Перекур
ПРОЛОГ
.
Демид приснился своей младшей сестре Ольге спустя полгода после того как сбросился с крыши многоэтажки. Во сне Ольга принялась упрекать брата. Начала рассказывать, что их родители сейчас очень страдают, но он прервал её.
- Ладно, - Демид махнул рукой, – и здесь можно жить.
Он попятился и какие-то изломанные тени, похожие на силуэты нещадно изувеченных людей, выросли вокруг него. Послышался сильный стук, будто колотили кулаком в дверь. Кто-то застонал, закричал, зарыдал. Загудели мощные механизмы. Гудение сменилось рвущим нервы скрежетом. Ольга сама вскрикнула от страха и проснулась…
.
.
ГЛАВА 1
.
Когда зазвонил телефон, Демид лежал на тахте и смотрел в окно. Бездумно следил за тем, как темнеют пустые серые небеса и сгущаются сумерки. Приятная дремота почти овладела им, но отвратительно резкий звонок прогнал её.
Демид зевнул и неохотно поднялся. Подошёл к столу, снял трубку с допотопного аппарата и буркнул:
- Да.
В ответ раздался тихий, но встревоженный голос Вики:
- Это я! Мы с Ирмой поссорились, и её отец вытолкал меня! Не только из квартиры! Из дома!
Демид крепче сжал трубку, ветхая пластмасса жалобно затрещала.
- Где ты теперь? – спросил он.
- В будке таксофона возле… Возле восемнадцатого дома на проспекте Гагарина! – Вика заплакала. – Я даже не подозревала, что Ирма такая! И я… видела Колясочников!
- Попробуй снова поговорить с ней, - сказал Демид.
- Пробовала! По домофону и по телефону!
- И как?
- Никак! – всхлипнула Вика. – Никто не ответил!
Демид опять посмотрел в окно. Ему показалось, что небо, словно брюхо неведомого титанического чудища, опускается на крыши безмолвного города, не спешившего зажигать свои огни.
- Помоги мне! – попросила Вика. – Курильщики ведь не каждую ночь сидят на лестнице! А я… Сама я не справлюсь! Обязательно заблужусь, и Колясочники поймают меня!
- Ты… дождись утра в будке, - проговорил Демид. – Если не шуметь и…
- Не могу! – перебила Вика. – Таксофон звонил дважды! И так громко! Так громко! Скорее всего, звонят Колясочникам! Кто ещё будет пользоваться таксофонами ночью?! Но больше мне спрятаться негде! Всё, кроме телефонных будок, наглухо закрыто!
Наморщив лоб, Демид с минуту молчал. Потом кивнул и сказал:
- Хорошо. Постараюсь придти.
Он повесил трубку, упёрся руками в стол и сгорбился.
Близкие люди вечно терзали Демида самыми разными, зачастую неожиданными способами. Они готовы были умереть за него в любой момент, но при этом без особых причин отравляли ему существование. Они то и дело вызывали в нём жалость и гнетущую тревогу за них, а затем откровенно гадили ему в душу. Сегодня умоляли пожертвовать ради них заветной мечтой, а назавтра закатывали омерзительный позорный скандал, упрекая Демида в никчёмности. В итоге выходило, что лишь он виноват в бедах, регулярно обрушивающихся на них…
Поэтому Демид всегда хотел быть один. Хотел, но у него не получалось. Он постоянно был с кем-нибудь. Как правило с женщиной.
Почему? Зачем?
Демид не понимал. Но иногда думал, что это некое несокрушимое проклятие.
И вот уже полгода он жил с Викой…
- Проклятие… - прошептал Демид и обвёл взглядом спальню. Блеклые обои в цветочек отклеились во многих местах. Полосатые жёлто-белые шторы пачкались о пыльные батареи. Из центра потолка, будто усы огромного насекомого, торчали оголённые медные провода. Узкая полка под мутным настенным зеркалом была занята косметикой. На спинке стула сохло выцветшее полотенце. На дверных ручках шкафа висели два платья: красное и чёрное. Ещё одно, зелёное, валялось на потёртом паркетном полу.
- Проклятье, - повторил Демид и взял со стола наручные часы. Детские, золотистые, с розовыми пластмассовыми ремешками. На круглом белом циферблате был изображён диснеевский Винни Пух, запустивший лапу в пузатый горшок.
Часы давно не работали, но Вика любила их и редко снимала. Перед сном, лёжа в постели, она подолгу любовалась рисунком. Говорила, что её интересует не время, а то, сколько в горшке осталось мёда и остался ли вообще.
Плохо, что, идя к подруге, Вика забыла часы. Плохой знак.
У Демида заныло в груди. Встряхнувшись, он прошагал в переднюю. По пути сунул часы в боковой карман штанов.
- Да, мёд есть, – пробормотал Демид и сдёрнул с вешалки чёрную джинсовую куртку. Надел её и кроссовки того же цвета. Открыл входную дверь. Петли противно заскрипели. Он вновь и вновь смазывал их, но всё без толку.
.
.
* * *
.
Лестничную площадку освещала тусклая лампочка, угнездившаяся в расколотом стенном плафоне. В её абсолютно целой грушевидной колбе не было нити накаливания, штенгеля и прочих внутренних деталей. Их заменял тлеющий, но не дымящий сигаретный окурок. Такие светильники днём и ночью горели на всех этажах, за исключением трёх первых. И окурки в лампочках не истлевали, не превращались в пепел.
Белая краска стен посерела, потрескалась и лупилась, обнажая бурую штукатурку. Мел на отсыревшем потолке тоже лишился белизны. В углах чернела плесень. Только жёлтый мрамор пола до сих пор выглядел достойно, хоть и был посыпан пеплом.
Окно заложили красными кирпичами. Над ним висела синяя табличка с ядовито-зелёной надписью: ВЫХОД.
Остановившись посреди площадки, Демид прислушался и принюхался. Тишина царила гробовая. Как обычно пахло табаком, но дыма, к счастью, не наблюдалось.
Демид сделал шаг и снова застыл, вперившись в западную стену с чёрным числом 60. В ней должны были быть лифтовые двери. Но их почему-то не было, как и самого лифта. Не было изначально. Шахты, наверное, тоже не имелось. И Демид не переставал удивляться, что подобное возможно в шестидесятиэтажном доме. Рука так и тянулась к несуществующей кнопке. Пальцы жаждали нажать её и вызвать кабину, которая легко и быстро доставила бы своего пассажира к настоящему выходу из небоскрёба. Легко, быстро, а главное – мимо Курильщиков, нередко устраивавших на лестнице ночные посиделки.
Демид посмотрел на марш, ведущий к чердачной двери. Она и последние ступени таились во тьме. Считалось, что Курильщики приходят оттуда. С чердака. Или с крыши. А на улицах никто их никогда не видел. Да и в других зданиях вроде бы тоже.
Глубоко вздохнув, Демид стал медленно спускаться по лестнице. К перилам не притрагивался. Будучи деревянными, они иструхлявели, некоторые покосились и на всех алели непонятные письмена, вырезанные Курильщиками.
Когда Демид поселился в этом небоскрёбе, его предупредили, что перила не предназначены для людей. Если прикоснёшься к ним, то потеряешь контроль над собой и против воли пойдёшь на чердак. Никто не сможет удержать тебя, и ты не возвратишься.
Пепла на маршах было немерено. Потревоженный ногами, он порошил кроссовки. Едва различимо шуршал.
Демиду вспомнилось, как в детстве, в родной девятиэтажке он часто спускался по лестнице бегом, лихо перепрыгивая через три-четыре ступени. Тогда он воображал себя Джекки Чаном, черепашкой-ниндзя или ещё каким-нибудь супергероем. Так же делали Демидовы друзья. И Пашка с восьмого этажа, однажды сломал себе ногу. Перелом был жуткий, открытый, и на ступенях долго бурели кровавые пятна, въевшиеся в пористый бетон. Прыгая через них, Демид чувствовал себя более крутым, более суперским, нежели раньше.
«Эх, воскресить бы сейчас это чувство», - с тоской подумал он, ощущая, как страх сдавливает внутренности.
Сойдя на межэтажную площадку, Демид глянул налево. Там был закуток с дверцей мусоропровода в грязной стене. Настолько грязной, будто её изо дня в день обливали помоями.
Свет лампочки не попадал в закуток. Его освещал «джинн», стоявший в углу. «Джиннами» обитатели дома называли водочные бутылки, заполненные прозрачной жёлтой жидкостью. В каждой из них плавали шесть или восемь тлеющих сигаретных окурков, обвитых струйками сизого дыма. Этикеток на бутылках не было, а пробки покрывала сажа.
«Джинны», естественно, принадлежали Курильщикам, которые десятками расставляли их на лестнице, потом убирали куда-то и приносили новые. Была ли внутри окрашенная табаком водка, вода или нечто иное, никто из жильцов не знал, ведь они боялись трогать вещи Курильщиков. Но многие не сомневались, что Курильщики мочатся в бутылки.
Демид оглянулся на пройденный марш. Зачем-то сосчитал ступени. Их было восемнадцать.
«На две больше, чем допускается, зато лифта нет», - подумал он.
.
.
* * *
.
Пятьдесят девятый этаж.
Пятьдесят восьмой.
Пятьдесят седьмой.
Пятьдесят шестой.
Пятьдесят пятый.
Пятьдесят четвёртый…
Везде сигаретные лампочки и «джинны». Везде замурованные окна, обшарпанные стены и сырые потолки. Везде пыль, плесень и пепел.
Дыма не было. И Курильщиков. И людей. Все жильцы, как велел закон города, заперлись на ночь в квартирах. Наверно, спали. Тихо и мирно.
Хотя нет. На сорок девятом этаже горячая парочка затеяла ссору. Мужчина и женщина бешено орали друг на друга за дверью с номером 196. Орали, не обращая внимания, что в той же квартире отчаянно рыдает ребёнок.
