Привет, Свет! 25

                                                        12

К тому времени я уже порядком устал от чёртовой школы, от её преподавателей, которые, словно сговорившись, то стыдили меня за проступок, который я не совершал, то учили жизни, устал от бокса. Если к учёбе я относился с горем пополам, то спорту отдавал всего себя, и честно выкладывался на тренировках и соревнованиях. И вот теперь душа и тело требовали отдыха. И я поддался искушению. Пропустил одну тренировку, затем вторую, и понеслось…

Лето, как обычно, пролетело быстро и незаметно.

Первого сентября, когда мы снова собрались на торжественной линейке, чтобы поприветствовать первоклашек, я, увидев своих одноклассников, с удивлением констатировал, как они изменились и повзрослели за те три месяца, что мы не виделись. Особенно, девчонки. Вернее, теперь уже правильнее было называть их девушками. Они округлились, стали фигуристыми, так сказать, «вошли в тело», и, глядя на них, сроду не скажешь, что им по четырнадцать-пятнадцать лет.

Светка – так вообще выглядела потрясающе. Я её даже не сразу узнал, когда она, по обыкновению, последней зашла в класс. Подумал, что какая-то новенькая к нам заявилась. Только когда её зелёные выразительные глаза зыркнули в мою сторону и при виде меня в них запрыгали бесята, я понял, кто это появился в дверях.

А всё дело было в прическе. На этот раз её светло-русые волосы не были схвачены в обычные косички-хвостики, а были распущены и подстрижены до плеч. Чёлка доходила до бровей, которые почему-то были темнее её - чего я раньше не замечал, - и этот контраст придавал ей непередаваемый шарм. Она выглядела обалденно, и произвела впечатление не только на меня.

А Светка поздоровалась и довольная тем, что произвела такой фурор – или, может от того, что увидела меня? – направилась к своему месту. Я не отрываясь, следил за тем, как она движется, как легко и уверенно переставляет свои красивые ноги, как колышутся волосы в такт шагам. А та, нисколько не смущаясь десяткам устремлённых на нее восхищённых взоров, улыбаясь, смотрела на меня.

Когда она подошла к нашей парте, улыбка её стала ещё шире.

- Рот закрой, - не громко сказала она мне, поставив портфель на парту.

- Чего? – не понял я.

- Рот закрой, - весело повторила она, - а то проглотишь меня ещё ненароком.

Я спохватился и захлопнул рот. Надо же, он и в самом деле был открытым! Я так был поражен, что не заметил, как у меня отвисла челюсть.

- Вот так-то лучше, - удовлетворённо заметила она, усаживаясь рядом со мной. Улыбка не сходила с её лица, и она была просто неотразима. – Ну, что, Сашка, привет, что ли?

- Привет, Свет! - откликнулся я, сияя как начищенный никелированный чайник.

- Ну, и как я тебе с новой причёской? – спросила она, затем и тряхнула головой; волосы послушно, словно волны, колыхнулись в одну сторону, потом в другую.

- Умопомрачительно! – не сдержался я, но тут же спохватился, вспомнив, что мы не одни, и, наклонившись к её уху, прошептал. – Ты самая красивая в этом классе, кроме одного человека.

- Какого? – искренне изумилась Светка.

- Меня.

- Тебя? – Она рассмеялась, потом лукаво глянула на меня и сказала. – Неправда.

- Это почему? – притворно насупился я, ожидая от неё подвоха.

Теперь она прильнула к моему уху, чтобы никто, кроме меня её не услышал, и горячо зашептала:

- Ты красивее всех среди мальчишек, - а я среди девчонок.

Затем она отклонилась от меня, чтобы посмотреть на мою реакцию. А я расцвёл от удовольствия и одними губами произнёс:

- Согласен.

Светка снова наклонилась к моему уху, намереваясь ещё что-то сказать, но тут в кабинет вошла Валентина Михайловна. Она осмотрела класс и, увидев, что мы все в сборе, не дожидаясь звонка, начала классный час. И начала с того, что восьмой класс для кого-то будет выпускным, поэтому нужно подтянуться, чтобы окончить школу с хорошими оценками. Затем она попросила поднять руки тех, кто собирался после восьмого класса покинуть школу. Нас оказалось больше половины и, в основном, пацаны. Увидев среди поднятых рук мою, она искренне удивилась.

