Глава 7. Демоны внутри нас
Утром капитан застал Фолта за странным занятием. Неторопливо следуя по коридору, курсант постукивал кулаком по стенам, бросая хлёсткие несильные удары.
– Доброе утро! Занимаешься набивкой? – догоняя Фолта, крикнул капитан.
– А-а! Доброе утро! Нет, сэр, я разочаровался в набивке, считая это занятие бесполезным на практике.
– Тогда что?
– Интересная штука! – Фолт остановился и посмотрел на Эйшера каким-то загадочным взглядом. – В юношестве я практиковал регулярные удары костяшками кулака по твёрдым предметам, считая это закалкой плоти. Не только я, многие ребята из моего окружения. Потом пришёл опыт, понимание... Но не это важно, сэр! Нанося удары по дереву или стене, я испытывал такие же противоречивые чувства, как и девушка, снявшая с себя кожу. Я чувствовал боль, что вполне объяснимо с точки зрения физиологии, но одновременно я ощущал наслаждение – некую награду за усердие. Это странно, но я... Мы все порой испытываем наслаждение от самоистязания, веря в его исключительную необходимость. Так ли была безумна Салли, сдирая с себя осточертевшую корку уродства?
– Она не безумна, Трент. Конечно же, её физические изъяны не могли не сказаться на психике, но Салли не была сумасшедшей. Бостон сделал её такой. Именно он подселил ей в голову демона, содравшего с неё кожу.
– А кто подселил демона мне, заставляя сбивать руки в кровь? Кто заставлял средневековых монахов истязать себя до изнеможения? Кто толкает вас рисковать жизнью, спасая других? Простите, сэр, но мне кажется, ответ на этот вопрос кроется в тёмных далях нашей головы. Что, если этот так называемый демон живёт в каждом из нас? Что, если мы рождаемся с ним внутри? Он живёт вместе с нами, растёт, набираясь сил и опыта, но не может обрести свободу, блуждая лабиринтами подсознания. Что, если он – и есть оборотная сторона нашей сущности, заложенная Господом в противовес благоразумию и добродетели?
– Демоны внутри нас? – усмехнулся капитан.
– Да! Демоны, которые делают нас людьми – слабыми, несовершенными сущностями, подверженными искушениям и порокам. С этой точки зрения их демоническая природа неочевидна. Если Творец усмотрел необходимость в их присутствии – значит, именно такими он нас задумывал. А если так, кто есть он, Бог? Всевластное совершенство сотворённого им мира или жалкий небожитель, изнемогающий от демонов внутри, который слепил человека по образу и подобию своему?
— Это вредные мысли, курсант.
— Вот-вот, сэр! Вредные мысли! Родители, церковь, школа... Нам с пелёнок запрещали думать вредные мысли, навязывая противоречивые ценности. А что если, заглянув внутрь себя, мы обнаружим то, что никак не вяжется с архаичной концепцией социума? Что, если внутри нас нет обещанной Божьей благодати?
– На этот счёт есть масса практик и тренингов...
– Та перестаньте, мистер Эйшер! Вы верите в благотворность и бескорыстие учений этих всезнаек–эзотериков, черпающих свою так называемую мудрость в изречениях выживших из ума старцев?! Это смешно! Думаете, кто-то из них рискнул заглянуть в глаза своим демонам? Кто-то из них озадачился вопросом, почему милостивый Господь оставил в душе место для порока? Думаете, они знают истинную дорогу к самопознанию? А ведь она очевидна, сэр! И возможно, это – единственный путь избежать фатальных последствий, настигших бедняжку Салли.
– На этот счёт, Трент, тебе стоит поговорить с доктором Патисом.
– А он, думаете, знает?
– Я слышал, кто-то упомянул моё имя! – раздался радостный возглас доктора в коридоре. – Джентльмены, я рад вас видеть в столь ранний час! Ручаюсь, вы здесь ждёте меня!
– Так и есть, сэр! – с улыбкой протягивая руку доктору, сказал Фолт.
— Это прекрасно, мой друг! Я бы сказал, вдвойне прекрасно, потому что сегодня я проснулся сам без какого-либо нажима со стороны будильника. Вы представляете, Мэтт!
– Безусловно, это – подвиг, – с издевательской интонацией изрёк Эйшер.
– Да-да, подвиг! Во всяком случае, для меня.
– Тогда я поздравляю вас, сэр, с первым подвигом за день! – и Фолт повторно пожал руку довольному Патису.
– Благодарю вас, Трент! А теперь, друзья мои, давайте-ка отправимся к новым свершениям. Время не ждёт. Думаю, Эдриан на пару с Сэмом уже не раз перемыли нам косточки. Давайте не будем давать им повод для сплетен и придём вовремя.
