Депеша

12+
  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Rulik74
Депеша
Аннотация:
Что есть правда и что есть вина, если даже небеса против тебя? Небольшая историческая мистификация о событиях в тюрьме Маундсвилл в далёком 1934 году.
Текст:

Ветерок, словно котёнок, резвящийся с пёрышком, поднял позолоченный кленовый лист с изумрудной травы, повертел его играючи в воздухе и небрежно бросил на серый неприметный камень. Их тут много: серых неприметных камней, выстроившихся стройными рядами на стриженном под линейку зелёном ковре.

– Сэр, кхе-кхе!

Адам Мортис, кладбищенский сторож, разменявший на своём бессменном посту третий десяток лет, вразвалочку подошёл к мужчине в потрёпанной походной одежде. Неприметный посетитель, склонив голову, уже давно сидел у скорбного камня с поистёршимися буквами. То ли преисполненный скорби, бродил он тернистыми путями воспоминаний, то ли молился... А может, плохо стало человеку? Мало ли? Намётанный глаз Мортиса всё подмечал, хоть и был уже не столь зорок как прежде. Вот только ноги за глазами не поспевали.

– Сэр, у вас всё в порядке?

Мужчина поднял голову и с улыбкой ответил:

– Да, сэр!

– Простите, сэр, что потревожил, – продолжил беседу сторож, надеясь скоротать время за интересным разговором, – но мне показалось...

– Не волнуйтесь, сэр, у меня всё в порядке. Так... воспоминания...

– Да-а, – протянул Мортис и со старческой неуклюжестью опустился на землю рядом с мужчиной. – Проклятые ноги! Совсем отказались ходить, когда не стало Греты. Вечерами Грета прикладывала мне к ногам ржаной мякиш, обматывая его капустными листьями. Это немного помогало. Но Греты уже нет три года... – Старик тяжело вздохнул и бросил печальный взгляд куда-то вглубь кладбища.

– Мне очень жаль, сэр! – выразил соболезнование мужчина.

– Теперь некому заниматься моими ногами. Раньше я виделся с женой дома, а теперь – на работе...

Немного помолчав, старик всполошился, будто бы забыл на плите чайник.

– Ой, черти меня раздери! Простите сэр, я забыл представиться. Адам Мортис, сторож.

– Дэйв Мессенджер, верный слуга Гермеса, – представился посетитель скорбного места.

– Вы – торговец?

– Нет, скорее, посыльный.

– Тоже хорошо, – усмехнулся Мортис. – Судя по вашей скорби, под этим камнем лежит кто-то из ваших родных. Надеюсь, этот человек прожил долгую и счастливую жизнь.

– Мы не были в родственных связях, – с улыбкой ответил Мессенджер.

– Ваш друг? – продолжал допытываться Мортис.

– Снова нет.

– Знаменитость?

– Что вы! – усмехнулся Дэйв. – Я его даже в глаза не видел! Полагаю, и вы тоже.

Лицо старика вытянулось в удивлении.

– Да, да! – подтвердил собеседник. – Я не знал этого человека при жизни и ни разу не имел чести пожать ему руку. Но тем не менее, я здесь, у его могилы.

– Сэр... – Мортис в непонимании развёл руками, – за свою бытность я многих повидал здесь. Бывали откровенные пьяницы и дебоширы, бывали странные, но... Сэр, даже не знаю...

– Я и сам не знаю! – воскликнул Дэйв и уселся поудобнее. – Эта история полная темных пятен скорби на радужном ковре жизни. И если вы позволите, я расскажу вам...

– Конечно, конечно, сэр! – с воодушевлением подхватил старик. – Ручаюсь, ваш рассказ будет куда занимательнее моих старческих брюзжаний! Я весь внимание!

– Это случилось много лет тому назад, – прикрыв глаза, словно подсматривая в память как в шпаргалку, начал Мессенджер. – В тот день всё графство Маршалл Каунти накрыл мощный ураган, ознаменовав начало сезона непогоды. Разразившаяся ночью гроза к утру переросла в сущий кошмар. На улице неистово хлестал дождь, подгоняемый шквальным ветром. Податливые пальмы гнулись до самой земли.

– Уж не о тридцать четвёртом ли вы говорите? – перебил рассказчика Мортис. – Помнится мне, в тот год я трижды ремонтировал крышу в доме. Поганый был год!

– Да, сэр, – подтвердил Дэйв и продолжил: – В тот день я пришёл на работу как обычно, к восьми утра. В ту пору, как впрочем и сейчас, я служил начальником почтового отделения Уилинга. Мокрый и злой, я... – рассказчик на мгновение задумался. – Нет! Пожалуй, начну не с этого.

***

Ровно в семь утра того злополучного дня комната общежития работников узла связи огласилась грохотом извне.

– Стен! Стен, открой, это Донни! – вымокший до нитки мужчина в рабочей спецовке отчаянно колотил в дверь. – Стен, просыпайся!

Через какое-то время дверь распахнулась, чтобы явить нежданному визитёру недовольную физиономию постояльца.

– Донни, я прикончу тебя! – с порога заявил коллеге заспанный Стен. – Я же просил сегодня меня не тревожить!

– Я могу войти, Стен? – невзирая на ругательства хозяина, попросился гость.

– Иди к чёрту! – зарычал хозяин скромной обители.

– Спасибо! – учтиво ответил Донни и, отпихнув Стена мокрой рукой, протиснулся вовнутрь.

– Какого чёрта тебе надо?!

– Стен, ураган оборвал все линии связи. Парни просто сбились с ног в попыт...

– А мне что с того?! – перебив рассказчика на полуслове, возмутился Стен. – У меня вчера была свадьба, а сегодня я в законном отгуле! Поэтому идите к чёрту! Можешь Робу так и передать!

– Стен, прекращай! – небрежно смахнув капельки дождя с лица, продолжил Донни. – У нас нет свободных рук. Нужно срочно восстановить связь с Маундсвиллем.

– Что-оо?! – взревел Стен. – Ты хочешь, чтобы я в одиночку...

– У нас нет свободных рук! – повторил утренний гость.

– А почему бы Робу самому не поднять задницу и не попробовать на вкус медный провод?!

– Роб пашет наравне со всеми остальными, – ответил на возмущение Донни.

– Роб?! Эй, приятель, я не ослышался?! Роб крутит провода как обычные работяги?! – удивлённо воскликнул уже готовый рассмеяться Стен.

– Ты не ослышался, приятель! – подтвердил Донни. – Роб работает наравне со всеми.

– Чёрт возьми, только ради этого зрелища стоит выйти на работу!

– Отлично! – и коллега заспанного жениха полез в карман. – Вот тебе ключ от каморки, там инструменты и провода. Желаю удачи, приятель!

– Стой, сука! – Стен закричал вслед убегающему Донни. – Когда я закончу работу, я прикончу тебя вместе с Робом!

– Хорошей смены! – донесло снизу.

– Сука! – ещё раз выкрикнул Стен и громко захлопнул дверь.

Потянувшись, Стен с неохотой начал одеваться.

– Милый, кто там? – из импровизированной спаленки, алькова, отгороженного ширмой в единственной комнатушке, донёсся нежный женский голосок.

Стен аккуратно отодвинул ширму.

– Милая, мне надо идти, – с грустью сообщил он, натягивая штаны.

– А как же твоё обещание устроить мне незабываемую ночь? – с ноткой упрёка произнесла красавица, обнажив из-под одеяла белоснежную ножку.

– О, Боже, Мисси, прости меня! – виновато воскликнул Стен. – Я вчера так нажрался...

– У тебя есть шанс исправить положение сегодня, – завлекающим голосом заявила белокурая красавица, медленно стягивая с себя одеяло.

– Детка, детка, детка! – возбуждённо затараторил Стен. – Мне надо идти, детка! Чёртова работа...

– Которая совсем не может подождать пару часов? – пропитанным страстью голосом спросила прекрасная супруга.

– Мисси... – словно оправдываясь, вздохнул Стен, – детка, чёртов ураган оборвал все провода, ведущие в Маундсвилл, парни ждут...

– Сегодня такой прекрасный день, – не сдавалась юная красавица, высвобождая своё умопомрачительное тело из плена одеяла, – сегодня мы наверняка сможем зачать ребёнка, милый. Это будет девочка. Я подсчитала, она родится...

– А-а-а, к чёрту! – крикнул разгорячившийся супруг и, сбросив с себя одежду, прыгнул к любимой в постель. – Пару часов подождут!

– Я подсчитала, любимый, – осыпаемая страстными поцелуями, с придыханием продолжила Мисси, – девочка родится в январе. И мы назовём её Дженни в честь этого прекрасного месяца.

– И дадим твою фамилию, – прервав на мгновения ласки, добавил Стен. – Это будет прекрасный ребёнок: Дженни Бьюти!

***

Начальник Маундсвиллской тюрьмы Чак Фримен в тот день пришёл на работу необычно рано. В такие дни он всегда приходил на работу пораньше. Получив на прощание проклятие в спину от нелюбимой жены Барбары, Чак накинул плащ и отправился на нелюбимую работу. Он всю жизнь метался меж двух огней, снося лишения во имя гражданского долга.

Брак Чака с Барбарой, полной его противоположностью, был нелогичным с самого начала. Чак и сам не знал, на кой чёрт он взял в жены эту сварливую женщину. Разве, чтобы испытать крепость своего терпения. На людях они умело играли роль благополучной семейной четы, но стоило им остаться наедине, как они превращались в бранящихся тасманийских дьяволов.

Двое их близнецов, рождённых в союзе противоположностей, на удивление выросли славными парнями. Успешно сдав экзамены в Университет Иллинойса, братья поспешили покинуть гнездо нетерпимости. Птенцы улетели, дав родителям волю. Брачные узы Фрименов лишились всякого смысла и, по-хорошему, должны были разрушиться немедля, если бы... – Мессенджер сделал пазу, – если бы не нелюбимая работа Чака.

По правде говоря, изначально у Чака даже в мыслях не было строить карьеру в пенитенциарной службе. Позже он признавался мне в том, что никогда не видел себя тюремщиком. Но, как это порой бывает в жизни, карьера выбрала человека, а не наоборот.

Кандидатура Фримена подходила как нельзя кстати. Хорошее образование, отменная служба, ещё и подходящее семейное положение. «Мистер Фримен! Вы – лучший кандидат!» – говорил Чаку предшественник, вручая в руки новому тюремщику символический ключ от дверей темницы. И Чак стоически нёс эту ношу, хотя в душе проклинал мрачные стены, выполненные в готическом стиле. Он бы, пожалуй, подал рапорт об отставке, если бы...

Если бы не гражданский долг. Когда-то Чак уже пытался оставить свой пост, но получил отказ. Губернатор лично вызвал начальника тюрьмы к себе и в доверительном разговоре сказал: «Чак, ты мне нужен! Ты не можешь подвести меня и просто так уйти. Ты нужен народу Америки! Это – твой гражданский долг!».

В половине восьмого утра промокший начальник тюрьмы вошёл в свой кабинет, сбросил плащ и тяжело вздохнул. Впереди его ждал нелёгкий день.

– Доброе утро, сэр! – деликатно постучавшись, следом за Чаком проскользнул его заместитель Виктор.

Виктор Плейсмен, мужчина средних лет, служил у Чака довольно давно. Все организационные и бумажные вопросы этот рослый, сухощавый педант охотно взваливал на свои плечи. Не имея червя-бюрократа в душе, Чак откровенно недолюбливал бумажную возню. И Виктор очень кстати умело исполнял обязанности личного секретаря Фримена. Взяв на себя бумажное обременение с первых же дней работы, Плейсмен существенно облегчил работу начальнику тюрьмы и со временем превратился в незаменимого человека. Этот факт весьма тяготил Чака, считавшего Виктора далеко не самой светлой личностью.

Несмотря на всю услужливость Плейсмена, Чак по праву считал его карьеристом, изощрённым садистом по отношению к заключённым, циником с подчинёнными и лизоблюдом с начальством. Мерзкий тип. Такие люди, как правило, добиваются карьерных высот. «Этот парень сделает карьеру, – говаривал Чак, – вот увидите: он ещё будет начальником тюрьмы!».

– Здравствуйте, Виктор, – ответил начальник тюрьмы и опустился на стул.

– Кофе, сэр? – предложил Виктор.

– Нет... – неуверенно ответил Чак, но тут же передумал. – Да! Пожалуй, да.

– С сахаром, сэр?

– Да... Нет! К чёрту сахар! Лучше плесните бренди.

– Слушаюсь, сэр!

Через десять минут кабинет начальника тюрьмы наполнился бодрящими запахом свежезаваренного кофе вперемешку с густым как рождественский пудинг ароматом «Христиан Бразерс».

– Слава Богу, смутные времена сухого закона позади! – с удовольствием потягивая волшебный напиток, произнёс Чак.

***

Как я уже говорил ранее, я пришёл на работу к восьми утра, где застал единственного в тот день работника, мексиканца Мигеля. Мигель сидел за столом приёма заказов, отставив костыли в сторону. Бедняга недавно серьёзно повредил ногу и был вынужден пользоваться костылями, что не мешало работящему латиноамериканцу исправно являться на службу.

– Доброе утро, Мигель! – поздоровался я.

– Здравствуйте, сэр! – с улыбкой ответил Мигель. – Простите, сэр, но я один. Старина Пейл ещё в пять утра отправился в Маундсвилл на почтовом грузовике, а остальных, как видите, пока нет.

– Испугались непогоды, – с усмешкой предположил я.

– Возможно, сэр, – согласился Мигель. – Сэр, вас под кабинетом ожидает Барри Белхоп, клерк из департамента исполнения судебных решений.

– Да? Рановато для него, – удивился я и направился к собственной конуре.

У двери с надписью «Начальник отделения» меня действительно ждал Барри.

– Доброе утро, сэр! – поздоровался он.

– Здравствуй, Барри! Что привело тебя ко мне в столь ранний час?

– Срочная депеша, сэр! Распоряжение начальнику тюрьмы Маундсвилла, – ответил посыльный и протянул мне конверт.

В этот момент, чахоточно кашляя, в почтовое отделение ввалился мокрый с головы до пят водитель Шон Пейл.

– Кхе-кхе, чёртов ураган! – сквозь кашель выругался он.

– Что стряслось, Шон? – спросил я у водителя.

Не переставая надрывно кашлять, бледный как смерть Пейл уселся на стул и начал рассказывать.

– На железнодорожном переезде, который сразу за выездом из Уилинга, сошёл с рельс поезд. Перевернулось с десяток вагонов, кхе-кхе, дорогу засыпало всякой ерундой. Камни, доски, куски металла... Чёрт ногу сломает! В общем, сэр, кхе-кхе, дорога на Маундсвилл завалена всерьёз и надолго.

– Чёрт! – выругался я, понимая, что срочная депеша из суда к адресату сегодня не попадёт.

– Что делать? – понимая мои опасения, спросил Белхоп.

– Дадим телеграмму, – ответил я. – Подойди, пожалуйста, к Мигелю и продиктуй текст телеграммы.

Посыльный Белхоп подошёл к столу и стал диктовать:

– Начальнику Маундсвиллской тюрьмы, Чаку Фримену. Департамент исполнения судебных решений округа Маршалл штата Западная Вирджиния. Решением окружного судьи Динары Фейр приостановить приведение приговора в исполнение, вынесенного в отношении осуждённого Кёртиса Лайфбёрна.

– Смертник? – услышав текст телеграммы, спросил я у посыльного.

– Да, сэр, – ответил Белхоп, – казнь назначена на сегодня в полдень.

– Чёрт! – снова выругался я. – Надо спешить! Мигель, голубчик, немедленно передай телеграмму в Маундсвилл, – обратился я к трудолюбивому мексиканцу.

– Ни черта не выйдет, кхе-кхе, – отозвался бедняга Пейл, который изнемогая от кашля и лихорадки, едва не падал со стула, – линия связи оборвана.

Я едва не опустился на пол от шокирующей новости. Получается, что Маундсвилл оказался полностью отрезанным от остального штата. Облокотившись на стену, я задумался.

– Сэр, в Маундсвилл есть ещё одна дорога, – после небольшой паузы выступил с предложением Мигель, – она никудышная, ею никто не занимался, пожалуй, со времён Гражданской войны, но она всё-таки есть. Если кто-то возьмёт депешу и отправится в Маундсвилл верхом – он наверняка успеет.

– Кто? – в бессилии спросил я.

– Может, кто-то из конной полиции? – предположил мексиканец.

– Кхе-кхе, ни черта не выйдет! – отозвался Пейл. – Вся полиция занята расчисткой дороги.

Я окинул взглядом присутствующих. Старина Пейл выглядел настолько жалко, что посылать его куда-либо, тем более, верхом на лошади было настоящим безумием. Хромоногий Мигель выглядел не намного лучше. Мой взгляд остановился на Белхопе.

– Даже не думайте! – разгадав мои мысли, заявил посыльный. – Во-первых, я чертовски занят. Во-вторых, я совершенно не умею ездить верхом. И, в-третьих... В-третьих...

– Я отвезу! – понимая безысходность положения, вызвался я.

– Сэр! Я никуда вас не отпущу! – сразу же запротестовал Мигель. – Насколько я знаю, вы ни разу не сидели в седле. Даже для опытного всадника путь в двенадцать миль по скверной дороге в такую непогоду – неоправданный риск, а для вас – так вовсе сущее безумие! Даже не думайте!

– А как быть? – растерянно произнёс я.

– Пешком, кхе-кхе, – дал совет Пейл и отключился сидя на стуле.

***

В половине одиннадцатого мрачный тюремный коридор огласился отборными ругательствами, эхом раскатившимися по всей тюрьме. Генерального прокурора штата Тревора Глоттона сложно было не распознать с первых же слов. В особенности, когда он пребывал в гневе.

Прокурор не имел обыкновения разъезжать по тюрьмам, считая эти заведения и их обитателей наимерзейшей мерзостью на свете. Этот краснолицый, не в меру полный коротышка вообще с неохотой выходил из своего кабинета или из дома. Даже выступления перед прессой в последнее время давались Глоттону с большим трудом. Что уж говорить о поездке чёрт-те куда?!

Но у генерального прокурора, обременённого гражданским долгом, не было выбора. Казнь – это не показательная порка зарвавшегося чинуши и не благотворительный приём. Такие мероприятия не проходят без личного присутствия главы штата. А в тот момент губернатора Кампа, не так давно заступившего на пост, свалила с ног чертовская простуда. Председателя же палаты представителей, заменяющего губернатора по Конституции штата, вообще не было в стране. Следующим на очереди был генеральный прокурор. И Глоттону, формально исполнявшему обязанности главы штата, пришлось переться в непогоду за двести с лишним миль от дома.

Разумеется, сквернослов Глоттон был вне себя от гнева. Тащиться в такую даль, ещё и по такой погоде! Представьте себе, с каким багажом негатива генеральный прокурор прибыл в Уилинг. А разгневанный Глоттон – это опасный гость. Скверный характер и горячность в принятии решений – не самые обнадёживающие характеристики весьма влиятельного лица, коим был генеральный прокурор штата Западная Вирджиния. Чтобы как-то сгладить негатив, нужно было устроить тёплый приём высокому лицу, сыграв на слабостях Глоттона.

Тревор Глоттон болел, и болел серьёзно. Ожирение, вредные привычки и паскудность характера ещё никому не добавляли здоровья. Врачи всерьёз побаивались сердечного удара, который прикончил бы Глоттона быстро и неожиданно, а хоть даже и перед камерами журналистов. Ещё этого не хватало, чтобы верный служака отчизны дал дуба на глазах у миллионов американцев!

И поэтому врачи настоятельно рекомендовали прокурору придерживаться строгой диеты, почаще двигаться и поменьше нервничать, чем ещё больше злили не в меру вспыльчивого Глоттона. Но это – полбеды. Вторая половина вселенской печали, тяготившей генерального прокурора, состояла в том, что его родные восприняли врачебные рекомендации как руководство к действию. Многочисленные прокурорские родственники женского пола всерьёз взялись за здоровье незабвенного Тревора. Настало время прощаться со свиными рёбрышками, картофелем на гриле, пивом и сном до полудня.

Этот факт неимоверно раздражал Глоттона, поражая его ранимое самолюбие в самое сердце. Но он, увы, ничего поделать с этими ограничениями не мог, даже будучи генеральным прокурором штата. Как известно, спор с женщинами – заведомо проигрышное предприятие.

Единственным шансом обрести свободу и потешить обделённый желудок для Глоттона был отъезд подальше от зорких глаз родни. Разумеется, если принимающая сторона обладала прозорливостью, какой обладал Виктор Плейсмен. И Виктор загодя подготовился к визиту столь высокого гостя. К прибытию прокурора, который, к слову, приехал накануне вечером, уже был накрыт стол со всевозможными яствами.

– Сэр, – встрепенулся Виктор, сидевший в кабинете начальника, – по всей видимости, прибыл мистер Глоттон. Я встречу его!

И Виктор бегом отправился ублажать вздорного визитёра.

– Мать твою, Огрызок! Какого чёрта я прибыл так рано?! – сокрушался в коридоре прокурор, неторопливо переваливаясь на своих коротких, толстых ногах по пути в кабинет начальника тюрьмы. – Ублюдок, я бы мог ещё спать!

Огрызок... Да, именно так прокурор называл Виктора, уничижительно намекая на его положение в служебной иерархии.

Матерясь похлеще портового грузчика, грузный начальник ввалился в кабинет, с трудом добрался до подходящего по размеру кресла и плюхнулся в него, испустив громкий выдох с хрипотцой.

– Здорово, Чак! – наконец он поздоровался с хозяином кабинета.

– Здравствуйте, господин прокурор! – сухо ответил начальник тюрьмы и встал с кресла, протягивая толстяку руку для рукопожатия.

– Кого сегодня вздёрнем? – так и не пожав Фримену руки, поинтересовался прокурор.

– Заключённый Кёртис Лайфбёрн, сэр, – быстро ответил Виктор, уже готовый к докладу.

– Черномазый? – пренебрежительно спросил Глоттон.

– Нет, сэр, белый.

– А-а, ерунда! – возмущённо прохрипел Глоттон. – Говорю тебе, Огрызок, в деле точно были черномазые! Эти ублюдки способны на всё, все наши беды от них!

– Полагаю, сэр, – вступил в спор Фримен, – вы преувеличиваете.

– Иди к чёрту, Фримен! – в свойственной ему манере ответил прокурор. – Ты, мать твою, слеп и глух, ты ни черта не видишь сквозь свои дерьмовые тюремные стены. Говорю тебе, Фримен, говорю, как есть! Проклятые черномазые проныры заполонили Америку! Они как мерзкие крысы лезут со всех щелей, желая урвать лакомый кусочек! И урвут, чёрт возьми! Попомнишь мои слова, Фримен, настанет день – и бесхребетные поборники гражданских прав усадят их во главу нашего стола. Черномазые ублюдки будут мерзко чавкать, хватая нашу еду своими грязными ручищами, а мы будем целовать их в задницу, каясь в том, что родились белыми! К счастью, до этого чёрного дня я не дотяну!

В кабинете на мгновение установилась напряжённая тишина.

– Ладно, хрен с ними, – Глоттон махнул пухлой рукой и перешёл к делу. – Что натворил этот отморозок?

– Кёртис Лайфбёрн, тридцати трёх лет от роду, большинством голосов присяжных был признан виновным в жестоком убийстве водителя грузовика и его сожительницы. Восьмого сентября одна тысяча девятьсот тридцать второго года судья штата Западная Вирджиния приговорила Кёртиса Лайфбёрна к высшей мере наказания, – докладывал Виктор, извлекая из папки соответствующие бумаги и предъявляя их вздорному прокурору. – Поданные ходатайства о помиловании удовлетворены не были. Семнадцатого января одна тысяча девятьсот тридцать четвёртого года департаментом исполнения судебных решений штата Западная Вирджиния было принято решение о приведении приговора в исполнение...

– Какой датой подписано решение? – спросил у Виктора Фримен.

– Семнадцатое января сего года, сэр, – ответил зам и передал решение начальнику тюрьмы.

– Оно устарело, – даже не глянув на бумагу, заключил Фримен, – необходимо подтверждение не более чем недельной давности.

– Простите, сэр, но протокол не предусматривает ... – начал пояснять Виктор.

– Протокол – нет, а я требую! – не желая дослушивать услужливого «Огрызка» до конца, заключил начальник тюрьмы.

– Так сними трубку и позвони этим лодырям, тупица! – крикнул Чаку прокурор.

– Сэ-эр, – осторожно начал Виктор, – боюсь, это невозможно... – и испытав на себе вопросительные взгляды начальства, продолжил. – Дело в том, что мы отрезаны от связи с Уилингом, сэр. Разбушевавшийся ураган оборвал все провода. Боюсь, вы никак не сможете связаться с департаментом.

– Тогда я откладываю казнь до момента, пока связь не будет восстановлена, – вынес свой вердикт начальник тюрьмы.

На генерального прокурора это заявление возымело эффект разорвавшейся бомбы. И без того краснолицый Глоттон начал багроветь от ярости. Его лицо стало раздуваться, покрываясь уродливыми буграми. В какой-то момент он превратился в перегретый паровой котёл, который вот–вот взорвётся. И взрыв не заставил себя долго ждать. Прокурор тяжело поднялся с кресла, запищал, как вскипевший чайник и выдал:

– Да, какого черта, Фримен?! Ты хочешь сказать, мерзкая тварь, что я понапрасну тащил свою задницу в эту дыру, мать твою?! Да ты...

И прокурор разразился отборными ругательствами, выворачивая на голову бедняги Фримена целые ведра словесных помоев. Но Фримен был непоколебим. Он настаивал на своём решении отложить казнь.

– Клянусь... – захлёбываясь от гнева, злобно верещал Глоттон, – клянусь тебе, Фримен, я приложу все усилия, чтобы вышибить твою поганую задницу с этого тёпленького стула! Уверяю тебя, мерзавец, не пройдёт и месяца, как духа твоего не будет в этих стенах! Тебя это тоже касается, Огрызок! – кинул он в сторону Виктора.

С этими словами Глоттон демонстративно плюнул в сторону начальника тюрьмы и пошёл на выход, торопливо семеня своими коротенькими, словно игрушечными, ножками.

Узрев реальную опасность быть по-настоящему выброшенным огрызком, Виктор испуганно выкрикнул «Чёрт!» и рванул следом за прокурором. Чак же спокойно опустился на пока ещё свой стул в пока ещё своём кабинете.

Из коридора ещё долго доносились всевозможные неприличия, произнесённые визжащим голосом толстого неврастеника. Но в какой-то момент они затихли. Видимо, Виктор нашёл нужные слова, чтобы угомонить Глоттона. На очереди был Фримен.

– Умоляю вас, сэр! – с порога начал Виктор, ворвавшись в кабинет начальника. – Умоляю! Измените своё решение!

– Этого не будет! – отверг просьбу Фримен.

– Сэр, послушайте! С точки зрения буквы закона вы не обязаны получать какие-либо дополнительные решения или директивы, кроме тех, что уже получены. Поверьте мне, сэр, я сотню раз перепроверил все бумаги! Вам не придётся отвечать...

– Случись что, Виктор, – перебил его начальник, – и мне придётся отвечать перед теми, над кем не властен ни Глоттон, ни сам Рузвельт! – и Чак указал пальцем в небо. – И я не уверен, что найду слова оправдания своему поступку. Я не стану казнить человека по прихоти взбесившегося чинуши!

– Да вы меня казните! – в отчаянии надрывно выкрикнул Виктор и упал на колени. – Чёрт возьми, Чак, неужели вы не понимаете?! Этот полоумный толстяк вышвырнет меня отсюда в два счёта, поставив тем самым крест на моей карьере! Я понимаю, вы достаточно послужили и готовы оставить свой пост. Но, Чак! Я не готов!

***

В одиннадцать тридцать зловещий полумрак казематов Маундсвилла огласился мрачным отзвуком шагов. Двое тюремных конвоиров, звучно отстукивая железными набойками последние мгновения жизни, вели к «Чистилищу» очередного обречённого. Просторную комнату со зрительным залом в двадцать мест, ширмой с тяжёлой бордовой шторой, петлёй и люком, открывающим смертникам дорогу на тот свет, в тюрьме называли «Чистилищем».

Последние три года зрительный зал был пуст и мрачен. В июне тридцать первого приговорённый к повешению Фрэнк Хайер отправился в ад по частям. Пожалуй, по велению самого Дьявола, верёвка, не в меру отпущенная палачом, остановила свободный полёт грузного тела слишком поздно, обезглавив висельника на глазах у двух десятков зевак. С тех пор приглашение на казнь получали лишь избранные.

Все, кто от имени народа Америки должен был принять плату за содеянное, с нетерпением ожидали узника. Напротив люка с петлёй, развалившись в просторном кресле, сидел и ругался краснолицый прокурор. Возле него, слегка согнувшись, как заправский лакей, стоял Виктор. У столика с медицинскими принадлежностями скучал тюремный врач, периодически поправляя фонендоскоп, переброшенный через шею. В дальнем от виселицы углу стоял святой отец и ждал покаяний грешника. Перепроверяя всё в сотый раз, у петли копошился палач. Двое тюремщиков, выстроившись по стойке смирно у входной двери, ожидали дальнейших команд начальства. Были все, кто по протоколу должен присутствовать во время казни. Все, кроме начальника тюрьмы.

Чак Фримен стоял снаружи у входа в «Чистилище» и ждал приговорённого. До этого дня он никогда так не делал. Словно встречая высокого гостя, Чак стоял у входа в неизбежность и внимательно наблюдал за приближением процессии из двоих вышколенных конвоиров и невысокого мужчины, закованного в наручники.

– Господин начальник тюрьмы, – подведя заключённого к двери, стал докладывать один из конвоиров, – заключённый Кёртис Лайфбёрн доставлен для приведения приговора в исполнение!

Фримен кивнул конвоиру и пристально посмотрел на узника. За долгие годы службы он повидал немало лиц смертников и кое–что отметил для себя. Все приговорённые, без исключения, в последние минуты жизни переставали походить на людей. Их обуревали звериные эмоции. Их лица и души искривлялись, поддаваясь животному страху и демонической злобе. Они плакали, рычали, неистово ругались, падали и пытались во что бы то ни стало избежать неминуемой кары. Никто из них не каялся в содеянном и не просил милости у Господа. Утратив всякую надежду на спасение грешной души, они превращались в диких зверей, словно никогда людьми и не были.

Кёртис Лайфбёрн не был похож на них. Он стоял пред лицом своего палача и улыбался. Его лицо источало искреннее любопытство с нотками беспечной радости, словно милая мордашка первоклассника, впервые пересекающего порог класса. Лайфбёрн пристально взглянул в глаза начальнику тюрьмы и окунул того с головой в бескрайнее синеокое море небесной благодати.

– Снимите с него наручники, – приказал Фримен.

– Сэр? – непониманием ответил один из конвоиров.

– Я сказал, снимите с него наручники! – громче и повелительнее повторил Чак.

Когда оковы были сняты, Кёртис потёр запястья и обратился к Фримену.