Демид мысленно выругался. Подумал о том, что на слесаря-сантехника нужно учиться. На проктолога тем паче. О да, если хочешь, чтобы тебе позволили чинить унитазы и задницы, то придётся добывать справки, дипломы и всякие письменные разрешения. Но для того, чтобы детей нарожать, никакой учёбы, никаких дипломов и разрешений не требуется. Любые кретины могут беспрепятственно создать семью и творить в ней какую угодно хренотень. И творят, пока мент на лысой горе не свистнет.
Следующие пять этажей отличались от предыдущих ничтожным количеством пепла и отсутствием «джиннов». А на сорок третьем под окном лежала пустая приоткрытая пачка сигарет «Космос».
Демид сел на корточки, разглядывая находку. Она была картонной, тёмно-синей, слегка помятой. На верхней откидной части в золотистой прямоугольной рамке белела надпись:
.
КОСМОС
сигареты высшего качества с фильтром
.
На основной части пачки в квадратной золотой рамке располагался простой, но загадочный рисунок: алая пятиконечная звезда и белый трезубец, косо протянувшийся над ней. Демид, и не только он, в прошлом гадал, что означает это изображение. Предположений существовало несколько.
Вероятнее всего на пачке изобразили стилизованную советскую ракету, взмывающую в неизведанное космическое пространство. Трезубец со своими заострёнными концами действительно походил на неё, а звезда вполне годилась на роль пламени, вырывающегося из турбин.
По другой версии это был метеорит или даже комета. Пылающее небесное тело с белоснежным хвостом.
В детстве, когда Демид с друзьями обсуждали во дворе этот рисунок, мимо шёл какой-то подвыпивший мужик. Услышав, о чём они толкуют, он сказал:
- Забудьте о ракетах и кометах! Это кремлёвская звезда падает на тупые наши бошки!
И мужик расхохотался. Кучка детворы молча таращилась ему вслед. Потом Пашка вдруг выдал:
- А мне кажется, что звезда злая и стреляет лучом.
- Стреляет? – спросил Демид. – В кого?
- Ну, - Пашка пожал плечами. – Например, в инопланетян.
И горе-прыгуна, естественно, засмеяли. Вспомнив об этом, Демид улыбнулся и ниже наклонил голову. Прочитал надписи на боках и дне пачки.
.
Сигареты изготовлены из отборных сортов табака
.
Минздрав СССР предупреждает
курение опасно для вашего здоровья
.
Табачная фабрика «Ява» Москва
ОСТ 18-238-75
Цена 60 коп.
.
«Откуда они такое старьё берут?» - подумал Демид, выпрямляясь. Впрочем… откуда Курильщики вообще брали сигареты, ведь их в городе не продавали, как и выпивку? Или Курильщики смолили «Космос» именно поэтому?
«Да, наверное, нашли забытый склад», - решил Демид.
Ему захотелось наступить на пачку, расплющить её, получить немного удовольствия. Глупого и чреватого, но всё же удовольствия.
Демид приподнял ногу и… сдержался. Он продолжил спуск. Продолжил вспоминать своё детство.
.
.
* * *
.
Демиду было шесть лет, когда он впервые увидел пачку «Космоса». Но не картонную, а мягкую бумажную и почти полную.
Однажды в жаркий летний день он встретил во дворе Вовича, который жил в соседнем доме и был на четыре года старше.
- В нашем кинотеатре охрененный фильм крутят! – восторженно сообщил он. – «Бесконечная история» называется! Три раза смотрел! И сейчас пойду! Хочешь со мной?! Для мелюзги как ты вход бесплатный! Притворишься моим братом!
- Меня на полчаса отпустили, - вздохнул Демид. – Мы в деревню уезжаем.
- Деревня подождёт, - сказал Вович, - а «Бесконечную историю» всего до понедельника показывать будут! Ну что, идёшь?!
Демид оглянулся на подъезд, на окна и… согласился.
Платить ему действительно не понадобилось, но фильм не был охрененным. Он оказался чудесным, потрясающим, окрыляющим, животворным... Из кинотеатра Демид вышел другим. Его будто превратили в калейдоскоп, направили прямо на солнце и непрестанно вращали. Он лишь краем уха слушал болтовню Вовича. Тот забыл о фильме, переключившись на девчонок из своего класса.
Девчонки?! Обыкновенные девчонки, ходившие в обыкновенную школу? Зачем они нужны, если есть Принцесса, живущая в сияющем дворце и правящая беспредельной Фантазией?!
Но неожиданно Вович схватил Демида и оттащил за вонючие мусорные контейнеры. Вокруг взвились жужжащие мухи.
- На дороге мои родоки торчат! – прошипел Вович, достал из-за пазухи пачку «Космоса» и затолкал в карман приятеля. – Заныкай у себя! Потом отдашь!
Демид собрался сказать, что приедет из деревни через месяц, но Вович уже ушёл к родителям. Они засекли его и звали по имени.
Понаблюдав за ними, Демид побрёл к дому. По пути обдумывал, где спрячет сигареты и как будет объясняться перед собственными родоками. Придумать, правда, ничего не успел. Дверь дома распахнулась и наружу выбежала старшая сестра Демида. За ней появились отец и мать.
- Вот он! – взвизгнула сестра.
Отец обогнал её, схватил Демида и затряс, как собака плющевую игрушку.
- Ты что вытворяешь, гадёныш?! Мы из-за тебя на поезд опоздали! Придётся заново покупать билеты и ехать аж послезавтра!
Демид молчал. Оправдания были бесполезны. Особенно когда «Космос» вывалился на асфальт.
- Он курил! – истерично прокричала мать, почему-то считавшая самым тяжким детским преступлением курение.
Отец прекратил трясти Демида, и потащил его в дом. Там сигареты были смяты и выброшены в мусорное ведро. Кроме одной, которую раскурили и ткнули тлеющим концом в губы Демиду…
.
.
* * *
.
Сорок второй этаж.
Сорок первый.
Сороковой.
Тридцать девятый…
Демид замер, едва ступив на площадку между тридцать девятым и тридцать восьмым этажами. Здесь «джинны» не освещали закуток, но в темноте возле мусоропровода мерцали пять багровых огоньков. Здесь, недоступные для взгляда, сидели Курильщики. Дым извивался по пеплу и соскальзывал на следующий марш. Вверх не летел. Поэтому Демид заметил его слишком поздно.
Или не поздно?
Демид попятился и споткнулся. Взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие. Чуть не коснулся перил и поцарапался о щербатую стену.
Огоньки сигарет замерцали ярче. Курильщики негромко рассмеялись. Кто-то закашлялся.
Из темноты высунулась пара длинных тощих рук с глубокими морщинами и чёрными обгрызенными ногтями. На пол, на границу между светом и тьмой упали шесть гнутых сигарет и высохший крысиный труп.
Демид оцепенел.
- Эта бумага… Будь она проклята! – прохрипел кто-то и снова закашлялся. – Она вкус дыма портит! Она вредит мне! А фильтры нихрена не очищают! Совсем наоборот!
Руки принялись потрошить сигареты, высыпая табак на плешивый живот крысы. Фильтры и скомканная бумага отбрасывались прочь.
Когда дело было закончено, на свет показалась грязно-жёлтая курительная трубка. Но не вся. Часть мундштука осталась скрыта в темноте. Руки начали щепотками брать табак и набивать им трубку. А набив, зажгли её оригинальным способом. Правая рука оторвала у дохлой крысы окоченевший хвост и чиркнула им по ногтям левой. Хвост сыпанул красными искрами, затрещал и загорелся. Рука поднесла его к табаку. Трубка запыхтела, кто-то в темноте зачмокал и выпустил дым. Сперва заострённой струёй, затем пятиконечной звездой, а потом кольцом.
Левая рука взяла трубку.
- Теперь это настоящее и безвредное наслаждение! – сказал хриплый голос. – А вы – тупые, ленивые говноеды!
Курильщики опять рассмеялись.
Дымные фигуры проплыли мимо Демида и разбились об пол.
Правая рука ткнула в Демида указательным пальцем.
- Ну, чего рот раззявил, ничтожество?! Проваливай! Давай-давай, топай, пока я добрый!
Демид вздрогнул, моргнул и ушёл. Он боялся, что Курильщики накинутся на него сзади, но не оглянулся. Вернее, оглянулся, но после того как спустился на двадцать девятый этаж. Там странный дым просроченных сигарет сплошной завесой поднимался до потолка, равномерно распространяясь по нему во все стороны.
Став перед завесой, Демид посмотрел назад. На ступени, покрытые пеплом и обвитые струйками дыма. На бутылку с окурками, что светилась под перилами.
Было абсолютно неясно, почему одних людей Курильщики безжалостно калечили, уводили неведомо куда или убивали, а других пропускали, не причинив ни малейшего вреда. Неужели Курильщики в отличие от Колясочников действительно иногда бывали добрыми? То есть в хорошем настроении, располагавшем к милосердию?
Похоже, бывали. Хотя… Демид ведь ещё не выбрался из дома. Ещё нет.
Вытерев пот со лба, он вновь повернулся к завесе. Будучи в толщину не больше полуметра она разделяла площадку пополам.
Задержав дыхание, Демид шагнул вперёд. Подумал о том, что его родители зря кипятились, подозревая, будто он курит и пьёт с приятелями. Впервые он напился в семнадцать лет, а правильно курить сигареты научился годом позже. До этого просто набирал дым в рот и выпускал через нос.
.
.
* * *
.
Демида «просветил» Виталь, когда они смолили у него на балконе. Видя, какой густой дым извергает из себя друг, Виталь ухмыльнулся:
- Ты чё, не в тягу?!
- Что? – не понял Демид.
Виталь похлопал себя по груди:
- Дым надо вдыхать в лёгкие. Тогда кайфово будет. А так ты даром сигареты жжёшь.
Демид решил, что Виталь прикалывается. Однако припомнил, что по телевизору курильщиков стращали раком лёгких, и почувствовал себя чмошником. Почувствовал, раскаялся и приложил старания для того, чтобы стать на путь истинный. Он затянулся и тут же закашлялся. Кайфа не словил. Но после второй затяжки кашлянул всего раз, а после третей не кашлял вовсе. И голова приятно закружилась. Появилось опьянение, словно от бутылки пива.
