В гостях у дяди, 9 и 10
9
В камере Стефан провёл пять часов. К счастью, он был один, однако из соседней камеры слышал отрыжки и храп пьяных бродяг. Он расхаживался из угла в угол, заложив руки за спину. Его мысли метались в голове, словно рой разъярённых пчёл, перескакивая с одной темы на другую, хаотичным порядком, где невозможно найти ни начало, ни конец. Он думал о дяде и об его жизни; он вспоминал Бриннера с его супругой, шантаж Зузанны и доктора Закса, Джисфрида и леди Шлоссер. Когда Стефана привели в камеру, он немного успокоился и как будто смирился со своей участью. Ему даже подали неплохой обед спустя почти час. Вскоре его вызвали на допрос, который проводил сам патрульный, но диалог никак не складывался: Стефан настаивал на одной версии о случайном падении, сколько бы ни пытался Бриннер поймать его на лжи. Когда же юношу отпустили через десять минут, он вернулся в камеру и вспомнил дядю — ведь из-за него он здесь сидит.
Стефан не мог ответить лишь на один вопрос: зачем он вообще сюда ввязался? Он не помнил себя в те моменты, когда прятал украшения — словно туманная пелена заслонила его сознание, он не мог думать. Дядины слова, движения — всё на него действовало, как адреналин. Племянник чувствовал себя гонщиком, когда мозг вопит о том, чтобы сбавить скорость, а между тем его подталкивает азарт и вой зрителей — точнее, действия дяди. К тому же у Стефана не хватало времени всё проанализировать, составить теории относительно дядиных знакомых и связей. Но пять часов хватило, и Стефан сделал вывод, что на кону стоит не только редакция, но и скандал во всех округах, а также возможность того, что дядя будет сидеть...
«Мне-то что с того? — вдруг подумал племянник. — Я же его совсем не знаю, и какая для меня разница, будет он сидеть или нет, даже учитывая тот факт, что это мой дядя, папин брат? От этого только я страдаю, вот и всё. Поэтому и сижу здесь... Эх. Ладно, как только я выйду, скажу, что больше не хочу с ним иметь никакого дела! Надоело, лучше поищу другую работу и забуду об этом, как страшный сон!»
...Вот и наступил вечер, зажглись светильники, принесли ужин, а дяди всё нет. Как только об этом подумал Стефан, он услышал лязг решётки и голоса, стук каблуков по полу. Они становились всё громче и громче. Он обхватил руками решётку и выглянул: к нему направлялись надзиратель, дядя Мартин, Домбровский и патрульный Бриннер. Последний кивнул надзирателю, и тот отворил решётку. Стефан улыбнулся.
— Слава Богу!
Патрульный повернулся к дяде и пригрозил ему пальцем.
— Ещё раз застукаю за такими делишками, и вы будете делить вместе камеру, понял?! Сейчас же выматывайтесь, не занимайте лишнее место!
С этими словами он ушёл. Дядя обнял племянника, и они с Домбровским вышли на улицу. Солнце склонялось к закату, подул лёгкий ветерок, шелестя ветки деревьев. Фонари один за другим зажигались, а машины, словно гигантские светлячки, проносились мимо с молниеносной скоростью. Город погрузился в огни фонарей и фар и походил на гигантскую гирлянду среди тёмного летнего неба. Трое сели в форд, Стефан устроился на заднем сиденье. Дядя завёл мотор и сказал:
— С минуты на минуту должен начаться аукцион.
— Мы туда едем? Зачем, дядя Марти? Вы что, думаете, что можете что-то купить?
— Но там же будет Джисфрид, верно? Вот и попросим денег за всю эту ситуацию, как за моральный ущерб.
— Вы не боитесь, что он может вызвать полицию и арестовать Домбровского за похищение шкатулки?
— Так он же не знает, что это Домбровский сделал, мальчик мой. Мы ему об этом и не скажем. Он всё равно думает, что это сделали воры или кто-то там ещё, а имена бывших владельцев вещей, как правило, там не разглашают. Едем на аукцион!
— Дядя, я никуда не поеду.
— Поедешь, мальчик мой, мы торопимся!
— Хорошо, но больше я с вами никуда не поеду.
Стефан увидел через зеркало нахмуренное лицо дяди. Он почувствовал, как сердце стучит у самого горла.
— Что-то случилось у тебя, Стеффи?
— Дядя, меня из-за вас в тюрьму уже упекли!
— Не выдумывай, сынок. И вообще, тебе надо быть осторожнее и бдительнее. Сажают только тех, кто совершает оплошности.
