Министерство пропаганды и цензуры, главы 3 и 4

Глава 3

Прошла неделя, и наступил День Отечества. Три дня выходных! Меня пригласил к себе Орэль; мы созвонились с ним по телефону:

— Приходи ко мне, Гоц, сегодня вечером; с нами будет ещё и Анселл, и Вольф...

— А Фредж?

— Ай, да ты же знаешь этого зануду! Себе дороже. А у меня патефон, несколько бутылочек коньяка, винишко... Ну?

— Хе, звучит заманчиво. Ладно, приду.

С женой я переговорил, она особо не протестовала — всё-таки, я напивался с коллегами не в первый раз.

Я вышел из дома, доехал до Зелёной аллеи — так её называли из-за большого количества парков и садиков. Дом Орэля был очень большим, белокаменным и имел три этажа, хотя Орэль жил один. Проезжаешь через главные ворота мимо охранников по дорожке, ведущей к дому; мимо большого сада с розами, фиалками и орхидеями. Подъезжаешь к крыльцу, паркуешь в сторонке машинку — и готово.

Так я и сделал. Возле крыльца уже стояли машины Вольфа и Анселла, а на самом крыльце меня встретил сам Орэль. Мы пожали руки.

— Ну наконец-то все в сборе! Пошли, они уже ждут нас.

Мы вошли в фойе с очень высоким потолком, лестницей, ведущей наверх, и расставленными бархатными диванами, на которых сидели Анселл и Вольф.

Мы начали пить. Много пить. Коньяк и вино, вино и коньяк... Вольф после второй бутылки коньяка сразу отключился и повалился на диван. Его громкий храп помешал нам, и мы поднялись на второй этаж, где располагалась маленькая гостиная с меньшим количеством мебели.

Я прекрасно запомнил этот вечер.

Орэль угостил нас конфетами, и мы быстро съели их.

— Кто тебе их привозит? — сказал Анселл. — Они, кажется, заграничные. Из Швейцарии, полагаю.

— Таких конфет точно в магазинах не встретишь, — сказал я. — Где ты их берёшь?

Он ответил не сразу:

— Это подарки.

Глаза у Анселла расширились.

— От кого, чёрт возьми? Я тоже такие хочу!

Он рассмеялся.

— От леди Ауэр.

— Да ну?! Вы встречаетесь?

— Ну да.

— А что мы про это не знаем?

Он пожал плечами.

— Вы не спрашивали... К тому же, она не любит раскрывать свою личную жизнь.

Мы играли в карты, распевали песни, ностальгировали и просто тупо смотрели в окно, пока не наступила ночь. Я и Анселл разлеглись по диванам, Орэль ушёл в другую комнату.

Я уснул мгновенно...

Я проснулся от головной боли и посмотрел на настенные часы. Три часа ночи, а за окном уже светало. Напротив храпел Анселл; его рот измазан шоколадом. Я усмехнулся и тут же поморщился.

Захотелось в туалет, и я встал. Он, как сказал Орэль, находился в конце тёмного коридора, возле лестницы, ведущей на третий этаж, и я пошёл туда. Закончив все свои дела, я направился обратно по коридору к дивану. Боль немного стихла, и голова прояснилась. Я заметил, что в одной из дверей рядом с туалетом, которая была приоткрыта, просачивался свет, и оттуда доносился храп.

Мне стало интересно, и я легонько приоткрыл дверь.

Зря сделал, друзья, очень зря.

Это место было вроде домашнего кинотеатра, у меня был почти такой же. Возле двери стоял проектор с плёнкой, спереди располагались три бархатных кресла, на которых разлёгся сам Орэль. Плёнка была приостановлена — видать, заело. На экране — приостановленный кадр с... обнажённой девицей в постели. Абсолютно. Без. Ничего.

Не помню точно, что я тогда испытал. Возбуждение? Страх? Шок? Ужас? Смятение? Нет, безразличие.

Но мой взгляд упал на какой-то предмет на полу, довольно-таки большой. Я пригляделся и заметил в полутьме большой ящик, крышка которого была снята. Я подошёл поближе.

В нём лежали плёнки.

Я взял одну и присмотрелся.

Она называлась «РАЙСКИЙ ОСТРОВ».

Глава 4

Я почувствовал, как моё лицо исказилось от ярости. Да это же ведь те девять фильмов, что я недавно проверял! Как они у него оказались? Этот вопрос крутился у меня в голове, а больше всего во мне проснулась обида — использование нашего общения для похотливого влечения!

Незаконного!

Я закрыл дверь на замок, чтобы нас не услышал Анселл, подошёл с плёнкой к спящему Орэлю и со всей силой ударил ею его по голове.