- Ну как? – спросил Виталь, улыбаясь.
- Круто, - сказал Демид, бросил окурок во двор и зажёг новую сигарету.
Друг сел на скамейку, взял гитару и заиграл. Спел несколько песен Башлачёва. Здорово спел. Демид же курил сигарету за сигаретой, и ему было всё кайфовее…
А спустя час он вернулся домой, и мозги у него вдруг наполнились болью. Вдобавок накатила нестерпимая тошнота. Он едва успел добежать до туалета и блевал как сумасшедший. Повезло, что родители были на работе, а сёстры где-то шлялись.
Увы, на каждый кайф обязательно найдётся свой кайфолом.
Демиду нездоровилось до утра. Ночью он не спал, ощущая то жар, то холод. Руки дрожали, а в груди противно ныло.
И, конечно же, Демид был уверен, что никогда, никогда, никогда в жизни не станет курить. И, конечно же, вскорости купил пачку сигарет. Правда, не употребил её в один присест, а растянул почти на неделю.
Он выбрал «Кэмел». Ему понравилась картинка: верблюд на фоне египетских пирамид и пальм. Ничего особенного, но всё же романтика.
В дальнейшем Демид пробовал разные сигареты. Только не «Космос». И вместо «курить» говорил «дымить».
.
.
* * *
.
Приблизившись к маршу, Демид остановился. Внизу дыма не было. То есть был, но весь кудрявился внутри «джиннов».
Покосившись на завесу, Демид хмыкнул и пошёл по ступеням.
Любопытно получалось… Он не дымил с тех пор как поселился в этом прокуренном доме. Во-первых, не было возможности. А, во-вторых, никотиновая зависимость пропала сама собой. Во всяком случае Демид привык так считать. Но что если она не пропала? Что если дело в пресловутом пассивном курении? Ведь по ночам дым вполне мог проникать в квартиры.
.
.
* * *
.
Двадцать восьмой этаж.
Двадцать седьмой.
Двадцать шестой.
Двадцать пятый.
Двадцать четвёртый.
Двадцать тре…
Демид опять замер посреди промежуточной площадки. Кто-то выломал из мусоропровода дверцу и положил её в углу рядом с «джинном». А по трубе мусоропровода откуда-то сверху мчался поток сизого дыма.
«Вот бы вдохнуть немного... – подумал Демид. – Нет! Нет, чёрт подери! Я что, рехнулся?!»
Но чем дольше Демид пялился на несущийся дым, тем сильнее становилось желание затянуться этой гигантской мусорной сигаретой. Он вспомнил бомжей, собиравших на улицах бычки. Вспомнил, как в детстве сам собирал бутылки на тех же улицах. Вспомнил, как нашёл возле телефонной будки целую и чистую папиросу «Примы»…
Телефонная будка?
Демид встрепенулся и шепнул:
- Вика!
Он развернулся и шагнул на марш. Пройдя его до половины, обнаружил, что за пролётом на белом косоуре соседнего марша копотью написано нерифмованное двустишие:
.
Над переправой через Реку Злобы
Космический сгустился дым.
.
Демид вновь задумался о лифте, которого не было в их небоскрёбе.
Зато были Курильщики, любившие покурить на длинной, чертовски длинной лестнице. Так, может, лифт отсутствовал по их вине?
Но… чем он мог им помешать?
Или они хотели, чтобы люди время от времени приходили к ним?
.
.
* * *
.
Двадцать третий этаж.
Двадцать второй.
Двадцать первый.
Двадцатый.
Девятнадцатый.
Восемнадцатый.
Неожиданно из пролёта на перила упала крупная фосфорическая капля. Дымясь, она, будто слизень, поползла вверх по алым рунам поручня. Мимо пролетела пара таких же капель, бывших ни чем иным как плевками Курильщиков.
Демид побежал. Он держался вплотную к стенам, задевая их плечом, отчего на ступени сыпались куски краски.
Остановился Демид на третьем этаже, который Курильщики почему-то не посещали. Здесь не было пепла, «джиннов» и сигаретной лампочки. Пустой плафон косо висел на стене. Слабый свет сочился сквозь пролом в замурованном окне.
Таблички «Выход» тоже не было, но вокруг дыры белела надпись: Жизнь прожить – не палец обоссать.
Став подальше от перил, Демид напряжённо осмотрел свою одежду. К счастью, слюна Курильщиков не попала на неё. Зато левый рукав куртки испачкался и порвался.
«Блевантины грёбаные!» - с ненавистью подумал Демид. Затем подошёл к пролому. Небо за ним было тёмно-синим, почти чёрным, но без единой звезды. Окна домов не светились. Кое-где на безлюдных улицах зажглись фонари…
Минут через десять Курильщики прекратили плеваться, и Демид спокойно спустился на второй этаж. Там в кирпичах тоже щерилась дыра.
Пройдя ещё два марша, Демид наконец-то завершил спуск и двинулся по коридору. Окон тут не было, как и проломов. Под потолком ровно висели три плафона. В среднем горела обычная, не сигаретная лампочка, слегка мигавшая от незначительных перепадов напряжения. Шеренги настенных почтовых ящиков поросли ржавчиной.
Дойдя до двери, Демид приоткрыл её. Во дворе было прохладно и пахло прелью. Старая плакучая ива, роняя жёлтые листья, склонилась над скамейкой. Доска объявлений шелестела отклеивающимися от неё бумажками. На тротуарной плитке кто-то нарисовал мелом кельтский крест. Или мишень.
.
.
ГЛАВА 2
.
Днём город вёл монотонную, унылую, но довольно безопасную жизнь. А после заката из канализационных тоннелей выезжали сотни Колясочников и охотились до восхода. Пойманных людей они подвергали кошмарным пыткам и забирали в глубины вонючего подземного лабиринта, где мучения пленников, скорее всего, продолжались.
В жилые дома Колясочники врывались исключительно тогда, когда гнались за кем-нибудь с улицы.
Вика гораздо раньше Демида поселилась в этом городе, но ориентировалась в нём хуже некуда. Было абсолютно бесполезно объяснять ей дорогу. Не помогли бы и карты с компасом. Хорошо, что она запомнила, на каких автобусах и трамваях можно доехать до ненавистной работы, любимого магазина и лучшей подруги. Плохо, что общественный транспорт не ходил ночью.
А если Вике случалось заблудиться, то она пугалась чуть ли не до потери сознания, вжималась в стену и рыдала как ребёнок.
Демид же в каменных джунглях чувствовал себя, будто в родной квартире, и легко отыскивал нужное место, даже незнакомое. Видимо, эта способность развилась у него потому, что детство и юность он провёл в столице, исследовав её вдоль и поперёк.
Правда, Демиду не доводилось совершать ночные вылазки в данном городе. У Демида не было уверенности, что он сумеет успешно добраться до Вики и вернуться с ней обратно. Страх опять навалился на него. Он понимал, что за любым углом, в любом закоулке могли притаиться Колясочники.
«Да ладно, я же черепашка-ниндзя», - подумал Демид, пытаясь ободриться.
Он аккуратно закрыл дверь и стал под ивой. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, и бесшумно пошёл по мягкому газону. Не быстро, но и не медленно. При этом постоянно озирался.
Колясочники, вероятно, отлично видели в темноте. Однако Демид решил не рисковать понапрасну и не выходил на свет. Фонарей теперь горело вдвое больше. Зажглись и некоторые окна. Сверкали витрины магазинов. Многие светофоры мигали зелёными огнями.
Разумеется, Демид сворачивал и перед открытыми канализационными люками, где гудела какая-то техника.
Однажды он сделал приличный крюк из-за грузовика с белой надписью «ХЛЕБ» на кузове. Все машины, погасив фары, выстроились по обочинам. У этой же были включены габариты, и торчала она посреди дороги.
А на улице Осинского Демид столкнулся с таким ужасающим зрелищем, что едва не повернул назад, едва не отказался от задуманного. Там на перекрёстке светил бледно-жёлтый фонарь. Его изогнутым железобетонным столбом воспользовались как виселицей, вздёрнув под лампой человека в комбинезоне мусорщика. Обе штанины были оторваны. Одной висельнику связали руки за спиной, а другую натянули на голову. С голых ног от лодыжек до бёдер содрали кожу и мясо. Жуки, подобные тараканам, сновали по обнажённым костям, заползая в них через несколько круглых отверстий. Кровь струйками текла по массивным ботинкам и окропляла асфальт.
Человека повесили за шею, однако он не умер. Он хрипел, дёргался и раскачивался на кабеле. Фонарь не двигался, но конусный луч качался вместе с висельником, следуя за ним туда-сюда.
Рядом на дороге стояли двое Колясочников. Луч то и дело выхватывал из полумрака этих серокожих тварей. Запрокинув свои раздутые лысые головы, они таращили на мученика огромные овальные глаза, напоминающие тёмные стёкла солнцезащитных очков. Ресницы росли только на нижних веках, зато длинные, толстые и белёсые, как щупальца медуз. Ушей и носов у Колясочников не было. Косые щели безгубых ртов чернели над острыми подбородками. Тонкие шеи, казалось, не выдержат и вот-вот сломаются. Ещё более тонкие руки лежали на металлических подлокотниках старых инвалидных колясок. Маленькие шестипалые кисти подрагивали. Ноги выглядели совсем уж крошечными, рудиментарными. Безвольно свисая с чёрных сидений, они не доставали до подножек.
Одежды Колясочники не носили. У них были узкие костлявые плечи, впалые груди без сосков, пухлые животы без пупков и гладкие промежности без гениталий.
Из темноты выехал третий Колясочник. Тоже задрал голову и принялся кататься под фонарным столбом. Колёса он руками не крутил, мотора у коляски не было, и тем не менее она ездила.