Стефан почувствовал нарастающую злость, словно дядя пытается выставить его дураком. Он вцепился в сиденья и сказал:
— Дядя, я буду откровенен с вами: меня не интересуют ни ваша судьба, ни судьба редакции. Я увольняюсь.
Дядя поднял бровь.
— Здрасте, приехали! Вот это да, Стеффи. Ну хорошо, малыш, выбор за тобой. Я тебя вполне могу понять. Только давай сначала съездим на аукцион, а потом уже отвезу тебя домой, к родителям. Ты можешь пока побыть в машине.
Оставшуюся часть пути провели в молчании. Преодолев Центральный округ, они очутились в Восточном и поехали на Киноплатц, где как раз находилось здание аукциона. Возле дверей толпились люди, слышались смех, гомон и возмущённые возгласы. Домбровский и дядя ушли, Стефан молча наблюдал за происходящим в машине. Народ кое-как поместился в маленькое здание, и лакей закрыл двери. Никого на улице не осталось, повисла мёртвая тишина. Племянник прислонился лбом к стеклу и наблюдал за зданиями, прохожими и тем, как ветер шелестел ближайшее деревце. Прошло минут пятнадцать, прежде чем дверь распахнулась и оттуда выбежала девушка с уложенными волосами, в чёрном платье и вся в слезах. Стефан прищурился и слегка пригнулся.
Это была Марта.
Она облокотилась о фонарь и закрыла лицо руками; её тело сотрясалось от рыданий. Тут же выбежала невысокая толстенькая старушка с седыми кудрями, спрятанными в гигантской шляпе с пером. В руке она держала маленький предмет. Она подошла к Марте и сказала:
— Дочка, ну ты чего? Посмотри, какую мы вещь взяли, настоящая редкость!
— Мама! Вы взяли все наши сбережения, чтобы на них купить вот это?! Мама, вы больны, вы серьёзно больны!
— Боже упаси, Марта, что ты говоришь?
— Что же мы будем, по-вашему, есть? Как мы за квартиру расплатимся?! Господи, ниспослал мне Господь вас!
— Юная леди, если бы не я, ты бы не появилась на свет божий!
— Для меня это было бы счастьем, матушка...
На улицу выбежал Джисфрид во франке и с ридикюлем в руках.
— Юная леди, вы обронили свою сумочку!
Марта шмыгнула носом и взяла её.
— Спасибо...
— Я поздравляю вас, что вы приобрели эту шкатулку, мадам, — сказал он, повернувшись к фрау Кольб. — Очень красивая вещь, правда.
Женщина кивнула и заулыбалась.
— Спасибо, спасибо.
— А ещё, если вы откроете её, внутри найдёте инициалы: «Д. К.».
Она нахмурилась и выполнила его просьбу. Шкатулка едва не выпрыгнула из её рук.
— Ах! Откуда... Погодите, она ваша?
— К несчастию, да. У меня её, поймите, украли... И вот я сюда случайно зашёл, а она здесь, теперь в ваших руках. Сколько вы за неё отдали? Пять тысяч, так? Я готов прямо на месте расплатиться с вами за столь честный обмен, мадам. Ну же, душа моя!
Фрау Кольб напряглась. Марта вытерла слёзы и подскочила на месте.
— Мы согласны, уважаемый! Да-да, согласны. Матушка, дайте мне...
— Нет! — закричала мать, прижав шкатулку к груди.
Марта побелела, а затем побагровела, вцепилась в шкатулку и потянула её на себя.
— Отдайте мне её, отдайте! У вас ума нет, матушка, вы должны мне её отдать!!!
— Дамы, перестаньте! — сказал Джисфрид, пытаясь встать между ними.
Но вдруг мать ослабила хватку, шкатулка отскочила из рук Марты и упала на асфальт. Крышка отлетела на несколько метров. Мать с дочерью так и замерли в исступлении, а хозяин её со стоном склонился и словно слепой стал шарить руками по земле.
— Разбили, разбили её, курицы! Крышку всю исцарапали, дуры-ы... Ох! — Он встал, вскинув руками, и исчез.
Едва он ушёл, Марта снова прислонилась к столбу и сползла на землю со словами:
— Поздравляю, мать, мы теперь нищие!
Фрау Кольб склонилась над забытой крышкой и прижала её к сердцу, согнулась пополам. Стефан, наблюдавший за всем этим, почувствовал, как глаза щиплют жгучие слёзы, как сердце сжимается под натиском грудной клетки; ему хотелось прыгать, кричать и размахивать руками. Он понял, что не может на это смотреть, оставшись в стороне, поэтому вышел из машины и подбежал к двум несчастным женщинам. Марта убрала руки с лица и вскочила, бросилась к нему на шею.
