Обрубок сновидения
- Мартин, мы едем?
- Едем, едем, Марта.
Мы так звали друг друга, чтобы никто не узнал наших настоящих имен. Такими именами в России зовут кошек и котов, но ничего, в каком-то смысле мы тоже кошачьи.
Мой Мартин тяжел как перекормленный бультерьер – огромный рот и маленькие глаза. Его пугает только бедность, и я пользуюсь этим страхом, подогреваю жадность. Я убедила, что жена хочет отобрать у него бизнес, и он удалился от ее ласк, прятал наличный на даче – я помогала поднимать половицы и упаковывать деньги.
От попыток спасти свою строительную компанию, Мартин стал нервным, почти потерял интерес ко мне. Но моя внешность, порождала зависть у партнеров по бизнесу, он понимал это и носился с моими запросами. Но я все равно мстила по мелочам за равнодушие. Но так или иначе равновесие было найдено. Он получал зависть окружающих, я – безбедное существование.
На дачу к одному из таких статусных знакомцев мы были приглашены. Обычный спесивец, какие тучами окружали всякие государственные фонды, этот был советником по казачеству. Окружающих он учил жить, как надо любить родину и стараться для нее сделать что-то большое. Советник же выстроил огромный дом с колоннами, держал черного жеребца, которого побаивался и иногда помогал детскому дому.
- Вам, надо больше работать. – Обращался он, сложив руки на животе как священник, впрочем, он, наверное, себя и чувствовал эдаким гражданским попиком. В прихожей висела старинная икона, огромная, видно, что писанная для большого храма – Александр Невский в горностаевой мантии и тонким как шпага мечом. Изображение было сопоставимо с ростом с нормального человека и люди в комнате чувствовали себя неловко под пристальным оком вооруженного мстителя. Гости припоминали грехи и удалялись, в сад, ближе к закускам.
Столы были сервированы на лужайке – белые скатерти и на блюдах красные усатые раки, курносые осетры и икра в железных икорницах обложенных сверкающим льдом. Все это должно было напоминать о корнях, родине и её несметных богатствах.
Жена пожилого советника по казачеству была молодой, как и положено человеку основательному, супругу следовало обновлять, как только заводилась возрастная порча характера. Так, что все девицы были легки в походке, жадны во взглядах и терпеть не могли друг друга.
Гости ходили важно; женщины улыбались холодно, бросая, быстрый взгляд на бриллиантовое колье соперницы; мужчины пытались донести друг другу мысль, которую они выкормили бессонной ночью накануне.
Молодой человек, с лицом надорванным заботами, в черном пиджаке с заплатками на локтях из крокодиловой кожи и карманами из ушей гиппопотама, поедал раков. Официант надел на него смешной белый фартучек, чтобы сок из клешней не испачкал рубашки. Трещали пунцовые панцири, извлекались нежно розовые раковые шейки, сок стекал по подбородку и капал на слюнявчик. Гость был так сосредоточен на процессе, что казалось это его единственная радость, которая могла его отвлечь от управления бизнесом.
Вдруг в пиршественной атмосфере что-то изменилось, будто гостям, как в детской игре, кто-то шепнул – «Замри!». Замер пожиратель раков, девица – любительница вонючих сыров, замер обожатель холодной водки – выпив, потянулся к перламутровой осетрине, но закусить так и не успел. Мартин замер, почему-то пристально глядя на меня.
Несколько управляемых «шкафов» из личной охраны, раздвинули празднующих, и выкатили в центр открытой веранду инвалида на коляске. Человеческого в нем была только голова, остальное закрыто одеялом или пончо, украшенным орнаментом из рыжих конопляных листьев. Когда человек ворочался под ним, то казалось шевелится огромная куча ссохшихся листьев.
Но лицом мужчина был красив, нос тонкий с надломом, глаза птичьи – темные, большие – моргали медленно, замирая подолгу в разных фазах. Кажется, он был молод, но как-то трудно это определить по одной голове.
- Это Амади. – Шепнула мне подруга начальника, главного по уборке улиц, убранная как принцесса, она несла в себе непосредственность городской девчонки, говорила все, что придет в голову, и ей очень везло, что мысли ее были незатейливы.
- Кто он?
- Его все боятся, аж до трясучки.
- А с чего, почему?
- Не знаю. Мой говорил – зверь он. Сам страдалец и чужая боль ему только развлекуха.
- А что с ним?
- Не знаю, отец у него кем-то был, там вверху. – Она показала вверх неестественно синими глазами и рассмеялась. Не на небе. Здесь, на земле. Что-то произошло неясное. Его, мелким еще, украли его. С папаши хотели чего-то. Резали. Руки ноги. Все короче. Я уж не знаю вытянули ли чего. Или их всех взяли. Но сынок – вон гляди какой. Теперь всем заправляет. Без него не шевелись – пощады не будет.