Висельник, продолжая раскачиваться, издал громкий протяжный стон. Что случилось потом, Демид не узнал. Он скользнул за угол и, крадучись, пошёл по соседней улице.
Вскоре опять свернул. На этот раз перед развилкой, где багровела раскалённая крышка закрытого канализационного люка. Техника не гудела, но что-то шипело, как легион разъярённых змей.
«Чёртово дерьмо! – подумал Демид. – Я мог бы дотопать до Вики за полчаса! Если же буду петлять, то и к утру не справлюсь! Надо было сидеть дома, придурок!»
Но он всё шёл и шёл к цели, выписывая зигзаги по хаотично освещённому городу, по улицам и переулкам, дворам и подворотням. Иногда останавливался на углах, вглядывался в темноту и прислушивался. А в небе тем временем появились редкие звёзды…
.
.
* * *
.
До проспекта Гагарина было всего ничего, когда Демид оказался возле пятиэтажного здания, очень похожего на школу, где он проучился одиннадцать лет. Здание сложили из бурых кирпичей, и оно устало взирало на улицу квадратными окнами с перекошенными рамами.
Демид усилием воли прогнал воспоминания детства. Сейчас было не до них. Сейчас…
Демид повернул за угол и остолбенел. Четыре окна первого этажа светились. За ними отлично просматривался спортзал с белой разметкой на жёлтом полу, деревянными лестницами на бежевых стенах, баскетбольными корзинами и переносными футбольными воротами.
«Уматывай отсюда! – мысленно прокричал себе Демид. – Живо!»
Но он даже не шелохнулся, наблюдая за тем, что творится в зале. А там восемнадцать босых мальчишек двенадцати-тринадцати лет играли в безумный футбол. Играли не мячом, а… человеческим черепом, нижняя челюсть которого лежала в белом кругу посреди пола. Из глаз подростков текли слёзы. Волосы промокли от пота. Одежда тоже. А ноги были разбиты в кровь. Ногти потрескались, поломались. Игроки хромали, оставляли красные следы и часто падали.
За воротами стояли Колясочники. Двое. По одному за каждой сеткой.
Игра, судя по всему, началась уже давно.
«Уходи! – снова приказал себе Демид. – Ты не спасёшь их! Но спасёшь Вику!»
Светловолосый подросток ударил по черепу, забил гол и свалился. Сжал обеими руками окровавленную стопу. Зажмурился и раскрыл рот.
Игроки остановились. Они смотрели на светловолосого и тяжело дышали.
- Поднимайся! – шепнул Демид. – Давай!
Светловолосый не поднялся. Из-за ворот неторопливо выехал Колясочник и направился к упавшему. Мальчишки поспешно отступили к стенам. В метре от светловолосого Колясочник нажал на тормоза. Держась за подлокотники, он низко наклонил голову. Его и без того большие глаза расширились, заняв половину лица. Сперва они были пустыми, а затем в них отразился скорчившийся подросток. Лишь он. И тогда ресницы Колясочника зашевелились. Изгибаясь, они по очереди кончиками прикасались к чудовищным глазам, к отражению упавшего. А он, отпустив повреждённую ногу, прижал руки к своим вискам и тут же отдёрнул. Кожа на его голове мгновенно покрылась волдырями, будто от ожогов. Стремительно потемневшие волосы завились мелкими кудряшками да разом осыпались на пол. Волдыри стали лопаться. Внутри них ничего не было, а под ними белела кость.
Минут через пять череп упавшего лишился кожи и мяса, если не считать удлинившегося, извивающегося языка и бешено вращающихся глаз.
Из-за ворот выехал второй Колясочник, махнул рукой и что-то сказал подросткам. Они подковыляли к нему. Все дрожали. Один подобрал с пола череп-мяч и отдал Колясочнику. Тот повертел череп в руках и, не замахиваясь, ловко отправил его в баскетбольную корзину. Костяной мяч зацепился зубами за сетку, секунд пять повисел на ней, а потом упал и раскололся. Из него выпорхнул зелёный огонёк, величиной с грецкий орех, покружился над обломками и метнулся вверх. Полетал немного под потолком и скрылся в отдушине.
Колясочник, бросивший мяч, сам себе похлопал в ладоши. Подкатил к изуродованному, агонизирующему подростку и, поставив коляску на дыбы, проехал правым задним колесом по его шее. На вид колесо было простым, как у велосипеда, однако отсекло голову от тела не хуже, чем топор палача. Второй Колясочник взял её и подкинул. Глаза черепа лопнули, а зубы клацнули, откусив язык. Колясочник поймал череп и выломал у него нижнюю челюсть. Положил новый мяч в белый круг.
Демид, подавляя тошноту, поспешил прочь.
«В первый раз в первый класс, - подумал он, переходя дорогу. – В первый раз в первый класс…»
Хотелось оглянуться.
И хотелось не оглядываться.
Демид не оглянулся.
.
.
* * *
.
«В первый раз в первый класс».
Это выражение он слышал только однажды. В свой первый учебный день, в четверг первого сентября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Учительница тогда строем вела класс Демида в столовую, коридор перед которой ремонтировали. Какой-то рабочий приветливо улыбнулся детям:
- Первоклашки! В первый раз в первый класс!
И маленький Демид задумался: «Можно ли в первый класс во второй раз?»
Через месяц узнал, что можно.
Он начал обучение в семилетнем возрасте, а не в шестилетнем, как большинство, и был самым рослым в классе. И случилось так, что их учительнице срочно понадобилось уйти. Её сменила не другая преподавательница, а рыжеволосая старшеклассница, показавшаяся Демиду бесподобно красивой. Она обратила внимание, что он взрослее одноклассников и поинтересовалась:
- Ты второгодник?
Демид вспомнил, как прошлой осенью его родители говорили друзьям и знакомым, что он пойдёт в школу в будущем году. Демид решил, что рыжеволосая спрашивает об этом, кивнул в ответ и неприятно удивился, увидев, как изменилось её лицо. Она скривилась, отвернулась и уже не заговаривала с ним.
После уроков, идя с приятелями домой, Демид спросил у них, кто такой второгодник. И Пашка, тот самый, которому в девяносто втором предстояло сломать ногу, сказал:
- Это тупорылый баран, всегда получающий колы и двойки. Поэтому он не переходит в следующий класс, а учится в одном и том же два или три года. Ну, пока не будет получать хотя бы тройки.
Огорчившись, Демид собрался завтра же на перемене разыскать рыжую красавицу и всё объяснить ей. Пусть не считает его «тупорылым бараном». К тому же он ещё не получал ни двоек, ни колов.
Но когда он снова встретился с рыжеволосой, она не стала слушать его. Ушла в свой класс, куда Демида не пустили её сверстники.
.
.
* * *
.
«В первый раз в первый класс, - повторял и повторял Демил. – В первый раз в первый класс. В первый раз…»
Он запнулся, прислонился к стене и помотал головой.
«Какого чёрта я думаю о глупостях?! Надо думать о Вике! Она близко!.. Если Колясочники не схватили её…»
Демид опять мотнул головой и двинулся дальше. Миновал четыре дома и замер на углу. Посмотрел на белые настенные таблички. Прищурился и с трудом прочитал написанное на них: «17 ул. Энгельса», «17 пр. Гагарина».
Восемнадцатый дом находился на противоположной стороне проспекта, за дорогой. К счастью, фонари не горели. Но на перекрёстке мигали светофоры, а на средних этажах теплилась дюжина окон. Телефонная будка едва виднелась в полумраке. Ничто не нарушало тишины.
Подождав пару минут, Демид обогнул перекрёсток так, чтобы не попасть в зелёные всполохи светофоров. Прокрался под окнами двадцать второго дома. Потом двадцатого. И оказался перед одинокой телефонной будкой, долговязой и вроде бы жёлтой. Её нижняя половина была металлической, а верхняя на треть состояла из треснутых стёкол с чёрной трафаретной надписью: ТАКСОФОН. Возле дверной ручки белел неумелый фосфорический рисунок, что-то типа рогатой одноглазой рыбы. Между её чешуйками детским почерком было выведено слово НофоСкат.
С плоской крыши будки к стене восемнадцатого дома тянулись провода. На них, будто на бельевых верёвках, колыхались какие-то тряпки.
Подойдя к двери, Демид глянул за стекло, куда неплохо проникал тусклый свет звёзд и окон. Демид облегчённо выдохнул и вошёл внутрь. Аккуратно, чтобы не наступить на Вику. Девушка, зажмурившись, свернулась на полу и дрожала. Её длинные чёрные волосы разметались по белому плащу. А над ней серел массивный прямоугольный телефон. Его тёмный диск походил на недоброе око с десятком бледных зрачков.
Демид присел и шепнул:
- Вика. Эй, Вика.
Она разомкнула веки.
- Всё нормально. – Демид взял её руку. – Пойдём домой.
Вика тихо заплакала.
- Коляс… Колясочники сло… словят нас! – прошептала она. – Или Курильщики! Они нас… Они замучают нас!
- Не словят, - пообещал Демид. – Колясочников на улицах мало. А с Курильщиками я повстречался, спускаясь по лестнице. Они меня не тронули. А сейчас, наверное, накурились и вообще ушли. Вставай. Не будем терять времени.
Но Вика не встала. Она заплакала громче и впилась в его руку острыми длинными ногтями.
Демид понял, что у девушки начинается истерика.
«Может, пощёчину дать? – подумал он. – В кино это срабатывало».
Демид поднял свободную руку и… достал из кармана детские часы. Показал их Вике. Спросил:
- Тебе нравится Винни Пух, да?
- Сам… Сам ведь знаешь, - всхлипывая, ответила девушка.
- И ты читала книгу о нём?
- Много раз. «Винни Пух и… Все-Все-Все».
- Тогда ты должна помнить, как Пух и Пятачок шли по лесу, когда над ним бушевала буря. Помнишь?
- Нет.