— Стеффи, слава богу, ты здесь! Господи, Стеффи, мы теперь без жилья, без еды, без всего...
— И без шкатулки, дочка, пять тысяч на вете-ер...
— Стефан, мама сошла из ума! Она горюет над шкатулкой, когда ночевать нам негде. Стеффи, пожалуйста, подскажи, что делать?
Стефан встряхнул головой, пытаясь переварить информацию, как тут в дверях возникли нахмуренные Домбровский и дядя Мартин. Последний говорил так:
— ...Короче, давай завтра встретимся, ладно? Сейчас поздно, надо отдохнуть... А, — сказал он, повернувшись к племяннику и двум незнакомкам. — Что тут случилось, Стефан? Кто это?
Племянник словно очнулся и подошёл к нему; Марта вцепилась другу в руку, поспешно вытирая слёзы, а фрау Кольб встала, оттряхнула платье и высморкалась. Стефан представил их дяде, и те кивнули. Он же рассказал всю ситуацию и конфликт, на что дядя Мартин покачал головой.
— М-да, ситуация... Вам действительно некуда пойти?
— Нет, герр Циммерманн, — сказала Марта. — К сожалению, но у нас нет родственников или денег хотя бы на гостиницу на несколько дней.
— Что ж, дорогая моя, вы можете пожить у меня. Места у меня полно...
Марта покраснела и закусала губу, Стефан нахмурился.
— Дядя Марти, а как же тётя Зузанна? Она не будет против? — сказал он, делая акцент на последние слова.
Дядя улыбнулся.
— Нет. Тем более ты же всё равно съезжаешь.
— Ох, герр Циммерманн, — сказала Марта, — не надо... Вы так добры, спасибо, но мы не можем...
— Нет, милая, — сказала мать и встала между ними, — нам некуда идти! Я не хочу, словно нищий, ночевать на вокзалах. Я честная, приличная женщина! Герр Циммерманн, я приношу нашу общую благодарность, от всего сердца. Мы готовы принять ваше предложение.
Марта только вздохнула, Стефан приобнял её за плечи, почувствовал это маленькое, тёплое тело; он услышал запах лаванды и едва сдержал улыбку. Но посмотрев на дядю, он нахмурился: тот улыбался и даже позволял себе дотронуться до руки её матери. Домбровский усмехнулся и отвернулся, громко фыркнув. Стефан чувствовал лёгкий укол стыда, что нет возможности их забрать с собой по ряду причин: тесные коммунальные комнатки, шум, гам, да и бюджета в семье не всегда хватает.
«Всё же, — подумал он, — дядя имеет сердце, он не может оставить двух женщин на произвол судьбы, раз испытывает влюблённость (если это можно так назвать) к фрау Кольб, да и прекрасно понимает, что Марта для меня родной человек. Но если он вовлечёт их в свою авантюру?.. Нет, не сделает. Это две, совершенно чужие ему бедные женщины, они навряд ли помогут ему с его делишками. Но ведь у дяди проблемы с деньгами, как же он будет их содержать? У меня нет места, а у дяди есть, да и денег пока на проживание хватает, а Марта и так работает, будет лишний пфенниг приносить».
10
Дядя Мартин отвёз Домбровского домой, и они вместе с племянником (который решил переночевать и завтра же уехать), фрейлейн и фрау Кольб поехали домой. Часы показывали десять, когда постучали в дверь. Зузанна в это время сидела у камина и читала; от громких и резких звуков она вздрогнула и поплелась открывать. Заметив у порога Мартина, она бросилась к нему на шею со слезами на глазах.
— Марти, прости меня! Прости! Господи, как ты меня ещё не ударил? Как ты от меня не ушёл? Господи, пойми: ребёночек у меня, гормоны... Вот и на нервах вся. Давай уедем, прошу! Хочу на море, Марти... — Тут её взгляд упал на теснившихся женщин, и она отстранилась: — Это ещё кто, Марти?
Дядя усмехнулся, взял её за руку и повёл в фойе. Он рассказал ей ситуацию, и она нахмурилась, огляделась: пока они вели беседу, Стефан провёл гостей на кухню, разогревать ужин. Убедившись, что дверь закрыта, Зузанна понизила голос и сказала:
— Марти, ты с ума сошёл! Приглашать двух незнакомок к себе домой... Вдруг они нас обокрадут?
