Вина

Знаешь, когда ты вернулся, от меня оставались только ошмётья. 

Я вроде ещё двигался, даже дышать не забывал (что очень странно, поскольку вместо воздуха в лёгкие попадали обломки бритвенных лезвий – и я в очередной раз захлёбывался кровью и виной). Иногда членораздельно разговаривал (судя по тому, что мне чего-то отвечали. Но о чём заходила речь? Не помню… Да и вообще не было желания что-нибудь помнить… Устал, выдохся, как воздушный шарик, зацепившийся за столб да так и оставшийся в подвешенном состоянии – забытый, ненужный… брошенный). Совершал некие телодвижения (почему-то на ум приходит создание Франкенштейна, кое-как слепленное из обрывков плоти и кожи. Оно ведь тоже шевелилось, говорило, пыталось принять себя таким, какое есть… Ага, размечталось! Для других он был монстром, жуткой игрушкой в дьявольских руках. И результат? Костёр… Почему ты рвался навстречу смерти? Из-за чего пытался жить по людским законам, будучи уверенным – тебя не примут? Никогда и ни под каким соусом! Из-за души?! Да на хрена она сдалась, раз доставляет такие мучения?.. Как спокойно жилось, пока этот чёртов Смерть вкупе с моим братцем не решили запихнуть мне её назад! Сволочи!!). 

Если бы я мог выбирать, то, клянусь, выбрал бы ту больничную койку в Су-Фолс, где Люцифер так мило со мной общался, откалывая всякие невинные шуточки. И сдох бы под разрядом тока, когда на виски прилепили электроды – типа «для лечения». Жуткие молнии пронзали мозг, стирая прошлое и будущее в грохоте разрядов. И я не мог не орать. Молча отдать концы не получалось, к сожалению… И тогда Дин и Кастиэль… Зачем? Зачем они продолжают меня терзать?! Отпустите! Не надо, умоляю!!

                                * * *

Время после взрыва в лаборатории стало тем переломным моментом, когда пересматриваешь заново свою прошлую жизнь и приходишь к неутешительному выводу: все смерти, искалеченные судьбы, незадавшаяся любовь – только – и исключительно – твоя вина! 

Погибшая в дьявольском огне мама (я её не помню вовсе, но в этом ли дело?) – только потому, что не вовремя заглянула в детскую и едва не помешала демону создавать из моей тушки идеальный костюм для падшего ангела. 

Джессика (наверное, всё-таки единственная моя настоящая любовь) – через пару десятков лет последовавшая примеру Мэри (да, дурной пример заразителен). А я ведь предчувствовал трагедию, но даже пальцем не шевельнул, дабы её предотвратить. Пока не стало слишком поздно («Тебе опять кошмар приснился, Сэмми?» Ну да, ну да… А то что же ещё? И как сказать любимой: «Ты сгораешь у меня на глазах, пришпиленная к потолку», - да так, чтобы она поверила, а не звонила в психушку?). 

Потом был отец, отдавший жизнь и душу за Дина. При чём тут я? А кто всем сердцем желал, чтобы Джон всегда находился рядом?! Кому постоянно требовалась похвала и отцовская забота? Что ж, ты её получил по полной программе, можешь радоваться! Как и последним словам отца: «Твой младший брат одержим демоном. Лучше убей его, чем позволь стать на сторону Ада». Вот тебя и похвалили – да, папа? 

А дальше ещё смешней. Почти все мои однокурсники оказались демонами. То есть я, собственно, никогда не выпадал из-под присмотра дьявольского радара (помаши дяде Кроули ручкой, дорогой!). 

И затем Гавриил решил поучить несмышлёныша уму-разуму, тыкая как провинившегося кутёнка в вонючую лужу (дескать, никто не в состоянии изменить свою судьбу/предначертание; и тебе, дурак, не удастся!). В тот жуткий нескончаемый день я, наверное, раз пятьдесят пережил смерть Дина и ничего не мог исправить, как ни старался. Почему не рехнулся, без понятия… Хотя, может, на охоте съехавшая крыша не слишком мешает, поскольку все охотники обязательно чуток сбрендившие… 

И Руби… в её смерти тоже виноват я. Нет, не то, чтобы так уж привязался к этой чертовке (скорее – к чёрной крови и лживым обещаниям), но ведь, как ни крути, она всё ж таки удержала меня на плаву, не дала спиться и умереть… А я… я «отблагодарил» её по-винчестерски, не давая вырваться, пока Дин вонзал нож ей меж рёбер… 

Опять Дин, заплативший в сделке на перекрёстке своей душой и единственным оставленным годом за то, чтоб я жил. И зачем, спрашивается! Я ведь только несчастье приношу!.. И душа моя, как выяснилось на том же перекрёстке, когда я жаждал разорвать сделку демона с Дином, никому на хрен не сдалась! Грошовая подделка… Брата разодрали в клочья адские псы, а я в который раз не мог ничего поделать… Слабак и урод! 

Кастиэль, отдавший свою ангельскую благодать, дабы продлить мою никчёмную жизнь, полную глухой тоски и вечных потерь, и оставшийся вместо меня на больничной койке (вероятно, с Люцифером, так обожавшим потрепаться).

Эллен и Джо, давшие нам с братом несколько драгоценных минут, чтобы оторваться от погони… Вы тоже – груз на моей больной совести. 

Бобби, прикрывший нас… меня от выстрела бессмертного левиафана (одного из многих, некогда запертых Богом в чистилище, но, благодаря Касу и его ослиному упрямству, выбравшихся на свободу), а в результате чуть не ставший злобным призраком-мстителем, на каких мы постоянно охотились. 

Целая вереница людей и нелюдей, оставивших шрамы на сердце. Кого-то я прикончил своей рукой, кто-то погиб позже. Но каждый – так или иначе – впустил в свою жизнь меня. За что и поплатился… 

И опять Дин с Касом (всё-таки уцелевшим после того, как левиафаны покинули его тело). Они прикончили Дика Романа – главаря банды чудовищ, - но взрывной волной (или что это было?) их вынесло куда-то за пределы мира… или, вернее, - за пределы… 

А Кевина – пророка – попросту забрал с собой Кроули. Так – без спешки, походя… щелчком пальцев. 

И я остался в одиночестве. Растерянный, измученный, опустошённый… уже успевший позабыть, как это – жить без брата!

                                  * * *

Да, только здесь и сейчас, стоя на обломках как лабораторного оборудования, так и собственной жизни, я в конце концов осознал: обязательно умирают те, кто хоть раз со мною соприкасался. Все… И я несу не спасение, а гибель… Но ведь именно это и заложено Желтоглазым в моих генах, разве нет? Быть навечно проклятым… 

Эй, кто-нибудь! Послушайте, давайте договоримся. Я прекращаю охотиться, рыпаться и вообще предпринимать какие-нибудь шаги по спасению человечества, а вы перестанете уничтожать тех, на ком больше мгновения задержится мой взгляд. По рукам? 

Я ожидаю хоть какого-то знака, но вокруг гробовая тишина, ватными тампонами забивающая уши… 

Молчите, значит? Ну что ж, молчание – знак согласия. 

И только попробуйте смухлевать! Я вас везде достану, клянусь! Мне ведь терять уже нечего…

                                * * *

Дин, прости, я даже порадоваться твоему возвращению не в силах. И твои объятия не выводят из ступора. 

Окончательно спёкся, наверное.