В путь
«В путь»
Щелчок ключей Скрип. Громкий стук, захлопнувшийся двери. Анатолий только что зашел домой, и не раздеваясь, сразу, поспешил завешать окна шторами. На улице всходило солнце. Люди просыпались и собирались на работу. А он делал все наоборот: выпил несколько таблеток снотворного и надеялся уснуть побыстрее. Окруженный светом и теплом, он выбрал тьму и холод.
Когда наступил вечер, Анатолий проснулся. Пожарил яичницу, сварил кофе, принял душ. После «утреннего ритуала» обычного человека, он ждал захода солнца. И только с наступлением темноты собирался покидать дом.
Накинув дырявое пальто, он медленно открыл дверь. Немного постоял, посмотрел вперед, глубоко вдохнул и вышел на лестничную площадку. Медленно спускавясь по лестнице, он готовился к выходу на улицу. Еще немного постояв у двери, вышел из подъезда, глубоко вдыхая холодный воздух. Во дворе никого не было. Казалось, что он один единственный человек во всем мире. Анатолий взглянул на свои часы – они не работали, на часах как всегда было 4:23.
Он вышел со двора и пошел в случайном направлении. У него не было конкретной цели, куда прийти. Просто шел вперед, погружаясь все глубже в собственные мысли. Начался снегопад. Снег хрустел под ногами. Он шел вперед, не считая времени.
Пустынные серые улицы пронизывали тоской, ветер то ли свистел, то ли гудел в этом свободном огромном пространстве. Холод практически сразу пробирал до костей. На удивление сегодня ночью словно не было ни одной машины на улице. Казалось, вышел на проезжую часть, да, спокойно прошел по всему городу. Но остатки рассудка не давали пойти на такую авантюру, и он остался на перемёрзшем асфальте. А идти тут гораздо менее приятно, чем по проезжей части — обязательно поскользнёшься или залезешь во что-нибудь. Вокруг него колоннами стояли однотипные пятиэтажки. Пустые и мёртвые, по крайней мере так казалось, из-за отсутствующего света хотя бы в одном окне. Вот шел и думал: то ли спят все, то ли померли поголовно. Казалось, что улицы терпеть не могли фонарные столбы. Настолько мало их тут. Над улицами ночного города виднелись лишь несколько работающих фонарей.Они бросали тусклый свет на дорогу, как будто бы забыв о том, что в их сиянии никто не проводит ночь на улице. Глаза быстро привыкали к темноте, и практически полное отсутствие света никак не мешало движению. Редко улицу освещали рекламные вывески, которых тут было довольно много, но большинство из них были не подключены или просто сломаны. Огромные сугробы снега тянулись по бокам дороги, из них прорастали старые деревья. Деревья вдоль проезжей части, которые посадили лет пятьдесят лет тому назад, тоже было сложно назвать живыми. Возможно, от старости, или может от плохих условий, они высохли. И их постепенно выпиливали, отрезая от них по куску каждый год, боясь, что они вот-вот упадут. Но полностью срезать не хотели - надо сохранить зеленый фасад города. А есть разница, если они все равно стоят серыми колоннами, словно памятники ацтеков? Плотные тени спускались на дорогу, скрывали сознание, оставляли только одну, мерцающую сквозь облака, луну. Несколько фонарей, одиноко торчавшие на улицах, были главным источником света в мертвой тишине. В это время ночи кажется, что ничего не существует, а все вокруг – не более чем фантазия.
Он шёл погруженный во тьму, управляемый ею. Совершенно ничего не видев вокруг, он ориентировался лишь на едва ощутимое чувство. Казалось, словно что-то тянуло его вперёд, отводило от каких-либо препятствий. Его тело как будто стало ручьем, плывущим то вправо, то влево, в этой тьме, не зная куда она ведёт.
Когда он пришел в себя, то понял, что дошел до своего вуза, в котором он когда-то учился. Два года, проведенные тут, казались коротким моментом. В этих стенах Анатолий узнал много нового, окунулся в неизвестную для себя стезю, в которой, вероятно, мог найти себя, но сделал поспешное решение и оставил все. Потом провел год в армии. А сейчас стал свободным человеком. В этом году его бывшие однокурсники выпустятся и пойдут работать по специальности, а он будет все так же бродить по ночам наедине с собой.
Оставаться у Вуза не было смысла, он продолжил идти, и вышел к дороге. Шел, не понимая куда, а мимо пролетали машины, ослепляя его фарами. Какое-то время спустя Анатолий понял, что заблудился в собственном городе, где прожил с лишком два десятка лет. Но ощущение чего-то нового, неизвестного – как будто ты находишься в чужом городе и изучаешь его – привлекало и давало уверенности.
Неожиданно для себя, он оказался перед входом в парк. Незнающему человеку было бы довольно тяжело найти этот парк. Так как вход в парк стоял в глубине квартала и не был освещен. Совершенно ничего не было видно и нужно было постараться пройти в темноту, не поскользнувшись и не наступив в какую-нибудь грязь.
