Псевдоним
Сегодня Жорик остался дома. Нет, сессию он не завалит, ни за что. Ради мамы…. А отец ушел на работу. Как всегда. Но это даже к лучшему, вместе им было бы тяжелее. Мама, мама… куда бы ей пойти? В магазин. Нет, лучше в торговый центр. На весь день, до глубокой ночи, а потом еще остаться на ночной сеанс в кино. Пусть так.
Он бродил по квартире. Надо бы себя покормить. В принципе, ничего сложного: кофе и печенье…. Нет, только не печенье. Лучше хлеб с маслом и яичницу. Мама бы обязательно спросила, чего ему больше хочется. Лерка говорит, что он избалованный. У нее будет есть все, что она приготовит. Он не спорил. Конечно, будет. Он даже не пытался заводить разговоры на тему: а умеешь ли ты делать яблочный мусс или печь пирожные. Знал, что не умеет и вряд ли научится, а если и научится, то все равно так вкусно, как у мамы, не получится. Так зачем же тогда девушку мучить?
Лерка красивая. Ясноглазая и вся какая-то живая. Она часто его спрашивала: что значит живая. Он не мог объяснить, но именно этим она отличалась от всех девчонок, которых он раньше знал. А мама красивая? Этого он не мог сказать. Нет, он, конечно, разодрал бы глотку любому, кто посмел бы ей не восхититься, и сам часто ей говорил: «Ты выглядишь супер! Просто красотка!» Но как можно сорокадвухлетней женщине без пластики сравниться со всякими телеведущими с экрана? Лет пять назад он впервые заметил у мамы глубокие морщинки. И очень испугался. Он боялся, что она постареет, боялся, что папа ее, постаревшую, разлюбит. Он не знал, красивая ли у него мама. Он просто ее любил. Вчера он не плакал. И вообще из-за этого он плакал только один раз. После разговора с доктором. Доктор молодчина, всю правду сказал. А потом добавил:
- Я это все тебе говорю, потому что ты уже мужчина. Заботьтесь о ней. Не ради нее даже, а ради себя. Потом поймешь, как это важно.
В тот день он пришел домой и так выл в подушку, что даже соседи за стенкой перестали кричать. А потом случайно получилось… он разодрал подушку вместе с наволочкой и наперником, и из нее вывалились куски холлофайбера, что ли…. Им мама набивала еще в детстве игрушки, до сих пор где-то на антресоли валяются. Подушку он тогда затолкал в большой пакет и выбросил в мусорку. И больше не плакал. Ночи напролет сидел в нете, заказывал какие-то настойки и таблетки. Только отец сказал, что лучше не надо, лучше это время в больнице провести.
Жорик зачем-то полез в родительский шкаф. Сколько же тут маминых вещей! Ей, как и любой женщине, было вечно нечего надеть. Он прижался лицом к ее халату и уловил знакомый запах, потом засунул всю голову целиком, обхватил все, что было на вешалках, и стоял так до тех пор, пока не перестал чувствовать мамин запах. Скоро и его не останется… А папкины всего две рубашки висят… Грязные уже… Он содрал их с вешалки и затолкал в стиральную машинку. Интересно, кто из них все-таки беспомощней в бытовом плане? Кому из них тяжелее, он даже боялся думать. Вчера вечером он спросил отца:
- Пап, ты когда-нибудь изменял маме?
Отец оторвался от книги, в которую пусто смотрел уже минут двадцать и, с болью усмехнувшись, ответил:
- Да. Постоянно. Мама считает, что я изменяю ей со своей юриспруденцией. А я смеялся, я всегда думал, что на маму времени мне еще хватит, все успею…
Пальцы, державшие книгу, вдруг побелели, и страницы стали жалобно трещать. Жорик выдернул огромный фолиант из его рук и засунул на полку, знал, что отцу он потребуется завтра же…
Книжный шкаф поделили поровну: три полки папкиной юридической литературы, три полки маминых книг. Тут все вперемежку: домоводство, цветоводство, крой, педиатрия, парикмахерское искусство, как дрессировать овчарок… Жорик никогда не задумывался, нравится ли маме быть домохозяйкой. Да она никогда ею и не была в классическом варианте: над кристальной чистотой не парилась, ужин уже вечером доготавливала… Но отцу нравилось, что мама дома, и она умела создать тот немного растрепанный домашний уют, в который всегда хотелось вернуться. Одну полку полностью занимали труды некой Алисы Верницкой. Жорик вынул один том. Аккуратная книжечка в красивом оформлении. Новехонькая. Кое-где даже склеенные страницы. Наверное, из последнего, не успела прочитать… Из-за нее Жорик однажды круто поругался с мамой. Ему было тогда лет тринадцать, он пришел из школы, чем-то жутко недовольный. Дома никого не было. Это и к лучшему, он так и хотел, но тут же рассердился, что обед самому придется подогревать. Мама пришла часа через два с большой коробкой пирожных и томиком этой самой Верницкой в руках. Вся светилась от радости. А Жорику стало противно.