– Конечно! – согласился курсант и бодро зашагал в сторону манипуляционной.
Когда Патис нырнул в дверь, Фолт, следовавший за ним, обернулся и сказал замыкавшему шествие капитану:
– Ещё не понятно, кто больший злодей: Бостон или мы.
Сеанс прошёл очень тяжело. После пробуждения Фолт долго не мог прийти в себя. Он бормотал что-то невнятное и постоянно потирал правую ногу. В этот раз Патису с трудом удалось выведать информацию о видении.
Бостон подсунул историю хромого художника, который нарисовал на стене дома розовый бутон кровью бездомного старика. Художник вдохновенно выводил прекрасный цветок во всю стену, буквально высасывая до капли жизнетворную краску из несчастного бродяги.
Когда Фолт прихрамывая ушёл к себе, Корис сухо рассказал историю этого преступления. Алан Бриг – хромой художник – когда-то в детстве подвергся нападению бездомных пьянчуг. Мальчуган с улыбкой шёл домой, торжественно неся в руках букет роз к маминому дню рождения, а двое ублюдков в обносках, распивавших дрянное пойло прямо на улице, решили, что парень насмехается над ними. Крепко они его отделали. Так крепко, что Алан до конца своих дней остался хромым.
Время не излечило душевную рану. Оставив мечты о теннисе, которым он с успехом занимался до злополучного дня, парень взрослел и креп, осваивая изобразительное искусство. Алан набирался сил и умения, чтобы когда-нибудь воплотить другую мечту – сладостную месть. Возможно, он так бы и жил со злобой внутри, если бы не попался на глаза Бостону. Один маленький толчок – и жизнь двоих людей помчалась в пропасть.
Брига признали виновным в убийстве первой степени. Учитывая психологическую травму, полученную обвиняемым в детстве, его приговорили к двадцати пяти годам заключения вместо пожизненного срока. Но это не спасло Алана, который был далёк от звериных тюремных обычаев. Будучи не в силах сносить унижения и побои, Алан Бриг покончил с собой в тюремной камере, проведя в заключении неполный год.
К вечернему сеансу капитан вёл курсанта под руку. Бедняга Фолт отчаянно хромал и не мог удержаться на ногах. Через полчаса Фолта в номер внесли на носилках. Из-за боли внизу живота, которая усиливалась с каждой секундой, курсант даже говорил с трудом. Квай сделал ему инъекцию обезболивающего и успокоительного.
Покидая номер курсанта, капитан с тревогой смотрел на корчащегося Фолта, который совсем недавно, с трудом превозмогая боль, рассказал страшную историю жизни Карины Суаве.
Тридцатипятилетняя женщина необыкновенной красоты, обворожительная брюнетка с горячей мексиканской кровью родилась с пороком детородных органов. Её яичники не были способны взрастить здоровую яйцеклетку. Почему Господь покарал её – никто так и не ответил: ни врачи, ни падре Эмиль из скромного прихода в латиноамериканском квартале, ни мать, породившая на свет ещё двух здоровых детей – её сестёр. К тому моменту, как Карина переживала третий развод, проклиная своё нутро, её сестры нянчили семерых детей на двоих.
С первым мужем, Эрнестом Фоли, Карина прожила чуть больше двух лет. Фоли не жалел денег на врачей, отправляя любимую жену то в одну, то в другую клинику. Увы, вердикт всех специалистов был один: Карина не может иметь детей, и этот порок неисправим. Так и не смирившись с участью бездетного отца, Эрнест развёлся, оставив Карине неплохую квартиру и немного деньжат.
Со вторым мужем Карина решила схитрить. Утаив свой недуг, находчивая бонита имитировала беременность, подкладывая под одежду небольшую подушку. Обман вскрылся довольно скоро, что и стало причиной второго развода.
В отчаянии женщина бросалась в страстные объятия мачо, охочих до пылкого тела. Едва ли не каждый день её видели в компании разных мужчин, иной раз одного, а иной раз – и нескольких. Поползли грязные слухи о моральных качествах синьоры Суаве. Это немудрено, ведь в маленьких сообществах с два десятка улиц, где все друг друга знают, даже невинный чих на проповеди становится достоянием злых языков. С лёгкой руки злословов соплеменники нарекли Карину падшей женщиной. Даже падре Эмиль, всегда благосклонно относившийся к смуглой девчушке. В ходе проповеди святой отец сказал, что недуг Карины – это кара Господня, ниспосланная ей за прелюбодеяния.