Было очень интересно наблюдать как из грязевого болота постепенно выползал асфальт. Чуть дальше асфальт покрывался снежной дорожкой. А где-то под ней перетекал в плитку из незамысловатого узора. Но из-за темноты и снега его было невозможно увидеть. Этот вход в парк окружали тополя – обрубленные, страшные и старые. Они росли вдоль дороги. (Это был один из пяти входов в парк, другие четыре были иными.) После тополиной аллеи, открывалась березовая роща. Раньше эта роща росла как дикий лесок, но, когда парк стали обустраивать, то все подчистили. Повырезали много деревьев, кустов. Теперь это место напоминало полупустое поле. Другой вход, который Анатолию нравился больше, был заполонен соснами. Там абсолютно другая атмосфера, как будто ты находишься в лесу, а не в каком-то городе, который невозможно терпеть.И там был невероятный свежий воздух. А тут приходилось дышать какой-то дрянью. Здесь, конечно, постарались посадить новые деревья, даже несколько сосенок, но они пока были ещё совсем молодыми, их высота достигала не больше двух с половиной метров.
Парк был еще не до конца обустроен. Здесь проложили плитку, чтобы было комфортно ходить, поставили скамейки, урны и даже большие, современные детские площадки. Также тут установили фонарные столбы, но они пока не работали. Парк был довольно большим и представлял собой зеленую зону, а окружали это место несколько рядов домов. Поэтому, когда находишься в этом парке ночью, то не слышишь шума людей и машин с проезжей части. А благодаря неисправным фонарям можно было взглянуть наверх и увидеть яркое звездное небо. Ночное небо простиралось над головой, словно черное поле, на котором вспыхивали и угасали ярко-золотые звезды. Они блестели на гладкой поверхности словно кристаллы, излучающие свет и тепло, источая свою красоту, но этот пейзаж возможен, если только повезет с погодой.
Этот парк был любимым местом Анатолия. Он часто бывал тут в подростковом возрасте – проходил мимо, так как недалеко отсюда учился. Однажды он наблюдал здесь за лунным затмением. Потом, когда учился в вузе, довольно часто гулял тут с Викой, прогуливая лекции, пока не бросил учебу. Но особенно часто Анатолий бывал в этом парке летом. Ему нравилось приходить сюда, с наступлением темноты и читать в тишине под звездным небом.
Анатолий настолько привык к этому месту, что даже сейчас, когда его жизнь кардинально изменилась, он все еще приходил сюда за покоем и уединением.
Прошло уже более полугода с момента начала реставрации парка, а фонари до сих пор не работали. Сегодня ночью небо было затянуто облаками, звезд не было видно. Из-за этого оставаться в парке не хотелось, и он решил пойти дальше.
Холодный воздух напоминал ему ощущение свежести и свободы. Хоть Анатолий и не был чем-либо обязан и мог идти хоть куда, но сравнивая себя с воздухом, он не чувствовал своей свободы. Он шел вперед, погружаясь в свои проблемы, хоть и знал, что все это осталось в прошлом. Но осознание потраченных лет впустую давило на него и лежало тяжким грузом на плечах.
Он понимал, что потерянное время не найти и не вернуть. И, возможно, так даже проще. Тем более, что ему теперь остается? Просить прощения у каждого дня и каждой ночи, потраченных впустую? Глупо. Поэтому он просто шел, шел куда смотрели глаза. Шел и думал, когда он свернул не в ту сторону. Что в его жизни оказалось неверным решением? Какой проступок или слово? Возможно, все изменила роковая встреча с Викторией, которая произошла около десяти лет назад? Анатолий хорошо помнил этот день…
***
Яркий солнечный свет окрашивает в теплый цвет холодный серый город. Летний ветер колыхает желтеющие листья.
Я иду вдоль трамвайных путей. Иду и смотрю на голубое небо, стараясь увидеть там что-то, что скрыто от взора остальных людей. Никто, кроме меня, как будто не обращал внимания на красоту последних дней лета.
Облака медленно плывут по небесной глади, словно осенние листья, упавшие в тихую реку. Щебетание птиц погружает в естественную утопию и заглушает грязные, громкие звуки города. Это было сравнимо с медитацией. Вот ты идешь, наслаждаешься днем, и вдруг, твой разум перемещается в непостижимые горные леса, далеко-далеко от цивилизации. Туда, где по-настоящему тихо. Туда, где небо полностью очищено от дыма фабрик. Туда, где солнце, кажется еще ярче, чем есть. Туда, где воздух настолько чистый, и кажется словно, вон та гора уже рядом, но на самом деле до нее еще десятки километров. Туда где...
Неожиданно на мой телефон приходит уведомление о начале прямого эфира, который может заинтересовать меня. Это частично возвратило меня в реальность. Остановившись посреди тротуара, я включаю эфир и начинаю смотреть его. С небольшого экрана вещает милая девушка, ее голос легок, точно сладкая вата, и приятен как мамины руки, а его красота сравнима с пением птиц. Девушка говорит о чем-то со своей подругой и постоянно здоровается с новыми зрителями. Её лица не видно, так как она транслировала только то, что было перед ней.