- Зачем этот бал у Иваныча, казачка нашего?
- Амади бабу себе выбирает, ради него все и устроено здеся.
- Типа бала у Воланда?
- Кто это? Тоже все боятся?
- Да, вроде того.
Амади на своей каталке, укутанный в золотистую скатерть, напоминал то ли странного африканского царька, то ли инопланетянина. Он пристально разглядывал окружающих, по долгу останавливался на отдельных фигурах, неожиданно возвращаясь к предыдущим, словно определяя их связи между собой.
Наткнувшись взглядом на меня, он закрыл глаза, зашевелил губами, кадык его дернулся – казалось он мысленно проглотил меня. Я даже почувствовала влажную тесноту его пищевода.
Встрепенувшись, он вдруг швырнул взгляд на Мартина, который был далеко, у бара. Гости расступились, освобождая место взору Амади. Мартин же засуетился, пытаясь избавиться от стакана виски.
Взгляд как луч прожектора пополз дальше. Все молчали, только шуршала одежда. Первый начал подавать признаки хозяин вечеринки, стал призывать всех к столу, явно стараясь прервать экзекуцию. Но гости так и остались на своих местах, пока Амади не налепил их как мух на липкую ленту своего внимания.
Через некоторое время, утомившись, он дал знак своим помощникам и его подвезли к столу. Гости восприняли это как команду «Вольно!», зашевелились, пчелиным роем потянулись опять к столам.
Я тайком наблюдала, как кормят Амади, извлекают раковых шеек и подносят ко рту, а он, по-собачьи, тянется губами, хватает их и почти не жуя, заглатывает, слегка запрокинув голову. Что-то жутковатое было в этом жадном поглощении, казалось, что, насыщаясь, он желает отрастить конечности пусть даже это будут рачьи клешни.
Вечер ничем замечательным, как и положено, не закончился. Гости разошлись. Прошло несколько дней, странный пришелец стал забываться и тут Мартин появился в необычно возбужденном виде.
- Марточка, ты представляешь, нет, ты даже не представляешь!
- Ну говори, говори, не томи.
- Мне подряд на дороги достался во всей области. Во всей, ты представляешь! Все… и в городе. Техники нет, но ладно – найду где-нибудь. Главное мне отдали.
- Да. Супер. А чего вдруг так доверились, ты ж тогда сорвал все сроки, чуть в суд не подали?
- А сейчас доверили. Мне! Без меня никто не сделает, Никишкин тот еще хуже.
- Еще хуже? Вопрос так стоит?
- Нет, нет… не важно. Выбрали.
При всем радостном возбуждении, он заметно нервничал, что-то недоговаривал или наоборот не мог высказаться, таким я его не видела.
- Хорошо, Мартин, пусть так, но что-то за всем этим стоит. Меня не обманешь.
- Ну, да. Этот, что мы видели у казачка, обрубок.
Мартин всегда старался выглядеть уверенным, ходил животом вперед, медленно оборачивался на обращения, но вдруг стал прятал взгляд, пытался руками показать, то, что не мог выразить словами – указывал, то на меня, то куда-то в пространство.
- Он, это… хочет подарок тебе сделать…
- Понятно. Тебе он дорожный презент уже преподнёс. Даже догадываюсь, что от меня требуется. Можешь не отвечать, все ясно. Твое отношение тоже понятно. Как и то, что отказаться у меня нет возможности.
- Василич, знаешь его, пузатый. Купил мерс, поставил, а его за ночь весь вороны обосрали. Черный, а говно белое.
- Да, я поняла, надо смеяться. Ну что ж…
Ночью маленький заводной паучок сплел паутину из рыболовной лески. Крохотная катушка была у него под брюшком. Паутинку накинул на мой рот как сеть. Разорвать капрон лески я пыталась, но не смогла. Закричала. Мартин проснулся, заворочался как морж на лежбище, заворчал недовольно.
Утром, зазвонил телефон и мужчина с речью казенного глашатая предложил мне встречу с человеком, который обеспечит мне будущее. НЕ здороваясь, я спросила, что от меня требуется:
- Соответствующе одеться, чтобы было приятное впечатление.
- Приятное как?
- Приятное где? – Человек засмеялся собственной шутке и продолжил. - Чтобы глаза не искали ваши ноги под складками платья или брюки крали поверхность ваших ног.
- Витиевато выражаетесь, но я поняла. Когда?
То, что Мартин отдал меня за укладку асфальта, меня не очень удивило, я догадывалась о степени важности бизнеса в его жизни. Но мой новый ухажер был гораздо влиятельнее и у меня тут же созрел план отомстить Мартину. Сегодня дали подряд, а завтра позорное разоблачение с газетными публикациями – «Он украл наши дороги». Все просто. Я осмысленно готовилась встрече, руководствуясь не только местью, но и новой ступенью восхождения.
