К чему снятся наместники, или Ягненок в желе

    Возле ворот Едокову встретился прокуратор Феликс. Голова префекта в мелких завитушках, прямой нос, переходящий в крутой лоб, и наглые навыкате глаза понравились Едокову сразу. От серебряной чаши шел такой густой запах ягнятины с приправами, что он не выдержал и присел рядом. Что-то очень любезное и свойское проступало не только в счастливом лице наместника, похожем на морду сытого и преуспевающего кота, но и в имени его, так что Едоков даже забыл зачем он пришел в Иудею.

Они не были давними приятелями, и больше всего Едокова поразило то, как запросто императорский фаворит предложил место на подушках рядом с собой, принялся угощать его кусочками ягненка в нежном соусе. Блюда с вареной рыбой стояли на расшитом покрывале здесь же. Феликс рассказывал, что он любимец матери, потакающей всем его прихотям. Отец его более строг, и он старается как можно реже попадаются тому на глаза. «Зачем мне все это?..» — думал Едоков, глотая не пережевывая тающее во рту мясо. «Он вроде бы вежлив, этот раб на троне, контактен, и при первом знакомстве производит впечатление «своего парня». Однако, очевидно же, что и хорошее настроение, и приветливость, и щедрость проявляются у Феликса теперь, когда его ждет близкая и непосредственная выгода. Чувствую, он может сделать такой дорогой подарок, например, что я ахну, но пройдет время и пойму, что это было лишь средством достижения важной для него цели… Так и есть, что за наваждение, я уже забыл, зачем я здесь. А может, на этом кладбище у меня кто-то похоронен, или ждет меня за воротами стройная блондинка... Но, скорее всего, в эти пасхальные дни там можно поживиться всякой оставленной всячиной. Теперь это уже не важно… Что он там мурлычет?..»

Правитель Феликс ковырял в зубах рыбьей костью и, оказывается, уже давно жаловался Едокову на судьбу: «… я оказался в безвыходной ситуации — с одной стороны, выходящая из повиновения римская провинция, с другой — мои запросы. Короче говоря, восстание было не за горами, как ты понимаешь... Но не прошло и месяца, как я встретился с Павлом. Поверь, друг Едоков, речь его о будущем суде так взволновала меня, что стало жутко. Начать с того, что осознавая праведность его слов, я не мог не взять в расчет: если следовать им, придется отказаться от привычного жизненного уклада — от любимых греховных склонностей. От всего, чем жил до сих пор. Я был не в силах сделать однозначный и окончательный выбор в ту или иную сторону. И сказал ему: «теперь пойди». Да, так и ляпнул. Решил отложить выбор на время, «на потом», как говорят. А теперь подумай, Едоков, не так ли поступают сегодня очень многие люди...»

.

Сероглазый мейн-кун Феликс проснулся на чердаке собственного дома около шести утра, зевнул и попытался заорать, но вышел хриплый стон. Его услышали: белая соседская кошка уже спешила к любовнику, протискиваясь через узкий лаз. Потёршись мордочкой о его мощные баки-мурлы, она озабоченно спросила:

— Феля, что с вами? Обычно вы такой веселый и жизнерадостный, а сегодня угрюмы и задумчивы. Не случилось ли что-то плохое?

Феликс потянулся огромным телом, неспешно отвечая подруге:

— Сегодняшней ночью во сне... представьте, кем я был. Сперва шел на кладбище... Помните, что за водокачкой? Но потом мне приснилось, что я — Едоков, уплетающий мясо ягненка в соусе под рассказы прокуратора Иудеи Феликса. И это было так прекрасно!

Мейн-кун зажмурился, погружаясь в яркие воспоминания Едокова во сне. Кошка присела на задние лапы, спросила, облизываясь:

— Но в чем же проблема, Феля? Почему это вас расстроило? Похоже, это очень красивый и приятный сон. Я, впрочем, ничего не поняла...

— Когда мне снилось, что я Едоков, я видел прокуратора, говорил с ним, и не осознавал, что я Феликс, который видит сон. Вот в чем дело, лапочка. Утром я проснулся, и первое, что подумал — «я вовсе не Едоков, а Феликс».