Он мгновенно открыл глаза и вскочил.

— А? Что?..

— Что это такое? — Я указал на экран. — Что это? Я тебя спрашиваю, что это?!

Он потёр глаза, несколько раз перевёл взгляд с экрана на меня, и его лицо постепенно побелело; он поджал губы.

— Гоц, я...

— Как это понимать, грёбанный извращенец?

— Не говори...

— О нет, я скажу, если не скажешь...

— Не говори, не надо! Меня же посадят!

— Да, перевоспитают тебя, и через два года выйдешь...

Он схватил меня за руку и сжал её.

— Прошу, Гоц... Я сделаю всё, что ты попросишь, ВСЁ... — Он вздохнул и отпустил глаза. — Да, я смотрю порно, но...

— Сколько уже? Это твой первый ящик?

— Если честно, да.

— Зачем, Орэль, зачем? Это незаконно!

— Просто... Не могу сказать. Не могу. Я смотрю на голых женщин, у меня всё встаёт, и я чувствую себя... умиротворённым, что ли.

Я закатил глаза.

— Боже, не могу это слышать!

— Не могу я тебе объяснить, это надо испытать.

— Нет, не хочу. Спасибо.

— Пожалуйста, не говори...

— Скажи, почему я должен рисковать своим положением и становиться твоим соучастником?

— Да ведь никто не узнает. — Орэль встал и встряхнул брюки. — Никто. Даже Анселл и Вольф. Гоц, мы с тобой дружим пять лет, и если ты это сделаешь, это будет подло.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет. Просто какую радость ты будешь испытывать, если меня посадят? Для тебя никакой тоже выгоды нет, так как это твои плёнки, за которыми ты не уследил. Это же ведь ты отвечаешь за их уничтожение, не правда ли?

Наступило молчание. Поняв, что я обескуражен, Орэль едва усмехнулся, но тут же подавил улыбку. Бледность не сходила с опухшего лица. Я посмотрел на ящик, на плёнку в руке: а ведь я тоже буду нести ответственность, могу даже условно получить, а министр, вероятнее всего, выгонит меня с поста, и куда я пойду? В наше время лучше держаться за свою работу зубами и ногтями.

Я понял, что тоже влип.

— Даже если на меня доложат (если не ты, конечно), я ничего про твой визит не скажу, — угадав мои мысли, сказал он.

Я посмотрел на него.

— Откуда у тебя мой ящик? Я имею право это знать, в любом случае.

— Помнишь, как я пришёл со своим ящиком?

— Ну?

— Я сразу подметил ящик с плёнками, а ведь они-то внешне почти не отличаются! Ну я и, пока ты отвернулся, подменил ящики и ушёл.

— Как ты прошёл мимо охранника?

Он вздохнул.

— Дело в том, что... В общем, я дал ему одну из плёнок.

У меня отвисла челюсть.

— Что-что?..

— Да, я дал ему одну из плёнок, и он пропустил меня.

— Да вы оба извращенцы!

— Спорить с тобой не буду, Гоц...

— То есть получается, что ты отвёз плёнки домой, а я сжёг пьесы?

— Да. Прости меня за это...

— Жестко ты меня подставил, конечно. Больше мне нечего сказать.

Он опустил глаза в пол.

— Прости. Признаю, я извращённый идиот и плохой друг, прости меня.

— А что теперь сделаешь?

В раздражении я кинул плёнку в стену, и она повалилась с грохотом на пол. Я осмотрелся вокруг и снова повернулся к Орэлю.

— Предлагаю сделать так: мы ничего никому не говорим, даже Вольфу и Анселлу. Ты сжигаешь все плёнки (может, мне удаться тебе помочь с этим), позвонишь (или отдельно потом поговоришь) этому самому охраннику, скажешь, чтобы тот тоже сжёг плёнку. Если будет отнекиваться, поставишь ультиматум, понял?

Тот оживился и посмотрел на меня. Его глаза заблестели.

— Но я даже не все фильмы...

Я не помню, какой бес в меня вселился, но я дал ему звонкую пощёчину. Он сразу замолчал, тупо смотря на меня и проводя пальцами по покрасневшей в свете кадра щеке.

— Ладно, молчу...

— И сделаешь это сразу после нашего ухода.

— А почему не сейчас? Думаешь, что могут проснуться в любой момент?

— Не исключено. После поджога позвони ему, понял.

— Да.

— Молодец, а теперь приберись. Я иду спать.

Продолжение следует...

(Лицензия некоммерческое использование, DMCA Contact Us )