На приеме

Дмитрий нерешительно постучал в дверь кабинета с табличкой: Психотерапевт Тихомиров Т. С. Ответом было приказное «Входите!». Он потоптался перед дверью пару секунд, за которые в его голове успели разгореться дебаты с его собственным внутренним «Я»:

— Зря я все это!

— Конечно, лучше ж о способах суицида подумать.

— Я ж не псих какой-нибудь, просто депрессия.

— С соплями к врачу бежим, а как дело доходит до…

Нервный крик: «Да входите уже! Вы, там! Сколько ждать?!» — прервал попытки раздвоения личности и чуть ли не насильно вовлек сомневающегося в кабинет.

Обстановка была приятная, в отличие от доктора, как-то странно скорчившегося в кресле возле рабочего стола. Когда-то Дмитрий, прорабатывая материал для будущего рассказа, увлекся темой языка жестов. Скрещенные на груди руки, ноги, переплетенные едва ли не косичкой, говорили о закрытой позе. Дмитрий признался себе, что вовсе не так представлял себе «чуткого, все без слов понимающего, грамотного специалиста», которого насоветовали в чате. Хотелось чего-то… более открытого. На вошедшего Дмитрия доктор смотрел вскользь, взгляд его бегал, выдавая волнение не меньшее, чем у Дмитрия.

«Говорят, со временем психиатры становятся похожи на своих пациентов, а Тихомиров по слухам практикует давно», — размышлял Дмитрий. Да и было над чем поразмыслить: время шло, но пройти и присесть ему не предложили. «Черт его знает, может, терапия такая. Шоковая. С порога. Новая метода какая-нибудь. В конце концов, люди ж дурного не посоветуют…»

— Фамилия?! — тоном школьного военрука прикрикнул доктор.

— Завьялов.

Услышав фамилию, доктор вскинул голову и уставился на Дмитрия широко распахнутыми, слегка навыкате, глазами, полными, как Дмитрию показалось, ненависти, словно та фамилия была не Завьялов, а Гитлер.

«Ой, да ну все это к…» — Дмитрий собрался уже на выход.

— Постойте-постойте, сударь, что ж вы такой дерганый? Вам, действительно, к доктору надо. Так что по адресу зашли. А я ж кто по-вашему? Я доктор и есть, — словесный поток завершился вопросом: — А вы у нас кем будете?

— В каком смысле? — Дмитрий не запомнил момент, когда именно отменил решение уйти, а почему-то остался уточнять вопрос, было в интонациях что-то гипнотически притягательное. — По профессии?

— Ну.. да. Вы присаживайтесь, присаживайтесь, — доктор наконец распутал хитросплетение рук, барским жестом указал на диван. — Расскажите, кто вы есть, с чем пожаловали.

— Я программист, — ответил Дмитрий, направляясь к кожаному диванчику.

Сел на край, близко к подлокотнику, прижался к нему боком, подсознательно ставя барьер между собой и психотерапевтом.

— Программист, говорите… А к писателю Завьялову отношение имеете?

Дмитрий удивился настолько, что какое-то время просто не знал, как сказать, что он пишет, да, пишет рассказы, в основном фантастику, иногда стихи, выигрывает литературные конкурсы в интернете, но какой же он писатель? Он же так, для души, не профессионально, хобби такое… Он не издается, просто публикуется. Даже номер карты для «поблагодарить автора» не оставляет. А то, что читают его активно, в комментариях пишут «автор, давай еще», тексты его по разным сайтам расползаются, так ведь это ж писательством не назовешь, это ж он так, для души, не профессионально, хобби…

Тут Дмитрий понял, что уже прямо сейчас испытывает именно ту проблему, с которой и пришел, а именно зацикливается на навязчивых мыслях и начинает испытывать комплекс вины и неполноценности, и просто ответил.

— Это я.

— Ах! — доктор подскочил, взмахнув руками на манер «Цыганочки с выходом». — Так вот вы какой, Завьялов! Писатель с большой буквы «Пи»!

— А… откуда вы знаете…

— Что значит, откуда? Вы что, меня за идиота держите? Я что по-вашему, быдло какое-нибудь? Я, знаете ли, представитель интеллигенции, тоже можно сказать, творческой, просвещенный я, знаете ли, человек. Вот души лечу. Боль-ны-е.

Это «боль-ны-е» было сказано, как-то особенно настойчиво, словно укол успокоительного.

— Я вас не только знаю, я ж вас и читал, и слушал, и за победами вашими слежу. Где вы там последний раз… в «Пишизашиши» прославились?

— Ну, не то, чтоб…— Дмитрий смутился.

Смутился он еще до упоминания злосчастного конкурса, после которого и началось это все… Но доктор полностью контролировал состояние пациента и не дал впасть тому в самокопание серией новых вопросов.

— С чем вы там победили? С очередным рассказом по котиков? Ох, уж мне эта литературка!

— Нет, там у меня про ребенка было…

— А-а… Точно. Как же я мог забыть? Та самая слезодавилка. Не котики, значит, а хромые собачки. Эксплуатация чувств читателей. Ну еще б у вас после этого проблем с психикой не было. Это вы абсолютно правильно сделали, что ко мне обратились. Я вас, писателей, насквозь вижу. Вы все там больные, все! И из всех вы один до специалиста дошли, а сколько таких на свободе бегает? Души читательские калечит? Все про проблемы пишете. Нет, чтоб в юмор. В юмор-то никто из вас…

— Послушайте, — Дмитрий медленно поднимался с дивана.

Ему было плохо. На самом деле плохо. И дело уже не ограничивалось подавленностью, апатией, у него начались галлюцинации. Ему вдруг показалось, что он не в кабинете психотерапевта, а в чате на литературном форуме. К горлу подкатил приступ тошноты.

— Мне кажется, я не готов, я …

— Постойте, сударь, погодите! Куда это вы собрались? — доктор вскочил, бросился к двери и перегородил собой путь на свободу. — Так не пойдет. Мы вас быстренько вылечим. Мы вашу проблемку знаем, она нам хорошо известна. Все ищите чего-то, в себе копаетесь, копаетесь. Все вам не так, то кульминацию не дожали, то герой недоразвит. Вам уж и призы, и комменты хвалебные. Носятся с вами, как с элитой какой-то, а вы все ноете и ноете. И тексты ваши, все нервы треплют, душу рвут. Потому что больные вы насквозь, вам лечиться надо, лечиться, а вы никак понять этого не можете! Да от вас читателей спасать надо! Вас изолировать надо, и лечить! Лечить!

Дмитрий уже ничего не понимал. Он наблюдал, как доктор, повторяет одно и то же в исступлении, брызжа слюной, покрывшись испариной на лбу с залысинами. Одно и тоже, снова и снова…

«Да ведь он… зациклился. Не может быть!»

Дмитрий был готов поверить, что его внутреннее Альтерэго вырвалось наружу и транслирует ему поведение доктора — это крайняя стадия его собственного состояния навязчивых идей. Он стал убеждать себя, что ему все это кажется, галлюцинации, зрительные, слуховые, а на самом деле доктор…

Доктор сидел за столом перебирал бумаги. Что-то записывал, быстро, наверняка, неразборчиво.

Дмитрий с облегчением упал на диван. «Показалось! Слава богу, показалось…»

Он стал анализировать, в какой момент начался приступ. Наверное, когда стало казаться, что он в чате.

— Вот, я вам тут написал кое-что… — доктор проворно выскочил из-за стола и подбежал к Дмитрию с листком бумаги.

— Это антидепрессанты? — осторожно поинтересовался Дмитрий.

Больше всего ему не хотелось подсесть на эту дрянь, он бы предпочел какие-то советы по аутотренингу, консультации. Неужели без этого никак?

Доктор отдернул от протянутой руки Дмитрия уже подаваемый тому листок, воззрился на него, словно видел впервые. Потом захохотал, захлопал себя по коленке, как клоун, профессионально давя из себя хохот.

— Антидепрессанты, говорите?

И снова взрыв смеха.

— Ну, в каком-то смысле, да… — выдохнул он, утирая глаза.

Листок перекочевал к Дмитрию.

Тот пробежал его взглядом, в надежде не найти там….

Это был вовсе не рецепт.

— Антидепрессанты — все еще хихикал доктор, — Скажете тоже. Они самые. Или вместо них. Читайте! Читайте и учитесь, как надо писать, а то с вашим нытьем, тоской зеленой вас ни один редактор близко к издательству не подпустит.

Это было… черти что такое, словно написанное под тяжелыми наркотиками, смесь боевого фэнтези, эротической прозы и пошлого анекдота, без начала и конца, зато с криво зарифмованными стихотворными вставками.

Дмитрий по первому предложению узнал это. Он читал это. Вынужденно. Будучи участником конкурса в своей подсудной группе читал давно, плюясь и испытывая острое желание промыть глаза и прополоскать мозги. Потом долго старался забыть, но такое, как матерный анекдот, случайно услышанный один раз в детстве, врезается в память, травмируя психику на всю жизнь. И вот опять…

Дмитрий понял, что его сейчас точно стошнит, всенепременно, прямо вот на этот кусок графомании. Он побледнел и упал в обморок, удачно попав обратно на диван.

— Это что еще?… — доктор Тихомиров Тихон Семенович, стоя на пороге, рассеянно переводил взгляд с одного незваного гостя своего кабинета на второго. Один, совершенно незнакомый, лежал на диване, дай бог, чтоб просто в обмороке, второй, напротив, хорошо знакомый, постоянный, так сказать, клиент, Евгений Закорюкин, страдающий сразу от нескольких маний, начиная с графомании, заканчивая, величия, сидел в закрытой позе за его столом и, что самое невероятное, в его халате.

— Санитары! — взмолился Тихомиров, мучительно вспоминая в какой момент, повстречавшийся ему в приемной Закорюкин успел вытащить из его кармана ключи от кабинета. Видимо, когда полез обниматься.

«Вот и клептомания добавилась», — подумал доктор, глядя вслед несчастному Закорюкину, уводимому под руки доброжелательными, но непреклонными медиками.

— «И меня вылечат…» — радостно возвестил Закорюкин на прощание.

— Но это не точно, — пробормотал Тихон Семенович себе под нос, уже оказывая первую помощь бесчувственному пациенту на диване.

Дмитрий быстро пришел в себя, так же быстро понял объяснения доктором произошедшего казуса, принял извинения и сообщил, что не смотря на … вполне готов к консультации.

На вопросе о роде занятий Дмитрий испытал дежавю, но психотерапевт Тихомиров отличался от психопата Закорюкина абсолютно во всем, и созданная им обстановка позволила пациенту преодолеть приступ паники и признаться:

— Я писатель.

Вот тогда уже доктору Тихомирову стало плохо. На самом деле плохо. К горлу подкатил приступ тошноты.