- Что это? – его недовольный тон заставил маму притушить свою радость.
- Да пирожных захотелось… Давай сейчас чаю попьем?
- А это? – он кивнул на книгу.
- Да вот решила купить почитать…
- Ты бы лучше Чехова почитала! Дрянь всякую покупаешь!..
Мама совсем потухла, и ему в это мгновение стало ее жутко жалко, но остановиться он уже не мог.
- Чехова я читала… А это… почему же дрянь… ты ведь ни одного рассказа ее не прочел…
- Я, в отличие от некоторых, время на ветер не бросаю! У Пашки мама Маринину собирает, у Генки – Донцову. И ты туда же подалась! Мне даже стыдно об этом говорить!
- Жор, - мама тихо присела на стул в прихожей, - у каждого свои вкусы. Я же не заставляю тебя ею восхищаться, но и ругать вот так… Если хочешь поругать, то хотя бы прочти…
Он вырвал книгу из ее рук и метнулся в свою комнату. С треском хлопнул дверью. За полчаса проглотил пятьдесят страниц текста и в следующие пять минут в пух и прах разнес прочитанное на кухне. Мама слушала молча, только кусала губы.
- А мне этот рассказ очень нравится… - слизнула выступившую на губе капельку крови, Жорик даже почувствовал, какая она соленая. Тихо подняла брошенную на стол книгу и унесла в свою комнату.
А потом на все праздники он выискивал по магазинам эту Верницкую и дарил маме. Когда не мог найти ничего свеженького, покупал старое в другом издании.
- Не очень-то она плодотворна, - недовольно говорил он маме, вручая подарок.
В один из таких затяжных поисков пришлось признаться другу Алику, что мама его помешалась на коллекционировании такой посредственной писательницы. Алик тут же купил один экземпляр и уже на следующий день с жаром делился своими восторгами. Жорику было обидно, что мама с Аликом сдружились на этой почве и иногда бурно обсуждали очередной «шедевр». Сам он это не читал уже из принципа.
А второй раз он повысил голос на маму совсем недавно, в больнице. Он хотел сдержаться, но не мог. Пришел к ней угрюмый, а потом вдруг в середине разговора спросил, не спросил даже, а почти крикнул:
- Почему, мама, почему? Ты же всегда сама говорила, что, если очень хочешь, то все будет. Почему ты не хочешь?
Она опустила глаза.
- Жорик, я очень хочу. Ты прости меня, пожалуйста, ты ведь уже большой, Лера умница, папе помоги, ладно? Родители должны жить, пока детям не исполнится хотя бы восемнадцать лет. Я еще три года продержалась. Пожалуйста, не сердись на меня…
Она заплакала, а Жорик упал ей на живот и через силу прошептал:
- Это ты меня прости…
Звонок… Жорик не хотел поднимать телефон, противно все это пережевывать. Но потом зазвонил мамин сотовый.
- Алло. Да, правда. Да, уже. Нет, самые близкие. Да, спасибо, мы тоже очень любили, да, спасибо, и уважали, да, огромный вклад… Нет, не надо, до свиданья.
Он бросил телефон на кровать. Какая-то сумасшедшая подружка. Естественно, всем ее будет не хватать. Как будто им полегчает от того, что ей все восхищались. Конечно, восхищались, маме не удавалось ни с кем ругаться, еще бы не восхищаться…
В следующие десять часов на Жорика обрушился шквал звонков и соболезнований. Каждый раз он озадаченно чесал в затылке и что-то записывал на бумажку. Потом залез в интернет. Удивленно тер лоб. Когда вечером пришел с работы отец, Жорик положил перед ним список на нескольких листах. Отец устало пробежал его глазами:
- Я устал, Жорик, что это?
- Они все скорбят и соболезнуют. Все эти, кто здесь написан, звонили лично.
- Да, маму многие любили. Давай ужинать.
- Я залез в интернет. За исключением нескольких неизвестных, это все продюсеры, актеры, режиссеры, редакторы и издатели. Мама была их ярой фанаткой? А они – ее?
- Жор, я не в курсе… Может, ошибка?