— Они не такие уж и не незнакомки, милая, это, по сути своей, близкие друзья Стефана. Ну же, милая, не будь такой бессердечной.
— Я? Бессердечная? Ох, неужели я заслужила такое?..
— Нет, если примешь наших гостей хотя бы на недельку, милая. Девочка вот работает; подзаработает, и они съедут!
Зузанна вздохнула и потянулась.
— Эх, ну ладно. Допустим, и так. Но когда же свадьба?
Мартин наморщил лоб.
— Мы же договорились, что в течение месяца, дорогая.
— А потом? Хочу медовый месяц провести на море, в Италии!
— Будет тебе Италия, дорогая, будет. Потерпи ещё немного, и тогда...
Не успел он договорить: она с плачем кинулась ему на шею.
Через несколько минут вышли сытые Марта с матерью и Стефан. Дядя помог дамам обустроиться в комнате, племянника же он перевёл в фойе. Вскоре все легли спать.
...Этой ночью Стефан спал плохо. Столько событий за один день привели его в крайнее возбуждение, он воротился на жёстком диване полночи. Под утро он уснул, а проснулся от того, что кто-то гладит его по волосам и поговаривает: «Ты мой сладкий пирожок... Вставай, соня, вставай». Он открыл глаза и увидел перед собой Марту. Часы показывали десять утра; солнечный свет уже проникал в помещение, и даже плотные шторы не могли его скрыть. Стефан прижался щекой к её коленям — маленьким и худеньким, которые выпирали из-под лёгкого летнего платья до голени в цветочек, — и почувствовал, как губки её нежно коснулись щеки, словно лепестки роз. Он покраснел и улыбнулся...
***
Сквозь туман он почувствовал, как кто-то трясёт его за плечо.
— Стефан, вставай!
Племянник открыл глаза и увидел перед собой дядю. Часы показывали двенадцать. Дядя нагнулся над ним и говорил:
— Ну же, проснись! Поехали, я тебя отвезу до дома.
Потирая глаза, Стефан натянул на себя вещи. С его лица не сходила улыбка при мысли о Марте. «Она меня так ласкала... Нет, это точно был не сон... Ох, моя подружка, моя Марточка!»
Между тем дядя говорил как бы самим с собой, хотя Стефан его не особо слушал:
— Так вот, относительно Домбровского: мы к нему едем. План со шкатулкой пошёл к псу под хвост, поэтому надо придумать что-то другое, верно? Он уже обменял кольцо на деньги, теперь у нас на руках десять тысяч, он их уже отправил доктору Заксу. Мы будем думать, что делать дальше.
— Но я-то тут причём? Я же сказал, что больше не собираюсь участвовать в ваших планах.
Дядя сверкнул его взглядом и ничего не ответил. Племянник поспешно собрал вещи, и они выехали из дома.
***
Когда Стефан вернулся домой, родители встретили его с нескрываемым удивлением. На расспросы он отвечал кратко, сказал лишь, что не сложился с дядей характером, а работа в редакции скучная и не совсем прибыльная. Отец ничего не сказал, но весь день косо на него поглядывал; мать же буквально приплясывала при ходьбе и говорила: «Уф, слава богу, мой мальчик из другого теста! И правильно, малыш, ты найдёшь работу получше». Именно поэтому Стефан вторую половину дня просидел в своей комнатке, наедине с собой. Пока день подходил к концу, он чувствовал в груди нарастающую тревогу за Марту. Нет, даже не то, что дядя может положить на неё глаз, — он не сделает этого как минимум из уважения к племяннику, — дело даже не в этом. В более спокойной обстановке он сложил все события, в том числе и с аукциона, в единую картину и понял, что опасность угрожает и Марте с её матерью.
Вот дядя, допустим, весь погрязает в долгах, на него точит лясы Бриннер, и в итоге дядя Мартин вынужден закрыть редакцию. Даже если он не пойдёт в тюрьму, то останется без бизнеса — это самый вероятный исход событий. Дядя останется без работы, Зузанна максимум через два с половиной месяца отправится в декрет, и как же быть Марте с фрау Кольб? Может, к этому времени они и накопят на съёмное жильё — но где? С их бюджетом они могут снять только пропитанную плесенью съёмную квартиру, скажем, в самом конце Северного округа, в не самых благополучных районах. Чтобы накопить на нормальное жильё, Марте потребуется поработать без выходных хотя бы месяц. Тем более если дядя Мартин лишится работы, возникнут проблемы с деньгами, он навряд ли сможет обеспечить ещё двух дам, поэтому, — даже если не от него, то Зузанны точно, — последует просьба съехать. И куда тогда две дамы пойдут, если у Стефана нет ни денег, ни места (для одной ещё можно найти, а вот для двоих — нет)?