- Эх ты, - усмехнулся Демид, хоть ему было не до смеха. – Винни Пух и Пятачок пробирались через лес, чтобы погостить у Совы, а ветер жутко завывал в кронах. И Пятачок сказал: «Пух, давай предположим, что какое-нибудь огромное дерево упадёт на нас». А Пух поразмыслил и проговорил: «Давай лучше предположим, что не упадёт». После этого им обоим стало совсем не страшно, и они благополучно добрели до Совы.
Вика прекратила всхлипывать и царапать ладонь Демида. Он улыбнулся и застегнул часы на запястье девушки. Провёл пальцем по циферблату и сказал:
- Мёд не закончился.
Вика вздохнула и вытерла слезы. Демид выпрямился и помог девушке подняться.
- А сколько нам идти? – спросила она.
- Километров пять, - честно ответил он. – Только тебе придётся оставить плащ и туфли. Белый цвет слишком бросается в глаза, а каблуки стучат.
- Вряд ли у меня получится идти босиком. На улицах мусор, битое стекло…
- Наденешь мои кроссовки. Они тебе велики, но не свалятся. Главное – толково зашнуровать.
- А как же ты? Если проколешь ногу, то…
- Не проколю, - перебил Демид, разуваясь. – Надо пошевеливаться.
Вика кивнула и торопливо сменила обувь. Затем расстегнула плащ и положила его в угол. Демид чертыхнулся. Джинсы девушки были синими, а вот кофта оказалась белее плаща.
- Извини, - прошептала Вика. – Если б я знала, то оделась бы иначе.
- Ничего, это поправимо, - сказал Демид. Он снял куртку и дал её девушке. Футболка у него была зелёной.
Вика надела куртку, задёрнула молнию и щёлкнула кнопками на рукавах. Взяла из кармана джинсов резинку и собрала волосы в хвост.
Демид поглядел на проспект и спросил:
- Готова?
- Да, но… - Вика понурилась. – Я подумала… Ты любишь меня или… Или тебе просто жаль меня?
- Глупая, - сказал Демид, оборачиваясь. – Кого не любят, того и не жалеют.
Вика медленно подалась к Демиду и поцеловала в щеку.
- Теперь я точно готова.
И они вышли из будки. Закрыли дверь, сделали несколько шагов и услышали телефонный звонок. Он будто ударил их по затылкам.
Вика попыталась что-то сказать, но Демид шикнул на неё.
.
.
* * *
.
Возвращаться домой Демид решил не тем путём, каким добирался до проспекта Гагарина. Не стоило вторично появляться рядом со школой, висельником и хлебовозом. Хотя на остальных улицах могли поджидать не менее опасные сюрпризы.
И поджидали.
Когда Демид и Вика отдалились от будки примерно на полкилометра, то едва не угодили в беду. Они находились возле округлого двухэтажного здания и внезапно во всех его окнах, высоких и широких, вспыхнул зелёный свет. Над окнами зажглась неоновая вывеска. Тоже зелёная. «РЕСТОРАН ТАРХУН», - гласила она.
Демид и Вика нырнули в арку. Они успели заметить, что в просторном зале ресторана за квадратными столиками сидят десятки Колясочников.
Выйдя из арки, Демид и Вика попали на задний двор «Тархуна». Окон здесь не было, но имелось три металлических двери, над которыми горели зарешёченные светильники. Под самой крышей гудели изогнутые серые трубы кухонных вытяжек. Трубы походили на гигантские вешенки и выпускали в тёмную синеву холодных небес клубы пара. По округе разливались крепкие запахи жареного мяса и специй. К ним примешивалась отчётливая вонь падали.
У стены ресторана выстроились потрёпанные картонные коробки, ржавые мусорные баки и пять грязных шестиугольных гробов.
Небольшую стоянку занимали четыре катафалка. Знаменитые «Чайки», ГАЗ-13 с кузовом универсал. Их двери были открыты, сидения пустовали, а за ними теснились облепленные землёй гробы.
На крыше каждого автомобиля, словно рога, торчали по две зелёных мигалки.
- Меня вырвет! – прошептала Вика.
- Молчи! – Демид схватил её за локоть. – Молчи!
Они пересекли двор и скрылись в другой арке. Никто их не остановил, и девушку не стошнило.
.
.
* * *
.
Минут через двадцать Демид отпустил руку Вики. Они беспрепятственно и, почти не петляя, прошли приличный отрезок пути. Всё складывалось хорошо, Демид был доволен правильно выбранной дорогой и предвкушал победу, как вдруг девушка принялась дёргать дверные ручки автомобилей.
- Ты что, рехнулась?! – прошептал Демид и оттащил Вику к стене дома.
- Если какая-нибудь машина открыта, мы спрячемся в ней, - ответила девушка.
Демид встряхнул её.
- Нет! Не трогай машины! Дохрена из них на сигнализации! Хочешь созвать сюда Колясочников?!
- Не хочу, но… Давай тогда спрячемся под машиной. Полежим под ней до утра. И почему я раньше не додумалась?!
- Слава Богу, что не додумалась! Если мимо будет проезжать Колясочник, то обязательно обнаружит нас! Лучше вернуться домой! Нам чуть-чуть осталось! Поэтому молчи и делай, что говорю! Ясно?!
Вика кивнула. Демид снова взял её за руку, повёл по тротуару и… Рядом раздался знакомый механический гул. Крышка канализационного люка внезапно раскалилась докрасна и провалилась в колодец. Из люка вырвался могучий белый луч, словно от военного прожектора, и впился в небеса на западе. Качнулся, заискрился и погас. Гул механизмов стих.
Демид и Вика не кинулись наутёк. Они, будто оглушённые, приблизились к люку. Под расширяющимся книзу бетонным колодцем на глубине семи-восьми метров по кирпичному туннелю текла мерцающая алая река. И она несла неисчислимое количество древнего и современного оружия, многое из которого было расколото, погнуто или ещё как-нибудь испорчено. Копья, мечи и сабли, секиры, луки и стрелы, револьверы, пистолеты и ружья, автоматы, пулемёты и гранатомёты… Всё это почему-то не тонуло, а кружилось на поверхности светящегося потока. Оружие ударялось друг о друга и кирпичи, но стука или звона не слышалось. Не шумела и сама река.
По стенам тянулись извилистые синие трубы. Некоторые из них опускались в непонятную жидкость.
- Это что, химикаты? – спросила Вика. Тихо, но не шёпотом.
- Живо убираемся отсюда, - сказал Демид и… не сдвинулся с места. Он следил, как плывёт шестидесятикилограммовый пулемёт «Максим» времён Первой мировой войны.
Девушка тоже не отошла от люка. Однако перестала смотреть в него, переведя взгляд на небо.
- Звёзды! – изумлённо проговорила она. – Там, куда вонзился луч, нету нескольких созвездий! Колясочники погасили их! Уничтожили!
- Ерунда, - сказал Демид и поднял голову. – Наверное, там туча.
Вика собралась возразить, но начался снегопад. Снежинки были крупными и пахли гарью. Возможно, это были вовсе не снежинки, а хлопья пепла. Они падали на город, а потом, не задерживаясь, летели обратно в тёмно-синие небеса.
- Какого хрена?! – прошептал Демид и наконец-то продолжил путь, увлекая Вику за собой.
- Ты слишком сдавил мне руку, - пожаловалась она. – Болит.
- Молчи! – приказал он, ослабив хватку.
.
.
* * *
.
Ни одна снежинка не прикоснулась к Демиду и Вике. А когда они вышли на улицу, где был их дом, снегопад прекратился, не оставив после себя никаких следов.
Звёзды сделались ярче. Но не на западе. На западе было пусто.
«Зачем катафалку мигалки?» - подумал Демид и напоролся на что-то. Остановился и вытащил из левой ступни осколок стекла. Хотел отшвырнуть его, но сдержался и положил на тротуар. Стараясь не хромать, пошёл вперёд.
Вику снова пробрала дрожь. Демид шепнул:
- Уже скоро. Потерпи.
Фонари здесь не горели. Окна и витрины тоже. Лишь светофоры неустанно сигналили кому-то зелёными лампами.
На третьем перекрёстке Демиду и Вике надо было свернуть во двор. Ничто не мешало им, но… под знаком пешеходного перехода висел указатель со стрелкой, направленной в противоположную сторону, и надписью: ДОЛИНА СМЕРТИ.
Демид замер. Он бывал тут ежедневно, и не видел этого указателя. Его повесили совсем недавно.
- Долина Смерти, - прошептала Вика. – Нам туда?
Интуиция советовала Демиду ответить: «Да». Ответить, а затем идти в направлении стрелки. Он чувствовал, что так будет лучше. А ещё… Ещё он чувствовал, что вот-вот свихнётся…
Стрелка показывала на соседнюю улицу, освещённую… факелами. Они торчали в стенах, сложенных из грубо обтёсанных камней разной величины. Оранжевые блики плясали на стёклах стрельчатых окон. Все дома были трёхэтажными. Все с двускатными черепичными крышами, печными трубами и рыбоподобными флюгерами.
- Ну что? – Вика подёргала Демида за руку. – Идём туда? Там красиво и…
- Этой улицы раньше не было, - перебил он. – Не было и быть не может. Это какая-то западня.
- Разве? – удивилась девушка. – Но… я хочу туда. Очень хочу. Интересно, где эта Долина?
- Уж точно не в городе.
- Значит, за ним. Вероятно, по этой странной улице мы выйдем из города.
- Нет, – отрезал Демид. – Ты же знаешь, из него нет выхода.
И он повёл Вику прочь. Она не сопротивлялась и, пройдя между старыми панельными шестнадцатиэтажками, они попали в собственный двор. Обогнули детскую площадку и остановились под ивой.
Демид скрипнул зубами. Перед подъездом сверкал фонарь. Мусороприёмник был открыт, и оттуда по асфальту струился сизый дым. Табачного запаха пока не ощущалось.
Кельтский крест на тротуарной плитке изменился. Кто-то стёр круг и нарисовал вместо него спираль. Похожий крест появился и на жёлтой стене подъезда.
Демид огляделся. Окна соседних домов были темны. Хотя нет, одно окно на шестом или седьмом этаже помигивало бледно-синим светом.