Тщательно обдумывала, что надеть. Туманный намек звонившего, вроде бы указывал на открытые ноги. Да, я и без их указаний знала, что мои они производят впечатление и прятать их не стоит. Но лишний блеск крадет красоту, если она есть, конечно, так что стоит одеться подчеркнуто просто. Выбрана короткая джинсовая юбка, которую, казалось, сделали из длинной просто оборвав подол и теперь следы разрыва поросли бахромой. Колготки телесного цвета придадут мои ногам плотность и блеск пластмассы. Буду как огромная Барби, я чувствовала, чего он ищет во мне игрушку. Но пока он играет, поможет воплотить задуманное.
Не вовремя позвонила моя старая подруга. Она нянчила третьего ребенка и обычно занимала у меня деньги. Но сегодня было иначе:
- Приходи сегодня, крестной будешь. Мой чего-то вдруг решил так. Приходи…
- Нет, я не смогу, у меня планы другие.
- Ну, пожалуйста, … - Она начала канючить, как и раньше с просьбой о деньгах.
- Нет, дело важное. Ты завтра попросишь денег, а где мне их взять. Так что не могу,
Аргумент подействовал. Но что-то подсказало мне, что она не зря меня зовет, судьба хочет от меня чего-то иного.
На улице ветер метался между берез, тряс их зеленые гривы, где-то далеко ворчала гроза. Мальчишки играли в футбол, и тугой звук ударов по мячу разносился по двору.
Меня привезли в загородный дворец – традиционно безвкусный; кирпичный забор метра три высотой и башенки по углам, видно владелец не наигрался в детстве в крепости.
Внутри эдакая пародия на екатерининский век; тяжелые драпировки из тафты, пуфики, валики, гнутые ножки стульев, какие-то комодики-шкатулочки – все для сбора пыли.
Меня провожал молчаливый и тяжелый как мастиф охранник. С его размерами было не легко разминуться с мебелью переполнявшей комнаты.
Спальню, куда мы добрались наконец, была выстроена вокруг огромной голубой кровати под балдахином, расшитым фантастическими серебристыми цветами, мертвыми голубями прихотливо рассыпавших перья. Птицы бились в конвульсиях, и серебряный пух со звоном падал на пол.
Мне было интересно зачем нужен хозяину весь этот странный пафос, имитация старинного быта царей, подсмотренного в музеях. Или же может владелец, в виду своего состояния, оказался равнодушен и отдал все на откуп модному и безвкусному дизайнеру, спешащего предугадать желания заказчика. Так или иначе, но шторы остановили дневной свет, пахло пылью, горел ночник в виде чугунного амура с распростертыми черными крыльями.
Раскрылись двери, и все тот же охранник вкатил коляску с Амади.
Его большие глаза моргали по совиному. Я вспомнила сказку о Синей бороде убивавшего своих жен. Подумала, что в этом может быть что-то привлекательное – после секса поставить печать смерти, запечатать женщину навсегда. Во всяком случае, атмосфера происходящего и сам хозяин напоминали сказку.
На этот раз он был покрыт черной бархатной попоной, по краю которой тянулся древний меандр шитый золотой нитью - орнамент вечной жизни.
Охранник поставил коляску у кровати и снял с босса покрывало. Его тело было телом разбитой греческой статуи поднятой со дна теплого моря, лишенная рук и ног фигура, всю память о былом совершенстве хранит только могучий торс. Даже если бы у него не было головы, все равно это было бы великолепно.
Как черепаха на берегу он перевалился на кровать и улегся на спину. Телохранитель исчез бесшумно. Я стояла растерянно и не знала, что делать.
Огромный «удав» шевелился там, где должны были быть ноги, казалось, что единственная, значительно выдающаяся часть тела пытается заменить ему конечности.
Он показал на него глазами, но хотя я и понимала, что требуется, выглядело это дико, не могла пошевелиться.
Кажется, то, что выступало из его тела, искало меня. И даже не совсем меня, а отдельную часть меня. Мы были лишними в этом поиске, наши тела только обеспечивали существование органам, ищущих, друг друга. Даже возникло чувство неловкости от отчужденности моей промежности и его члена от тела, по сути, андрогинного, бесполого. Просто живого существа без похотливых желаний, хотя если предоставить такую жизнь только телу, то все сойдет к поеданию травы или колбасы. Как сковородка, снятая с плиты, так и жизнь остывает снятая с плиты безумия, в этом весь парадокс – жизнь удерживает не разум, а то, что нарушает человеческие расчеты. Беспокойство заставляет людей выйти из равновесия, искать невозможного – рая – чувственного или духовного, это уж каждый решает сам. Я искала рай чувственный, остроты восприятия жизни.