Униженная и отвергнутая даже матерью, Карина бежала в Кливленд, прихватив с собой сущие крохи. Неизвестная никому в чужом городе Суаве поселилась на окраине и устроилась на работу в пиццерию, где вскоре и встретила третьего мужа. В этот раз правды она не скрывала. Новый муж Карины, Дик Аймер, придерживавшийся взглядов чайлд-фри, был совсем не против такого союза.
Казалось, всё налаживается в жизни Карины, но у Небес были иные планы. Однажды в Кливленд приехал один из бывших соседей Суаве. Увидев старую знакомую в переднике официанта, негодяй воскликнул: «Что ты делаешь на этой работе?! Разве проституция не приносит больше денег?». Информация быстро дошла до ушей Аймера. Будучи человеком настойчивым, Дик разыскал наглеца, обозвавшего его жену проституткой, и в подробностях расспросил его о прошлой жизни своей благоверной. Развод не заставил себя ждать.
С Бостоном, по-видимому, она столкнулась в пиццерии, когда обслуживала его столик. Мимолётного взгляда было достаточно, чтобы вместо молитвы перед сном Карина взяла в руки кухонный нож и вспорола себе живот, вывернув наизнанку негодные внутренности. Спустя неделю её нашла хозяйка квартиры, которая приехала за месячной платой.
К утру следующего дня Фолт всё ещё мучался от нестерпимой боли в животе. Поддавшись на уговоры капитана, Корис отменил утренний сеанс, чем вызвал бурю негодования Молино. Вечером Фолт с дрожью укладывался в прокрустово ложе рядом с настоящим проводником демонов.
***
К исходу первой недели пребывания в зоне курсант изменился до неузнаваемости. Парень сильно похудел, осунулся и посерел. Его походка стала тяжёлой и неуверенной. Иной раз он даже придерживался за стены, идя по коридору. Прежде крепкий молодой человек, способный свернуть горы, превратился в старика, страшащегося своей тени. В самом начале операции Эйшер пообещал провести пару уроков самообороны и научить Фолта парочке своих фирменных штучек. К концу недели вопрос физических нагрузок снялся сам собой. Фолту нужен был врач-реабилитолог, а не инструктор по рукопашному бою.
Патис оказался прав, боль довольно быстро уходила. Самый болезненный сеанс – встречу с Кариной Суаве – курсант пережил за двое суток. Видимо, боль, которую испытывала несчастная, была очень сильна. Остальные жертвы отзывались болью гораздо меньше. Но воспоминания о событиях сильно тяготили молодого человека. Успев за это время пережить полных десять сеансов, к утру восьмого дня Фолт наотрез отказался идти в манипуляционную. Он лежал на кровати, забившись под одеяло, дрожал и плакал.
Ни уговоры Патиса, ни угрозы Кориса, ни суровый взгляд Молино не могли поднять его с постели. Взяв ситуацию в свои руки, Эйшер чуть ли не насильно выпроводил назойливых посетителей и завёл доверительный разговор с курсантом.
– Больно, сынок? – положив руку на плечо, спросил капитан.
– Нет, – с дрожью в голосе ответил курсант, – страшно.
– Кого ты боишься?
– Себя!
Фолт сел на кровати, поджав под себя ноги, закутался в одеяло и продолжил.
– Мистер Эйшер, я боюсь себя! За эти дни я увидел столько ужасных, бессмысленных смертей, сколько другому хватило бы на парочку жизней. Конечно же, любая смерть ужасна, но эти – особенно! Адская боль, непереносимые душевные страдания – всё это накатывает на меня океанской волной, захлёстывая меня с головой. И я ухожу в себя, в свою маленькую раковину, чтобы пережить удар шторма. Проходит совсем немного времени, и боль стихает. Она рассыпается, как песчаный замок на берегу. Доктор Патис был прав, негативные эмоции уходят прочь. Это не мои переживания. Но остаётся память.
Память и эмоциональный след, словно глубокая борозда на душе. Я помню душевный настрой каждой из жертв, помню решимость, с которой они принимались за гибельное дело, безумие, творившееся в их головах, дикий шум в ушах, заглушавший голос разума, и кровавую пелену перед глазами.
Они все умирали, испытывая неземное блаженство. Тот, кто убивал себя, буквально захлёбывался в наслаждении, а тот, кто расправлялся с жертвой, упивался триумфом победы, не желая ни на секунду отдать отчёт своим действиям. Они все испытывали удовольствие, несравнимое ни с чем на свете, словно прижимались всем телом к вожделенной мечте жизни. Но ведь это не так, мистер Эйшер!
– Ты прав, сынок, это обман. Это всё Бостон...