Я медленно иду вперед, совершенно забывая зачем иду, лишь смотрю трансляцию и слушаю прекрасный голос той девушки.
До меня не сразу доходит, где именно ведет транслюцию эта девушка.Когда я увидел это место, то понял, что она рядом с перекрестком, в сторону которого я иду. Я пишу ей сообщение, о том, что знаю где она и могу встретиться с ней. Шутка за шуткой – и мы одновременно выходим на перекрёсток.
Так и познакомились. А в следующие восемь лет, чего только с нами не произошло. Нельзя сказать, что ее участие в моей жизни никак не повлияло на меня, даже на то, что я теперь тут. А если бы я не написал ей? Если бы оно случилось вот так:
До меня не сразу доходит, где именно ведет эфир эта девушка. Я остановился когда где она понял – на записи, впереди стою я.
Через мгновение девушки проходят рядом со мной, и девушка случайно задевает мою сумку. Она поворачивается, чтобы извиниться. За секунду, пока она смотрит в мою сторону, я рассматриваю её лицо. Но я не вижу ни его, ни даже намека на него. Вместо лица, у этой девушки словно серые каракули из хаотичных линий, которые нарисовал какой-то младенец. Но даже несмотря на это, я чувствую, что там, за непроглядными каракулями, у нее очень и очень красивое лицо, которым хочется любоваться вечность.
Но она сразу же отворачивается и идет дальше, оставляя возможность лишь наблюдать за ее длинными, каштановыми волосами, постепенно скрывающихся вдалеке.
Я стою так еще какое-то время, а когда прихожу в себя, вижу, что эфир уже завершен.
Моё сознание окончательно вернулось с дальних гор. В нос ударил запах мусора, сигарет, бензина, выхлопных газов. Стало темно и холодно, так как дым предприятий заволок все небо. Тяжело рассмотреть, что было вдалеке. А в ушах звенел ужасный шум города. Моё лицо резко поникло, голова сама опустилась вниз, и я пошел. Пошел куда-то вперед, вместе с людьми, которые не обращают внимания на красоту последних дней лета.
С тех пор, на мой телефон больше никогда не приходит уведомлений о прямых эфирах. И ту девушку я тоже нигде и никогда больше не встречал. С тех пор, окружающий мир остается для меня всегда серым, без красок природы. Но ведь все, что ни происходит – происходит к лучшему. Не так ли?
***
Было бы так лучше? Анатолий не знает. Он явно был бы другим человеком. И хоть прошлое изменить нельзя, он любит вспоминать его. Поэтому Анатолий пошел в другое, некогда очень любимое место.
Это было место, где он раньше часто бывал с Викой. Это место напоминало беседку без крыши, там стояло три невысоких лавочки, они с трех сторон были огорожены живой изгородью. Правда, это было сложно назвать живой изгородью, потому что местные жители просто поставили три дохленьких стенки из прутьев, которые заросли виноградом — вот и вся живая изгородь. Но тогда нам было тринадцать лет, и поэтому место казалось волшебным. Наверное, ещё и из-за того, что по краям этой беседки были густые кусты, которые закрывали нас от других. Хотя перед ними оставалась большая бетонная коробка, в которой люди живут как в муравейнике. Но подросткам это не мешало целоваться и обниматься, наперекор взглядам других людей.
Сейчас путь до этой беседки был затруднительным: ноги постоянно проваливались по колено в снег. И сама беседка уже давно не похожа на себя: там, где не было передней стены – теперь была огромная куча снега, одна из стенок пропала, лавочки развалились, винограда давно нет, осталось всего несколько засохших ветвей. Это место не просто осталось в прошлом, но и само по себе стало прошлым.
Стараясь не концентрироваться на грустном, Анатолий пошёл дальше. Неподалёку был дом, в котором жила Вика. Дорога к этому дому представляла собой «приключения», потому что надо было постараться, не угодить в воду и не соскочить с узкой ледяной тропинки.
Пальцы на руках и ногах окоченели, нос задубел. Но оно того стоило. Это путешествие по отголоскам памяти приносило ощущение лёгкости. Когда он впервые так ходил, это давалось ему очень тяжело и больно, но теперь, наоборот, как будто освобождало от тяжкого груза.
Анатолий подходил к её двору, шёл мимо большой и страшной панельки. Всегда, когда он проходил конкретно мимо этого дома, у него в голове будто щелкал переключатель. Сразу же всплывали события, которые произошли с ним в четырнадцатилетнем возрасте: он тогда начал встречаться с какой-то девчонкой. Встречался с ней, просто ради собственного развлечения, а потом, спустя какое-то время, она ему надоела, и он бросил её. Но этот разрыв оказался для него довольно болезненным – не ожидал реакции, которую устроила та девчонка. Поэтому он обратился к Вике. В тот вечер он в первый и в последний раз обратился к ней честно, откровенно: рассказал ей о своих переживаниях. А потом, спустя еще какое-то время, они начали встречаться.