Демиду вспомнились долгие зимние вечера девяносто четвёртого года. Счастливые вечера, всецело отданные играм на телевизионной приставке Денди. Вечера, проведённые в тихой и уютной квартире Виталя, который жил только с матерью и даже представления не имел о непрестанных семейных ссорах. Стиснув пульты, Демид и Виталь часами просиживали перед экраном и наслаждались фантастическими приключениями. С помощью Денди они становились черепашками-ниндзя, Скруджем Макдаком, Бэтменом и прочими героями популярных фильмов и мультфильмов. Демид и Виталь погружались в блистательные сказочные миры, где добро неизменно одерживало победу над злом. А реальный мир со всеми своими неизбывными горестями, мерзостями и безумствами отступал, исчезал, забывался…
Демиду до боли захотелось перенестись в прошлое и в квартиру Виталя. Захотелось поиграть на Денди. Захотелось радужной детской радости…
Перед внутренним взором Демида вдруг возникло лицо его жены, искажённое гневом и презрением. «Инфантильный ты ублюдок! – прокричала она. – Ни на что не способен! Недоносок чёртов! От инвалида больше пользы, чем от тебя! Нахрен я с тобой связалась?!»
Демид заморгал. Посмотрел на Вику. Она была не такой, как жена, с которой он давно развёлся.
А Вика опять подёргала его за руку.
- Мне страшно! – прошептала девушка. – По-моему, западня здесь! Пойдём на ту улицу!
- О чём ты? – спросил Демид.
Вика показала на дым и вверх. Над небоскрёбом колебалось багровое зарево, будто на крыше полыхали костры.
- Это Курильщики! Наверно, устроили пожар!
- Успокойся, - шепнул Демид. – Поджигать свой дом они не будут. И я же тебе говорил, что они пропустили меня. Думаю, пропустят ещё раз. Во всяком случае этой ночью... Идём.
Демид и Вика вышли на свет. А по другую сторону тротуара из-за клумбы выехали двое Колясочников. Один сжимал в руках скомканный плащ Вики. У второго на сидении лежали туфли девушки.
- Вы нарушили закон! – дуэтом прошипели Колясочники. Прошипели громко, с нечеловеческой злобой. – Стойте!
Нарушители подчинились, но всего на пару секунд.
- Бежим! – крикнул Демид и рванулся к двери. Вика едва не упала. Он вцепился в её предплечье.
- Вы нарушили закон! – повторили Колясочники. – Вы не спрячетесь!
Демид отбарабанил на домофоне заученный код, распахнул дверь и вместе с девушкой скрылся в подъезде.
.
.
ГЛАВА 3
.
Демид и Вика промчались мимо лестницы и чуть не врезались в стену тупика, где должен, просто обязан был быть лифт. Но его не было как и прежде.
Ругнувшись, Демид метнулся назад и побежал по лестнице. Девушка не отставала.
- Перила не трогай! – напомнил он.
Вика что-то сказала, что-то неразборчивое. Топот заглушил слова.
«Влипли! – подумал Демид. – Ох и глупо же мы влипли! Плащ и туфли нельзя было оставлять в той чёртовой трезвонящёй будке!»
Второй этаж.
Третий.
Четвёртый.
Пятый.
Шестой.
Седьмой…
Страх придал сил Демиду и Вике. Поднимаясь всё выше и выше, они не замедлялись, а, наоборот, ускорялись. Пепел разлетался у них из-под ног. Взвивался и вихрился позади. Сыпался в пролёт.
«Дурак! Дебил! Кретин!» - мысленно костерил себя Демид. И как он забыл о пепле? Не стоило, ох не стоило бегать по нему в одних носках да с пораненной ступнёй. Теперь ночная вылазка вряд ли завершится благополучно, даже если удастся скрыться от Колясочников.
Девятый этаж.
Десятый.
Одиннадцатый.
Двенадцатый.
Тринадцатый.
Четырнадцатый…
Демид и Вика бежали, не боясь подвернуть или сломать ногу. Не обращали внимания на боль в мышцах. Не замечали, что пот заливает глаза.
Но не заметить Курильщиков они, к сожалению, не могли.
Добравшись до площадки между семнадцатым и восемнадцатым этажами, Демид и Вика увидели дым. Он струйками вился вниз по ступеням и, не рассеиваясь, влетал в открытый мусоропровод.
Курильщики, перегораживая проход, плечом к плечу сидели в конце марша. Четыре «джинна», расставленные под перилами, освещали всю компанию.
- Опаньки! В нашу лестничную клетку впорхнули пташки! – приятным голосом сказала толстая лысая Курильщица, сидевшая посередине. Она была одета в синее вечернее платье и туфли того же цвета. К её макушке, вискам и затылку приклеили штук двадцать длинных матерчатых лент. Красных, белых и жёлтых. Получилось некое подобие парика. Нос Курильщицы тоже был длинным, сантиметров десять, не меньше. В нём поблёскивало серебристое кольцо с цепочкой, на которой покачивался коричневый мундштук с дымящей сигаретой. Под морщинистым лбом чернели волнистые нарисованные брови. Из глубоких глазниц смотрели маленькие невыразительные глаза. Пухлые губы лоснились от алой помады. Тлеющая сигарета прикасалась к ним и к щекам, но не обжигала.
Справа от этой толстухи сидела худая Курильщица в махровом зелёном халате и розовых тапках. У неё было ничем не примечательное лицо без каких-либо украшений, без косметики. Зато верхушку её головы удалили до бровей, и череп заполняла кучка пепла и погасших окурков. По ровному некровоточащему срезу полз жирный чёрный червь.
Между Курильщицами и перилами втиснулся обрюзглый мужик с тёмными вытаращенными глазами и самым настоящим свиным рылом. Из одежды на этом уроде были только синие семейные трусы. Всё тело покрывала бурая щетина. В ноздрях дымились две сигареты.
Демид и Вика остановились на площадке, прижавшись спинами к стене.
- Ну что же вы, пташки?! – усмехнулась толстуха. – Идите сюда! Идите к Мамочке Мальвине!
Слева от неё расположились ещё двое Курильщиков. Оба в кедах и синих спортивных костюмах с белыми полосками на рукавах и штанинах. Ближайший был таким же лысым как она, правда, с огромной и густой чёрной бровью, напоминавшей сапожную щётку. Под ней вращался единственный глаз величиной с бильярдный шар. Глаз без радужки и зрачка, но с пульсирующими тёмными венами. Ноздря в бугристом носу тоже была одна. Из угла кривых потрескавшихся губ торчала сигарета.
В правой руке одноглазый держал пачку «Космоса», а в левой – распухшую дохлую крысу, чей хвост завязали узлом.
Следующий Курильщик выглядел почти как обычный мужчина лет сорока. У него были русые, коротко постриженные волосы, раскосые глаза, острый, но соразмерный нос и тонкие губы. А вот язык в приоткрытом рту светился, будто раскалённый добела нож.
Дым сигарет горизонтально плыл по воздуху в сторону мусоропровода и больше никуда. В паре метров от Курильщиков он отвесно опускался на марш.
- Вы что, невежи?! – голос толстухи стал строгим. – Идите к нам и отдохните тут! – Она ткнула пальцем в ступень перед собой. – Или пеняйте потом на себя!
Переглянувшись, Демид и Вика двинулись к монстрам. Затаив дыхание, прошли через дым и сели под ним на указанное место.
- Умнички! – похвалила толстуха и, поймав губами мундштук, затянулась. – А сейчас познакомимся, как полагается вежливым товарищам. Меня зовут Мальвина.
- А меня – Пепельница, - просипела Курильщица с покалеченной головой и выдохнула облачко дыма.
- Я – Циклоп, - сказал одноглазый басом.
- Пекарь, - улыбнувшись, представился Курильщик со сверкающим языком.
- Пятак, - буркнул свиномордый.
- Моё имя… Демид, - с трудом проговорил Демид, чувствуя, как дрожит подбородок. – А это… - Он кивнул на девушку. – Это Виктория… Пропустите нас, пожалуйста. Вы же… Вы пропустили меня, когда я шёл вниз.
- Эх, дорогой ты мой человек! – воскликнул Пекарь и пересел к Демиду. – Штука в том, что вниз мы пропускаем всех, а наверх… Верх – совсем другое дело! Совсем другое!
- Такова жизнь, - тихо сказала Пепельница.
- Пожалуйста, - повторил Демид. – Пропустите.
Циклоп наклонился вперёд и злобно прорычал:
- Хлебало захлопни, ушлёпок! Может, нам тебе ещё дать ключ от квартиры, где девки лежат?!
- Не нужен ему твой ключ, - сказала Мальвина. – Девочка у него уже есть. Миленькая! Стройненькая! Как спичка! Давай, малышка, Мамочка тебя пожалеет. А ты объясни нам, почему красотки типа тебя вытворяют в жизни дохрена мерзостей.
Протянув руки, Мальвина прижала голову девушки к своим коленям. Ногти у Курильщицы были большими и коричневыми.
- Я не… не понимаю… о чём вы! – заикаясь, ответила Вика.
- Понимаешь. – Курильщица погладила девушку по волосам. – Прекрасно понимаешь, да не хочешь, чтобы об этом узнали мальчики. И ты, наверное, права. Ну а я тебя насквозь вижу. Я сама была такою триста лет тому назад.
Курильщики рассмеялись. Все, кроме Пепельницы.
- Такова жизнь, - опять сказала она. Червь, не останавливаясь, ползал по краям её вскрытого черепа.
- Девочка, значит? – Пекарь обнял Демида за плечи, подмигнул ему и запел:
.
Ты хотел быть один!
Это быстро прошло!
Ты хотел быть один,
Но не смог быть один!
Твоя ноша легка,
Но немеет рука!
И ты встречаешь рассвет
За игрой в дурака!
.
