Прости

Димки не стало. Пьянство убило его на сороковом году жизни.

Родные братья – Андрей и Дима никогда не были по-настоящему близки. Димка родился, когда Андрею было десять, и тогда же родители отправили старшего сына жить к бабушке, мотивируя это тем, что в однокомнатной квартире вчетвером тесно. И, как будто, забыли о нем – совсем не интересовались его жизнью.

Вот уже и квартиру получили более просторную, но забирать Андрея к себе не торопились.

Бабушку Андрюша любил, и жить у нее мальчику нравилось, но внутри его постоянно грызло чувство ненужности. Только годам к тридцати он сумел избавиться от обиды и горечи, а его общение с родными ограничивалось поздравлениями по телефону с праздниками и редкими встречами.

Отец умер рано, Диме тогда исполнилось двадцать, и мама начала жить его жизнью, опекая, помогая и проявляя непомерную заботу.

А жизнь у него была развеселая – нежелание работать, вечное пьянство и ненависть к успешным знакомым, которая выливалась в скандалы и попытки набить морду человеку, чего-то достигшему в этой жизни.

Мать постоянно обращалась к своим приятельницам с просьбой трудоустроить младшего сына, но проработав на новом месте пару недель, Димка начинал прогуливать, и его увольняли.

Она платила откупные пострадавшим после его очередного пьяного дебоша и терпеть не могла всех его женщин, считая, что они недостаточно хороши для ее сыночка. Последняя жена продержалась восемь лет, но на момент смерти Димы, отношения их были близки к разводу.

Андрей пытался поговорить с матерью о поведении брата, но ослепленная любовью она не хотела ничего слышать. Более того, мать начала обвинять старшего сына в том, что тому хорошо живется, все в его жизни налажено, но помочь младшенькому он не спешит.

И вот Димки не стало – доза алкоголя оказалась смертельной. А мать вспомнила о том, что у нее есть еще один сын.

Нет, она не начала опекать Андрея, а наоборот потребовала от него сыновней заботы и помощи. Крепко стоящая на ногах, без каких-нибудь серьезных заболеваний, семидесятипятилетняя Галина Ивановна придумывала одну проблему со здоровьем за другой.

Андрей регулярно возил ее в поликлинику с мнимыми головокружениями, болями в желудке, тахикардией и еще кучей выдуманных болезней.

Участковый терапевт однажды отвела Андрея в сторону и вынесла вердикт: «Склонность к ипохондрии».

Но он был внимателен к матери, понимая как нелегко ей после потери любимого сына.

Андрей помогал по хозяйству, закупал продукты и старательно выслушивал все ее жалобы. Но внутри так и оставалась пустота, он просто выполнял свои обязанности.

Галину Ивановну глодало чувство одиночества, и она постоянно говорила о том, что хотела бы переехать к сыну.

-Тебе достанется от меня квартира, ждать совсем немного осталось. За это ты можешь потерпеть меня рядом с собой, - Галина Ивановна настойчиво возвращалась к разговору о переезде всякий раз, когда Андрей приходил к ней.

-Мама, опять ты про квартиру. Я хочу, чтобы ты жила долго, а про квартиру и не думаю. Ты же знаешь, что я не один, у меня семья. И свободной отдельной комнаты у нас нет. Нам всем будет некомфортно.

-Я помогаю тебе, да ты и сама справляешься со всеми делами. Если уж разболеешься, тогда и поговорим, а пока никакого переезда, - в который раз отвечал мужчина.

Андрей понимал, что просто находит отговорки для матери. Он не хотел видеть ее каждый день рядом с собой и не хотел пускать ее в свою семью.

Как-то раз Галина Ивановна было особенно настойчива. После эмоционального разговора сын попрощался с ней и направился к входной двери.

-Да прости ты меня, - крикнула мать ему вслед.

Ее крик ударил в спину, как хлыстом, и Андрей даже вжал голову в плечи.

-Я давно тебя простил, мама, - ровным голосом, без эмоций ответил он.

Галина Ивановна умерла через полгода после этого разговора. Вирус, свирепствующий в стране, добрался и до нее. Ей исполнилось восемьдесят, а через неделю ее не стало.

На похоронах были только самые близкие родственники – семья ее сына и сестра.

Стылое кладбище, мерзлая земля, стаи ворон, кружащие над контейнерами с отходами, безразличные лица работников похоронной службы – все это Андрей видел только краем глаза. Не было слез, да и слов тоже не было. Только чувство обиды, что уже ничего не вернешь и не исправишь.

А в голове билась набатом одна мысль: «Прости меня, мама».