Погружаясь в эти воспоминания, он дошёл до её двора. Ноги промокли и волочились едва из последних сил. Но этот двор придавал ему свежих сил. Дом, в котором жила Вика, состоял из трех панелек, они были собранных буквой «г». Особенно нравилась здесь, детская площадка – она была невероятна и напоминала замок. Тут есть беседка, качели, маленькие горочки, большие горочки, спортивная площадка, просторная песочница, место для игры в баскетбол; чего тут только нет, между деревьев повешены разноцветные флажки. Это место по-настоящему кажется волшебным, даже в двадцать с лишним лет.
Но у Анатолия не было причин задерживаться здесь. Его подруга тут уже не жила. Но даже если бы она была тут… Их пути давно разошлись. Не останавливаясь во дворе ни на минуту, он пошёл дальше.
Ноги сами вели его к школе, где ему пришлось учиться. Дорога вела его опять через парк, и в этой части парка он уже отчётливо чувствовал запах сосны. О, великое дерево – сосна. Анатолий любил сосны, потому что они очищали кровь, дыхание, мысли — это точно волшебное дерево.
Его школа мало чем отличалась от других школ, построенных в советский период. Но если раньше, в подростковом возрасте, он не придавал никакого значения этому зданию (оно казалось для него пустяком), то сейчас, возникая из тьмы, освящённое несколькими фонарями, это здание казалось огромным монументом. Монолитом. Величественное, ужасное трехэтажное здание. Внешний фасад был сделан из мелкой гальки (страшно и противно, особенно в темноте). Но все-таки у этой школы было небольшое отличие: она имела два корпуса. В первом корпусе училась начальная школа, во втором средняя и старшая. Поэтому можно сказать, что в этой школе царила некая гармония между “мелкотней” и “дедами”. Он учился тут с 1 по 11 класс, но за это время, сказать, что нашел тут друзей, нельзя. Разве что нескольких товарищей, по несчастью. Но несмотря на то что Анатолий был одиночкой, ему удалось встретить тех людей, которые, направили его в нужное русло. А сейчас он проходит мимо собственной школы, в которую ни разу не заходил после выпуска.
Ночь погружает в собственный поток мыслей, горести, о потраченном времени, из-за чего Анатолий не заметил, как ночь подошла к концу. Солнце начало всходить. Вроде бы, невероятно красивое зрелище для всех нормальных людей, представлялось в его голове ужасным событием: огромные огненные лучи пронзали небо, сжигая его дотла. Он с трудом сдерживал свой крик и бежал к дому, бежал и падал, падал и бежал. Убегал от солнца – бежал как животное, которое в панике убегает от лесного пожара.
Когда Анатолий очнулся дома, то оказался на маленьком, единственном не освещённом месте – на пороге собственной квартиры. Каким-то образом солнце смогло осветить весь дом, кроме этого маленького кусочка. Он прижался к стене, словно ожидая расстрела, вытянулся всем телом и стоял так до наступления темноты. И только солнце зашло, обессиленный он упал на пол и крепко заснул.
Его дом был совсем небольшим. Так называемая однушка, далеко не в благоприятном районе, в разваливающейся коммуналке. Квартира начиналась в прихожей, это был прямоугольник, площадью полтора квадратных метра, эта же прихожая являлась и кухней. Отсюда можно пройти в туалет, который был ещё меньше, чем прихожая и в нём же была ванная. Единственная комната являлась спальней. Она была чуть побольше, её размеры составляли одну прихожую и туалет. В спальне стоял диван, шкаф и не включающийся телевизор. Диван, кстати, тоже практически был сломанный, спать на нём было не очень удобно. Ещё был балкон. Он был чуть меньше прихожей, но чуть больше туалета. Раньше Анатолий любил это место, пока балкон не обвалился. До этого он часто курил на балконе, потом пришлось спускаться в подъезд на два этажа ниже, потому что его соседи не переносили запаха сигарет, а в конечном итоге бросил.
Он проснулся ближе к утру. Совершенно случайно заметив, как огненные лучи снова начали пожирать небо, в панике рванулся завешивать окна. А после глотал таблетки снотворного, но они уже не помогали. Анатолий лежал на своей кровати, завернувшись в одеяло, и никак не мог уснуть.
Встреча с солнцем оставила глубокий ожог на его сознании. Ему было страшно думать о том, что может произойти дальше. Не зная, что делать сегодня, что делать завтра, он внезапно, вспомнил, что случилось с ним месяц назад…
***
Удивительно холодный февраль. Все животные прячутся в своих серых однотипных норах, в том числе и я – прячусь в своей серой, холодной норе, которую принято называть квартирой.
Горячая вода понемногу накапливается в моей ванне. Наверное, это мой последний шанс согреться, так как отопление в моей норе никакое, обогреватели не включить (так как мне просто нечем оплачивать коммуналку). Я беру полотенце, лезвие для бритья и иду в ванную. Еще не раздевшись, проверяю воду. Вроде бы горячая.