- Заткнись! – рыкнул Циклоп. – Ни слуха у тебя, ни голоса! А человек вообще никогда не бывает один. Он может поныть о том, что одинок. Или о том, как будет здорово залезть в какую-нибудь щель и наконец-то насладится покоем. Но всё равно рядом с ним постоянно будут копошиться люди. Так что любой человек обречён вступить в говно, или в брак, или в партию. А часто он вступает и в то, и в другое, и в третье.
Пекарь усмехнулся и бесцеремонно вытянул из пачки Циклопа сигарету. Широко открыл рот и положил её на язык. Она мгновенно загорелась.
- Такова жизнь, - снова просипела Пепельница. Вздохнула и продолжила говорить: – Когда судьба погубит мечты и надежду, усталый страдалец, скорее всего, попробует укрыться где-нибудь, чтобы уснуть и умереть. А проклятый мир, скорее всего, ему этого не позволит. Скорее всего, он двери сломает и ослепит страдальца фонарями, фарами и мигалками. Скорее всего, он вонзит в страдальца иглы шприцев и скальпель хирурга. Скорее всего, он привяжет страдальца к земле проводами… Такова жизнь.
Пятак сплюнул в пролёт фосфорической слюной и хлопнул Пепельницу по плечу. Хлопнул сильно, отчего из неё высыпалась часть пепла.
- Да ну тебя! – сказал Пятак. – Смени пластинку! Задолбала!
- Точно, - поддержала его Мальвина. – Долой уныние! Жизнь прекрасна и вот-вот наступит светлое будущее!
- Ага, - согласился Циклоп. – Обязательно наступит. Прямо на горло.
Курильщики расхохотались пуще прежнего. Обсопливленные окурки вылетели из ноздрей Пятака и упали в голову Пепельницы, которая даже не улыбнулась.
- Но это верно, одиночек нет, - сказала Мальвина, отсмеявшись. – Мы не одиноки, ведь Нудос всегда с нами.
- Нудос арлагор! – хором произнесли остальные Курильщики.
Сигаретная лампочка позади них мигнула и потускнела вдвое. С «джиннами» случилось то же самое. Демиду почудилось, будто его обдало жаром, накатившим откуда-то снизу. А девушка встрепенулась и пролепетала:
- Нудос? Кто это?
Мальвина сделала затяжку.
- Хороший вопрос, любознательная спичка. Но утолить твоё любопытство могут лишь древние, чертовски древние легенды, во многом противоречащие друг другу. Если же отбросить противоречия, то…
- Нудос – наш вождь! – воскликнул Пятак и стукнул себя кулаком по колену.
- Да, - кивнула Мальвина. – Однако сейчас я говорю. Перебьёшь меня снова, и завтра будешь курить жопой. Уяснил?
Пятак ничего не ответил. Он сунул руку себе в трусы и вытащил оттуда пачку «Космоса». Вставил в ноздри пару сигарет. Затем взял у Циклопа крысу и надавил большим пальцем на её раздутый живот. Между челюстей дохлого грызуна затанцевал зелёный огонёк. Пятак прикурил и шумно затянулся.
Пекарь, не убирая руку с плеч Демида, высморкался на ступени. Но не соплями, а сухим пеплом.
Мальвина тем временем рассказывала:
- Итак, легенды гласят, что задолго до возникновения Долины Смерти, очень-очень давно на Земле, как и в наши дни, рождались отчаянные люди, отвергавшие все законы Творца. Абсолютно все. И, естественно, эти люди были отвергнуты Творцом. Поэтому, когда они умирали, их духи отправлялись в холодную черноту за пределами Земли. Они бесцельно скитались там, пока их не набралось ровно сто восемьдесят тысяч… Тогда они вдруг осознали, что у них одинаковые мысли, чувства и желания. Это осознание сблизило духов. Причём настолько, что они слились воедино. Они стали одним чрезвычайно могущественным духом. Он сам нарёк себя Нудосом, и с оглушительным рёвом покинул потустороннюю черноту. Он пронёсся по небесам, врезался в Землю и она сотряслась до самого основания. От удара появилась Бездна. И Нудос поселился в ней. Он вырастил вокруг неё лес, деревья в котором каменные. У них корни с шипами, манящие дупла и железные листья, острее бритвы…
Говоря, Мальвина курила и нежно гладила Вику по голове. Демид с ужасом наблюдал, как волосы девушки постепенно меняют свой цвет. Они рыжели да к тому же начали слабо светиться.
Вика хотела смахнуть локон с лица, но Мальвина сжала её руку.
- А это ещё что?! – Курильщица проворно сняла с девушки часы. – Ну надо же! Какая чудненькая прелесть! Ми-ми-ми! Только… Жаль тебя огорчать, спичка, однако медка в горшочке нет! Ни ка-пель-ки!
И Мальвина выкинула часы в пролёт. Пятак с удовольствием плюнул им вслед.
Вика резко привстала.
- Есть что сказать, спичка? – осклабилась Курильщица. – Не стесняйся. Тут все свои.
Но Вику опередили Колясочники.
- Вы нарушили закон! – в унисон прошипели они. – Наказание неминуемо! Не двигайтесь!
- Чего-о?! – удивилась Мальвина.
Курильщики напряглись, вглядываясь в полумрак за Демидом и Викой. А Демид и Вика посмотрели друг на друга.
- Не двигайтесь! – повторили шипящие голоса. – Бежать бессмысленно!
На межэтажную площадку выехали Колясочники. Те самые, с плащом и туфлями.
- Нифига себе! – воскликнул Циклоп. – Нахрен припёрлись, недомерки?!
Задрав головы, Колясочники остановились перед маршем, на котором расселись Курильщики.
- Как вы смеете хозяйничать в самом центре нашего города?!
Пекарь опять высморкался и невозмутимо проговорил:
- Да, город нынче ваш. Но этот небоскрёб самим Нудосом передан в наше владение. Так что, господа дегенераты, катитесь-ка вы отсюда подобру-поздорову.
Колясочники, естественно, и не подумали отступать. Их тёмные глаза увеличились, белёсые ресницы-щупальца заколыхались и… ничего не произошло. Глаза Колясочников остались пустыми, в них никто не отразился.
Мальвина хихикнула.
- Ну что вылупились?! – прорычал Пятак. – У нас вы даже пёрнуть не сможете, если мы не разрешим! Это наш дом! Уматывайте!
И он швырнул в незваных гостей бутылку. «Джинн» угодил одному из них точно в лоб и разбился. Колясочник издал невообразимый хриплый визг и вспыхнул жёлтым пламенем. Волна воняющего мочой воздуха взметнула пепел на лестнице.
- Бежим! – крикнул Демид, хватая Вику за руку.
Вскочив, они рванулись между Пекарем и Циклопом, которые не попытались их задержать.
.
.
* * *
.
Девятнадцатый этаж.
Двадцатый.
Двадцать первый.
Двадцать второй.
Двадцать третий.
Двадцать четвёртый…
Демид и Вика бежали по лестнице быстрее, чем до разговора с Курильщиками. Во всяком случае, Демилу казалось, что быстрее. Он тяжело дышал и обливался потом. Страх, будто электричество, циркулировал по телу, но не было дурманящей паники.
Вика, наоборот, выглядела спокойной. Более того, в отличие от спутника, она дышала ровно, не потела и… её порыжевшие волосы светились всё ярче.
«Что эта носатая курва с ней сделала?! – думал Демид. – Что мне с ней делать?!»
Двадцать пятый этаж.
Двадцать шестой.
Двадцать седьмой.
Двадцать восьмой.
Двадцать девятый. Ранее площадку здесь перегораживала завеса табачного дыма. Теперь её не было, а по пеплу ползал толстый старик с остатками седых волос на висках. Одет он был в синюю пижаму со множеством изображений улыбающихся розовых бегемотов.
- Где же они?! – стонал старик. – Ну, где же они?! Где?!
Щурясь, он шарил руками по мрамору.
- Что вы ищите? – спросила Вика.
Старик повалился на бок. Запричитал:
- Нет, не трогайте меня?! Курите, где хотите, но не трогайте меня! И отдайте очки! Я же без них не вижу! Отдайте!
- Мы не Курильщики, - сказала Вика. – Мы просто живём в этом доме, как и вы.
Оглядевшись, Демид заметил на второй ступени следующего марша облепленные пеплом очки в жёлтой металлической оправе. Взял их двумя пальцами за мост и сказал:
- Вот они.
Старик сел, схватил очки и порывисто надел. Получилось у него, мягко говоря, неудачно. Они были ему малы, поэтому дужки не легли на уши, а вонзились в глаза, пробили их и вошли глубоко в глазницы. Старик ойкнул, захрипел и опять повалился на бок. Дёрнулся всем телом и больше не шевелился. Очки упали на пол. Их окровавленные заушники оказались полностью металлическими да к тому же заточенными.
- Почему? – прошептала Вика, пошатнувшись. – За что?
Внизу, разбиваясь, зазвенело стекло. Захохотали Курильщики.
Демид и Вика, устремились дальше.
.
.
* * *
.
Тридцатый этаж.
Тридцать первый.
Тридцать второй.
Тридцать третий.
Тридцать четвёртый.
Тридцать пятый. Тут на перилах лежала пустая пачка «Космоса». Фольгу наполовину вытащили из неё и погнули так, что она была похожа на серебристый цветок.
Демид замедлил шаг, вспомнив Курильщика с трубкой, который несколько часов назад сидел между тридцать девятым и тридцать восьмым этажами. Быть может, он по-прежнему там сидит и потрошит сигареты, чтобы курить просроченный табак без вредной бумаги.
- В чём дело? – спросила Вика.
- Тише, - прошептал Демид. – Вероятно, выше мы встретим других Курильщиков.
- Но нам ведь всё равно нужно вернуться в квартиру, - сказала девушка.
Демид кивнул:
- Да, только… давай как-нибудь поосторожнее.
И он, озираясь, пошёл ещё медленнее.
На тридцать шестом этаже Курильщиков не было…
На тридцать седьмом тоже…
И на тридцать восьмом.
«Неужели удастся? – подумал Демид. – Неужели удастся?..»
