Хранитель

Часы тикали, и этот звук, казалось, вонзался прямо в голову. Никогда они мне не нравились. Но, если избавиться от этих, их место тут же займут новые, знаем, проходили. Хозяйка этого жилья подозрительно трепетно относилась к хронометрам и, стоило испортить одни, как их тут же меняли на новые. Скучно.

Поднявшись со своего неудобного ложа, я подошел к окну и уставился на улицу. Тоже ничего интересного. Пыль, солнце, люди. Кстати о людях, интересно, в этой квартире они еще появятся или мне удалось успешно избавиться от всех?

Взгромоздившись на подоконник, я, невидимый с улицы, принялся наблюдать за движениями деревьев, невольно погружаясь в омут собственной памяти. Ну почему все закончилось именно так? Не могло ли все сложиться как-то… иначе? Я вспоминал последний день и пытался найти те самые зацепки, которые дали бы подсказку, можно ли было все изменить? Как и в предыдущие сотни тысяч раз, ответа не появлялось. Все казалось до боли обыденным, никаких черных вестников.

По этой дороге мы ездили не в первый раз, места наши никогда не славились лихими людьми. Настроение у нас с женой было отличным. Родичи тоже не просили задержаться, словом, никаких предупреждений. Но все же… все же у моста мы наткнулись на парочку разбойников. Добра у нас с собой и не было, кроме той же телеги и лошади. Из оружия у меня был нож, хороший, добротный, еще дедом кованный. Я был уверен, что, как минимум, отобью у них охоту нападать на добрых людей.

А потом все пошло как-то… неправильно. Нож, это, конечно, хорошо, но их было двое, хоть и вооруженных дубинами, а со мной была беременная жена. Сцепившись с первым, я упустил из виду второго, от которого и получил первый удар, чудо, что по спине. Развернувшись, пнул его и успел только заметить, как пятясь от удара, он толкнул жену, та вскрикнула и споткнулась то ли о край моста, то ли о выступающий камень, и упала в воду. Второй удар суковатой дубиной пришелся по ноге, но я едва ли его заметил, плюнув и на разбойников, и на телегу.

Благо, речка была неглубокой и неширокой, а мост – невысоким. Я быстро нашел жену в воде и сумел вытащить на берег. Убедился, что она дышит. Обошлось? Разбойников, как и телеги, не было уже и следа. Черт с ними. Свое они еще получат. До ближайшего жилья всего пять верст. Главное, чтобы по дороге не замерзли.

Воздух пах сыростью и металлом. Только сейчас я ощутил, как же болит нога, по которой я заработал последний удар. Осмотрев ногу, я понял, что до жилья не «всего», а «целых» пять верст. И я их не пройду. Возможно, будь дубина разбойника гладкой, ничего и не случилось бы. Но она была с сучками, и сейчас из, небольшой по размеру, раны, толчками выплескивалась кровь. Яркая. Алая. Я уже видел такие раны и знал, что дела мои плохи.

Сняв с пояса чудом уцелевший в схватке и реке нож, я вложил его в руку жены и попытался вскарабкаться на дорогу. Возможно, по дороге еще кто-то поедет, возможно, смогу позвать на помощь.

Когда они появились, я так и не смог понять. Словно соткались из самого воздуха. Обступили. Смотрели сверху вниз как-то безразлично, и, не смотря на это, я все равно чувствовал себя нашкодившим юнцом. Потом вокруг разлился свет. Такой яркий, не смотря на подступающий вечер, в этом свете растворилось все: и мост, и река, и деревья, и трава с землей. Остались только они и я. Они обсуждали что-то между собой и, казалось, никак не могли прийти к какому-то одному решению. Наконец, один из них приблизился ко мне и склонился.
- Все твои дела равноценны. Мы не можем забрать тебя ни в свет, ни во тьму. Ты должен сам сделать свой выбор. Но не словами. Только дела твои говорят за тебя. Можно и вредить с благими помыслами, можно и вершить добро из чувства мести. Пока ты не сделаешь свой выбор, ты останешься там.

Потом свет рассеялся, а я снова оказался на берегу. На этот раз – один. По крайней мере, больше ничего не болело. Сумев встать и осмотреться, я заметил, что берег все же немного отличается. Был не вечер, а день, жены не было, разбойников, впрочем, не было тоже. Небольшое бурое пятно осталось там, куда я из воды вытащил жену.

Тогда я еще не понимал, что случилось. Понимание пришло позже. Когда выяснилось, что проезжающие по дороге меня не видят и не слышат, когда оказалось, что далеко оттуда я уйти не могу. Полверсты в любую сторону, и я снова оказываюсь у моста. Пытался зацепиться за проезжающую телегу, с тем же результатом. Текла вода, текло время, но я не менялся. Не испытывал ни голода, ни жажды, ни усталости. Все, что мне осталось – наблюдать за проходящими и проезжающими людьми. Я не мог даже узнать, что случилось с женой.