- Чебышев, ты же хорошо учишься. Тебе непременно надо закончить десять классов и поступить в институт.

- А я так и собирался сделать, - встав, ответил я и, после секундной паузы добавил, - когда-то.

- А что сейчас тебе мешает это сделать?

- Я не могу учиться в школе, где директор, наугад ткнув пальцем в кого-нибудь из учеников, может объявить его виновным, а чтобы это было якобы обоснованно, сказать, что ей об этом кто-то сказал. И главное, неважно кто. С таким правосудием к концу десятого класса я, наверное, переломаю всю школу. А мне бы хотелось выйти отсюда с чистой совестью и с незапятнанной репутацией.

Валентина Михайловна не нашлась, что ответить на это, а лишь взмахнула руками, говоря этим, мол, хозяин – барин, и перешла на школьные темы. Но в конце урока снова вернулась ко мне.

- И всё же, Чебышев, - сказала она, - после школы ты всё равно пойдёшь учиться дальше. С твоими способностями тебе обязательно нужно это сделать. И если с оценками у тебя всё в порядке, то с дисциплиной просто беда. Вряд ли ты сможешь поступить куда-нибудь с таким поведением. Так что успокойся и соберись. Если ты окончишь школу с двойкой по поведению, ты этим всё равно ничего никому не докажешь, а только навредишь самому себе. Так что подумай.

Что ж, в этом было зерно истины. Зачем вредить самому себе? И я решил взять себя в руки. В этот день, на удивление учителей, я не получил от них ни одного замечания. И что интересно, никто из них не удивился, словно, я вёл себя так всегда. Только Любовь Владимировна, преподаватель химии, которая почему-то меня недолюбливала, из-за чего я постоянно с ней конфликтовал, не выдержала и где-то на середине урока осторожно поинтересовалась.

- Чебышев, ты случаем не заболел?

- Нет, Любовь Владимировна, - ответил я с места, - я просто взялся за ум.

- Это хорошо, - одобрила она, но при этом почему-то с сожалением вздохнув, и продолжила объяснять прерванную тему.

* * *

После уроков, когда я выскочил из школы, Светка ждала меня на нашем условленном месте. Я подошёл к ней, любуясь её радостной улыбкой, взял, как обычно, за руку и собрался, было, идти, как она неожиданно вырвала руку.

- Ты чего? – опешил я.

- Больше мы так ходить не будем, - заявила она и, глядя на моё растерянное лицо, пояснила. - Отныне будем ходить вот так.

Она взяла меня под руку и пошла. Я за ней, чувствуя, как мой локоть соприкасается с её молодым крепким телом.

- Мы уже не маленькие, - пояснила она мне на ходу, - пора взрослеть.

В памяти тут же всплыл подковыристый вопрос Сеньки Горбашова: «А чего вы ходите, взявшись за руки, как пионеры?» Вспомнив это, я улыбнулся. Да, мы уже выросли из пионерского возраста. Впереди нас ждал комсомол. Меня, за отвратительное поведение, вряд ли, но Светку - точно. Так что она была права, пора взрослеть. Я прижал её руку к своему боку и повернул в сторону Дальних Гор. Светка с любопытством глянула на меня.

- Так длиннее, - пояснил я, - мы же так долго не виделись.

- А я разве против? – улыбнулась она в ответ.

- Тогда я слушаю вас, моя принцесса.

- И что вы желаете услышать, мой принц? – подхватила Светка мой шутливый тон.

- Уверен, вам есть, что мне рассказать.

- А, может, лучше вы что-нибудь…

- Не нужно пререкаться, моя принцесса, - оборвал я её строго, нахмурившись при этом. - Через Дальние Горы путь длинный, но не бесконечный. Поэтому, прежде чем мы дойдём до вашего дома, я бы хотел вас послушать.

- И с чего же мне начать, мой принц? – Светка покорно потупила взгляд.

- Начните с самого интересного, - подсказал я, - и не тяните резину, пожалуйста.