Смотрю в свою комнату, захожу туда в последний раз. И сразу же замечаю фотоальбом, который почему-то не видел раньше. Он лежал на полке шкафа. В голову приходит мысль напоследок взглянуть на старые фото. Я открываю альбом.
На первой странице незаконченный рисунок девушки и парня, стоящих в обнимку: "А ведь "нас" не существует уже несколько лет." Просмотрев все фотографии, рисунки и письма, которые я когда-то писал дорогому человеку, наступает тишина, разрывающая перепонки.
***
В тот день он так и не смог сделать это. Но эти мысли постоянно лезли в его голову. Чтобы хоть как-нибудь успокоиться, он достал текст, который перечитывал в трудные моменты.
Он взял лист и стал читать написанныена нем строки. Текст назвался «Притчей о страницах», он всегда помогал ему успокоиться. Дочитав притчу до конца, Анатолий впервые за долгое время уснул и увидел сон.
***
Была весна. Весна – это период молодости, время самых радостных событий в жизни человека.
Майские вечера приятны осознанием скорого наступления лета. А лето. Лето – это то чего многим не хватает в жизни. Но сейчас на дворе только начало мая, когда зимнего снега уже не осталось, оттепель прошла давно, а чувства некоторых людей распухают, словно молодые почки на деревьях. Так и мои чувства к Вике распухли новыми силами.
Мы встречаемся каждый день и гуляем по вечернему городу, не сильно обращая внимания на то, что происходит вокруг нас все, что увлекает нас – это наши разговоры обо всем на свете и не о чем. Мы болтаем о пустяках, и рады этому.
Неожиданно в наших встречах появляется алкоголь. Мы продолжали гулять каждый день и пить – каждый день. Это, казалось, только лучше сближает нас и больше не о чем было мечтать. Постепенно мы перестаем договариваться о наших встречах – просто приходим в положенное место и время, а после идем в ближайший алкомаркет, откуда продолжаем путь в случайном направлении.
К началу лета мы пьем у меня дома, уже без прогулок. В наших отношениях становилось все больше и больше алкоголя. А однажды Вика решила остаться у меня на ночь. На часах около двух с половиной часов ночи, она ложится на диван и начинает звать меня к себе. Я не могу ничего сделать с собой и отвечаю на ее приглашения. Она валит меня на диван и прижимается ко мне. Я чувствую, как бьется ее сердце, и это возбуждает меня. Я целую её в губы, прижимаю к себе. Она отвечает на мой поцелуй, и спустя некоторое время, я начинаю раздевать ее. Казалось, что она тоже поддается моему зову, но, когда остается без рубашки и топика, то внезапно отстраняется и начинает просить прощения. Я молча встаю с дивана и ухожу на кухню, где открываю очередную банку пива. Мне не хочется спать, и я просто тяну время. Кажется, Вика плачет на диване. Я возвращаюсь в комнату через некоторое время спустя, и вижу:
Обнаженная Вика спит на диване, в лучах лунного света. Я стою рядом и просто рассматриваю ее обнаженное тело: ее аккуратненькие ножки, легкую, узкую талию на которой слегка выпирают ребра, хрупкие, тонкие руки, небольшую, приятную грудь; длинные каштановые волосы, очень красивое, милое личико. Сердце бьется, как сумасшедшее. Пальцами я убираю прядь волос, которая легла ей на лицо. Провожу по щеке, губам. Завожу пальцы за уши, провожу по шее. Это опьяняет гораздо больше, чем алкоголь, меня охватывают непонятные чувства. Я начинаю гладить ее шею двумя пальцами. Ее шея идеально умещается в мою руку, так легко было бы обхватить ее. Эта мысль манит меня, сводит с ума. Я провожу по ее шее ладонью и, неожиданно для себя, начинаю сжимать ее горло. Она просыпается. Ее глаза наполнены страхом, но это не останавливает меня. Вика поворачивается ко мне, смотрит в мои глаза. Моя вторая рука тоже начинает сжимать ее горло.
Виктория отчаянно пытается хватать ртом воздух. Она берется за мои руки и пытается убрать их, но это было бесполезно. Мои кисти все сильнее и сильнее сжимают ее горло. Подруга начинает кашлять, и в то же время пытается захватить хоть какие-то крохи воздуха. Она из последних сил бьет меня по рукам, отталкивается ногами и всячески пытается освободиться. Через пару минут ее руки, голова, ноги бессильно опускаются на диван. Но я не отпускаю ее. Еще через минуту ее тело начинает бессознательно биться в судорогах.
Я отпустил только через пять минут, когда ее тело успокоилось. Моя подруга, бледно-голубого, цвета лежит бездыханно, с открытыми глазами. Ее взгляд был направлен в окно. А мой в ее наполненные кровью глаза, которые больше ничего не увидят.
***
С диким криком Анатолий проснулся от этого кошмара. Смотрел на свои руки и плакал. Он никогда прежде не видел таких реалистичных снов. У него началась настоящая истерика. Ему было страшного от того, что этот сон – мог быть его прошлым. Хотя он прекрасно знал, что никого не убивал, но в нем вновь проснулось затаенное чувство вины, которое раньше поглощало его.