– Нет, сэр, нет! Я чувствовал, в какой мере Бостон оказывал на них влияние, ведь я был в их шкуре, в голове каждого из них. Я чувствовал его присутствие, казалось, даже видел его краешком глаза, но не ощущал никакого давления с его стороны. Они сами...
– Нет, Трент, ты ошибаешься! Бостон вверг их в состояние безумия и до последнего момента подталкивал к необдуманным действиям. Я говорил с доктором Патисом об этом...
– Да что он знает, этот Патис?! И что знаете вы, капитан?! – с упрёком во взгляде воскликнул Фолт. – Вас там не было!
– Да, нас там не было, но...
– Вы даже отчасти не можете себе представить то, что пережили эти люди и я вместе с ними! Капитан, вы ошибаетесь. Единственным человеком, толкавшим их к безумию, были они сами. От начала и до конца они действовали сообразно только своему плану. Их мотивация была просто гигантской! Клянусь, даже если бы в этот момент лучезарный ангел спустился с небес – они бы не отступили! Вы не представляете, сколь сильна была их жажда достичь желаемого. Они получали бесконечное удовольствие от каждой секунды этого адского действа. Это блаженство, даровать которое под силу лишь Господу или Дьяволу!
Мистер Эйшер, вы говорили о том, что нужно запоминать только хорошее. Я не считаю удовольствие плохим воспоминанием. Но удовольствие, полученное такой ценой... Нет–нет–нет! Я не хочу этого помнить!
– Ты забудешь об этом...
– Не-ет! Это нельзя забыть, сэр! Это въелось в меня настолько глубоко, что кажется, уже является частью меня. Что бы я ни делал – ел, читал или просто ходил по комнате – я вспоминаю каждый сеанс. Все эти люди вместе со своими эмоциями – они всплывают хаотично в памяти, вертятся в голове, сплетаясь в адский клубок, и выворачивают меня наизнанку. А сны... О боже, это вообще отдельный разговор! Я практически не сплю. Я боюсь засыпать! Я боюсь оставаться с собой наедине. Всё, чем меня наградил профессор Молино, теперь останется со мной до самой смерти.
– Я поговорю с доктором и с профессором.
– Поговорите, сэр. Я чувствую, как схожу с ума. Я держусь, но моих сил надолго не хватит. И я боюсь, что в один момент превращусь в такого же сумасброда, готового пойти на всё ради наслаждения. Неистовая сила, сидящая у меня внутри, подавит голос разума, и я совершу что-то непоправимое. Может, с кем-то, а может... Сэр, я боюсь!
– Не бойся, сынок! – и Эйшер по-отечески обнял паренька. – Не бойся! Пока я здесь, ты будешь в безопасности!
– Спасибо, сэр!
Выйдя от Фолта, озадаченный разговором капитан решительным шагом направился в манипуляционную, где его с курсантом уже ждали остальные участники эксперимента.
– Когда начинаем? – едва завидев капитана на пороге, спросил Молино.
– Он не готов, – присаживаясь к столу, ответил Эйшер.
– Когда?!
– Думаю, дня через три. Ему нужно восстановиться.
– У нас нет и трёх часов! – вступил в разговор Корис. – Ведите Фолта.
– Он не готов! Корис, он на грани самоубийства. Я боюсь, если надолго оставить его одного – он покончит с собой.
– Адам! – и профессор головой указал Патису на дверь.
Добродушный лысый доктор тут же помчался к курсанту.
– На этот случай у меня есть план, – безо всякого беспокойства заявил спецагент. – Фолт – это допустимые потери.
– Допустимые потери?! – взревел Эйшер, пронзая Кориса злобой во взгляде.
– Сядьте, капитан! – властно заявил спецагент. – Вы прекрасно знаете значение этого термина!
– В моём отряде не может быть допустимых потерь!
– Всё может. Недопустимыми считаются потери Бостона, профессора Молино и времени. На случай замены остальных у меня есть план.
– То есть...
– Даже я, капитан.
– Вы уже теряли бойцов, Мэтт, не так ли? – с иронией спросил Молино.
– Терял. И поэтому утверждаю: в моём отряде допустимых потерь быть не может!
– Тогда сделайте так, чтобы мы никого не потеряли. В конечном итоге, мы наняли вас именно для этого.
– А я и делаю, профессор, если вы этого не заметили! Единственным путём сохранения жизни Тренту Фолту я вижу трёхдневную паузу в работе. Парню нужно восстановиться.
– Вы невнимательны, капитан! – снова вступил в разговор спецагент. – Потеря времени недопустима! Мистер Квай с огромным трудом поддерживает жизнь в теле Бостона. Не так ли, доктор? – и Корис взглянул на молчаливого азиата.