– Кэп! Мне приснился чудный сон!

– Эту байку он травит с самого утра, – вмешался в разговор конвоир. – Прикажете заткнуть его, сэр?

– Порекомендую вам закрыть рот во избежание неприятностей! – жёстко ответил Фримен и снова вернулся к беседе с приговорённым. – Какой сон?

– Кэп, я не жил жизнью праведника и, пожалуй, заслуживаю ада, – продолжил узник. – Я не совершал тех преступлений, за которые меня судят. Видит Бог, на моих руках нет крови этих людей. Но я не стану молить о пощаде и клянуть судьбу. К чему понапрасну сотрясать воздух, моля о прощении людей, если меня простил Он? – и Лайфбёрн взглянул вверх. – Кэп, мне приснился чудный сон! Клянусь, такие сны мне не снились очень давно! Моя смерть породит жизнь. Сегодня, когда меня не станет, плоть мужчины и женщины, сошедшаяся в соитии, породит жизнь. Вы понимаете меня, кэп?! Он простил меня, позволив променять мою дрянную жизнь на крик невинного младенца. Чёрт возьми, кэп, я не боюсь умереть!

– Возможно, ты прав, приятель... – грустно ответил начальник тюрьмы и, взяв приговорённого под руку, самолично повёл его туда, откуда обратной дороги нет.

***

Едва держась на ногах от усталости, мокрый, избитый непогодой и бездорожьем, я ввалился в кабинет начальника тюрьмы в тринадцать ноль пять. Во всяком случае, часы, висевшие на стене в кабинете, показывали именно это время. Я застал там Фримена, сидевшего в кресле, и Плейсмена, стоявшего рядом.

– Сэр! – задыхаясь, выкрикнул я. – У меня срочная депеша!

Начальник мельком кинул на меня отрешённый взгляд и попросил своего заместителя прочесть послание.

– Начальнику Маундсвиллской тюрьмы, Чаку Фримену, – начал зачитывать Виктор, – от начальника департамента исполнения судебных решений округа Маршалл штата Западная Вирджиния. Решением окружного судьи Динары Фейр приостановить приведение приговор... Сэр! – остановив чтение, воскликнул Плейсмен. – Мы не могли этого знать, сэр! Это роковое стечение обстоятельств! Мы действовали сообразно...

– Похороните его на городском кладбище Уилинга, Виктор, – прервав оправдательные речи заместителя, произнёс Фримен.

– Но, сэр, муниципальная программа не предусматривает средств для...

– Я оплачу из своего жалования.

***

– Вот такая удивительная история произошла в моей жизни.

Закончив рассказ, Дэйв Мессенджер поднялся, чтобы размять затёкшие от сидения ноги.

– Да-а, сэр, – кряхтя, старик Мортис попытался встать на ноги.

Дэйв тут же бросился помогать сторожу.

– Да, сэр, – приняв вертикальное положение, продолжил Мортис, – это действительно занимательная история, которая даже немного...

– Выглядит неправдоподобной? – опередив старика, с лукавинкой спросил Мессенджер. – Возможно, Адам, из уст незнакомого вам человека это действительно прозвучало как выдумка. Но, уверяю вас, это правда. Как я и говорил ранее, это удивительная картина на радужном ковре жизни, собрать которую помог мне мой хороший приятель и теперь уже по-настоящему свободный человек Чак Фримен.

– Он всё ещё служит начальником тюрьмы?

– Ой, что вы! – Дэйв махнул рукой. – Не успели ещё высохнуть последние лужи после злополучного ненастья, как Фримен подал рапорт об отставке и заявление о разводе. Жизнь в метаниях меж двух огней порядком утомила его. Он оставил Маундсвилл вместе с домом, мрачной тюрьмой и сварливой женой. Полагаю, сейчас он нежится под ласковым солнцем Майами, либо карабкается по горам Вайоминга. А может, праздно прогуливается по вольным степям Техаса. Теперь он может себе это позволить. Отдав сполна гражданский долг, Чак ушёл на покой и теперь припеваючи живёт на неплохую пенсию, которую народ Америки регулярно выплачивает ему за многолетнюю безупречную службу. Теперь он свободен от каких либо обязательств и обременений.

– Потрясающе! – восхитился Мортис. – Будь я немного моложе и здоровее – я бы пустился вслед за ним. Но, увы, сэр, проклятые ноги... Полагаю, вакантное место начальника тюрьмы занял...

– Разумеется, Виктор Плейсмен! Не зря же он обхаживал Глоттона и прочих шишек из числа влиятельных людей штата. Его мечта сбылась, карьера построилась и... И мне даже немного жаль, сэр, что своей победой Виктор наслаждался не так уж и долго. Через каких-то пару лет после назначения, к тюремным стенам прибыли сотрудники ФБР в сопровождении полиции. Виктор оказался не только отменным карьеристом, но и бессовестным казнокрадом. Народ Америки не любит, когда кто-то без спроса тянет «франклинов» и «вашингтонов» из его кармана.

К моменту прибытия федералов Виктора в тюрьме уже не было. Он сбежал, будучи поставленным в известность кем-то из числа продажных копов. Сбежал, поставив окончательный и бесповоротный крест на своей карьере. Это было громкое дело, сэр. Сам генеральный прокурор штата говорил о нём в прессе...

– Уж не Тревор ли Глоттон? – с усмешкой спросил старик.

