Ухмылка жареного моря. Гл.19
Мда... Четыре года прошло, а снится то самое зрелище... Отданная водам реки Квай, взламывает трёхцентнерным телом своим русская тетка хлипкий стотонный Тайландский причал, под который ее затягивает могучим потоком... При этом девять десятых присутствующих пытаются срежиссировать экшн "Проход рыбы-кит под Банковским мостом в Петербурге", а оставшиеся пытаются этот самый экшн предотвратить... Заразителен. Заразителен, говорю вам, Тайланд!
Сбросившая постромки спасжилета, тетка даже не подумала отдавать под суд нижнее полушарие планеты Земля. А охая, и потирая иссинечерный кровоподтек размером с Кемскую волость, ржала на весь оставшийся целым причал о том, что "вот ведь незадача!" Пораженные полубуддизмом прямо в мозг остальные охотно соглашались, что " и случится же такое!"
Впрочем, надолго матов у нас нехватило. Впереди изнывали от нетерпения пруды Клеопатры с охотчими до эпидермиса пираньями и стопятисот другими водными увесилениями. И мы прошли их все. Мужественно, с искрой в глазах, как и положено полубуддистам.
Теплые, ласковые воды бассейнов охотно всасывали в себя наши тела. Каких тут вод только не было. С пузыриками "боржом отдыхают", именно так, во множественном числе, с нотками молочного чая Улун, с цикорием, с кофе со сливками, с черным байховым, с голыми туристками постигшими дзен, с золотыми рыбками, со стремительным отливом, когда бассейн покидают русские красавицы эпохи Ренессанса, с волной-убийцей, когда они в него погружались со всеми своими конями, избами и суженными. Мы отдыхали душой и телом ровно до того самого момента, покуда в кишащие пираньями воды не вступила моя жена... С самого своего младенчества она не выносила щекотки ни под каким соусом. И с самого своего младенчества не утратила способности противостоять ей вибрацией голосовых связок на сверхвысоких частотах. Едва самый глупый из стаи сомиков попытался отведать Комиссарова тела, как сразу и пришёл ему каюк. Сначала от точного удара ногой в пах, а затем от от вспенившего этот и остальные бассейны душераздирающего визга моей супруги, вышедшей из берегов. Сидящие рядом здоровенные мужики, которые в другое время на спор сгибают подковы и одной силой мысли вправляют мозги сынам-двоечникам, побросали своих Афродит, и выскочили на зыбкую твердь, на три метра поперед Маринкиного визга. Не отрасти я себе выдающийся иммунитет на этот возопиющий случай, последовал бы за ними, как пить дать, опозорив тем самым половину ступеней лестницы в Буддийский храм. А так просто вышел, неспешно, этаким мачо, вытряхивая на ходу из ушных раковин сомиков, искавших там убежище от мегагерцового Армагеддона.
Следующим развлечением оказался групповой массаж. Не подумайте ничего такого. Групповушкой в нашем с вами понимании, там и за версту не пахло. Нас буднично посчитали построили в шеренгу попарно, и определили в длиннющую очередь к мрачному, не просыхающему ни в будни, ни в праздники амбару. Под соломенной крышей его трудились не покладая конечностей молодые тайландки. Глядя на их работу нельзя не вспомнить бессмертные строки "Москва и москвичи" