Чубчик кучерявый

Вернувшись с Гражданской войны, Федор Колычев привез в Тишанку двухрядную венскую гармонь, так называемую «венку». К сожалению, он оставил в бою под Егорлыкской свои ноги, но земляки помогли ему добраться до родного села.

- Получай, Марья, своего героя, - сгрузили они с телеги обрубок когда-то высокого стройного мужчины. – Да особо не грусти - что для бабьего счастья надо, у него осталось.

Поплакала Марья, по первой, конечно. Ну, какая польза от безного калеки в крестьянском хозяйстве: ни пахать, ни сеять, ни косить. Правда, Федор не унывал. Бывало договорится с соседями, чтобы подбросили его до железнодорожной станции, а иногда Марья и сама его на санках или на тачке (в зависимости от времени года) туда отвезет. Там на перроне он играл на гармони и пел жалостливые песни. Некоторые сердобольные пассажиры и деньги давали, но, в основном, старался мужик за куски хлеба и махорку. После гражданской войны много таких же горемык по вокзалам страны мыкалось: пьяные, грязные, никому не нужные. Но Федор отличался от них: всегда трезвый и ухоженный, он не позволял себе ничего лишнего – ведь был основным кормильцем семьи. И помогла Колычевым гармонь пережить и время «военного коммунизма», и начало коллективизации, когда из-за самоуправства присланных из райцентра уполномоченных в Тишанке разразился голод.

Когда односельчанам Колычевых пистолет к виску приставляли, принуждая идти в колхоз, семью инвалида никто не заставлял расставаться с единоличным хозяйством.

– Семья у Колычева большая, а что с безногого калеки возьмешь? – возразил сельский актив, когда уполномоченный поднял вопрос об этой семье. - На гармошке Федор играть, конечно, горазд, а другие за него пахать и сеять будут? Для колхоза только лишние рты.

Федор никогда не отказывал в просьбах односельчанам: играл и на свадьбах, и на советских праздниках. Однако, несмотря на то, что был героем Гражданской войны, землю у Колычевых отрезали почти по самый порог. Зато тетке Марье удалось устроиться на вокзал уборщицей, что по тем временам считалось редкостной удачей – всё-таки реальные деньги, а не трудодни. Так и жили Колычевы. Вроде бы и в деревне, но и как бы отдельно от неё.

Понятно, что берег инвалид свою гармонь пуще глаза.

- Кормилица…

Постепенно подрастали дети. Старших дочерей выдали замуж, а единственный сын Павел устроился работать на местную МТС. Смышленый паренек быстро освоил немудрящую сельхозтехнику того времени. Как и родитель, он был прекрасным гармонистом. Дело молодое - Павел часто выпрашивал у отца музыкальный инструмент, чтобы развлекать девушек на вечерних посиделках

- Паш, а Паш, ну спой «Чубчик кучерявый»! – просили они.

Павел встряхивал русым волнистым чубом, и выводил приятным голосом задорные слова песенки.

Тишанские комсомольцы также не раз обращались к младшему Колычеву:

- Районный смотр агитбригад, Пашка. Неужто, ударим в грязь лицом с нашими-то боевыми девчатами? Уж ты, подыграй, Павел, Даше-то.

Ну, как тут откажешь? Тем более, что красавице Даше – певунье и плясунье - Павел был согласен играть с утра до ночи. Уж больно хороша она была: статная да ловкая, глаза синие, брови черные, коса до колен, смешливая и озорная.

Впрочем, по Даше страдали все тишанские парни. Матвей Худяков так вообще голову потерял. Выйдет девушка на улицу, а он уже семечки лузгает напротив её дома, и куда Даша не пойдет, хвостом волочится за ней. Парнем Матвей был тихим и молчаливым, но упорным и работящим. Зато Севальнев Антон кидался с кулаками на любого, на ком останавливались глаза красавицы. С половиной села передрался. А что толку?

Как выйдут на сцену Павел и Даша – он заиграет, а она запоет – сразу же всем становилось понятно, что они под стать друг другу. У всех ухажёров сердце от ревности сдавливало. Грозили Павлу гармонь порвать и кулаки показывали, а ему всё нипочем.

- Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый! – разносилось по улицам Тишанки.

И местные девушки во главе с Дашей самозабвенно выплясывали под веселый мотив.

Но всё это мало нравилось Федору Колычеву. Он ничего не имел против Даши, но не понимал, почему её благосклонности сыну нужно добиваться при помощи его гармони.

И как-то председатель тишанского колхоза «Серп и молот» Болдырев Алексей Степанович услышал характерный стук деревяшек. Это порог бывшего дома священника, в котором располагалось правление колхоза, перевалил на каталке инвалид. На лацкане его видавшего виды, но чистого пиджака был приколот орден Красного знамени.