Он не мог больше оставаться в этом доме. Травмы прошлого, которые, казалось, отпустили его, вновь накатили как цунами с огромной силой. Он быстро оделся и выбежал на улицу.
Город днем казался другим. На улице только начиналась весна. Зима хваталась за последнее время, отведенное ей природой и брала от него все, что может.
Душно, холодно. Шумели проезжающие мимо машины. Неуверенно протискиваясь сквозь мимо проходящих людей, Анатолий дошел до остановки и сел в маршрутку.
Люди толкали друг друга в тесную коробку, стараясь залезть внутрь всей толпой, да побыстрее добраться на работу. Светофоры как будто бы специально переключали свет на красный. А пробка не спешила заканчиваться, словно решила обосноваться прямо тут.
Школьники болтали между собой, зачастую используя нецензурные выражения. Какая-то старушка громко говорила в телефон, чтобы на той стороне провода ее точно услышали. Где-то в середине салона кричали дети, на которых кричала мать, желая заткнуть их. Водитель нерусской наружности разговаривал с кем-то через окно, на непонятном языке. Пассажиры нервничали, ругались, топали ногами и толкались локтями.
Анатолий сидел в конце маршрутки, протирая окно от измороси. Снаружи не было видно ничего, кроме других машин, заводов и фабрик. И те, и те выпускали огромные, черные клубы дыма, заполняющие небо. Вид в окне наводил тоску и быстро наскучивал. Он перевел свой взгляд на пассажиров и стал их разглядывать:
Водитель, похожий на вихрь серых шестиугольников, принимал за проезд у седоусого прямоугольника. Широкий круг, что был с детьми, истошно торопил его, будто если они сейчас же не выйдут, то уже не смогут выйти никогда. Маленькая точка скромно сидела позади водителя, зажатая со всех сторон усмехающимися над ней высокими ромбами. Молодая трапеция сидела на краю, слушала в наушниках тяжелый, рок и делала вид, что не замечает старую кривую, стоящую рядом. Эта старая кривая с радостью бы села на место трапеции, но никогда сама не попросила бы, чтобы ей уступили.
Серая масса постепенно покидала маршрутку, освобождая место для свежего воздуха. В салоне осталось около пяти - шести человек. Среди них все еще ехал я и читал Достоевского. Водитель, ощутив полупустую маршрутку, почувствовал себя более уверенно и закурил в окно.
Почувствовав запах табачного дыма, Анатолий инстинктивно потянулся к пачке. И одернулся, чуть не закурив. Убрав книгу, опять осмотрел салон:
Старая кривая стояла у дверей, ожидая остановки. Трапеция уснула. Кто-то сидел в телефоне, кто-то просто смотрел в одну точку. Маршрутка была пропитана атмосферой русской тоски и одиночества. Поэтому он перевел взгляд на окна, которые снова покрылись изморозью.
Прошло много времени. Анатолий давно уже проехал свою остановку. В маршрутке были только она, он и водитель. Скоро будет конечная. Не зная, что делать, боясь, что Вика заметит его, Анатолий рванулся к выходу, желая выйти, как можно скорее, но до конечной, чтобы не столкнуться с ней.
Он уже открывал приложение, чтобы расплатиться за проезд, как телефон резко отключился. Мелочь вдруг куда-то пропала. Анатолий не знал, что делать. А к нему сзади подошла Виктория…
За окном пошел дождь вперемешку со снегом. Скверная погода. Он быстро искал деньги. Найдя полтинник, сунул водителю и выбежал из маршрутки и побежал прямо через дорогу – на другую сторону, где быстро скрылся во дворах. Нужно было ехать домой, в свою комнату, но ноги бежали совершенно в другую сторону. Ноги стремились прямиком в глубины города. Он совершенно запутался, где находится, потому что никогда не был в этом районе или был тут так давно, что забыл.
Сколько бы он ни бежал, ему казалось, что Виктория его догоняет. Анатолий пытался запутать свой маршрут, чтобы невозможно было его преследовать, бежал из последних сил, но ему казалось, что она все равно бежит за ним. Как бы он не сворачивал, Вика все время прямо настегала его. Анатолий бежал с закрытыми глазами и в конечном итоге упал. Когда открыл глаза, вокруг никого не было, но он понял, что в этом городе ему не убежать от вины, а единственная возможность уйти от страха – это уехать прочь. Но прежде чем уехать из города, ему хотелось посетить ещё одно место.
Место, которое хотел посетить Анатолий – дом, в котором жила его подруга Катя (с которой он не общался уже несколько лет). Он периодически приезжал к ней, просто посмотреть, стоит ли ее дом, в порядке ли все, хорошие ли дороги, работает ли светофор. Анатолий просто хотел попрощаться с этим местом. Он не знал, где находился, и не помнил, где находится этот двор. Но чувствовал. Чувствовал, куда идти, куда бежать.