- Тогда слушайте, принц мой… - сказала она и, не выдержав, рассмеялась.

Я рассмеялся вместе с ней.

Дорога через Дальние Горы была длиннее обычной раз в десять, наверное, но, когда мы подошли к Светкиному дому, Светка так ничего путём и не рассказала. Весь путь мы шутили, подкалывали друг друга и смеялись. Пожалуй, это было наше самое весёлое путешествие.

С боксом пришлось распрощаться. Второго такого затяжного прогула Леонтьич мне не простил бы, будь я хоть чемпионом Советского Союза. Следовательно, торопится было некуда, и мы стали ходить домой только через Дальние Горы. Лишь после Нового года, когда началась вторая смена, вернулись к прежнему маршруту. В тёмное время по Дальним Горам карламарксовским ходить было небезопасно, и мы решили не рисковать моим здоровьем.

Памятуя о том, что для поступления в техникум мне была нужна положительная характеристика и хорошее поведение, я старался сдерживать себя. Не разговаривал на уроках, не хамил и не грубил учителям, чем немало радовал свою классную Валентину Михайловну. Учился я по-прежнему ровно, на твёрдые четверки, несмотря на пренебрежительное отношение к учёбе.

Но если я был хорошистом, то Светка - круглой отличницей. Краса и гордость нашей школы. Она не раз блистала на школьных городских и областных олимпиадах, и все учителя пророчили ей большее будущее.

- Не понимаю, и что она в тебе нашла? – как-то раз спросила меня мать, заглядывая в мой дневник.

- Кто? – переспросил я, хотя догадался, о ком идёт речь.

- Да Светка Казанцева. Красивая, умная девчонка.

- Я тоже красивый и умный, - ответил я и, вспомнив Светкино изречение, процитировал его. – «Самый умный и красивый среди пацанов нашего класса».

- С кривыми зубами-то? – улыбнулась мать.

- Зубы – это не главное в человеке, - парировал я. – У мужчин главное – ум.

- Если бы ты был умным, то учился бы на пятёрки, закончил бы десять классов и поступил бы в институт.

- В этой школе я больше учиться не буду! – решительно заявил я, забирая у неё дневник, и на этом наш разговор закончился.

Разумеется, кроме нас со Светкой в нашем классе было немало ребят, учившихся на четвёрки и пятёрки. Танька Каркавина была отличница, правда, четвёрки по английскому и черчению не давали ей право называться «круглой», как Светка. Ирка Викунова и Маринка Андронова - хорошистками. Фотография нашей пятёрки с четвёртого класса, как мы перешли в «пятнашку», постоянно висела на доске почёта школы. Временами, меняя друг друга, словно договорившись между собой, к нам присоединялись то Ольга Бакаляева, то Юлька Харченко. Человек шесть, имевшие в своём арсенале по две-три, а то и всего одну тройку, как Серёга Селистархов, были кандидатами в хорошисты. Так что по успеваемости наш класс, несмотря на наличие тупиц, таких, как Локтя, Гафоня и Кирей с Губайдуловой, среди восьмых классов, а их в школе было четыре, считался самым сильным. А при завершении учебного года мы вообще выдали рекордный результат: два отличника и семь хорошистов. К нашей традиционной пятёрке присоединились сразу и Юлька, и Ольга, и ещё подтянулся Серёга Селистархов, всё-таки осиливший английский и получивший по нему годовую оценку «четыре».

К концу восьмого класса я здорово подтянулся. В смысле роста. Теперь на уроках физкультуры я стоял уже шестым от головы шеренги, которую неизменно возглавлял Локтя, ставшим настоящей дылдой. Вторым шёл Вовка Сокин, из-за своей худобы походивший на оглоблю. За ним - Гребешкова. У неё было странное имя – Марианна, но мы все звали её Маринка, а за глаза - Марьиванна. Она выглядела настолько зрелой, что ей запросто можно было дать лет двадцать, а то и больше. После - Борька Вальчек, мой друг Санька Маликов, ну, а потом – я. Видно, занятия спортом дали положительный результат. Я вырос, возмужал и из первоклашки-шибздика превратился в восьмиклассника среднего роста с крепким телосложением, имеющего первый разряд по боксу.