Министерство пропаганды и цензуры, главы 9, 10, 11 и 12

18+
Автор:
Кристина Устинова
Министерство пропаганды и цензуры, главы 9, 10, 11 и 12
Аннотация:
Обычный семьянин и трудяга Гоц Кёлер работает в министерстве пропаганды и цензуры — в отделении, которое спасает народ одной маленькой страны от культурного разложения. Однако мирной жизни наступает конец, когда он узнает неприятный секрет друга. Более того, его дочь бунтует против правительства. Теперь главная задача — не попасть в тюрьму. Удаться ли Кёлеру избежать наказания и сохранить честь своей семьи?
Текст:

Глава 9

Едва Вольф успел и слово сказать, как я выбежал из кабинета и ринулся к выходу. Новенький охранник перегородил мне дорогу:

— Герр...

Я грубо толкнул его в сторону и выбежал из здания, сел в машину. Руки тряслись, и я вцепился в руль.

Ткацкая фабрика, в которой во время учёбы подрабатывала моя дочь, находилась в восьми кварталах от здания Министерства. Подъезжая к седьмому, я услышал ругательства и крики, а также голос полиции:

— Прошу вас, разойдитесь!

Я подъехал ещё ближе, к ограждению, вышел из машины и побежал. Вдалеке я увидел большое серое пятно — словно слившуюся в единую биомассу толпу с плакатами и лозунгами, и их окружали синегвардейцы с дубинками в руках. Они выталкивали одного из толпы, пинали и заталкивали в грузовики, которые отъезжали в полицейский участок. При мне так поступили с один молодым рыжиком, и я узнал в нём Йенса Даммера.

Грузовик уехал, и я обошёл здание, оказавшись поближе к серой толпе. Не в силах совладать с собой (мою дочку уже арестовали?) я встал на цыпочки и закричал:

— Лисл!

Сзади меня кто-то схватил за руку и оттащил в сторону.

— Что ты тут делаешь, папа?! Уходи!

Мы выбрались из самой гущи толпы, оказались почти за её пределами. Я отдёрнул руку.

— Что ты здесь делаешь?

— Не хочу больше и дольше горбатиться за ту же зарплату.

— Это тебя Йенс надоумил, да? Это его идея, участвовать в митинге? А своих мозгов у тебя нет?

Лисл надулась.

— Это была моя идея, а он её поддержал. Папа, уходи!

— Нет, милая, пошли вместе. — Я дёрнул её на себя, но она даже не сдвинулась с места. — Я кому сказал...

— Нет, я не уйду!

— Да тебя же арест...

В этот момент на меня налетел один из синегвардейцев и повалил на землю. Я упал, стукнувшись головой, и перед глазами появились искры. На долю секунды мне показалось, что сейчас на меня наденут наручники, но он схватил Лисл за руки и достал их из кармана. Она попыталась его укусить, но он резко дёрнул её, и она чуть не упала.

Я приподнялся на локтях.

— Эй, не трогай её, тварь!

Он надел на неё наручники и, достав одной рукой дубинку, угрожающе помахал ею перед моим носом.

— Ох, как я вам не советую вмешиваться, герр Кёлер! Вы и так влипли!

— Да я тебя...

Я вскочил на ноги, и он меня толкнул, но сильнее. Я снова повалился. Пока пытался подняться, он уже уводил мою Лисл к грузовику; она пнула его в колено, а он один раз ударил её дубинкой по спине. Она ссутулилась. Я снова поднялся на ноги, подбежал к ним, схватил Лисл за руку и начал вырывать её.

Подбежали двое других и увели меня в сторону.

Лисл посадили в грузовик и увезли, а меня отпустили.

Глава 10

Я приехал в здание Министерства и начал обзванивать всех прокуроров — всех, кого можно было обзвонить. Фредж бегал вокруг меня со стаканом воды, пытаясь усадить в кресло, но я не выдержал и облил его лицо водой.

Наконец мне удалось узнать, где её держали, и я поехал туда.

Я знал дорогу, потому что там уже был по делу Гирша.

Едва я зашёл в полицейский участок, как столкнулся с инспектором Мюллером. Вид у него озадаченный.

— Герр Кёлер, как хорошо, что вы пришли! Я хочу сказать, что вы теперь проходите по делу Гирша в качестве свидетеля...

— Да плевать я хотел на это!

Глаза у него расширились.

— Что-то случилось?

— У вас моя дочь!

— А-а, Лисл Кёлер. Я её уже допросил.