Спустя какое-то время Анатолий вышел на улицу, ведущую прямо к дому Кати. Он приближался к нему. И вот оно открылось взору:
Это было небольшое здание, возможно, причудливой формы, которое состояло из двух прямоугольников, соединенных огромным цилиндром. Само здание было высотой в три этажа. Оно было построено, наверное, ещё в шестидесятых годах. С уличной стороны дом облепили всевозможные магазинчики, парикмахерская, автомобильный торговый зал, аптека и ещё одна парикмахерская, и ещё пара магазинов, которые были в подвале. Анатолий подходил к дому и высматривал окно подруги. Анатолий проводил взглядом остальную часть здания: штукатурка местами обвалилась, цвет фасада изменился, он был не чисто жёлтый, каким его помнил Анатолий, а с зеленоватым оттенком, снизу красовался ужасный профнастил – так решили скрыть повреждения. Несмотря на все это, здание было по-своему красиво. Цилиндр, который соединял два прямоугольника, являлся входом в аптеку – это была большая пристройка, напоминающая нос корабля, вход был сделан из стеклянных стенок. Зайти посередине невозможно, нужно было подходить почти через все здания, и только потом, возвращаясь к его центру, можно было зайти внутрь. Ужасно неудобно, но, видимо, кто-то решил, что так будет лучше. Анатолий решил заглянуть во двор: он был завален снегом, детская площадка все также стояла, как несколько лет до этого, а вот машин было гораздо меньше. Обычно весь двор был засеян машинами так, что невозможно было пройти. Но сегодня все было иначе, и машин почти не было. Кто-то стоял во дворе и курил, Анатолий испугался этого человека, поэтому пошёл дальше. Ему было очень интересно что его могло ждать в том дворе, если бы он зашёл. Анатолий постоял ещё некоторое время и отошёл от здания, уходя, посмотрел в последний раз в окно своей подруги. Ему больше нечего было здесь делать. Он попрощался с этим домом, который запомнился ему, возможно, на всю его жизнь, и пошёл на остановку.
В этом доме жила не просто какая-то подруга, а та самая, которая написала притчу, что Анатолий читал у себя дома и взял с собой.
Хлюпающий снег раздражал слух. Затекающая в обувь вода сковывала движения. Пальто продувало. Шапку забыл в маршрутке. На автобусной остановке лихач чуть не обрызгал. Нужного транспорта все нет. Время подходило к концу – опаздывал. Пришлось заказывать такси. Задрали цену. Ну черт с ним, Анатолию было главное успеть.
Автовокзал. Купил билет на последние деньги. Несколько минут до конца посадки. Зашел последним. Недовольные взгляды. Автобус тронулся. Из-за пробок выехали из города только через час. Еще несколько лет назад у Анатолия и не было мысли о том, что скоро получится вот так вот вырваться из бесконечного цикла четырех стен.
…
Зима. Черный снег. Идешь в ВУЗ. По дороге стреляешь сигарету у школьников. Потом на работу. Вечером… Вечером возвращаешься в комнату… И учеба – учеба не идет. И заработок копеечный. И мысли совершенно ненужные. Не те мысли. Думаешь о прошлом, о том, каким был, совершенно забыв о том, какой сейчас.
Вспоминаешь все обиды на каких-то врагов. Проецируешь это на товарищей и ссоришься с ними, оставаясь наедине с мыслями не о том. О том, что было летом. Когда мечты столкнулись с реальностью. Когда все стало неважным. Когда любимый человек выбрал другого и стал чужим.
И ты после этого предаешь дорого человека, но становишься ПРЕДАТЕЛЕМ не для него, а для самого себя. А потом... Потом. Спустя время. Мучаешь, мучаешь, мучаешь себя за это. «ТЫ ВИНОВАТ»! И ты начинаешь копать себя. Самобичевание. Уничтожаешь себя. Ругаешь. Но теперь все неважно. Ничего не осталось. Никого не осталось. Одиночество. И хочешь только попросить прощение, на которое нет права и смелости…
Неожиданно ослепил луч солнца. В окне открылся невероятный вид перевала: горы, реки, облака. Словно снимок с фотокамеры. Тепло. Ощущение прямиком с детства, когда впервые оказался в горах с родителями. Но это было давно. Очень давно. Сейчас же Анатолий думал о том, куда ведет дорога. Что будет завтра? Через неделю?..
Анатолий держал в руках конверт с письмом. (Написал на коленке, в такси.) Хотел отправить еще в городе. Не успе… Точнее, испугался. Нужно будет отправить, по приезде.
Через несколько часов. Небо заполонили черные тучи. Хорошая погода быстро улетучилась. Все время в автобусе смотрел то на конверт, то в окно – в сторону города. Города, из которого сбежал… Он посчитал, что это поможет. Что станет легче… Ожидание сразу же не оправдались. Возможно, ему нужно какое-то время. Пока автобус ехал, надвигалась метель – последний рывок зимы.