Время текло, мир менялся. Мост ветшал, река мелела. Потом рядом появилось жилье, и у меня появилось развлечение. Я заходил к ним в дом, заглядывал в окна, наблюдал за повседневной жизнью других людей. Со временем люди менялись, жилья становилось все больше. В конце концов, по обоим берегам моей реки выросли человеческие дома, тогда я и перебрался жить к ним. Освоил мелкие шалости: звенеть посудой, хлопать дверьми, скрипеть ими же, прятать мелкие предметы, ходить по потолку. Люди становились все интересней, и в какой-то момент я заметил, что меняюсь вместе с ними, изучаю их поведение, язык, манеру одеваться, узнаю про новые вещи. Мое существование перестало быть таким скучным. Не помню, когда именно я узнал, что животные, в отличие от своих хозяев, могут меня видеть, но играть с ними всегда было весело.

Но со временем наскучили и новинки. Тогда я понял, что почти всех моих шалостей люди боятся. План созрел сам собой. Изгонять людей из жилья и хоть какое-то время проводить в одиночестве стало моим хобби. На берег реки я уже не мог вернуться, ее давным-давно загнали под землю, а существовать на улице мне надоело еще в первые сотни лет. Но через какое-то время становится скучно и без людей.

Вот и сейчас я отчаянно скучал, рассматривая улицу через стекло, когда в замке повернулся ключ. О! Интересно. У меня новый сосед? Надо встретить.

На пороге мялось нечто, больше всего смахивающее на грабли в плаще, в компании двух чемоданов, кота подмышкой, хозяйки жилплощади и еще чего-то незнакомого. Незнакомое воззрилось на меня с тем же удивлением, что было написано и на морде кота. Хозяйка квартиры увлекла дальше по коридору грабли, в которых я опознал, с трудом правда, худющего парнишку, щебеча что-то ему на ухо в духе:
- Да что вы, что вы? Отличная квартира, теплая, сухая, соседи тихие.
- Да, я заметил под окнами кладбище…
- Сплошные глухие и немые пенсионерки, - продолжала щебетать женщина. – У вас котик? Замечательно…

«Угу, не забудьте упомянуть крайнюю любовь этих пенсионерок к телевизору на полной громкости и круглосуточной игре на фортепьяно». Размышлял я, разглядывая по очереди кота, замершего посреди коридора мохнатым вопросительным знаком и «незнакомое». Незнакомое было похоже на матрешку в пачке. Черную.
- Здравствуйте, - на правах хозяина квартиры, первым разговор завел я. – А вы – кто будете?
- Я? – матрешка кокетливо поправила свою пачку. – Семейное проклятие.
- А чего такое… упитанное?
- Хорошо работаю, могу себе позволить, - оскорбилась матрешка. – А вас, шут с граблями, я попрошу освободить жилплощадь. Теперь здесь буду жить я.
- Чей-то я вдруг шут, да еще и с граблями? Я здесь уже давно живу.
- Короче, парниша, не мешай даме работать. А то я и тебя в бараний рог сверну.
- Попробуй…

За время нашей перепалки кот окончательно впал в истерику, но так и не мог понять, на кого ему броситься первым, поэтому под раздачу первой попала хозяйка квартиры. Его, уже на излете, сумел поймать парень, закрыл за женщиной дверь и отправился в комнату, разбирать свое богатство. Играть в гляделки с проклятием мне тоже надоело, я пошел за ним. Матрешка удалилась в сторону ванной, откуда вскоре послышался плеск воды.

Богатствами мой новый сосед не располагал, если не считать проклятия, книги, бумаги какие-то, ручки, снова книги. Последним, со дна чемодана, был извлечен нож. Даже на первый взгляд он казался старинным. Такие, наверное, еще мой дед ковал. Ножны у него – явный новодел, а вот сама сталь, рукоять… добрый нож. Я аж залюбовался, пока не услышал за спиной недовольное покашливание проклятия.
- Чего?
- Покинь помещение, мальчишка сейчас спать ляжет, мне его давить надо и кошмары навевать. А я при посторонних смущаюсь, - заявило проклятие и принялось карабкаться на единственный диван.
- Слушай, проклятие, вот чего ты ко мне привязалось? А к мальчишке?
- Работа такая. Вот у тебя какая работа?
- Не знаю. Нет у меня работы, - матрешка презрительно фыркнула.
- Ну вот, сами не знаете, а честному проклятию работать мешаете. Шли бы вы, юноша, работу себе нашли бы, да и не мешали бы работать другим.
- А шнурки тебе не погладить? – рявкнул я и вышел на кухню, громко хлопнув дверью. Пожалуй, слишком громко. Встреченный там же сосед вздрогнул, вопросительно уставившись на дверь. На мгновение мне даже показалось, что он меня увидел. Черт. Надо осторожней. А то вон какой малохольный, еще помрет здесь, будет вообще общежитие.