— Где она? Где?!

— Придержите коней, герр Кёлер. Она в камере.

Я схватил его за грудки. Ко мне подбежал один полицейский и оттолкнул в сторону. Мюллер отряхнулся.

— Вы с ума сошли, герр Кёлер! Да вы не имеете права поднимать...

— Сукин ты сын, освободи мою дочь!

— Я-то здесь причём? Она нарушила закон и пошла против правительства.

— Да вы так говорите, будто она покушалась на президента!

Он усмехнулся.

— Слава богу, нет, но она пошла против его законов, а это — тюрьма от четырёх лет.

— За то, что она участвовала в митинге? Только за это?! Она даже никого не тронула, о чём вы, мать вашу, говорите?!

Лицо Мюллера сделалось каменным.

— Не забывайтесь, господин Кёлер. Кстати говоря, она тут сказала пару слов о своей пьесе и знаете, про что там? Нет? Там про пожилого джентльмена, который прожил в Третьем Рейхе, а после войны отправился сюда, в Арбайтенграунд. И знаете, что? Он беседует со своим новым другом, и они обсуждают, как схоже в некоторых отношениях наше государство с Рейхом! Это недопустимо, герр Кёлер, никак нет! Поэтому после обыска в её квартире пьесу, которую, скорее всего, найдут, уничтожат.

Примерно эти слова я и ожидал услышать. Всё равно было неожиданно. С гордо поднятой головой он развернулся, но, прежде чем уйти, бросил через плечо:

— Когда будут судебные процессы по делам вашей дочери и Гирша, я или прокурор вам сообщим.

Я взвыл, словно раненый зверь, бросился к выходу.

Глава 11

Дома ко мне на шею со слезами на глазах бросилась Анели. Рядом стояла Хедвиг, нервно теребя подол платья.

— Папа, её арестовали?

Я сглотнул.

— Да, малыш, арестовали.

Она уткнулась мне в плечо и заплакала; Хедвиг прикрыла лицо рукой и отвернулась.

Пришёл я домой рано — я отпросился, как только пришёл с полицейского участка. Я чувствовал себя обескураженным и опустошённым; от последних событий просто руки опускались. Стоя посреди гостиной, обнимая дочку и приглаживая жену, я плакал.

На следующий день во время завтрака я раскрыл свежую газету, быстро побежал по ней глазами. Митинг блистал на всех страницах; там упоминалось о моей дочери и сыновьях министра социального обеспечения. Также я нашёл слова леди Ауэр об этом:

«Я прекрасно понимала, что этим и закончатся волнения из-за пустых слухов.

Но то, что там была дочь этого Кёлера... Шок! Не то, что шок — ужас! А тут ещё выяснилось про эту самую пьесу, которую скоро сожгут. Ужас, а не девочка!

Что тут сказать? Вся в своего папашу, чтоб ему... А что касается этих его слов в мой адрес, то он по большей части неправ. Я не паразит, я не позволю так говорить в свой адрес!

Уверяю вас: он донёс на Орэля, ОН! Ну теперь Бог ему отомстил...»

Дальше я не мог читать; я разорвал газету пополам и выбросил в мусорное ведро.

…По дороге к зданию меня опять встретили журналисты. Я вышел из машины и, откашлявшись, сказал:

— Эта Ауэр... Она сыграла на моём горе. Молодец она, сукина морда!

Я снова сел за руль.

Глава 12

Состоялся судебный процесс над Орэлем. За несколько часов я с ним встретился возле зала суда; вид у него был очень печальный.

— Сочувствую я тебе, Гоц... Это насчёт дочери.

— Спасибо, но я был бы тебе больше благодарен, если бы ты убедил свою эту Ивон...

— Я знаю, Гоц, но... Я пытался, поверь, много раз! А она считает, что я тебя как друга до последнего прикрываю.

Я закатил глаза.

— Что за бред!

— Во-во, и я также ей говорю во время свиданий, а она... Понимаешь, она женщина очень упёртая и...

— Нет, не понимаю, — отрезал я, и ушёл.

Суд вынес такой ему приговор: три года тюремного заключения, а мне — штраф в размере 15000. Хоть что-то... На судебном заседании Ауэр плакала и искоса смотрела на меня, а когда вынесли приговор, она выбежала из зала. Перед тем, как Орэля вывели, он посмотрел на меня: его глаза были полны сожаления и ужаса. Я едва заметно ему кивнул.

