Привет, Свет! 75

16+
Автор:
Александр БЕЛКА
Привет, Свет! 75
Текст:

                                                               * * *

Время лечит, кто бы что там не говорил. Со временем боль утраты, даже невыносимая вначале, притупляется, теряет силу. А если человек сильный и не сломался сразу от её гнёта, то вообще сходит на нет. До тех пор, пока что-нибудь не напомнит об этой утрате. Тогда боль вспыхивает, давая о себе знать. Но это уже не всепожирающий пожар, а лишь небольшие языки пламени, которые, да, обжигают какое-то время, но после затухают. Боль проходит, ожоги заживают, и всё возвращается на круги своя.

Новая работа мне понравилась. Это уже было не тупое выполнение данного тебе наряда, а творческий подход к проблеме. Надо установить причину неисправности и её масштаб, определиться, как её устранить, дать наряд на ремонт, предоставить новую запчасть, если понадобилась, и проконтролировать работу слесаря или водителя. Если учесть, что самосвалы гибли на разрезе, как танки под Прохоровкой, то работы было много.

Чтобы соответствовать должности механика я пошёл в техническую библиотеку и набрал книг об устройстве и расчете автомобилей и его узлов и агрегатов. Я читал литературу, изучал тормозную, топливную и гидравлическую системы, производил расчёты, чертил на ватмане то, что рассчитал. Позже, поступив заочно в университет, я проделывал тоже самое. Выходит, нужные для механика знания я получил ещё в начале своей итээровской деятельности. И диплом понадобился мне для подтверждения этих имеющихся знаний. Ну, и для солидности, конечно. Высшее образование – всё-таки звучит.

Я уставал на работе, уставал от учёбы, которую добровольно взвалил на себя сам, поэтому стал быстро засыпать. И, главное, спокойно спал, а не вскрикивал и не вскакивал посреди ночи, пугая домочадцев. Всё устаканилось. Эмоциональные бури сменились спокойной размеренной жизнью. Пока со мной не случилось это.

А случилось это в августе, когда ночи стали длиннее, темнее и прохладнее. К тому времени я уже освоился в новой должности, заметерел и имел вес не только среди работяг, но и у начальства. Как всегда после обеда я отправился в диспетчерскую писать наряд на вторую смену. Это для того, чтобы диспетчер могла заранее приготовить для водителей путевые листы.

Диспетчерская был пристроена к нижнему боку, в котором располагался пассажирский транспорт – автобусы, вахтовки, - и представляла собой большое помещение. Место, где сидела диспетчер, было огорожено от стены до стены барьером и находилось на возвышении. Получалось, что ты, сидя на стуле, был на уровне стоявшего за барьером. В загородке стояли два стола, приставленных друг к другу: один для диспетчера, другой – для механика. Справа от столов, напротив барьера, было встроено огромное, почти во всю стену окно. Из-за помоста его подоконник был на уровне стульев, и им всегда пользовались как скамейкой.

Ещё в дверях я увидел незнакомую девушку, сидевшую на подоконнике и державшую в руках какую-то книжку. Блондинка с короткой стрижкой, в нарядном летнем платье. Чем ближе я подходил, тем больше поражался тому, что видел. Правильной формы овал лица, большие карие глаза, маленький аккуратный носик, алые губы. Красота её была классической. Так изображали древние греки своих красавиц. Но она то ли не осознавала этого, то ли уже привыкла и относилась к этому обыденно, даже равнодушно. Она тоже не сводила с меня глаз, наблюдая за моим приближением.

- Здрасьте! – сказал я, открывая калитку и заходя за барьер.

Естественно, это относилось к незнакомке. С диспетчером я поздоровался ещё утром.

- Здрасьте! – ответила блондинка, и в глазах её появился блеск.

Не успел я сесть за стол, как Нина Петровна, дама далеко за сорок, ровесница моей матери, объявила:

- Знакомься, Саш, это наша новая табельщица Ольга Владимировна.

Неделю назад, шествуя из бокса в диспетчерскую, я ещё в коридоре услышал, как начальник орёт на кого-то у себя в кабинете. Выглянув из коридора в контору, я увидел, как из его кабинета, выскочила красная от возмущения табельщица Эльвира Михайловна. Ладненькая такая, округленькая, ну вся в теле и для своих пятидесяти лет выглядевшая довольно моложаво. Предыдущая табельщица, Валентина, ушла работать в аккумуляторный цех. Там и зарплата больше и стаж льготный. Вот и приняли Эльвиру. Но для этой работы её умственных способностей явно не хватало. Она работала у нас всего месяцев пять, и такие разборки были ежемесячными.

- Всё ему не так! – бубнила она недовольно себе под нос. – Рассчитаюсь к чёрту!

Вот и исполнила своё обещание.

Я обернулся, чтобы представиться и услышал Нину Петровну:

- А это наш механик Александр Николаевич.

- Очень приятно, - Ольга улыбнулась, показав белизну ровных зубов.

- А мне-то как! – не сдержал я в себе возникшую к ней симпатию.

На её лице вспыхнул румянец, она стеснительно потупила глаза. Поняв, что  чуток переборщил, я потянулся за журналом, но, как ни странно, его на месте не обнаружил.

- Нина Петровна, а где журнал-то? – не понял я и услышал в ответ:

- А он у Ольги.

- Вот, держите, Александр Николаевич, - блондинка протянула мне книгу.

- Можно просто по имени и на «ты». Я не гордый, - поправил я её, забирая журнал.

