Клятва

Клятва

Рассказ

***
Я смотрел на уборщицу.

Я пялился на эту женщину исподтишка.

Жадно.

Почти не моргая.

Я никогда не видел такой красивой уборщицы.

***
Она же, стоя спиной ко мне, делала дело.

Сильными размашистыми движениями серой тряпкой тёрла окно, прыскала в него токсичной синей жидкостью.

Иногда, уборщица приподнималась на цыпочки, иногда, напротив, приседала.

При этом её брючный форменный костюм из дрянной синтетической бардовой ткани, отвратительно корёжился на спине, как будто издевательски хохотал над сильным, молодым ещё телом, за дёшево сданным в работу.

***
Я возненавидел тот костюм, старушечьего затхлого оттенка!

Мне хотелось взломать турникет, тряхнуть уборщицу за плечо:
«Дура, баба!
Постыдись!
Что ты здесь делаешь? Неужели цены себе не знаешь?».

Да мне тако-о - г-о хотелось! …

Но я лишь «сверлил» глазами женскую спину.

Один раз она опасливо оглянулась, обвела взглядом мрачную толпу, озадаченных, одетых в зимнее, людей и, не выискав, кто из нас «сверло», продолжила тереть.

***
Тот день был обычным.

В 12. 40 я пришёл в школу, чтобы забрать домой первоклассника-сына. По пятницам я всегда его забираю.

На все выходные.

Мы год живём не вместе.

Жена не хочет.

***
Так вот... я ждал сына.

Жался к стене школьного вестибюля, прятал глаза под задрипаной вязаной шапкой, которую приходя домой, я сую за батарею, чтобы просохла.
Близился конец урока.

Родители заполняли вестибюль. Опасливо глядели друг на друга. Поглубже в маску прятали носы.

***
И тут появилась уборщица.

Она, походя, без особого интереса, прошлось взглядом по людям.

Однако, никем не заинтересовавшись, она отвернулась к окну, и, найдя в нём (полном дневного неясного зимнего света) правильный ракурс, всмотрелась в своё отражение, как будто в зеркало.
Заправила под косынку взбунтовавшийся локон.
Потом яростно фыркнула из пульверизатора туда, куда смотрела.
И тёрла, тёрла, тёрла…

***
Резким, рвущим ухо звуком, визгнул звонок с урока.
Из классов хлынул неуправляемый поток из школьников, их ора, летящей по воздуху чьей-то переполошенной, как курица, упавшая с насеста, растрёпанной тетради.
Лавина неслась по этажам вниз.

Прямиком в вестибюль.

К турникету, ко мне.

Я интуитивно отступил назад.

***
Уборщица и ухом не вела.
Привыкла.
Продолжала прыскать в окно ядовитую синюю жидкость.

-Папа, дай пятнадцать рублей. Я за пирогом в буфет сбегаю. – Дёрнул меня за рукав сын. – Сегодня с яблоком. Горячие.
- Сколько?

- Пятнадцать.

Я сунул руку в карман, пощупал купюру. Я знал, не глядя: то была сотка. Последняя.

«Дать? - Не дать?». – Стучала в висок горячая кровь.
Уничижительные раздумья…

Мне многое вспомнилось.

***
Жил – был такой писатель Курт Воннегут.

Шутник был, остряк.

Так вот, один из его книжных героев сказал так: «Если вы очень хотите насолить своим предкам, а смелости податься в голубые у вас не хватает, вы, по крайней мере, можете стать художником».

Эти слова обо мне.

Вернее так: я никому не хотел солить. У меня так получилось, когда я стал (точнее, не стал) художником.

***
В 22 года я познакомился с Галей.

Было лето.

Галину я заметил издалека. Она с подружкой, стоя у уличного киоска, выбирала мороженое. Да и как её было не заметить!

Яркая, в простом красном платье.

Она была не из тех тощих девушек, с прозрачными лицами, которые бывают сытыми половинкой пшеничного зёрнышка.

Галина не такая.

***
Галя – полнокровная русская женщина, статная, сочная, с вишнёвыми губами.

Глядя на Галю, хочется жадно есть и жадно жить.