Утро началось неожиданно рано. Не для меня, я не спал в полном смысле этого слова, просто время от времени набирался сил, проваливаясь в глубины памяти и на какое-то время утрачивая связь с реальностью. Для парнишки. Проклятие с утра пораньше поплескалось в воде, а сейчас скакало верхом на стиралке по ванной, под аккомпанемент собственного хохота и хлещущей из шланга по всей ванной воды.
- Ты совсем ошизела? – я пробрался мимо окаменевшего в дверях соседа и, добравшись до розетки, выдернул из нее шнур стиралки. – Тебе заняться нечем?
- Отстань. Я работаю.
- А давай, ты будешь как-нибудь тише работать? – шнур взметнулся в руке, стремясь хлестнуть матрешку, пару раз даже дотянулся. От двери послышался грохот.
- У вас грабли упали, - заметило проклятие, слезая со стиральной машины. – И вообще, тебе что, трудно в другую квартиру перебраться, пока я тут работаю?
- Работа у тебя какая-то… вредительская, - вырубив воду, я с сомнением осмотрел потоп в ванной. Кто-то попал на ремонт. – Кому она вообще такая нужна? В чем заключается?
- Работа как работа. Почетная. Не у каждого, знаешь ли, есть собственное семейное проклятие. Вот конкретно у него вообще отличное проклятие, - матрешка самодовольно улыбнулась. – Качественное. Сначала мотает нервы и мучает кошмарами, а когда у мужчины рода появляется ребенок, стопроцентная смерть. Ни один еще от меня не ушел. Чем раньше продолжит свой род, тем быстрее на вечное поселение к предкам.

Краем уха слушая матрешку, я отошел к валяющемуся в коридоре парню, скептически осмотрел.
- А у этого, что, уже потомок есть?
- С этим пока не ладится. Все тянет, тянет… ох уж эти современные нравы.
- Слишком, тогда, торопишься. Не дотянет он до потомков твоими стараниями.
- Да ладно… не в первый раз он мои выходки видит.

Нож лежал там же, на полке, и казалось, что светится в полумраке комнаты. Я мог поклясться, что узнаю его. Да, он, конечно, обветшал, рукоять истерлась, лезвие зазубрилось, но сама суть… Касаться его я не решался. Железо обжигает таких как я. Достаточно чистое. Сосед с кем-то трещал по телефону:
- Да, да, нет… я же говорил тебе, тут неподалеку моя пра-пра… не помню сколько раз «пра» бабка, по отцу, жила. Ну да, та, у которой мужа разбойники завалили. Нет, не по семейным делам… Ну блин. Как найду, так и вернусь…

Дальше я не слушал.
- Слушай… проклятие, - я тихонько навис над матрешкой, валяющейся на диване, с самым возможным благожелательным выражением морды, – а ты ничего, совершенно случайно, не хочешь мне рассказать?
- Вспомнил, да? – оно хохотнуло, довольно зардевшись. – Ну да… ты был крепким орешком, но и тебя я одолела.
- Ну не обессудь, тогда.

Резко выпрямившись, я схватил с полки тот самый нож и, коршуном упал на проклятие, с оружием наперевес. Проявив удивительную, для такой тушки, прыткость, матрешка вскочила с дивана и метнулась в сторону за мгновение до того, как я на нее обрушился. Пришлось, коротко ругнувшись, снова прыгнуть за ней. И еще раз. Не хочу даже думать о том, что представлял себе парень, наблюдая за «самостоятельно» скачущим по комнате ножом. Наконец, похоже, сообразив, что в отличие от нас, материальные предметы сквозь стены не проходят, матрешка как-то сдулась и рванула прямиком сквозь стену. Попытавшись повторить ее маневр, я застрял, зацепившись за отказывающийся сотрудничать нож.
- Только попробуй вернуться, - прошипел я вслед беглянке и вернулся обратно.

- Ты кто? – парень стоял посреди комнаты, прикрывшись подушкой, и явно таращился на меня.
Это как вообще? Он меня видит? Осмотрев себя, я понял, что – таки да, он меня видит. Нож в руке сиял, подобно мощной лампочке. От этого сияния светился и я, вся фигура. Не так ярко, но свет от ножа явно полз вверх по руке. Неужели именно это сделало меня видимым для него?
- Не бойся. Я – хранитель.

Нож вырвался из руки и с грохотом упал на пол. Через мгновение к нему присоединился и парень. «Ну вот что мне с тобой делать?» - размышлял я, рассматривая свою ладонь, на которой не оказалось ожога, который должен был остаться от ножа. - «Не бросать же тебя теперь на растерзание и без того жирному проклятию?»