Не отрываясь от работы, Квай кивнул в знак согласия.
– Мы все будем скорбеть, если мистер Фолт покинет нас, но следственный эксперимент не прекратится с его исчезновением.
– Если мистер Фолт покинет нас, – с нарочитой деловитостью начал Эйшер, – я гарантирую вам, мистер Корис, что материалы так называемого эксперимента будут немедленно преданы огласке.
— Вот как?! – усмехнулся спецагент. – А что вы предадите огласке, капитан? Факт того, что с вашего попустительства курсант Трент Фолт покончил с собой? А может, это вы его довели до самоубийства? Принимая во внимание материалы, предоставленные психологом, наблюдавшим вас долгое время, такой вариант исключать нельзя. Со своей стороны я гарантирую вам, капитан, что следствие, которое проведёт ФБР, выявит всех виновных этого преступления.
– Фолт под вашей ответственностью, спецагент.
– Ошибаетесь, капитан! Именно вы подписали прошение на имя ректора Академии сотрудников правоохранительных органов! Именно вы приобрели два билета на рейс до Нового Орлеана, оплатив их со своего счёта! Камеры наблюдения аэропорта Брансвика наверняка зафиксировали Фолта в компании с вами. Вы успешно прошли регистрацию на рейс и проследовали в зал ожидания. Вдвоём, капитан! И это ещё большой вопрос, зачем вам понадобилось нанимать частный рейс авиакомпании «Клевер скай», чтобы вместо Нового Орлеана улететь в Лейк-Чарльз. Я мог бы продолжить, Эйшер, но к несчастью, у нас не так много времени для разговоров. Поверьте, капитан, у вас попросту нет другого выхода, кроме как согласиться с моим планом. А мой план не предусматривает перерыва в ходе эксперимента. Ни на три дня, ни на три часа!
– А вы – сука, спецагент! – процедил сквозь зубы Эйшер.
– Прагматичная сука! – насмешливо уточнил Корис и сменил интонацию разговора на дружескую. – Послушайте, Эйшер, вы же – рассудительный человек, опытный командир и коп с большим стажем. Вам не нужно объяснять прописных истин. Ваш рапорт об отставке, который за год вы подаёте уже в третий раз, наверняка будет подписан полковником Олбрайтом. Я прослежу за этим. Вы достаточно послужили своей стране и заслуживаете отдыха. Вы непритязательны, а значит, пенсия полисмена вполне удовлетворит вас. Вас ждёт благополучный финал жизни: домашние заботы, собака, дети и внуки, небольшой катер, на котором по выходным вы будете выходить в океан, чтобы поймать неуловимого тунца. Заманчиво звучит, не так ли?
Но не для вас, Эйшер! Вы же сдохнете от этой скуки, не протянув и года! Вы проклянёте всех, даже свою любимую жену! Каждое утро будет начинаться с бутылки виски, в котором вы будете безуспешно топить тоску по славным боевым денькам. А я дам вам драйв, капитан! Такой драйв, о котором вы и не мечтали! Секретные операции в разных уголках мира, миссии по спасению заложников, команду отборных бойцов, полномочия, каких у вас не было никогда. Вы ещё послужите своей отчизне, Эйшер, и обязательно получите весомые награды. Возможно, даже медаль Конгресса. А почему бы и нет? Но главное, вы до гробовой доски будете ощущать на зубах вкус крови с примесью адреналина – то, к чему вы стремились всю свою жизнь!
– Откуда вам знать, спецагент, к чему я стремлюсь?
– О–о, капитан, я редко ошибаюсь в людях! И почти уверен, что в вашем случае ошибки быть не может. Так как, капитан, вы готовы рискнуть своим будущим ради мимолётной слабости?
– Я не готов рисковать жизнью даже одного человека.
– А жизнями тысяч? – прохрипел профессор. – Вы же хотите знать правду, Мэтт? Что ж, пусть будет так, на данном этапе я могу раскрыть вам наши планы. Но готовы ли вы?
– А вот и мы! – врываясь в кабинет, радостно провозгласил Патис, ведя за собой Фолта.
– Простите мне мою слабость, джентльмены, – виновато пробубнил курсант, – я обещаю, больше такого не повторится.
– Ничего–ничего, Мэтт, – успокоил его Патис, – мы все – люди, а людям свойственно быть слабыми. Главное то, что вы нашли в себе силы.
– Приступим! – скомандовал Молино и, обернувшись к Эйшеру, добавил. – Наш разговор не закончен.
– Разумеется! – подтвердил капитан.
– Но продолжим мы его после сеанса. Всё, начинайте!