- Колхоз «Серп и молот» большой, - угрюмо заметил ветеран после приветствия. - И неужели он не может купить для молодежи один баян? Ведь «венка» для меня и плуг, и коса – нет у инвалида, потерявшего ноги в боях за советскую власть, другого способа заработать себе кусок хлеба. Гармонь и так старенькая, а тут Пашка не дает инструменту покоя, кажный вечер с комсомолками песни разучивает. Да ещё некоторые фулюганы угрожают инструмент порвать. Куда это годится?

- Никуда. Я этим угрожальшикам языки-то укорочу – забудут, как балаболить. А ты это… дядя Федор, не очень-то Пашку ругай. Парень нужное дело делает. Денег у колхоза лишних пока нет. Сам знаешь, какой план по хлебозаготовкам – не до гармошек тут. Но обещаю что-нибудь придумать.

Спустя неделю поехал Алексей Степанович в область на совещание с докладом о работе тишанского партактива. И, рассказывая о достижениях колхозной жизни, пожаловался, что есть проблемы в организации культурного досуга местных жителей.

- Книг – кот наплакал, музыкальных инструментов нет, редко кино привозят.

- Да как же нет-то? – удивился заведующий культмассовой работой обкома.- Видел выступление вашей агитбригады. Там хлопец славно на гармони играл, и дивчина-красавица хорошо пела.

- Так та «венка» безногому герою Гражданской войны принадлежит, и очень он недовольный – говорит, хлеба куска его лишаем. На вокзале играет.

- Плохо, Алексей Степанович, что у вас в селе герои Гражданской войны кусочничают. Какой пример для молодежи? Ну, а с гармонью мы вопрос решим.

И, действительно, Алексей Степанович вернулся в Тишанку с новеньким трехрядным баяном.

- Вот, - поставил гордый председатель сверкающий инструмент на стол в избе-читальне, заменявшей тишанцам и клуб, - играйте теперь, сколько захотите. И незачем к Колычевым на поклон ходить.

В избе-читальне собрались члены комсомольской ячейки.

- Это верно, - возбужденно загудели они. – А то Пашка вечно кобенится: то его с работы не отпускают, то отец сердится. Сами теперь играть будем.

Особенно громко, конечно, кричал Севальнев Антон, но, к удивлению всех, открыл рот даже молчун Матвей Худяков.

- Колычевы даже не колхозники – нечего им вообще в нашем клубе обретаться.

- Но-но, - одернул слишком ретивого парня Алексей Степанович. – Ты рот-то не разевай. Сам сначала себя покажи. Ну-ка, кто из вас сыграет?

Стоявшие вокруг баяна парни и девушки недоуменно переглянулись. И первой рассмеялась Даша.

- Так выходит без Пашки-то нам всё равно не обойтись. Даже к корове нужно знать, с какой стороны подойти, а уж к баяну-то тем более.

- Я научусь, - твердо пообещал Антон. – У Гвоздоревых когда-то до революции гармонь была. Попрошу, чтобы дядя Николай мне лады показал.

На том и разошлись. Но когда на следующий день открыли избу-читальню, оказалось, что баян исчез. Некто неизвестный выставил окно и ловко пролез в узкий проем.

- Да, - огорченно вздохнул Алексей Степанович, - даже не полюбовались всласть. У кого-то совести совсем нет.

И хотя председатель колхоза не любил выносить сор из избы, пришлось звонить в райотдел НКВД. Там экстренно собрали совещание. Было решено послать в Тишанку оперуполномоченного Максима Ярцева. Он уже не раз бывал в этом селе и хорошо знал его жителей. Но также не раз навещал Тишанку во время высылки «кулацких элементов», возглавлявший районный отдел ОГПУ Егор Вислов. В ту пору в состав НКВД входили: и милиция, и следственные органы, и паспортный стол, но всё же главенствующее место занимали «огпэушники», имевшие право для своих нужд задействовать все подразделения райотдела. Поправив мундир, он смерил всех собравшихся на планерке тяжелым взглядом.

- А не происки ли это скрытых врагов Советской власти, товарищи? Недаром товарищ Сталин говорит, что чем успешнее мы строим социалистическое общество, тем непримиримее становится классовая борьба. Это не баян украли, это хотели нанести удар по всему колхозному движению. Кто там у них раньше главным гармонистом считался – Федор Колычев? Беспартийный, в колхозе не состоит, как деклассированный элемент занимается нищенством – он баян и украл, чтобы не лишаться доходов.