— Вы мой любимый альфа-котяра, кто же еще… — приласкалась белянка. Кот задумчиво бормотал, теребя за ухом задней лапой:

— Но сейчас я сижу перед вами и не могу понять: я Феликс, которому во сне казалось, что он его, тьфу... мой хозяин Едоков, или, быть может, я Едоков, который сейчас спит и во сне видит, что он самый что ни на есть большой в округе мейн-кун Феликс?

— Боже, как прелестно! — она лизнула его в нос, — я всегда знала, что вы философ, Феля, но это просто божественно! И о чем же вам говорил наместник, этот ваш тёзка?

— О выборе, моя дорогая, — Феликс вытащил припасенную со вчерашнего вечера мышь, — давайте позавтракаем сперва. Это не ягнятина, но сойдет...

Они приступили к трапезе, потом умылись.

— И, как вы его поняли, Феликс? Перестаньте вылизывать яйца, и расскажите наконец, я вся дрожу…

— Мне многое открыл этот сон. Ежедневные заботы, суета, невозможность расстаться с собственными слабостями, страх выглядеть в глазах других котов непохожим заставляют порой очень многих откладывать главное предпочтение своей жизни... Нередко кот склонен себя убаюкивать тем, что впереди еще очень много дней до старости, а вот когда она станет у порога, тогда и наступит время для того, чтобы заняться духовными вопросами. При этом сегодняшние коты, подобно правителю Иудеи Антонию Феликсу, пренебрегают советом: "ищите Его в себе..." И напрасно...

— Что же из этого?

— А то, моя прелесть... Когда кот откладывает на неопределенное время свой выбор, ему необходимо помнить, что этого времени может и не быть. Я читал у Едокова: удивительную судьбу приготовила жизнь будущему супругу трех цариц. Вначале он, молодой греческий раб, освобожденный и возвеличенный императором Клавдием, затем правитель Иудеи, убийца, кутила, жадный и жестокий. Потом — жалкий изгнанник, несчастный человек. Кроваво и эффектно вспыхнувшая и столь же стремительно погасшая жизнь… А ведь всё могло сложиться по-другому, сделай он выбор в тот день, когда к нему обратились через апостола.

— Так он не изменил себя? — мяукнула свернувшаяся у его лап кошечка, — что он ответил?

— Собственными словами ответил, роковыми: «теперь пойди…» — сказал. И вынес себе приговор, отказавшись от высшего слова. Побоявшись выпустить из своих рук то, что казалось ему таким дорогим и необходимым. И что же в итоге? Бесславная потеря всего... с чем он так опасался расстаться. Разбитая жизнь и гибель для вечности.

— О чем вы грустите, мой дорогой философ?

— Не говорим ли мы сегодня на призывы его: «Теперь пойди, а когда найду время, позову Тебя»?.. Вот о чем я печалюсь, белочка...

— Мяу.

— Пора. Задержался я с вами... а эти воспоминания пробуждают совесть вместо аппетита. В сущности, это так и должно быть, я не смею думать иначе. Потому, знаю: без меня не будет написано ни строчки. И это мой выбор... кем бы я сегодня ни проснулся.

.

Взмахнув дымчатым хвостом, Феликс юркнул в проем лаза на второй этаж дома. Неслышно сбежав по лестнице, он взобрался на кровать, где спал хозяин. Потоптавшись по спине Едокова и проорав утреннюю побудку, кот сел у изголовья. Мужчина средних лет с курчавыми волосами и прямым носом, без намеков переходящим в крутой лоб, просыпался, протирая, слегка навыкате, покрасневшие глаза. Феликс ревниво и пристально следил, чтобы хозяин не заснул вновь. Хрипло матерясь спросонья, со словами: «С#к-а-a... Как ты задолбал с утра уже… И коты эти всю ночь...» Едоков перелез через оставленный в постели ноутбук, привычно засеменил в кухню.

Там расторопный мейн-кун достал из шкафчика небольшой синий пакетик с безумной кошачьей мордой и надписью: «FELIX: аппетитные кусочки. Корм консервированный с ягненком в желе». Ловко вскрыв его заточенным когтем, он вывалил склизкое содержимое в приготовленную тарелку Едокова.

— Вы, однако, грубый моргенмуффель, — растроганно мяукал Феликс, поглаживая покорно подставленную макушку заспанного хозяина, — не цените меня совсем. Зато я вам псевдоним подобрал. Увидите, теперь всё изменится.