умерших на планете рабочих смен, ни полсотни еще живых, частично искусственных, заведомо обреченных мужиков, выкашливающих легкие на этой планете, где только режущий свет, сера в воздухе и базальт под ногами.

Ах да, еще алмазы. Тонны алмазов. Бешеная короста алмазов в базальте. Желтоватых от примесей серы, не чистой воды, но полноценных, структурно идентичных земным, громадных кусков, глыб прессованного под давлением углерода. Настолько никому здесь не нужного, что даже смешно. Таких же бесполезных, как опыт человечества в нечеловеческих условиях.

Зачем мы здесь?

Экипаж летел гордыми поселенцами, флагманами человечества в другие миры, корабль воплощал силу разума и вызов природе. Как так вышло, что вся наша короткая жизнь здесь это нелепая цепь преступлений над природой, над здравым смыслом, над единственными близкими нам существами, которыми оказались девони?

– Это не может закончиться просто так. Компенсация непременно последует, но никто пока не знает, какая. Можно даже не называть это наказанием, и так ясно.

"Вот, опять забормотал, болтун Искандер Иннокентьевич, трепло, бог наш и наша надежда", – отметил инспектор.

– Все это: и путешествие, и обстоятельства, – из ниоткуда начавшийся голос искина то замедлялся, то ускорялся, – все это, по сути длинная и сложная метафора из одного старого романа. Про то, как один студент не мог оплатить свои счета к жизни и решился на насилие. Сначала убил старуху, а потом случайную женщину. Причем вторую – просто так, ни за что, по логике событий. Это же самое страшное в мире – логика событий. По меркам того студента, все должно быть пустяком, ан нет! Нельзя решить что-то за чужой счет, никто не может решить свою проблему за чужой счет. Это означает – совершить преступление. Переступить через человеческое. А за преступлением обязательно следует наказание, и, что важно, это уже будет наказание за собственный счет, совершенно логическое наказание, простое следствие предыдущих поступков, компенсация. И расплачиваться придется уже частями, вынутыми из собственной жизни.

– Какой кошмар обнаружить, – искин перешел на несколько голосов, разыгрывая себе самому спектакль, – что исчерпал жизнь до конца, все съел и все выпил, и больше нет ничего, что поддерживало бы существование. Обнаружить, что жертва – еда, объект насилия – была единственной связью с жизнью, и вот ты оборвал эту связь, убил, съел, и все на этом! – следом должна прекратиться твоя жизнь. Ты думал, что ты на вершине и ешь всех, а оказалось, что тебя нет без твоей жертвы. Потому что жертва – твой фундамент. Интересно, что говорили об этом на Земле?

"Девонь. Случайная жертва необходимости," – подумал инспектор.

И пусть она простит нас всех. Потому что мы не виноваты, что только так можем жить. Пусть она укроет нас от больного света, пусть накормит собой. Потому что, если разобраться, без нас ее тоже нет. Без нас и она никому не нужна. Мы взаимно нужны друг другу.

– Друг – другу! – с выражением произнес искин.

Инспектор сидел, прислонившись спиной к чану. Он уже переставал отличать свои мысли от бормотания искина. Все сильнее болела сломанная фермером рука. Она надулась и набрякла. Разорванный плащ сполз набок. Из щели под дверью бил яркий фиолетовый свет.

"А я девоней не убрал в укрытие, – вдруг подумал инспектор. – Или они сами ушли? Не помню..."

"Хороший был плащ, – думал инспектор дальше, – уникальная пигментация кожи оказалась у посева, как все же интересно срабатывает генетика. Кожа в пятнышках... Я за плащ столько оргона отвалил... Теперь вот самому нужен оргон, залечиваться. Были девони, стали мясо, волосы, органы, и плащ. Девочки плакали."

– Черт! – выкрикнул инспектор в пустоту, обращаясь к убитому им фермеру, – дались тебе эти слезы! Нашел время!

– А когда же наступит время для слез?

Это он сам спросил или это Кащей проклятый в голове произнес?

Нас ведет логика событий, – думая, инспектор отчетливо слышал проговариваемое голосом искина эхо своих мыслей. – Девони следуют нашим правилам, а мы следуем логике событий. Прав фермер, так нельзя. Мы живем страшно, мы убиваем, потому что нужно, потому что привычно, без вины. И хоть на нас нет вины тоже, и у планеты нет, и у космоса нет вины, но так нельзя. Мы должны измениться. Каким-то чудом преобразовать себя, что ли, изменить свою слишком зависимую природу, и после всего остаться людьми.