- Федор Петрович безногий: куда ему в окно—то залезть? - возразил Ярцев. – И куда баян потом деть?

- Значит, сына своего послал. А сбыть ему баян проще простого - он на вокзале поет, а там пассажиры купят и увезут незнамо куда. Мне классовое чутье говорит, что в эту сторону надо копать, Максим. Может, стоит прямо сразу арестовать эту семейку до окончательного выяснения дела?

Ярцев переглянулся с начальником райотдела.

- Не будем сгоряча рубить, товарищи. Федор Петрович – герой Гражданской войны, орденоносец…

- А сейчас скурвился, забыл о славном революционном прошлом – на куски его променял! – с горячностью перебил его Вислов.

-… и всё же – мы всегда успеем его арестовать, - терпеливо продолжил начальник райотдела. - Куда от нас безногий-то денется? Сначала разберись, товарищ Максим, что там в Тишанке конкретно произошло.

Приехав в село, Ярцев сначала внимательно осмотрел место происшествия. Дело происходило ранней весной, поэтому окно в избу поторопились вставить. В связи с этим затоптали все следы, и все же уполномоченный приказал вновь выставить окно, а потом внимательно осмотрел проем. Он был достаточно узкий – и не каждый смог бы в него пролезть. За торчащую замазку зацепилось несколько ворсинок зеленоватой шерстяной ткани. Ярцев осторожно снял их и завернул в бумажку.

- Может, обыск сделать? – предложил председатель. – Возьмем партийно-комсомольский актив да прошерстим куреня.

- Неужели вор такой дурак, что спрячет баян себе под лавку? Уж если ума хватило украсть, значит, знал, куда и отнести. Из села никто не выезжал?

- По крайней мере, из колхозников никто не обращался за справкой.

- Но тот же Федор Колычев каждый день на вокзале бывает. Здесь до станции версты три, не больше. Может, кто-то спер баян да ночью его к поездам вынес?

Председатель покачал головой.

- Ночью пассажиры спят, так что среди них затеряться не получится. Весь перрон как на ладони - кого-то из сельчан с баяном сразу же заметили бы и в сельсовет позвонили.

- А сын Колычева, где сейчас?

- Не знаю. Что-то я его давно не видел.

- Ну что, айда тогда к ним.

- Вы на Павла, что ли думаете? – опешил Алексей Степанович. – Зря! Хороший парень.

- Вот сейчас и выясним: зря или не зря.

Но пока они шли к усадьбе Колычевых, за ними увязалось несколько праздношатающихся мужиков. День был пасмурным, хмурым, то и дело моросил дождь, но этим почему-то не сиделось дома.

- А чего власти от Федора-то понадобилось? – поинтересовался один из них. – Неужто в краже заподозрили? Курам на смех! Как он со своими культями по окнам прыгал бы?

- Может, он жену послал? - вроде бы как со смехом предположил Ярцев. – Я слыхал, что она мужа везде на тачке возит.

Мужики прыснули.

- Ты, товарищ из района, тётку Марью хоть раз видел? Её на вокзальных харчах так разнесло, что она голову-то в окно просунет, а назад никак - щеками зацепится.

- Хватит гоготать, как гусаки, - прикрикнул на них председатель, - шли бы на колхозный двор - в мастерские подсобить. Посевная на носу, а они без толку по селу шарятся. Я за вас трудодни буду зарабатывать? А нам Павел Колычев нужен. Не видели, он домой уже вернулся?

- Так Пашка уже вторую неделю, как с техникой МТС в Ростовскую область подался – тамошним колхозам подсобить. У нас-то посевная не началась, а на юге уже вовсю идет.

«Хорошо, хоть конвой с собой не прихватил!» - подумал уполномоченный и, после недолгого раздумья, поинтересовался:

- А больше в селе у вас никто музыкой не интересуется?

- Севальнев Антон всю душу из Гвоздырева Николая вытряс, чтобы тот его на гармошке научил играть. Уж больно ему Дашка Ермолова нравится, а та вечно рядом с Пашкой и его венкой на сцене торчит: то готовятся, то выступают, то пляшут под чубчик кучерявый. Вот дурень и решил, что если сам меха раздвигать научится, то девка всё внимание на него переключит.

Эти сведения в корне меняли, столь вдохновенно нарисованную Висловым картину внезапно вспыхнувшей в Тишанке классовой борьбы.

«Старая как мир история. Два парня девку не поделили. Но на чем бы этот Антон потом играл перед девчонкой, даже если бы освоил науку на краденом баяне?»

- Да, вчера Антон об этом говорил, - вспомнил и председатель. – Только не он баян украл.