- Хорошо, - согласилась она без всякого кокетства и, встав, сказала. – Ладно, Нина Петровна, я пойду. А за журналом приду потом.

Только она скрылась за дверью, Нина Петровна поправила на носу очки и сообщила:

- Это дочь Вовы Гуртовского.

Этого дядьку я знал. Познакомился с ним ещё до армии. Как-то Гаврилыч, мастер АРМ – мой непосредственный начальник, послал меня в нижний бокс. Говорит, Фёдорыч пожаловался, что домкрат электрический бьёт его током. Нижний бокс служил не только для стоянки дежурок, там ещё проводились техническое обслуживание двадцатисемитонным самосвалам. Для того, чтобы вывесить переднюю балку или задний мост использовали электрический домкрат, потому что эвакуатор, которым для того пользовались в верхних боксах, здесь попросту не мог развернуться. Сам домкрат, хотя и древний, ещё дюжил. А вот кабель его давно разъело от мазута и требовал замены. На это Гаврилыч неизменно отвечал, что заявка подана, но пока без результата.

Прихожу, у БелАЗа поддомкрачено переднее левое колесо. Рядом стоит мужичок невысокого роста, тщедушный такой. Спрашиваю:

- Что случилось?

- Током бьёт, - для примера он коснулся ступицы и тут же с воплем отскочил в сторону. – Вот видишь!

Чтобы убедиться, я тоже прикоснулся к ступице только тыльной стороной кисти. Ничего. Никакого тока. Я проделал это несколько раз.

- Видишь, - сказал я ему. – Тебе показалось. Или ты просто сам себя пугаешь.

- Ну, конечно. Я что, не знаю, как током бьёт, что ли, - съехидничал Фёдорыч, но, глядя, как я смело это демонстрирую, успокоился.

- Ну, ты же видишь, - я опять похлопал по крышке подшипника.

Фёдорыч успокоился и, подняв с пола баллоник с трубой, взялся откручивать гайки, крепившие колесо к ступице. Но только дотронулся ключом до гайки, как тут же отскочил как ошпаренный, уронив инструмент. Получается, что кабель всё-таки пробит. Но у меня сопротивление большое, и потому током меня не бьёт.

- Давай так, - сказал я тогда ему, опережая то, что он хотел высказать по этому поводу. – Я сейчас домкрат отключу, чтобы никого током не било. А когда закончишь, я опущу его сам. Хорошо?

После этого случая мы стали с ним здороваться. Когда я пришёл с армии, он работал в токарке. На профосмотре комиссия закрестила его, и он перевелся в токари.

- Кстати, не замужем, - с подтекстом заметила Нина Петровна, прерывая мои воспоминания.

- Вот повезло-то! - сыронизировал я, а про себя отметил, что это совсем не плохо, даже очень хорошо.

Заполняя журнал, я вдруг поймал себя на мысли, что Ольга – первая девушка, увидев которую, я не сравнил со Светкой. Значит, она забыта и теперь не эталон. Это же здорово! Жизнь продолжается, господа присяжные!

Диспетчерскую я покидал с непонятным чувством. Табельная находилась в конце коридора около буфета. Неожиданно захотелось зайти туда, ещё раз увидеть Ольгу Владимировну. Непонятная сила тянула меня к ней. Но дверь была закрыта, и это меня удержало. Будь она открыта, можно было соврать: мол, шёл в буфет, смотрю открыто. Дай, думаю, зайду, познакомлюсь поближе. А так какой предлог?

Всю оставшуюся смену кареглазая блондинка не выходила у меня из головы. Работы, как всегда, было много, а она мешала сосредоточиться. Постоянно крутилась мысль, что я непременно что-то должен предпринять по отношению к этой девушке. Смена заканчивалась в четыре. Без пятнадцати пять дежурки увозили рабочих по домам. Значит, в этот промежуток я должен был совершить подвиг.

В три часа приехала вторая смена. Водители получили путёвки, переоделись в рабочее, и полчетвёртого их увезли на разрез на работу. Через полчаса унялся ажиотаж в связи с выпуском отремонтированных автомобилей на линию. Затем прошёл наряд на ремонтные работы. Наконец, я остался один и смог обдумать то, что не давало мне покоя последние три часа. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что девчонка мне понравилась. И хотя я видел её всего один раз и недолго, время действительно терять было нельзя. И я принял решение: надо действовать.

  • Дайте критику
+3
13:35
2739
Природа не терпит пустоты, а судьба, прежде чем открыть новую дверь, всегда закрывает старую)
Спасибо, что зашли и прочитали!
Про Природу понял и полностью согласен. А дальше что-то не догоняю. Если можно, то по конкретнее, пожалуйста.
Да ничего сложного на самом деле. Просто, теряя, не стоит огорчатся: возможно, судьба просто закрыла одну дверь, чтобы открыть другую
Согласен.
Татьяна
12:59
Время лечит, кто бы что там не говорил. Со временем боль утраты, даже невыносимая вначале, притупляется, теряет силу. А если человек сильный и не сломался сразу от её гнёта, то вообще сходит на нет. До тех пор, пока что-нибудь не напомнит об этой утрате. Тогда боль вспыхивает, давая о себе знать. Но это уже не всепожирающий пожар, а лишь небольшие языки пламени, которые, да, обжигают какое-то время, но после затухают. Боль проходит, ожоги заживают, и всё возвращается на круги своя. — Самые красивые строчки из повести.
Спасибо большое!
Загрузка...
Alisabet Argent