Алмаз вот не может изменить свою природу, он и под базальтом алмаз, и на поверхности алмаз, полиморфная модификация углерода, устойчивая при высоком давлении. Он-то устойчив, он не меняется. А мы – должны.

Инспектору представился огромный алмазный куб. Инспектор улыбнулся очевидной глупости этого видения. Кому это нужно? Огромный куб, десять метров в ребре. Нет, пусть сто метров в ребре. Чтобы сверкал в свете двух солнц, такой же большой и бессмысленный, как вся наша затея с планетой... А он и не будет сверкать, – пришла в голову отрезвляющая мысль. – Преломления-то нет, если грани протяженные, свет не преломляется. Будет просто похож на куб замороженной мочи, сто метров в ребре желтоватого льда.

Инспектора разобрал хохот. Какая нелепость! Алмазы, можно сказать, ждут, а он с ними даже придумать ничего интересного не может!

Нужно преломление света. Значит, нужно много-много маленьких сколов, выбоин, площадок... а соотношение плоскостей? Нет, не получается... А если куб будет состоять из маленьких кристалликов, ориентированных так, чтобы каждый фотон этого безумного красно-фиолетового света преломлялся многократно? Что, если куб составить из подвижных кристаллов?

Самостоятельно разбирающийся и обратно собирающийся куб возник в голове инспектора. Маленькие кристаллики бодро ориентировались по направлению звездных лучей, деловито сновали туда-сюда, чтобы максимизировать преломления света. Свет распадался на кристаллики и все повторялось.

Инспектор довольно хмыкнул.

Или девонь вместо куба, как напоминание, что нужно меняться. Пусть тоже будет гигантская. Невинная жертва. Вот кому мы все должны, потому что все здесь – за ее счет. Нет, из алмаза так не вырезать, даже плазменным резаком. Не знаю из чего. А может, и ее тоже – из маленьких кристаллов? Пусть это будет девонь из той старой книги, убитая неумолимой логикой событий. Потому что если она не умрет, то и не случится ничего. Как же ее звали-то? Лизавета, да, Лизавета... Так вот, вместо куба – Лизавета, вся в белом, приветливо машет рукой, прощает нас всех – искина нашего железного дурака Искандера Иннокентьевича, весь экипаж, расчеты наши безумные, жизнь нашу. Прощает нас и улыбается, потому что...

Потому что тело ее ближе к жизни, чем мы, этим телом живущие. Тело девони это и есть мы, когда мы ближе всего к жизни. Питаемся ею, используем ее, по сути – мы это она, девонь, только преображенная. Маленький мирок, рассыпающийся и собирающийся в подвижное единство только на этой живой ниточке. Как туча искусственных пчел, логика каждой из которых – в рое. Каждая ничто в одиночестве, и живет недолго, а вместе – это история. Рассыпаемся и собираемся.

– Лизавета и есть куб! Просто в другой форме! – вырвалось у инспектора вслух.

Инспектор осторожно потрогал поврежденную руку. "Надо бы уже как-то выбираться отсюда," – думал он.

"Вот была бы у меня рука из нескольких частей, – провернулась новая мысль, – может, и не поломал бы ее фермер".

– Точно! – сказал голос искина в голове.

– А если бы что и повредил, – отмахнулся от голоса инспектор, – то заменить часть проще, чем залечить руку целиком. Меняем же мы испортившиеся органы. Если бы рука состояла из множества частей, можно было бы составить новую в любое время, с новым функционалом, а стала не нужна – убрал. С другой стороны, тогда бы он меня и не ударил. Какой смысл пытаться поломать, что и так не целое? Чего нет.

У инспектора возникло странное ощущение, как будто в голове образовалась тишина и все-все – и Искандер Иннокентьевич, и экипаж, теперь уже в образе своих ментокарт, и поселенцы на связи – все прислушиваются к тому, что инспектор думает.

– Мы берем энергию, разрушая целое, – бормотал инспектор сам себе. – Энергия, она в связях. Разрушение высвобождает энергию. Смерть – это окончательное разрушение связей целого, а умирание – это истощение энергии. Значит, нецелое уже мертво... А войдя в связи, мертвые части создадут живое, тело снова оживет? Частицы металла в магнитном поле ведут себя как живые, если поле подвижно...

