Привет, Свет! 32

                                                             15

Шло время. Наступило лето. Светка с сестрой уехали в Белово. Из-за подготовки к предстоящей сессии, мы с ней даже не попрощались. Просто однажды, улучив свободный момент, я прибежал к её дому и на свой вопрос «А Света дома?» услышал дяди Вовин ответ: «Она с Катей уехала к бабушке. Приедут, как ты знаешь, только в конце августа». Для меня это известие было ударом. Светка ничего не говорила об этом. Вернее, говорила, но давно. Как-то весной на одной из встреч я решил пофантазировать, как мы проведём с ней лето, но она сразу охладила мой пыл, сказав, что все каникулы, как всегда, проведёт у бабы Насти. Но на последнем свидании она ничего не сказала о предстоящей поездке, и я решил, что это произойдёт ещё не скоро. И вот – на тебе! Ну, Светка! Впрочем, она сама могла не знать об этом, и этот скорый отъезд стал для неё такой же неожиданностью. Поэтому я не обиделся на неё, а пошёл домой готовиться к экзаменам.

Сессию я сдал вполне успешно. Правда, чуть физику не завалил. Хорошо, что мы сдавали её последней. Галина Фёдоровна посмотрела на другие мои экзаменационные отметки и, чтобы не портить общую картину, скрипя сердцем, поставила тройку. Но прежде чем сделать это, она всё же с надеждой спросила:

- Может, придёшь в другой раз и пересдашь?

- Нет, - категорически ответил я.

Физика, пожалуй, единственный предмет, который давался мне с трудом. Не знаю почему. Задачи я щёлкал, как орехи. Но когда спрашивали устно, не мог толком связать и нескольких слов. Так какой смысл пересдавать, если всё равно результат всё равно будет тот же?

Зато у меня были четыре пятёрки, в том числе и по ТОЭ - теоретическим основам электротехники – мудрёный и очень занудный предмет с его синусоидальными и индуктивными токами. Из всей группы я единственный сдал это ТОЭ на отлично. По остальным были четвёрки и зачёты. Так что стипендию я себе заработал честно.

Лето было скучным. Мы уже выросли из детского возраста, и игры в индейцев и в «войнушку» нас уже не устраивали. А нового мы ещё не придумали. Вот и не знали, чем себя занять. За всё лето несколько раз сыграли в футбол да пару раз съездили в Чумыш на турбазу. Остальное время каждый проводил как мог. Особенно, днём. Вечерами, когда начинало смеркаться все – и парни и девчонки, - собирались на одной из летних кухонь. Когда-то давно мужики с нашего барака собрались и построили у нас во дворе печку. Это чтобы летом не топить печки дома для приготовления еды или для стирки. Чтобы не дуло и не капало сверху, над печкой поставили крышу и обнесли с северной и западной стороны стеной из досок. С южной стороны между столбов во всю длину пролёта смастерили стол, а возле него лавку. Годами позже другие бараки возвели себе такие же кухни. Днём они были излюбленным местом взрослых, особенно женщин и бабулек, а вечерами их оккупировали мы, подростки. Точили лясы, то бишь болтали ни о чём, подтрунивали друг над дружкой, рассказывали анекдоты и всякие разные истории. Это тогда называлось «балдеть».

А для меня это была просто скукота. В основном я проводил время в гостях у Санька Маликова. Он тоже много читал, играл в шахматы и неплохо рисовал, поэтому у него я проводил время куда интереснее. А однажды мы с Санькой решили сочинять музыку. У них дома был баян, на котором играл дядя Валера, Санькин отец, в основном, правда, когда был в подпитии. Играл хорошо, и мне нравилось звучание баяна. Вот для него мы и решили создать шедевр.

Учась в техникуме, я по случаю купил в книжном магазине самоучитель игры на гитаре, чтобы повысить своё мастерство. Серёга-то так поднаторел в этом деле, что вместе с Сенькой и другими парнями сколотил группу «Странник». Они сами изготовили электрогитары, взяли где-то для ударника пару пионерских барабанов и стал играть на танцах в ДК «Октябрь». Несколько раз их приглашали играть на свадьбах. Но научить играть меня он почему-то не пожелал. И я играл только то, чему научила меня мать. Вот почему я, не раздумывая, купил этот самоучитель, когда он попался мне на глаза. Благодаря ему, я научился настраивать гитару, узнал аккорды и разучил несколько песен. Это окрылило меня, и, когда я увидел всё в том же книжном магазине самоучитель игры на баяне, я тоже его приобрёл. И вот с помощью этого самоучителя мы с Санькой, не умея играть на этом инструменте, решили написать музыку. Глупость, конечно, но этот творческий процесс так нас захватил, что прошло очень много времени, прежде чем мы убедились, что из нашей затеи ничего не получится.

В конце августа мать сообщила мне приятную новость. Она встретилась в «Шестом» со Светкой. Странно, ведь было ещё только двадцать шестое число. Так рано Светка никогда не возвращалась. Может, случилось чего? Я не стал ломать голову, что заставило её покинуть бабулю раньше времени, а бросился к дому Казанцевых. Там наткнулся на замок. На следующий день увидел ту же картину – пустой двор и замок на двери. Что за чёрт? Может, маманя обозналась? И тогда я решил больше не ходить. А придти тридцать первого. Уж тогда-то Светка точно будет дома.