А от Ауэр несколько дней не было вестей. Это даже и к лучшему — мы готовились к судебному процессу над Лисл; я заплатил штраф. Мне удалось её встретить на следующий день после приговора Орэлю. Она сидела в камере и тупо смотрела в противоположную стену. За нами наблюдал один из полицейских.

Увидев меня, она оживилась и подошла к решётке.

— Папа!

Мы немного всплакнули, и я сказал:

˜— Зачем всё это? Теперь тебя посадят, а я ничего не смогу сделать!

— Пап, просто... Надоела такая жизнь, надоела. Когда ты горбатишься на работе и получаешь по несколько пфеннигов в неделю...

— Да ты всегда жила в достатке! А пошла работать по своей воле, хотя я могу тебя обеспечивать.

— Я не хочу быть от кого-то зависимой, пойми! Да, я живу в достатке, а как же большая часть населения страны? Они именно так и живут!

— Лучше о себе думай. И вообще, ты говоришь словами Йенса!

— С чего ты...

— Да потому, что при каждой встречи он мне это заливал в уши.

Она помолчала.

— Я пошла на это по своей воле, и он здесь не причём...

— Но он помог тебе, подтолкнул к этому.

— В какой-то степени да, и всё же...

— Что?

— Он не внушал и не заставлял, и у меня был выбор... И ещё: я начала писать эту пьесу задолго до знакомства с ним.

— Кстати, а о чём ты думала, когда писала её?! Её сожгут, понимаешь? А тебя, так как ты совершеннолетняя, помимо срока припишут штраф до 45000 марок!

— А я и не собиралась опубликовывать её.

— Тогда зачем спрашивала меня насчёт Рейха?

— Сначала хотела, но потом поняла, что... Нет, ничего не выйдет. Я... я хотела просто показать это, может, даже копии сделать для своего окружения: друзей, коллег...

— Да это до пятнадцати лет тюрьмы! — Я нагнулся к её лицу и заговорил тише: — Твоя пьеса... послужила этому митингу?

— Я её дала только Йенсу, но он ничего не кому не говорил и не давал.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Потому что он после прочтения копии сжёг её при мне.

Со вздохом я выпрямился.

— Мы по тебе скучаем: я, мама, Анели... Не пойму я тебя, милая, не пойму. Прости.

На её глазах появились слёзы. Я не выдержал и отвернулся, подумав:

«А сам прикрывал преступника несколько дней! Ещё легко отделался...»

Состоялся суд, и её посадили на пять лет. Сердце у меня сжималось при виде её бледного лица! Я прекрасно знал, что день назад судили Йенса, и его посадили на шесть лет. Возможно, он был даже инициатором митинга, но ничего не известно насчёт этого. Со мной была Хедвиг, а Анели просто не впустили. Но они обе обливались слезами.

Когда заседание закончилось, я только тогда оглядел присутствующих в зале и заметил среди них... Ауэр!

У меня сердце в пятки упало.

«Ну, всё, сейчас побежит к журналистам».

Выйдя из зала, я нагнал её и больно схватил за руку, отвёл в сторону, к стене. Она повернулась ко мне: на её лице застыл ужас.

— Что вы...

— Только попробуй, слышишь?! Только попробуй что-нибудь сказать журналистам, попробуй! Я из тебя все потроха...

— Да успокойся, не буду я ничего говорить!

Она отдёрнула мою руку. Я застыл, как вкопанный.

— Да. Мы оба поквитались: наши близкие в тюрьме, поэтому... смысл продолжать?

Я побелел от ярости.

— Да не сажал я твоего Орэля!

— Не ори. Не хочу ничего про это слышать, понял?

— Да я не...

— Он тоже так говорит!

— Да это...

Она нахмурилась и махнула рукой.

— Послушай, я пришла сюда, в зал суда, с миром, ясно? Я даже посочувствовала этой бедной глупенькой девочке, которая уже всё перечеркнула в своей жизни. Я пришла с миром. С миром.

Меня трясло, но мне каким-то чудом удалось сдержать себя. Я набрал побольше воздуха в лёгкие.

— Что ж, надеюсь, вы меня больше не тронете.

— Взаимно.

Я направился к выходу, где ждала меня Хедавиг.

— Ну что?

— Она нас больше не побеспокоит. Хе, сделала одолжение!

Мы вышли из здания суда и поехали домой.

На следующий день я узнал, что нашли её пьесу и сожгли.

Оно и к лучшему.

Конец!

(лицензия некоммерческое использование, DMCA Contact Us)

+2
17:31
255
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...

Другие публикации