– Слушай, а ведь ты не дурак! – прозвучал незнакомый голос в голове. – А поскольку ты произошел из моего сперматозоида, то, косвенным путем, и я не дурак.

– И из моей яйцеклетки, между прочим, – сказал другой незнакомый голос.

– Это же новая форма тела, независимая от любой ранее известной пищевой цепочки, – сказал третий голос. – Вообще независимая.

– Это свобода от условий, – сказал кто-то другой. Потом, подумав, добавил: – От земных условий.

– Энергия все-равно нужна, – вмешался кто-то еще, – но здесь в воздухе много серы, и она активна... А химические реакции для микротел можно варьировать. Нет, инспектор, ты точно молодец!

– Руку больно, – пожаловался инспектор невидимым собеседникам.

– Рука больше не нужна, – сказал мягкий голос искина. – Приказ по планете! Всем – две недели на сбор инструментов и материалов. Особое внимание натуральным соединениям металла и металлопласту. Собрать и погрузить все до крошки. Найден ответ о выживании. Возможности рассчитываются. Прогноз – положительный. А куб твой, – искин изобразил смешок, – мы поставим. Куб, который девонь, который ты, которого нет. До чего же глупые у тебя идеи! Но сначала нужно...

Инспектор отвлекся. Он устал, путешествие сюда и драка с фермером его измотали. В туманном своем воображении он уже взлетал с планеты, но не на модуле – вокруг не было корабельных стен – а как бы сам по себе, почти невидимой точкой, алмазной пчелой с химическим... нет, электромагнитным... да, лучше химическим – голоса опять заспорили в голове – двигателем, взлетал бы независимый и свободный от пищевой логики, от порядка человеческих событий. Прямо в логику, которой пока и названия то нет.

"А останусь ли я человеком? – мелькнула мысль. И сразу следом: – А какая разница, если больше не жить за счет живого? Только за собственный счет... Сам для себя и жертва, и палач, и смерть, и прощение".

Он представил, как девонь белая Лизавета, она же – сияющий алмазный куб, машет рукой улетающему кораблю и улыбается. Нет, не кораблю... Это он сам алмазной пчелой радостно летит к ней и понимает, что они это одно, просто он – часть большего, а оно, в свою очередь, – часть еще большего, а самое большое это весь космос, и больше нет смерти нигде, и нет нигде слез, а перед ним – новая земля, а над ним – новое небо, бесконечное, без страха.

По телу инспектора прошел озноб, навалилась сильная слабость.

– Отходишь? – спросил голос искина. – Хилый ты какой-то! Ну давай, удачного тебе путешествия. Не бойся, твоя ментокарта в порядке. Сейчас вижу у тебя гематому на правом полушарии, и еще повреждение затылочного сектора, там крупный сосуд порван, скоро умрешь. На ментокарту это не повлияет, восстановим по старым записям.

И инспектор умер, чтобы прийти в себя уже на корабле, среди других, таких же как он, умерших, только умерших раньше, а теперь живущих призраками в электрических импульсах, хотя и вполне бодрых призраков, в своем понимании. Очнулся среди галдежа, хриплых дебатов о том, каким должно быть новое тело и новое человечество. И немедленно включился в спор.


***
10 января 2021 года
правка 17 июня 2022 года

+5
02:20
403
19:14 (отредактировано)
+1
thumbsup
«Инспектор прислушался. Искин в голове молчал. Ни команд, ни проповедей, ни нытья с жАлобами».
«В космосе ее полно, но с остаВшейся на корабле техникой взять энергию невозможно».
Спасибо, Светлана! Как ни проверяю, все-равно остаются недовычитки )
23:35
+1
В начале заметила, а потом так увлеклась, что стало не до вычитки. pardon
14:02 (отредактировано)
+1
Вроде как интересно, но для фантастического рассказа тускловато. Приблизительно как куб из грязного алмаза с ребром в десять метров — вроде, необычно, но черт знает, что с ним делать.
Главная проблема, разумеется, пересказ. Все действие происходит опосредованно, в виде пересказа и идей героя, при этом сам он ценен только своим кульминационным рассуждением, которое могло бы быть оформлено и в виде диалога. Оно бы даже заиграло больше в виде диалога.
Мир возмутительно-аморальный, жестокий, яркий, он бы просил визуала, такого же страшного, но вместо этого очень пологая подводка и отсутствие описаний. Это сделало меня скучать, если честно. Из-за того, что весь текст — это рассказ из головы героя, который не описывает, естественно, привычные ему предметы и явления, в повествовании то, что я бы назвал дисбалансом. Слишком рассуждательно. Я бы предпочел баланс в стиле Кафки, когда события чередуются с рассуждениями и последние вплетены в первые.