- А еще я от нашего с тобой имени отказался давать интервью нескольким видным изданиям. Они умоляли тогда отложить на несколько месяцев. По-моему, маму любили не только мы с тобой…
- А не все теперь равно?
- Чем мама занималась, пока ты был на работе, а я учился?
- Да не знаю… Отдыхала, гуляла, прибиралась, по подружкам ездила…
- Тебе было все равно?
Отец серьезно посмотрел на него.
- Откровенно говоря, да. Для меня было главное, чтобы ее все устраивало. Она могла бы пойти работать, если бы хотела, я не держал. Хотя мне, конечно, спокойнее было, когда она дома сидит… Я, сам знаешь, так упахиваюсь, что сил нет обсуждать и ее рабочие проблемы.
- По-видимому, сил у нас с тобой не было не только проблемы ее обсуждать…
На следующее утро позвонил нотариус. В его офисе было прочитано завещание, по которому Жорику доставался элитный особняк в пригороде и трехкомнатная квартира в центре города. На отца переводилась круглая сумма с маминого счета.
Тупо побродив по пустой квартире, Жорик завернулся в мамин халат и надел ее носки. Вынул из шкафа первый попавшийся томик Алисы Верницкой. С ногами забрался на кресло и раскрыл никем до него не читанную книгу.
- Ну что, мама, здравствуй!
Где-то подспудно, мельком, появилась мысль, что мама была писателем. Но разговор с отцом убил эти намеки напрочь.
Ну не могли же родственники в самом деле не знать, что мама, и жена, пишет книги?
Так же непонятно сколько лет этому юноше/мальчику?
Вроде бы студент но не до конца это ясно.
Слишком много намеков, иносказания.
В целом же читается легко, слог лёгкий.
Ну а про возраст там считается. 18+3, 21 год, более прямо не захотелось писать. И недомолвок, наверное, много. Было настроение именно так написать. Спасибо большое за Ваше мнение! И отдельная благодарность за отрицание самой возможности таких отношений!
Я и правда не понимаю таких отношений. Хотя в реальной жизни не раз видел подобное, но никогда не понимал, и уже не пойму, а зачем тогда жить под одной крышей?
А вообще хорошо, наверное, что рассказ понимается по-разному. Как бы то ни было, такие отношения не приносят счастья. Кто-то решит, что они не стоят того, чтобы за них бороться. А кто-то, возможно, отодвинет свою гордыню благодетеля и спросит, наконец, чего же хочется любимому, ради которого он так старательно страдает.
Но, как говориться, сколько людей, столько и мнений, я сейчас об отношениях в семье. Каждый пытается что-либо создать исходя из своих взглядов, из своего вкуса, от своих убеждений, и т.д.
Не всегда эти убеждения и взгляды бывают правильными. Но с другой стороны — а где взять лекало чтобы понять вот этот взгляд сама истина, этот немного не дотягивает, а вот здесь перекос?
При любых суждениях человек исходит из своего опыта жизни, из своего образования, интеллекта, из воспитания.
Как сказал Виктор Цой в одной из своих песен:
«Тот кто в 15 лет убежал из дома
Вряд ли поймет того кто учился в спецшколе...»
Но написано прекрасно!
тонко вы прошлись по грани «пожалейки», я не почувствовала выжимания из читателя слезы, хотя тяжесть утраты вы передали вполне живо. И написано легко, и читается приятно, ошибки не царапают.
По сути же рассказа… Жорика я как раз понимаю, подростковый переломный эгоизм — это нормально, и грубость, и максимализм — вполне понятны. А вот почему Мама не призналась сыну — показалось мне странным. То есть возникшую проблему я склонна списать на мать: мы, взрослые, пожинаем плоды своего же воспитания, и это семейное не-единение мне, конечно, не нравится. Мы же на свой опыт ориентируемся, так вот, я прикинула: держу от сына в тайне свою писанину. И не понимаю, зачем, почему. Из страха, что он не поймёт, не примет? Ну значит, так я его, обормота, воспитала. И что, что сын подросток, при этой грубости переходного возраста человек как раз восприимчивей, грубостью он защищается.
Возможно, поэтому для меня как для читателя пожалейка и не сложилась: никто из персонажей жалости не вызывает. «Обе вы хороши», шоподелать.
Повторю, хороший рассказ: заставляет пересмотреть свои семейные отношения)))
Знаете, этот рассказ я написала уже довольно давно, и тогда (как мне сейчас кажется), мне нравилось обдумывать идею некоей женско-материнской жертвенности: она любит свою семью, знает, что ее любят тоже, но не хочет нагружать их своей новой ролью признанного писателя, а продолжает исполнять свои прежние роли, чтобы им было удобно. Её добровольный выбор. Могла бы встать в позу руки-в-боки и сказать: так, это тоже я, прошу как минимум уважать и считаться! Но нет, не захотела. Почему? Тогда мне казалось, я знаю ответ.