К вечеру, когда Анатолий приехал, не осталось ни одного намека на весну. Все было занесено снегом. Конверт с письмом оставался в кармане.
На улице бушует метель, поедая кору берез. По крайней мере, складывается такое ощущение. Внутри Анатолия, одиноко идущего, в незнакомом городе, по узкой заснеженной снегом тропе, бушует метель.
Он идет вперед, но все время смотрит назад. Взгляд застрял где-то там — вдалеке. В том времени, когда ему было хорошо, когда...
УДАР!
Машина пронеслась через перекресток.
Тело взлетело в воздух.
Секунда.
Вторая.
Третья.
Анатолий упал на асфальт. Взгляд был пуст и направлен в небо. Конверт выпал из кармана и пропал, унесенный ветром. Метель внутри Анатолия улеглась. Возможно, ему стоило чаще смотреть вперед и по сторонам, а не назад. Ну, хотя бы на перекрёстках.
Солнце выглянуло из-за рассеивающихся туч. Ветер утих. Зима наконец-то сдалась. Пришло время весны. Становилось тепло. Легко. Мысли не о том покидали его… В голове уже не осталось совсем никаких мыслей.
Как хорошо.
Свободно.
Чувство, словно только что родился на свет.
ЭПИЛОГ
Анатолий проснулся в больничной палате с ощущением растерянности, как будто бы он потерял что-то ценное и важное для себя. Врачи первое время не отвечали на вопросы о том, что с ним случилось, и как он сюда попал. Сам Анатолий также не помнил, что было до пробуждения. Помнил лишь небольшую вспышку света, белые хлопья снега, которые падали на него, алый цвет, который все заполнял…
Сейчас же Анатолия окружали белые потолки, белые стены и белый шум в его голове. Он не мог сказать, кто он, чего хочет и чего ждёт от этой жизни. Это ощущение казалось ему знакомым, он не понимал, почему он не мог вспомнить совершенно ничего?
Ему оставалось найти новый путь. Новую жизнь, новые цели для самого себя.
Анатолий посмотрел на тумбочку, что стояла около его кровати, на ней лежал лист. Он взял его и принялся читать:
«Притча о страницах
Вы знаете, есть ведь много страниц в старых книгах, пожелтевшие от времени. Некоторые люди не обращают на них внимания, как и на сами книги, предпочитая новые, с белоснежными листами. Некоторые люди вырывают страницы, если им понравилась цитата, а потом забывают их где-то на пыльных полках. Другие люди сжигают страницы, лишь бы согреть себя даже не подозревая, о скрытом смысле в строках внутри их.
Но что вы знаете о страницах? Давайте, скажите как много вы прочитали. Мы бегаем глазами по строкам, задумываемся, размышляем, что же хотел донести до нас автор. А иногда, не боясь нового опыта, пишем свои строки. Будь то сказка о добром мышонке или повесть о глупом хладнокровном чудовище, которое не дочитывало истории до конца. Неважно. Перечитывая страницы, мы не всегда понимаем, отчего же слезы проступают на глазах. Вроде всего лишь бумага с буквами, которые при желании можно размыть алкоголем и никогда больше не прочитать.
И правильно ли мы поступим, если дадим себе волю уничтожить и забыть то, что создавали сами, трудясь и выводя каждую букву. Книги не бывают без описок и помарок. Но какой же автор в процессе создания своего шедевра из-за небольших ошибок и трудностей в сюжете выбросит книгу и вместе с тем утеряет смысл жизни? Если он взялся писать ее, то доведет дело до конца. А когда руки начнут опускаться, он найдет в себе силы, перечитывая по несколько раз те самые – сложные моменты, внося исправления, делая для себя выводы и открывая что-то новое в героях.
Я одна из многих страниц. Просто пожелтевший от времени лист с мудрыми строками, который уже не вклеишь в чью-то новую книгу, в чью-то собственную историю. И путешествуя с ветром, я снова находила кого-то, отдавая им частичку себя. Может быть я и стану той страницей, что так упорно хочет перелистнуть автор, ведь мало ли, на сюжет она не повлияет.
Но я хочу, чтоб ты знал, что ты не станешь той страницей, которую я захочу вырвать. Я скорее, перепишу всю книгу, пересмотрев свои взгляды на детали, но избавиться от важной для меня части сюжета я уже не смогу.»
Он читал эти страницы и плакал. Анатолий не понимал эти строки, но этот текст казался ему каким-то важным, очень важным, в этих строчках было что-то, о чем он не может никак вспомнить. Глубокое ощущение, что он потерял невероятно ценную вещь в своей жизни, навсегда засело в нем.
Однажды, в дверном проеме палаты появилась девушка. Она смотрела на Анатолия и плакала, даже не пытаясь скрыть свои эмоции. Он смотрел на нее, не зная кто это, но чувствовал, что это очень, очень дорогой для него человек. Этим человеком была Катя.
Конец.
Предложение похоже сломалось
Чтобы хоть как-нибудь успокоиться, он достал небольшой лист, которые (который)
*
Тут запнулся
*