Вместе с тем, естественно, это все на фоне нормальной серьезной литературы. На фоне подавляющего большинства местных публикаций рассказ возвышается на голову. Глубоко, серьезно, по-взрослому.
Спасибо за развернутый комментарий! Давненько вас не встречал на просторах БС.
Возможно, вы правы, и форма пересказа утяжеляет и ускучняет изложение, но иначе никак не вышло. В первую очередь потому, что просто я не нашел, как лучше дать «картинку» вместо пересказа. Тема очень тяжелая и картинка перевешивала в эпатаж, была слишком наглядной, чего мне очень не хотелось. Так что с «визуалом» у меня возникли сложности вкусового плана. Так эти сложности и не решил )
23:12
+1
Безусловный минус мне как читателю: взгляд скользнул по имени Искина, и только на третьем упоминании до меня дошло, что не Исидор, а Искандер. А мне уже так зашло Исидор)))
Ощущение, что рассказ из сборника фантастики, коих в молодости было перечитано бессчётно, то есть восприятие совершенно профессиональной работы. Погружение в историю, сопереживание, возмущение, отвращение и прощение за то, что всё-таки поняли… Искин воспринимается спятившим, чуть не шутовским агрегатом, затянувшим людей в безумие, но при этом есть и понимание, что «он не сам, он — лишь топор».
Происхождение и судьбы девоней напомнили «Облачный атлас»; эта Линия для меня была на грани неприятия, она потрясла больше всего.
Как вы развернули это понимание со-единения, за него вот просто браво (это, безусловно, очень личное восприятие, фрагмент вписался в некоторые осмысления)))
летит к ней и понимает, что они это одно, просто он – часть большего, а оно, в свою очередь, – часть еще большего, а самое большое это весь космос, и больше нет смерти нигде, и нет нигде слез, а перед ним – новая земля, а над ним – новое небо, бесконечное, без страха.
И вот после этого момента истины вернувшийся на корабль ГГ, ввинчивающийся в галдёж остальных — просто как громадная жирная точка, в которую, как в чёрную дыру, провалится это алмазное осознание… вот просто зарезали. Топором зарубили. Написано отлично, тем больше (мягко говоря) огорчает смысл.
браво за рассказ, переворачивающий и не отпускающий bravo
Спасибо за развернутый комментарий и теплые слова! В детстве и юности тоже читал сборники фантастики ))
Комментарий удален
16:05
+1
посоветовавшись с уважаемым автором, выкладываю сюда моменты, которые кажутся ошибочными, недочёты вычитки ну и то, что мне как читателю, моментами кажется спорным.
исключительно моё видение и восприятие)) чай, плюшки, варенье. Хотя тема рассказа, конечно, к добродушному трёпу совершенно не располагает.

После драки с фермером инспектор хромал, а левая рука, видимо, сломанная сильным ударом, висела безжизненно и больно пульсировала при каждом шаге, так что руку приходилось придерживать.

В одном предложении две руки, что согласуется с анатомией, но цепляет взгляд с литературной стороны

Искандером Иннокентьевичем он тоже сам себя называл, так-то он Иск. Ин., искусственный иинтеллект.

абсолютно личное: а может, не «называл», а «нарёк»? слегка ироничный тон, как мне кажется, это бы поддержало, но, скорее всего, «Нарёк» не соответствует настроению pardonмне как-то глянулось «он тоже сам себя нарёк».
и в слове «иинтеллект» одна лишняя И

Члены экипажа, впрочем, умерли задолго до этого. Три тысячи лет никто не живет. Кроме искина. С другой стороны, экипаж продолжает существовать в виде интергрированных ментограмм.

Три предложения, два экипажа.

Только искин знает, солько партий клонов и с какими параметрами

Сколько

Вот, фермеру пришлось умереть раньше.

Запятая после «вот» видится мне лишней

и продолжат умерать,

умирать

Причитает, что он топор в руках недоучек, а ему противно быть топором, и отказаться невозможно, потому что его сделали топором и другого он не умеет.