Но вот проходят годы, и я смотрю на свою же героиню по-другому. Мне кажется сейчас (может, я и ошибаюсь), что это глубоко спрятанная гордыня. Готова ли она была дать своему сыну право не восхититься её творчеством? Не потому, что плохо эстетически воспитала или не привила уважения к матери. Я не говорю о его грубости, потому что постаралась передать, что он все осознал и попытался, как мог, продемонстрировать «принятие». А просто потому, что ну вот так, вкусы у них другие. По крайней мере, в том его возрасте, а может, и вообще? Она же жила в ощущении, что она для него как мама — всё, идеал, несмотря на все переходнические грубости. А вот принять, что как писатель — она для него не очень (возможно, да и скорее всего именно так). Может, это и заставляло молчать? Вот правда, я и сама не знаю.
Видимо, мне нужно было именно сейчас выложить этот рассказ и услышать, как он отзывается в других людях. Наверное, тема мнимой жертвенности не дает покоя! Хотя как раз в этом рассказе лично мне вообще не хотелось бы, чтобы кто-то из членов семьи подвергся какому-то осуждению в своих действиях. Мне кажется, это просто жизнь и любовь, ну у них вот так сложилось. Им казалось, что делают, что могут, и делают правильно.
Вот это я понаписала! Ещё раз спасибо!
Гордыня- возможно. После вашего объяснения мне показалось: ах, как же глупо! Ну и пусть сыну не нравится то, что пишет Мама, но сам факт: Мама- известный автор!!! Возможно, это потянуло бы другие комплексы, «нашим детям всегда будет на что пожаловаться психологу» ©, но мне кажется таким естественным разделить успех с близкими, что ах как же жалко, что мать не решилась))) осуждения героев и не было, а после вашего объяснения и вовсе захотелось каждого обнять и сказать, что я вижу со стороны, а они изнутри семьи не видят!
Кстати, если с гордыней я ещё в чем-то согласна, то жертвенности (по крайней мере, сейчас) не вижу вовсе.
мне вот Папа Жорика интересен, я даже не совсем поняла, знал он или нет о писательстве супруги.
Вот этим мне рассказ ваш и нравится: много вариантов причин произошедшего, есть над чем подумать))
Самой сейчас забавно, я о героях рассуждаю, как о ком-то постороннем, ну, будто не я их сама придумала, а подслушала историю в поезде, например. Так вот Папа (мне понравилось, как Вы их всех с заглавной буквы пишете). Уверена, не знал. Даже не догадывался. Как так-то? Он, видимо, из тех людей, которым надо на плакате написать о произошедших изменениях. И несколько раз повторить. А так… вроде всем довольна (он же так старается!) и молчит (о своем новом увлечении). Хотя ему, мне кажется, вообще было бы все равно на качество ее творчества. Он бы восхищался и гордился своей женой с большой любовью. Просто потому, что это она написала. Но ей надо было, чтобы сам заметил. У Мамы, мне теперь кажется, был некий такой юношеский романтизм, который не реализовался в супруге. А перестроиться на любовь, которая выражается по-другому и научиться с ней (такой любовью) взаимодействовать, она не смогла.
Знаете, все герои прочувствовали силу Ваших душевных объятий!
Он ее любил, но без транспаранта не замечал ее чувств и изменений?!
Да Терминатор по сравнению с ним просто душевный зайка!
Как я их разрулила, а?!
А вообще ну ведь здорово как, что такого рода отношения за пределами понимания! Вообще мне как автору было бы очень приятно, если бы рассказ понравился, а отношения героев — нет, ну, по крайней мере, не всё бы понравилось. Потому что я могу рассказывать-фантазировать про их детские травмы, про систему воспитания (о! это отдельная интересная тема, как привычка реагировать на одну и ту же ситуацию, усвоенная с детства, вводит в ступор молодых и не очень супругов с прямо противоположными установками), про их собственные комплексы. Хочется лишь настаивать на том, что в этой семье герои любили друг друга. А вот то, что такие проявления любви подчас остро воспринимаются как «нелюбовь», ну ведь тоже ведь хорошо. Это значит, что все вышеперечисленные проблемы-комплексы-издержки воспитания читателя не коснулись. И ситуация, описанная в рассказе, не станет ни для кого «очарованием зла» и не будет искушением такие отношения взращивать.
Вот я наворотила! Ну, в половине третьего ночи я еще и не то могу!