Митя-Студент

Жильцы дома звали его Студент. Свое настоящее имя – Митя, он как-то написал для меня на рекламном буклете - «Скупаем волосы и натуральные зубы. Дорого». Для студента он был староват. Лицо худое, посеченное косыми мелкими морщинами, глаза запавшие, большие, с почти прозрачными веками. Черные волосы с проседью, длинные как у индейцев в американском кино. Зубов же не хватало. «Продал!» - мелькнула мысль.

Я иногда встречала его в подъезде, он подбирал рекламные листовки и уведомления, разбросанные по полу возле почтовых ящиков, и записывал на полях: «МИТЯ.СТУДЕНТ», «МИТЯ.ЗНАЕТ», «МОЯ.МАМА.ЗЕМЛЯ.».

Однажды написал на стене черным углем – «СМЕРТИ.НЕТ». Василий, автослесарь, здоровый мужик с руками как у доисторического человека, схватил Митю за шиворот и ткнул в стену со словами: «Твоя смерть есть!». Студент больше такого не делал.

Он жил на втором этаже хрущевки, и я, поднимаясь к себе на пятый, часто останавливалась прислушаться - мир человека, преодолевшего смерть, казался загадочным и странным.

Однажды зимой, я спросила полузасыпанную снегом бабу Веру, которая рассиживалась на лавочке у подъезда в любую погоду:

- Почему Студента зовут студентом?

- А, про этого… из пятой. Он заумный был, учился-учился... Хотел всех научить, дихсертацию писал, целый портфель бумаг. – Баба Вера говорила торопливо, стараясь удержать собеседника потоком слов. Я следила как быстро шевелятся ее тонкие синеватые губы. – Так и из двенадцатой тоже учился, только хорошо устроился, теперь учит понаехавших как мусор убирать. – Это она вспомнила об Исидоре Яковлевиче, грузном и важном мужчине, он работал где-то коммунальной службе города.

Баба Вера вдруг останавливалась на секунду и делала ртом несколько малозаметных хватательных движений, будто набирала слова из воздуха.

- А Студент так и застрял, как потерял свои бумаги, с головой что-то повредилось.

- Диссертацию потерял? – Недоверчиво уточнила я.

- Да, дихсертацию. В транвае забыл. Ну с горя то и подвинулся….

Было ли это правдой или выдумкой оставалось гадать.

Автослесарь придерживался более конспирологической версии с участием Исидора Яковлевича, что Студенту упала на голову ледяная глыба с крыши:

- Сидор, падла, устроил. Ни черта не убирали, снегу понабралось. А потом как оледенело, давай долбить. Ну, ясен пень, никаких ограждений не было. Студент и выперся, он в одно время выходит солнце встречать, а Сидорка знал это. Вот и прилетело, башку повредили. Онемел – охренел. А Сидорке в радость – не любит тех, кто умнее его!

Я сомнением слушала и с опаской смотрела как Василий сжимает огромные багровые кулаки.

Как-то мне попался Митя, когда выходил из квартиры. Показала ему знаком, что хочу внутрь. Я не боялась, он робел, если видел меня, опускал глаза, небольшое превосходство перед его почти детской застенчивостью позволяло быть смелой.

Внутри, в сумраке коридора, я разглядела, что стены плотно исписаны надписями. Сплошной плотный текст от пола до потолка, некоторые буквы довольно большие, с ладонь, другие исчезающе мелкие. Слова разделены точкой или значком «звездочка», небольшое расстояние между строками. Часто появляются таинственные знаки в виде стрелочек, указывающих в разные стороны или неопределенные геометрические фигуры. Многие слова перечеркнуты, исправлены, что-то нервное и беспорядочное отражалось в этих граффити. Черная или багряная краска букв, иногда поверх старых надписей шли другие: «СВЕТ*ПРИХОДИТ*ВСЕМ», «ГДЕ.НА.ЗЕМЛЕ.» «МИТЯ.ВИДИТ».

- Что видит Митя? – Спросила я, осторожно заглядывая в комнату.

Он стал что-то показывать, мычать и размахивать руками за моей спиной.

В комнату свет едва проникал, на стеклах тоже были намалеваны буквы. Пахло пылью, лежалой ветошью. На стенах, как и в коридоре, не было свободного места. Казалось, я нахожусь в усыпальнице древних царей или пещере доисторического человека вдруг научившегося писать. На полированном пианино накарябано: «РАБОТАТЬ.НЕТ.», «ТИВИТ.ПЛАНЕТА». Старый, похожий на мыльницу приземистый холодильник, испещрен мелкими буквами и напоминал какой-то таинственный монумент вроде камня царя Хаммурапи.

Я не очень вникала в написанное, взгляд натыкался только на отдельные выражения и многочисленное - «МИТЯ», как на имя бога среди однообразных слов восхваления. Часто повторялось слово «ВАК», если расшифровывать его как Высшая Аттестационная Комиссия по присвоению ученых степеней то, пожалуй, версия бабы Веры с диссертацией была ближе к правде, хотя немоту скорее объясняла история с глыбой льда.

Казалось, я погрузилась внутрь сознания Мити, который превратил квартиру в отражение своего путанного рассудка, вывернул мозг наизнанку, придал материальность потоку мыслей.

Телефоном я сделала несколько фотографий.

Хотя Митя слышал и понимал меня, но я выразила восхищение на его языке, показав большой палец вверх – одобряю! Он заулыбался, начал тыкать пальцем в кухню - приглашая. Но мне было уже не интересно, нового я не ждала.

На выходе заметила, что крашеный темный пол тоже не избежал участи стать основой для текста, буквы были прокарябаны до светлого дерева, мелькнуло утверждение: «РУССКИЙ.ПИШЕТСЯ.ЧЕРЕЗ. ДВА.С.»

Я не удержалась и спросила: «Диссертация, которую не потерять?»

В ответ он опустил тонкие веки, и я увидела, как шевелятся под ними глазные яблоки, словно он читает видимый ему одному текст.

Годы шли, зима не заканчивалась. Внезапно Митя умер, хоронить приехала коммунальная служба Исидора Яковлевича. Два работника в ярких оранжевых жилетах вынесли тело в простыне, раскачав, кинули в темноту фургона. Я запомнила этот глухой звук. Сам Исидор Яковлевич стоял рядом и пристально, будто примеряясь, смотрел на сосульки свисавшие с крыши пятиэтажки. Баба Вера растревоженная любопытством привстала с лавочки, слежавшийся снег осыпался с черного пальто. Круглое лицо Василия появилось в темном окне первого этажа, прильнуло к стеклу как восходящая луна.

Я подумала, что гроб Мити нужно исписать фрагментами его текстов, как делали на саркофаге фараонов, вроде: «ЛЕЖАТЬ.ОГУРЦОМ.», «СМЕРТИ.НЕТ.», «БЫЛОЕ.ЖИВЕТ.» Но, сделать это было, понятно, некому, да и я вообще не уверена похоронили его в гробу или просто кинули в яму.

Через месяц появились новые жильцы, сделали ремонт, вычистили и оштукатурили стены, выбросили и вытерли все свидетельства о Студенте.

Но в память о Мите я заказала татуировку в виде поппури из надписей, что остались благодаря моим фотографиям. Сохранив написание и шрифт Мити, я перенесла себе на спину фрагмент стены его квартиры, став частью митиного творчества как пианино или холодильник.