ЛИЛИТ глава 1.2

1.2

…Все уже сделано. То, что откипело – остыло. То, что еще бурлит, надежно запечатано в глубинах земного чрева. Суша взгромоздилась на толстых ленивых китов и покрылась зеленью, к которой тщетно тянется гибким хоботом лопоухий слон. Изнемогая под тяжестью китовых туш, изголодавшийся гигант сердится, и суша начинает содрогаться землетрясениями. Разбуженные от анабиоза киты недовольно шевелят плавниками, шумно дышат. Выпускают жаркие фонтаны, которые, пробивая сушу, вырываются густым паром на заулках Земли. Разнервничавшись, киты молотят толстыми хвостами непроницаемую мглу, нарушая устоявшийся покой незыблемого пространства. И тогда с небесной Тверди на сушу падают плохо прицепленные звезды.

А в остальном в сотворенном мире царит безмятежная гармония, как непреложность Закона от самого Творца.

Все уже давно остыло, переплавилось и окаменело. Мир разделен на твердь и воду. На тверди сияют светила. На суше - в лесах и пустынях, в зное и ледяных пустошах поселилась жизнь, приобретая неимоверное разнообразие, которое казалось человеку невозможным для восприятия разумом, данным ему, в отличие от остальной живности, самим Творцом.

Но человек был обязан найти всему и всем свое определение: такова была воля того, кто чудесным образом создал мир из ничего. Все чаще и чаще человек уходил в далекие дали. Там, среди гор и синих рек, он находил новых тварей и растения и именовал их, напрягая свою фантазию и ум. Мимолетные ночи коротал у огня, напихав в желудок уйму плодов и съедобных корней. Есть приходилось очень много. Выматывающие переходы, бесконечные спуски в равнины и подъемы на возвышенности отзывались постоянной изжогой, долго и утомительно растворяли пищу во вспученном чреве. Но он вынужденно, вновь и вновь, наполнял его всем, до чего дотягивались цепкие руки. В животе противно урчало, перекатывалось волнами плодовое месиво. Жить с не проходящим ощущением голода становилось невыносимо. Но так жили все…

Сегодня, насытившись, человек вспомнил о той, которую оставил в дальнем лесу у ручья, где резвилась покрытая радужной кожей рыба. Скользкая и холодная, она суматошно металась в струях воды, черной от тени густых деревьев с сочными плодами, хрустких и кисло-сладких на вкус. А на берегу стояла зеленоглазая гибкая женщина, укрытая почти до колен густым волосом с рыжеватым отливом. Она пристально следила за скользящими в воде тенями, и в ее изумрудных глазах все ярче и ярче разгорался пугающий Человека блеск.

«Зачем она так смотрит на рыб? Что от них взять? Бр-р! Они холодные, скользкие и липкие. Цветы и плоды гораздо лучше этих тварей, хорошо пахнут и вкусные. Но женщина! Женщина! Как ее понять? Боже, сколько с ней мороки!»

…Человек вздохнул, подкинул в огонь сухие ветки и задремал. В ночи блестели светлячки любопытных глаз. Это на воле бродили звери. Разные, но миролюбивые. Безгрешные твари не знали Смерти: с ней их никто еще не познакомил.

…Утро. Человек, жуя свежие побеги папоротника, меланхолично смотрел на стадо полосатых животных с маленьким рожками и мучительно отыскивал в уме хоть самую малую зацепку, способную именовать этих тварей. Ничего не придумав, огорченно сплюнул зеленую жвачку и решительно повернул назад, туда, откуда пришел. Он захотел увидеть женщину.

Страстное и непонятное желание охватило его естество. В неприкрытом ничем паху ломило тупой болью. Человек сердился и только ускорял шаги.