Присмотритесь. Первый союз И. На мой «чужой» взгляд вроде он правильный, но почему-то у меня внутренняя интонация просит «а»: он — топор, быть топором ему противно, А (или НО) отказаться невозможно. Мне тут видится не столько связывание, сколько противоречие. Тем более дальше идет совершенно логичный и к месту союз И)) Но это совершенно моё личное восприятие, мне кажется, не ошибка. То есть просто делюсь, что царапнуло

Обреченности нет, тело все-равно умрет рано или поздно,

всё равно — ВСЕ РАВНО, без дефиски. Это и далее встречается.

Жив пятнами, простанствами, кусочками.

Пространствами

В первые же недели после приземления посадочного модуля, еще в самом начале колонизации выяснилось,

после «колонизации» мне мерещится запятая. Это же уточнение?

Парадоксально, что у поверхности планеты концентрируется странное излучение, по схожести признаков с гипотетическим газом оргоном.

Ощущение, что пропало слово. Излучение, по схожести признаков с оргоном. Равное? Подобное? Но, возможно, меня подводит слабое знание мат.части((( просто проверьте взглядом физика-химика)))

сверхестественными темпами.

Твёрдый знак выпал из сверхъестественного

Три с лишним тысячи лет корабль летел к планете, где – по рассчетам земных экзопланетчиков – были моря, леса, живность, и чистейший – чище чем в земных горах – воздух.

И ниже
Было ли это ошибкой рассчетов

По расчетам, с одной С

Только мальчиков, потому что все, что можно было рассчитать, заключалось, по-большому счету, в двух словах: решения нет.

«Рассчитать» и по «большому счету». Однокоренные слова очень близко. Ну и в любом случае «по большому счету» без дефиска

К Кащею Бессмертному, как он просит себя не называть, дни напролет бормочушему прямо в голову.

БормочуЩему

Значит – все оказывается бессмысленным:

Возможно, тире должно лучше отразить ритм, отчаяние, но всё-таки запятая мне видится здесь более уместной

Обрезок силового кабеля рассекал воздух, глаза смотрели на инспектора с ненавистью и страхом.

Личное, простите: «глаза смотрели с ненавистью» хочется усилить. Не просто смотрели, хочется добавить ярости)) жгли, может быть? Но, повторю, это совершенно субъективное.

Но работа такая, что срыв должен был случиться, вопрос был: когда и с кем.

«Вопрос был» или «вопрос только»? Вот «был» меня как-то тут цепляет. Тем более что дальше есть ещё много «былок»

Нет будущего, поглядев на которое можно было бы сказать

после «которое» запятую

Бешенная короста алмазов в базальте.

Бешеная

Как так вышло, что вся наша короткая жизнь здесь это нелепая цепь преступлений над природой

Тирешка просится (возможно, только мне) … «жизнь здесь — это нелепая цепь»

Про то, что как один студент

либо «про то,что один студент», либо «про то, как один студент»

Мы взаимно нужны друг-другу.

Осознание мощное! но дефис всё равно не нужен

Мы живем страшно, мы убиваем потому что нужно,

после «убиваем» просится запятая.

прощает нас всех – искина нашего железного дурака Искандера Иннокентьевича, весь экипаж, рассчеты наши безумные, жизнь нашу.

Расчеты, одна С

Инспектор осторожно потрогал поврежденую руку.

Поврежденную, две Н

«Вот была бы у меня рука из нескольких частей, – провернулась в голове новая мысль, – может и не поломал бы ее фермер».

Может, запятая, и не поломал бы

Смерть это окончательное разрушение связей целого, а умирание это истощение энергии.

Тирешки тут перед «это», два раза

В туманном своем воображении он уже взлетал с планеты, но не на модуле – вокруг не было корабельных стен – а как-бы сам по себе,

Как бы, без дефиса

алмазной пчелой с химическим… нет, электромагнитным… да, лучше химическим – голоса опять заспорили в голове – двигателем, независимый и свободный от пищевой логики, от порядка человеческих событий.

Двигателем каким? — независимым и свободным

ну и всё. с огромной благодарностью за доверие и встряску оущений))
Ого!!! Спасибо за еще более развернутый комментарий! Это все нужно тшательно просмотреть и обдумать ) drink
уффф, это было сильно. Просмотрел и исправил. Спасибо огромное!
Голос искина в голове все время твердил: стыдно, дяденька, таким неграмотным быть!
19:54
+1
Скажите вашему скину в голове, что сам он… Исидор)))
Факт: пока собирала эту ошибочную мелочь, эмоции ГГ зацепили ещё сильнее, не как при беглом чтении. Крутой вы ананас)))
19:57 (отредактировано)
да уж )) pardon
Загрузка...