– Увы, нет. С момента казни Глоттон не прожил и года. На очередном пиршестве его хватил сердечный удар прямо за обеденным столом. Бесчисленные болезни наконец доконали Тревора, и он испустил дух ещё до приезда врачей.

– Воистину, Бог шельму метит! Жаль только, что мистер Лайфбёрн так и не застал оправдательный приговор при жизни...

– Его не было и после его смерти. Расследование затихло, как ураган, который когда-то оборвал хрупкие ниточки связи Маундвилла с остальным миром. Народу Америки не интересно знать, кем на самом деле был тот, кого уже нет.

– Увы... – многозначительно произнёс старик и продолжил расспросы. – Скажите, Дэйв, а что до вас?

– Меня?

– Да. Эта история как-то отразилась на вашей жизни?

– Разумеется! – усмехнулся Мессенджер. – Я научился ездить верхом! Теперь я – превосходный наездник! Можно сказать, конный почтальон. Без своего четвероногого друга по кличке Раш я никуда не выдвигаюсь. Кроме... – он вздохнул, сглотнув горечь воспоминаний, и продолжил. – Вот уже двенадцать лет кряду, каждый год перед началом сезона ураганов я собираюсь в дорогу. Я встаю как можно раньше, одеваюсь по погоде и отправляюсь из Уилинга в Маундсвилл. Непременно пешком! Я торопливо иду одной и той же дорогой, чтобы быть в Маундсвилле не позже двенадцати. Я прибываю к мрачным стенам тюрьмы, выполненным в готическом стиле, и смиренно жду. Жду, когда с двенадцатым ударом часов массивная дверь распахнётся, чтобы дать волю одному узнику: голубоглазому мужчине с пронзительным, как сама жизнь, взглядом. Я жду его каждый год, чтобы пожать ему руку.

А когда сезон ураганов стихает, я прихожу сюда, к этому серому, безликому камню...

Мессенджер, вновь захваченный воспоминаниями в плен, на мгновение замолк, но очень скоро вернулся к беседе.

– Кстати, сэр, вот именно здесь, среди этих безликих камней я и познакомился со Стеном и Мисси.

– Да что вы говорите?! – удивился Мортис.

– Да, да! Они неспешно шли с кладбища, а их дочь... – прервав рассказ, Мессенджер взглянул в сторону супружеской пары чуть поодаль, которая неспешно покидала скорбное место и воскликнул: – Чёрт меня подери! Вот же они!

– Дженни! – женщина обернулась и крикнула отставшей от них девчушке лет двенадцати в потёртом розовом комбинезоне. – Дженни, детка! Юная мисс Бьюти, я к вам обращаюсь!

Девочка обернулась на зов светловолосой женщины средних лет.

– Дженни, прекращай считать ворон и догоняй!

Другие работы автора:
+3
07:08
372
16:08
+1
Мастерски написано.
Конкурсная работа?
Знаете, на конкурсе лично мне не удалось оценить всю прелесть этого произведения.
На конкурсе много работ, из них надо выбирать, голосовать. Поэтому знакомство с любым рассказом начинаем под настроением «а стоит ли его вообще читать?» И быстренько определяем «надо ли вообще тратить на это своё драгоценное время?» (да, вот такой нынче избалованный и пресыщенный читатель пошёл!)
Иначе говоря — «ну-ка, в двух словах: о чём это?»

А в «Депеше» не получится пройти «царской дорогой».

— О чём он пишет?
— Ну, так просто не расскажешь. Здесь о многом. И лишних слов там просто нет. Поэтому короче, чем сам автор, этого никак не изложить. Прочти сам.
— Почесть самому? А мне понравится?
— Обязательно. Он очень складно пишет. Увлекательно.
— В смысле — легко и понятно? Красивая сказка? Волшебный мир?
— Доступно. Ты поймёшь столько, сколько захочешь. Потом прочитаешь ещё раз, потому что захочешь понять больше. И это не сказка, даже когда сам автор утверждает, что фантазирует и мистифицирует. Описанное не случалось с тобой, но такое обязательно случалось. В нашем мире. Даже когда этого не было — это могло быть.
— Значит, сюжет закручен? Интрига, накал страстей, у читателя голова кругом? Всё перепутано и завязано, как в нашей непростой жизни?
— Сюжет хорош, интрига выстроена, и всё перепутано и завязано. Но всё разъяснится. В свой срок, не раньше, не позже. Герои рассказа без нужды не спешат. Не спеши и ты. Читай внимательно, не глотай кусками. И это будет здорово!

Короче говоря, не удалось мне на конкурсе этот рассказ «распробовать» до конца.
А тут вот читаю, перечитываю, разжевываю, обдумываю — и это здорово!
Спасибо большое за отзыв. Эта работа была во внеке межсайтовой рубки ЯПа и НьюАвтор. Хорошо зная организатора, я задействовал личные связи и протолкнул во внеконкурс работу, которая в 2,5 раза превышала конкурсные лимиты. Формально никакого нарушения нет. А вот первоначальный эффект, который произвела «Депеша» (точнее, её первый вариант), стоил затраченных усилий. Как итог — победа во внеконкурсном зачёте с двухкратным отрывом от преследователей. Пожалуй, единственный мой литературный триумф.
Напишите, плз, в личку, под каким ником вы зарегены на ЯПе.
Загрузка...
Светлана Ледовская