Они дошли до межэтажной площадки. Её освещали два «джинна». Закуток пустовал, если не считать дохлой изодранной крысы, припорошенной пеплом и обложенной скомканной папиросной бумагой.
- Нам везёт, - шепнул Демид и улыбнулся.
А Вика спросила:
- Ты здесь в прошлый раз наткнулся на Курильщиков?
- Да, - ответил Демид.
Они потоптались на месте, разглядывая крысу и бутылки с окурками. Потом поднялись на тридцать девятый этаж и остолбенели, увидев под соответствующим номером двухстворчатую дверь лифта. Створки были коричневыми, сплошь поцарапанными, а между ними чернели резиновые прокладки.
- Нет, нам не везёт, - проговорила Вика.
- Разве это возможно?! – спросил Демид. Спросил не у девушки, а у двери.
Створки с лязгом и стуком разъехались в стороны, открыв лифтовую кабину, посреди которой стоял высокий Курильщик в сером брезентовом плаще и белёсом советском противогазе ГП-5. Стёкла были закопчены, а из продырявленного дна цилиндрического фильтра торчало штук десять зажжённых сигарет. За спиной у незнакомца висел бурый рюкзак, доверху набитый пачками «Космоса».
- Где Мальвина и остальные? – донёсся из-под противогаза приглушённый мужской голос. Сизые клубы вырвались из клапана выдоха и по плащу скатились на квадратный пол кабины, устланный дымом. Четыре «джинна» утопали в этом ковре, по одному в каждом углу. Потолок и стенки почти целиком скрывались под приклеенными к ним картонными пачками всё того же «Космоса». На виду остались овальный светильник и пульт управления. Светильник был из розовой пластмассы, и кто-то выжег на нём слова: Нудос арлагор. Кнопки на алюминиевом пульте расположились шестью рядами и тоже были розовыми. Вместо цифр на них белели такие же руны как на перилах лестницы.
- Эй! – позвал Курильщик и повторил вопрос.
Демид сглотнул.
- Они… Они на восемнадцатом этаже.
- Благодарствую, товарищи, - сказал Курильщик и правой рукой через плечо достал из рюкзака мягкую, обтянутую целлофаном пачку. Протянул её Демиду. – Сделайте перекур, пока есть время.
Брать сигареты было опасно. Не брать – стократ опаснее. Поэтому Демид взял.
Курильщик нажал на пульте кнопку. Створки двери опять залязгали, застучали и сомкнулись, после чего на них за считанные секунды буквально выросла бурая штукатурка с потрескавшейся отстающей краской.
Демид ожидал, что за стеной раздастся гул работающего лифта, но было тихо, как в могиле.
Мимо по лестнице торопливо прошёл старик в синей пижаме с бегемотами. Он двигался совершенно неслышно. Его лицо, шею и грудь залила кровь из пронзённых глаз. Левая ладонь скользила по перилам. Нарисованные бегемоты не улыбались.
Проводив старика взглядом, Вика сказала:
- Пойдём.
Она дёрнула Демида за руку, а он зашептал:
- Этот старик… Этот старик… Это…
Девушка покачала головой:
- Ему не до нас. Он спешит на чердак. Идём.
.
.
* * *
.
Сороковые и пятидесятые этажи они одолели без проблем. Никого не встретили и даже ни разу не споткнулись. Страх Демида превратился в тягостное дурное предчувствие. В голове завертелся отрывок детской песни:
.
Жить на свете без сюрпризов
Невозможно никому!
Пусть удачи-неудачи,
Пусть полёт и вверх и вниз!
Только так, а не иначе!
Только так, а не иначе!
Да здравствует сюрприз!
.
Добравшись наконец до своей квартиры, Демид обнаружил, что дверь не закрыта на ключ. И Демид не был уверен, что, уходя, запер замки.
Скорее всего, запер, ведь прежде он подобных ошибок не совершал. Особенно в этом доме.
Правда, и Вику прежде не вышвыривали на растерзание Колясочникам. И Демиду не доводилось рисковать ради неё головой. Такое могло запросто выбить его из колеи.
Однако нельзя было исключать и того, что в квартиру проник посторонний. Поэтому Демид шёпотом приказал девушке ждать в передней, а сам пошёл осматривать их жилище. Благо звёзды мерцали как никогда ярко. Начал он с кухни, где вооружился ножом. Против Курильщиков и Колясочников острая сталь была бесполезна, но сейчас Демид почему-то готовился к драке с обыкновенным грабителем.
Готовился и… напрасно. В квартире никаких чужаков не отыскалось. Вещи, похоже, остались нетронутыми.
«Значит, не закрыл, - подумал Демид. – Забыл. Дважды забыл».
Он вернулся к двери и запер оба замка.
Вика ушла в кухню и застыла у окна. Положив нож на стол, Демид присоединился к девушке.
- Я не вижу той улицы, - проговорила она. – Её нет.
- Или там факелы потухли, - ответил Демид. – Но… Как я сказал, этой улицы не существует. Наверное, она – мираж.
- Наверное, - согласилась Вика. Помолчала и спросила: – А что если всё вокруг нас – мираж, иллюзия?
- Этот вопрос я задаю себе каждый день, - признался Демид.
Девушка повернула к нему лицо. Невозмутимое и какое-то незнакомое в рыжем свете волос.
Она посмотрела Демиду в глаза. И опустила взгляд.
- Курить будем?
- Чего? – не понял Демид.
Оказалось, что в левой руке у него до сих пор была подаренная пачка сигарет. Он поднёс её к локонам Вики. Надписи тут же изменились. Поворачивая пачку в пальцах, он вслух прочитал:
- Космос. Сигареты Высшего… Сигареты изготовлены из подземных сортов табака… Табачная фабрика «Юго-Запад», Каменный Лес. ОСТ 18-666-38. Цена 60 лет… Горправ НССР предлагает курение для вашего полёта.
Демид вздрогнул и уронил пачку на пол. Подобрал, открыл форточку и выбросил в неё сигареты. Взял Вику за руку.
- Ты бывала на крыше небоскрёба?
- Нет. Зачем?
- Не знаю… Но я вот вспомнил, что был. Сидел ночью на краю, хотел умереть и курил. Очень долго курил. До одури.
- «Космос»?
- Нет, «Кэмел». И я кинул окурок последней сигареты в темноту. Я глядел, как он летит и гаснет, будто метеорит. И вдруг… я сам будто погас…
Вика склонила голову на плечо Демида и сказала:
- Со мной было что-то вроде этого… По-моему, дерево не упало от ветра. Упали мы. Не сумели удержаться.
- Да… – Демид обнял девушку. – Но давай предположим, что однажды мы поднимемся и выберемся из леса.
- Давай, - шепнула Вика.
Они ещё немного постояли в тишине и покое. А потом услышали, как в их дверь кто-то сильно постучал. Постучал, хотя был дверной звонок.
Перекур закончился. Время истекло…
.
.
ЭПИЛОГ
.
После кошмара Ольга не смогла уснуть. А утром отправилась на кладбище. Решила проверить, в порядке ли могила Демида, и поставить в церкви свечу за упокой его души.
Была пятница. Тёплый весенний день с безоблачными лазурными небесами.
Было красиво. Город, переполненный золотистыми солнечными лучами, похорошел и словно бы обновился. В зеленеющих парках чирикали птицы, играли дети. Но Ольга этого не замечала. Она думала об изломанных тенях, окруживших брата. О криках, рыданиях и скрежете. Ночной страх не отпускал её. Заставлял дрожать и озираться.
А увидев могилу, Ольга заплакала. Кто-то сколол с мраморного надгробия портрет и заляпал надпись грязью. Металлическая ограда была погнута. Сорванная с петель калитка валялась на истоптанной земле, замусоренной окурками, пустыми сигаретными пачками и разбитыми водочными бутылками.
Подойдя к плите, Ольга достала из кармана платок и стёрла им грязь. Ни буквы, ни цифры повреждены не были.
.
Жданов Демид Андреевич
14. 06. 1981 – 16. 10. 2018
.
Ольга сложила платок испачканной стороной вовнутрь, но не вернула в карман.
- Милицию звать надо, - потрескивающим голосом сказала седая старуха в коричневом пальто. Она стояла на соседнем участке, держа в руках веник и совок. – У меня они тоже нагадили, но ничего не сломали.
- Кто «они»? – спросила Ольга, вытирая щёки рукавом плаща.
- А мне откуда знать? – пожала плечами старуха. – Может, бомжи. Может, шпана какая-нибудь наркоманская. Но в милицию позвонить нужно. Заявление написать.
Ольга поглядела на могилу брата.
- Вряд ли полиция найдёт тех, кто это сделал.
- Вряд ли, - кивнула старуха. – Но чем чаще мы будем писать заявления, тем лучше. Авось, кладбище наконец-то начнут нормально охранять.
- Разве нет сторожа? – удивилась Ольга.
- Есть, конечно. И я в дочки ему гожусь, так что он всю ночь спит в церкви. А туда шваль не лезет. Ведь, кроме деда, в церкви сигнализация. Поэтому вызывай милицию. Вместе заявление напишем. Вода камень точит. Хотя…
Старуха задумчиво сдвинула брови. Затем подняла руку с веником, указывая на что-то за спиной Ольги:
- Вон крест, не наш, не православный. Под ним года два назад молодая рыжая наркоманка ночью вены себе насмерть порезала. А днём тут милиции-полиции столько собралось, что хоть парад устраивай. Я тогда поклясться была готова, что впредь кладбище на ночь запирать будут как следует, колючую проволоку развесят, камер понатыкают и сторожей толковых возьмут. Но нет. Всё так и осталось.
Ольга обернулась. «Не наш крест» оказался кельтским. Вытесанный из белого камня, он возвышался за дорогой.
- Ну что, будешь звонить? – спросила старуха.
- Да. – Ольга, расстегнула сумочку и взяла мобильник.
.
.
====================================
* Отрывок из песни Виктора Цоя «Последний герой».
** Песня из телефильма «Незнайка с нашего двора»
