ЛИЛИТ глава 2.2

2.2

   Егор уже почти подходил к дому, как из укрывшегося в ядовитых джунглях борщевика проулка вихляющей походкой вывернулся щуплый мужичок в пестрой рубахе с отложным воротником и с неестественно большим пивным животом, задорно торчавшим из распахнутых пол. Подошел к Егору, запрокинул голову. Всмотрелся заплывшими в постоянном похмелье глазками, выдохнул перегаром из запекшегося в черные оладьи рта.

- Никак, Егорка! Настасьин…Так?

- Так, дед Коля. Так.

- Ишь ты, ёк макарёк! Узнал! – обрадовался мужичок, и зачем-то шепотом повинился: - А я вот, сам видишь, гуляю.

- Жена не ругает?

- Ёк макарёк! А что она мне? Я сам по себе, имею право! Все! Отработал свое, никому ничего не должен! – и снова перешел на шепот, - Слышь, че скажу, сынок? – дядь Коля цепко ухватил Егорову майку пергаментными от старости пальцами, пригнул к себе и жарко задышал прямо в лицо: - Ты никому не верь. Особенно им.

- Кому?

- Им самым! Бабам…Девкам.

- Почему?

- А не правильные они. Все-все! До единой! Они хитрые. Хотят, чтобы мы их человеками считали. Ан нет. Не так это.

- За что ты их так, дед?

- Ёк макарек! Так они ж из ребра нашего деланы! Склонировали их с нас, мужиков. А на выходе - существо очень похожее на человека.

- Да ну? Не человек?

- Не человек! Почти как человек, но не он! – убежденно заявил дед, - А первая правильная женщина человек, это Лилит! – произнес и уважительно моргнул, увлажнившимися от чего-то, глазками: - Только не живет она с нами. Мы для нее никто. Гордая она, свободная. Любит то, с чего горячая кровь капает: что с мяса, что с души у таких вот дураков, как ты! Потому и кинула травоядного фрика Адама, что не пара он ей. Слишком правильным он для нее был. А Лилит - женщина рисковая. Огонь, а не человек. Я б за такую душу отдал…

- А нафиг ты ей сдался?

- Может быть и так! Старый я для нее!– взгрустнул дед, запахнул на животе рубаху и медленно застегнулся. Правда, криво, вкось, перескочив аж на две пуговки.

- И где ж ее искать? Адресок скинь, проверим! – усмехнулся Егор, открыто потешаясь над пьяненьким философом.

- Она везде! Не дай бог, какому лоху попадется! Хана тому будет! Душу вынет и выполощет как тряпку! А сама она – вечная! Бессмертная! А мы вот не смогли поступить так, как она. А она смогла переступить через наказы еще тогда, в первородство. А нам слабо было! Потому и терпим от тех, кто из нашей же плоти сделаны. Эх-х жизнь…

- Ты это зря говоришь, дед.

- Не зря. Их, баб, зачем из ребра сделали? Чтобы знали, кто первый. Кто над ними стоит? Мы, мужчины! А они что творят? Копни любую женщину, два лица на ней найдешь. А может это их Лилит мутит? Вокруг нее и ангелы, и бесы, как трутни роем вьются. Да не каждому она даст то, что от нее хотят. Редчайшая гордость у этой стервы. Чтобы переступить через свою гордость, ей надо полюбить. Только это смерть для того, кого она наградит своей любовью. Целым не отпустит. Высосет как паучиха муху и мумию выбросит. Ни с кем не будет делиться тем, что считает своим. Да что ты понимаешь?

Махнул маленькой ручонкой и пошел вдоль разломанного забора, собирая щтанами с лопухов еще зеленые, но уже цепкие колючки.

- Богохульствуешь, дед! – незлобно кинул ему вдогон Егор.

Дед тормознул. Расстегнул ширинку, зажурчал в кусты. Тупо глядел в сторону парня.

- Не-а! Не богохул я. А по правде скажу: все мы богохульники. Мы православные только выше пояса. До туда, где крестик носим. А ниже этих самых…мы язычники! А как же? Тыщи лет родным богам молились. Этот корешок ничем не обрубить. Он глубже того что с верху растет, а его отдали демонам на растление.

- Ох, дед, дед! Побьют тебя бабки наши. И правильно сделают!

- Никто не любит правду! Ну и пусть! А мать твоя женщина правильная. Я ее уважаю. Хотя…Брысь, мохнатый!

Не договорил, отмахнулся рукой от надоедливого шмеля и пошел дальше. Оставляя под забором лунки черных следов в непросохшей росе, прицепившейся мутными бусинами к узким, объеденным настырными козами травинкам.