Но и тридцать первого меня ждало разочарование. Пока я стоял у калитки и в недоумении чесал репу, на горизонте появилась Светкина соседка-хохлушка. Эта бойкая на язык бабёнка быстро объяснила мне в чём дело. Оказывается у дяди Вовы есть сестра, которая живёт на Обувной. Вот у этой сестры старшая дочь, вышедшая в прошлом году замуж, родила девочку. Вот Казанцевы и ездили каждый день навещать её в роддом. А сегодня новоиспечённую мамашу выписали, и Светка вместе с семьёй уехала на Обувную к ней в гости.

Ну, вот, всё и прояснилось. Оказывается, Светка стала тёткой. Не забыть бы поздравить её с этим. Что ж, это уважительная причина сорвать нам свидание. Подождём до выходных, тем более, и ждать недолго – всего-то два дня. Мог ли я тогда предположить, что эти два дня обернутся мне в целый месяц?

В первый же учебный день, после посвящения первокурсников в студенты, у нас было аж целых три пары. И какой идиот додумался так резко нас напрягать? А на последней паре к нам зашёл наш классный руководитель Андрей Степанович и сделал объявление. Завтра в восемь утра мы все должны были собраться в Тупике на железнодорожной станции. При себе следовало иметь сменное белье, тёплую одежду и пропитание на дорогу. Мы уезжали на месяц в деревню помогать собирать картошку. И что интересно, в то же самое Бормотово, в которое когда-то со своей группой и тоже на месяц уезжал мой брат. Сейчас-то Серёге повезло. После окончания технаря он поступил в Ленинградский Горный институт. А это вам не хухры-мухры. Там-то его вряд ли на картошку пошлют, пусть он и первокурсник.

После лекций пришлось ехать домой и сообщать родителям эту неприятную новость на счёт моего скорого отъезда. Мало того, что братела свалил, так ещё и я уезжаю. А нашу-то картошку кто будет копать? Десять соток на поле и столько же на обвалах. Пушкин, что ли? Конечно, Люся с Володей помогут, как всегда, но всё равно будет тяжело.

Услышав новость, мать всплеснула руками. Надо же такому случиться, именно в этот день она не стала заходить в магазин, и теперь даже нечего было положить мне в дорогу. Отец поматюгался и пошёл заводить «копеечку».

Сначала мы закупили продукты. Потом мать пробежалась по соседям в поисках рюкзака, чтобы было куда всё сложить. А после отбирали одежду, необходимую мне в колхозе. Вроде бы всё уложили, но тут мать спохватилась: «А вдруг похолодает? Осень всё-таки». Добавили тёплой одежды.

Когда меня наконец-то собрали в дорогу, время было уже одиннадцать вечера. О том, чтобы пойти к Светке, и речи не могло быть. А уже в семь утра отец повёз меня в Тупик на сборы.

Вернулся я через месяц и пять дней с чувством выполненного долга. Поработали мы на славу, и нам за это дали отдохнуть до понедельника. А это целых три дня! Всю дорогу до дома, лёжа на верхней полке вагона и слушая перестук колёс, я мечтал о том, как проведу эти дни со Светкой. Буду встречать её после школы и провожать домой. А в воскресенье мы с ней оторвёмся на полную катушку.

Был уже вечер, когда я переступил родной порог, но цветочный киоск, по моему уразумению, должен был ещё работать. Я решил сделать Светке подарок в честь нашей встречи после долгой разлуки – подарить цветы. Не розы, конечно - на них мне денег не дадут, но на гвоздики, я надеялся, что выклянчу. Отец был на работе, и деньги пришлось канючить у матери. А та сразу начала расспрашивать: «Куда? Зачем?» да «Почему?», будто не знала для чего.

- Ну, надо, мамань, - отвечал я ей, не вдаваясь в подробности. – Очень надо.

Наконец, мать успокоилась и дала мне трёшку.

Погода была отвратительная, как говорил Райкин, мерзопакостная. Было пасмурно и холодно, и нескончаемо моросил нудный мелкий дождик. Но мне было на это наплевать. Душа у меня ликовала от предстоящей встречи, и в ней было светло, тепло и солнечно. Обувшись в резиновые сапоги с короткой голяшкой, накинув на себя болоньевую курточку и напялив на голову кожаную восьмиклинку, я по лужам и по грязи поспешил в город. Там купил три белых гвоздики с красными каёмочками на лепестках. Сунул их под курточку и помчался к школе. Я же не знал, сколько у неё уроков и когда она освободится. Тут как раз был такой момент, когда лучше придти на час раньше, чем опоздать на пять минут и потом вызывать её из дома. Какой тогда, к чёрту, будет сюрприз? А так она выйдет из школы, увидит меня и обомлеет. А я ей: «Привет, Свет!» и цветы. Фактор неожиданности. Я был уверен, что Светке это очень понравится.

До школы я добрался скоро - ноги сами несли меня к заветной цели, стараясь опередить мысли. Не останавливаясь, сходу забежал в неё и быстро просмотрел расписание уроков десятого «А». Мне подфартило, у Светки шёл последний урок, и до его окончания оставалось всего-то двадцать минут. Чтобы не привлекать чьё-либо внимание, я вышел в тамбур и в ожидании встал около входных дверей.

Время тянулось долго, но я уже приучил себя быть терпеливым. И как бы оно не оттягивало момент нашей встречи, он все-таки наступил. Услышав трель звонка, а потом топот спешащих ног с верхних этажей, я выскочил на улицу и устремился к нашему заветному месту. Дождь по-прежнему моросил, обдавая сыростью и холодом, но я не обращал на него внимания. Из школы повалил народ, и я, напрягшись, замер в ожидании.