- И этот не крал, и тот, а куда баян-то делся? - Ярцеву порядком надоело мотаться из конца в конец по непролазной тишанской грязи под моросящим дождем.

- В общем так, Алексей Степанович, - сказал он председателю, - собирай вновь свой комсомольский актив – разбираться будем: кто, чего и зачем украл.

Пока дежурный по сельсовету собирал людей, уполномоченный терпеливо ждал, разглядывая кумачовые знамена, агитационные листовки и пару полок с книжками.

«Да, богатым убранство не назовешь, но все же не тронули ни карандаши, ни бумагу – значит, лезли целенаправленно за баяном».

- Как он его вытащил-то через окошко? Это ещё надо умудриться.

Изба заполнилась комсомольцами. Первой пришла Даша Ермолова. И едва увидев местную красавицу, Ярцев сразу же убедился в правильности своей догадки, Ради такой девушки парни обычно готовы на любые безумства. Следом за Дашей в комнату зашел невысокий молодой человек, с откровенным обожанием глядящий на девушку.

Вскоре появился и Севальнев. Ярцев сразу же понял, почему председатель отверг его предположение – Антон был крупным здоровяком, и при всем желании не смог бы пролезть в оконный проем.

Комсомольцы, перебивая друг друга, рассказали ему о событиях того вечера.

- Даже Матвей Худяков и то разговорился – так-то он молчун. А тут предложил Павла не пускать сюда, а сам не подумал, кто же на баяне играть-то будет?

Ярцев внимательно глянул на паренька, и тот испуганно отвел глаза.

- Ладно, - сказал он комсомольцам, - идите по домам.

И когда Худяков последовал за всеми, кивнул на него Алексею Степановичу.

- Матвей, притормози. Надо пару слов сказать, - окликнул тот парня.

Парень неохотно вернулся. Ярцев дождался, когда они остались одни, и приказал.

- А ну-ка, скинь бекешу.

Матвей недоуменно захлопал глазами, но всё-таки снял верхнюю одежду. Под бекешей оказалась старенькая гимнастерка. Ярцев вытащил из кармана бумажку с ниточками, и даже председателю колхоза сразу же всё стало ясно.

- Матвей, - отчаянно вскричал он. – Зачем тебе баян?

Парень побледнел.

- А чего они! Только от Пашки избавился, так уже Антон с Дашей выступать собрался. А если не будет баяна, не под чего станет Даше петь на сцене. А то всё чубчик да чубчик кучерявый.

Алексей Степанович только руками развел.

- Самая длинная речь, которую я от него слышал, а лучше бы и дальше молчал. Ты куда баян дел, дундук упрямый?

- Никуда, - буркнул парень. – Здесь он.

- Где здесь?

Парень вышел в сенцы, поднялся по лестнице на чердак и вернулся с баяном.

«Умно. Кто бы его на чердаке принялся искать?»

- Максим Петрович, - между тем, взмолился Алексей Степанович, - да пожалей ты этого варнака. Любовь ему мозги отшибла. У Матвея отец умер, а дома больная мать и сестры маленькие ещё – единственный ведь кормилец, и в колхозе хорошо работает. А если загонят, куда Макар телят не гонял, пропадут Худяковы.

Ярцев смотрел то на председателя, то на парня. Они не понимали, что предлагали ему пройтись по жердочке над пропастью. Узнает Вислов - никому не поздоровится. Но жалко ему стало парнишку: худенький, в обносках. Да и знал по себе, ревность – страшная сила.

- Ну что же, если он баян не украл, а просто спрятал: за добро колхозное переживал, воров боялся, и вовремя не сообщил об этом.

- Да-да … так и было, - и Алексей Михайлович ткнул Матвея в бок. – Так ведь, дурак?

Тот судорожно сглотнул и быстро кивнул головой.

Ярцев вернулся в райцентр.

- Ну что в Тишанке? – спросил его на планерке начальник. – Нашел баян?

- Да его и искать не надо было, - покосился уполномоченный на Вислова. - Баян никуда из избы-читальни не исчезал. Просто один из комсомольцев, побоявшись воров, спрятал его. А с утра на работе был и вовремя не сообщил товарищам.

К счастью, Вислов не нашел к чему придраться, а может, уже искал врагов народа в другом месте.

- Ну и хорошо. Отчет напиши да закроем это дело.

Спустя полгода довелось Ярцеву попасть на смотр художественной самодеятельности колхозной молодежи. Выступал тишанский комсомольский актив. На сцене стоял Павел Колычев с баяном, а рядом задорно пела беременная Даша. «Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый…» - неслось со сцены районного клуба.

Неизвестно, кого именно из трех ухажеров выбрала красавица в мужья, но весь её вид выражал счастье.