С другой стороны... чем Стефан может им помочь? Он и так чуть в тюрьму не попал из-за столь нелепой истории с крестиком, полдня провёл в камере. Ему не хотелось снова ввязываться в эту авантюру, тем более дядя может и без него пока справиться. Но влюблённому трудно осознать, что он ничем не может помочь. «Ладно, — подумал он. — Посмотрим по обстоятельствам, надо будет позвонить Марте».
***
Уже через полчаса Мартин ехал по направлению к Центральному округу, когда из угла выскочил на дорогу Бриннер и стал размахивать руками.
— Стоять... Стоять, кому сказал!
Дядя нахмурился и остановил машину. Патрульный подошёл к нему, и Мартин услышал резкий запах алкоголя. Патрульный облокотился на капот, дядя просигналил.
— Что вам нужно, герр Бриннер? Говорите быстрее, я тороплюсь!
Бриннер захрапел, и дядя, закатив глаза, нажал на газ, оставил патрульного лежать на земле, при этом думая: «Господи, бедная Карлот... Надо позвонить и узнать, как она там».
Через пятнадцать минут он уже стоял во дворе многоэтажного дома, в самом конце Восточного округа. Он прошёл внутрь здания и очутился в длинном коридоре, по бокам которого стояли шкафы и стиральные машины, загораживая и без того тесный проход. Пахло мясом, порошком и сыростью, Мартин слегка прикрыл рот и нос рукавом. Из щелей в комнаты выглядывали с опаской дети и старики — с неодобрением. Одна старушка даже вышла и поинтересовалась, собирается ли он здесь жить. Дядя прошёл в самый конец, ближе к лестнице, и постучал в дверь. Ему открыл Домбровский в одном халате и жестом подозвал поближе. Гость прошёл в маленькую комнатку, нагромождённую коробками. Мартин присмотрелся и понял, что в них лежат вещи: одежда, посуда, даже техника — более дешёвые и бесполезные для аукциона товары, которые оставили либо из жалости к владельцу, либо из-за того, что его дорогих безделушек было предостаточно для погашения долга. Он сказал:
— Съезжаешь?
Домбровский улыбнулся.
— Ну да. При первой же возможности съеду, скоро накоплю деньги на съёмное жильё, а то надоело мне это всё: теснота, любопытные старики с туберкулёзом, орущие дети, плесень... В общем, не мёд.
— Ладно тебе, давай лучше к делу перейдём. Что ты надумал?
Домбровский сел и улыбнулся.
— У тебя же особые отношения с патрульным Бриннером и его женой, так?
— Это мне уже не нравится. Ты предлагаешь ограбить патрульного?
— Ну да.
Дядя потёр переносицу.
— Ладно, а теперь объясни мне, дурню, что у них красть?
— Вот ты смеёшься, а напрасно. Между прочим, у него моя китайская ваза стоимостью в шестьдесят тысяч франков, что продавали на аукционе...
— Стоп! Её же купил Джисфрид и забрал после аукциона, насколько мне известно.
— Ирония в том, что он подарил её патрульному за то, что тот выяснил дело относительно Стефана и крестика.
— Подарить такую дорогую вазу за одно дело...
— Тем более, они с патрульным давние друзья. Он Джисфрида неоднократно выручал.
— Боже, а я и не знал... — сказал дядя Мартин и почесал голову. — Хотя да, он что-то мне об этом говорил. К тому же Джисфрид щедр на подарки, бесспорно. Как ты вообще про это узнал, про вазу и всё такое?
— Скажем так: есть у меня небольшие связи с аукционом, да и вообще, пока ты там разбирался с дамами, я ненадолго покинул тебя, мой друг. — Он подмигнул.
Дядя вздохнул и закурил.
— Я... я даже не знаю, Ежи. Красть патрульного... Не знаю даже. Да, можно это сделать, вот только я за его жену переживаю...
— Брось, Марти! Тогда как ты предлагаешь оплатить долг, а? А ещё у тебя потенциальная брюхатая жена, не забывай об этом. Я прекрасно знаю про твои связи с его женой; может, тебе удаться её убедить?
Тот пожал плечами.
— Ну хорошо. — Он встал и отряхнулся. — Хорошо, я ей позвоню.
— Звони, звони. Если что, сразу же набери меня. Я не пойду, слишком рискованно.
— Засранец! — Дядя направился к выходу.
Продолжение следует...
(лицензия некоммерческое использование, DMCA Contact Us)