- Девушки, а вы какое мороженое будете? –
Вклинился я в рассуждения приятельниц. –
Я угощаю!
Потом мы долго гуляли по городу вдвоём.
По воздуху летел тополиный пух, и один парашютик приклеился к Галиной нижней губе, всё ещё липкой от шоколадного мороженого в вафельном стаканчике.

***
Когда мне было 22, все вокруг вопили: «Дар … талант… деньги… слава».

А лет через 10, я понял, что люди ошибались.

Курт Воннегут сказал бы так: «Ты созрел».

Ведь зрелость по его словам, «способность сознавать предел своих возможностей».

***
И вот, после смены в «Пятёрочке», где я работаю грузчиком, я стою в школьном вестибюле рядом с маленьким сыном.

-Пап, дай пятнадцать рублей. Я за пирогом в буфет сбегаю. – Дёрнул меня за рукав он. – Сегодня с яблоком. Горячие.

- Сколько?

- Пятнадцать.

Я сунул руку в карман, пощупал купюру. Я знал, не глядя: то была сотка. Последняя.

«Дать? - Не дать?».– Билась в висок горячая кровь.

Сын увидел моё замешательство. Сиганул за турникет.
- Ладно, я у мамы деньги возьму. – На ходу крикнул мне он.

***
Я бросился за сыном.

Уборщица удивлённо вскинулась на меня.

«Баба, дура! Постыдись! Что ты здесь делаешь? Ты же цены себе не знаешь!». – Зашипел я Галине в лицо.

Она схватила меня за локоть, уволокла подальше от зевак к себе, в полу - тёмную свою каморку, резко пахнущую непросохшими половыми тряпками.

***
- Опять пьёшь? – Разъярённо, сквозь зубы, фыркнула она.
– Ребёнка, людей постыдись!

- Галя, зачем ты здесь? Тебе не надо быть уборщицей. – Взревел я.

- А ребёнка кормить надо? – Кивнула мне за спину Галя.

Я обернулся. Там стоял сын.

- Па…, ма… я пошутил! – Торопливо затараторил он, рукавом вытирая хлынувшие слёзы. – Я не хочу пирожок.

***
- Галя, пойдём домой. – Взмолился я и грохнулся на колени. – Я пить брошу.
- Клянись. – Хладнокровно сказала Галина. – Вот икона. Перед иконой клянись.

На маленьком столике, покрытом замызганной старой клеенкой, рядом с кружкой, в которой блестящей плёнкой покрылся недопитый чёрный чай, стояла маленькая иконка.

- Клянусь. – Без раздумий сказал я, счастливый оттого что, Галя не заставила меня поклясться перед сыном.
Понимая зыбкость своих намерений я схватил икону со стола и сунул её в карман.

Сам не знаю, зачем.

***
Раз уж иконка болталась в кармане, я в церковь пошёл.

А что мне было делать?

Клятва уж «на ниточке висела».

Я отозвал священника в сторону.

- Бог дал мне талант. – Сказал я. – Но от него одни проблемы.

- А ты что от таланта получить хотел?

- Деньги и славу…

- Не получил?

- Нет.
- А где талант?

- В землю закопал.

- Легче стало?

- Нет… И выпить очень хочется.

- Иди, раскапывай.

- Зачем?

- Чтобы пить расхотелось.

***
Пришлось талант раскапывать.

Зато я перестал бить сына по рукам, когда тот тянулся к карандашам и краскам, боясь, что он тоже станет художником.

Теперь мы рисуем с ним вместе. В воскресной школе при храме.

С нами рисуют и другие дети.

***
- В городе православная школа открывается. –
Сказал мне однажды мой знакомый священник. -
Пойдёшь туда уроки рисования вести?
- Пойду. И сына возьму.

- Тогда из «Пятёрочки» увольняйся. Там без тебя обойдутся. Есть кому коробки таскать. А вот учить детей искусство творить, не всякий возьмётся… Ценный ты человек. Нужный.

***
Галина давно не уборщица.

Она любит быть на людях.

Поэтому работает в конфетном магазине, носит кружевной передничек, пахнет кондитерской фабрикой и шоколадным мороженым в вафельном стаканчике.

Теперь она часто смеется.

Как будто мне 22.

***
- Я отрыл свой талант. – Сказал я священнику.

- Деньги и славу добыл?

- Нет.

- Тогда зачем отрыл?

- Чтобы клятву сдержать.