Его член был возбужден до фиолетового цвета, как наливающийся синяк, шевелился и искал цели для вторжения. Впрочем, цель была известна со времен сотворения мира. Энергия, которая населяла эти пещеры имела настоящую таинственность, а сами пещеры скорее смешны, чем привлекательны.
Хозяин ракеты молчал, но глаза его следили за каждым моим движением как у оператора наводчика.
Я держала паузу, ждала приглашения и получила его в виде чуть заметного кивка.
Мое приближение вызвало приступ суеты, его красноватые культи завращались как на детской заводной игрушке, тело стало выгибаться, и только фиолетовый жезл сохранял стойкую невозмутимость. Стало понятно, что скорее жезл тянул за собой строптивое тело, нежели тело владело им. Впрочем, все это не имело значения.
По понятным причинам он меня раздеть не мог, я сделала это сама, он же бился от возбуждения, сминая культями постель.
Далее… показалось, что мною овладела черепаха, или что- то невероятно сильное в теле, но неловкое в конечностях. Это странное и трудноописуемое чувство. В нем есть своя прелесть, управляю процессом только я, приходится помогать при всяких неувязках и срывах. Но чувство того, что я водружаю на себя чистую страсть, похотливое невозможное, почти комикс – возбуждает. Хотя страсть - с черного хода.
Он вдруг задрожал, попытался вывернуться наизнанку, проткнуть меня насквозь. И я подумала, что возможно он не калека, а таинственная порода людей – без рук, без ног и без языка, но обладающих магнетической властью и огромным влиянием.
- Помоги мне. – Попросила я когда он затих, откатившись в угол.- Мартиновский бизнес, чтобы были проблемы…
Он перебил меня, резко бросив голову к подбородку – согласен. Свое я получила, ну и он, казалось, был доволен. Мы обменялись возможностями.
Я попыталась накрыть его тем покрывалом в котором его привезли, но Амади проявил необыкновенное беспокойство, забился куда-то в угол, в подушки.
Перемена его настроения насторожила меня, хотя это вполне обычно для мужчин после секса. Но сейчас в его глазах был испуг, но причина его скрывалась от меня.
«Немедленно покинуть этот бутафорский дом!», - мысль вытеснила все остальные.
Я быстро оделась. Приоткрыла штору. За окном - макушки небольших деревьев, вплотную подступающих к дому. Хозяин следил за мной скрываясь в тени дурацкого балдахина.
Появился охранник, сделал знак, что я должна выходить. В руках у него был черный полиэтиленовый мешок. «В такие заворачивают покойников», - подумала я.
Он пропустил меня, его опасное присутствие сзади толкало мысли вперед: «Надо что-то предпринять!».
Мы шли коридором, вяло освещенным настенными лампами. Сумеречность в этих апартаментах была частью замысла дизайнера.
Шорох пакета за спиной торопил мои мысли. Если бежать, то куда, я едва достигну конца коридора.
Я уже поняла для чего пакет, им душат жертв надев на голову. Воздух внутри кончается на втором вдохе, а далее он начинает всасываться в рот как мембрана навсегда перекрывающая дыхание.
« Может поговорить с ним, предложить себя, ну он же мужик, вдруг сработает?», - мысли мои метались в голове как испуганные канарейки.
- Милый, - я резко обернулась, но обратилась вызывающе вкрадчиво, все женское обаяние я вложила в это обращение все надежду на жизнь, - я сделаю тебе так хорошо, что ты изменишь свои представления о земных удовольствиях.
Наши взгляды встретились, и я сразу поняла, что победила. Что ни он не ожидал этого, ни тот кто задумал этот сценарий.
Охранник, голубые стены, пыль, сумрак вдруг потеряли плотность. Материальность стала редеть, расслабляться. Все неожиданно стало видением, а не угрожающей реальностью, поплыло куда-то вбок, на секунду задержалось в периферийном зрении и стекло вниз в сторону правой ноги.
Я осознала себя лежащей на кровати – у себя дома. Тихо. Только ветер теребит железный подоконник и тот дребезжит в ответ на его приставания. Мой кот Мартин скребет дверь, требует, чтобы его впустили. Я слышу, как мама уходит на работу, а мне надо идти в колледж. Там ужасно скучно, но это единственное что обещает мне хоть какую-то свободу, неопределенность в судьбе. Потому что иначе все было слишком определенно – мама, дом и мой блог, где я веду рассказ о жизни женщины покоряющей мужчин. Мужчин, которых у меня никогда не было. Пока я спала, паучок сплел паутинку между губ, я не стала его беспокоить.
Весь ужас начался потом - у меня прекратились месячные, я списала на переутомление, а потом явно начал расти живот.
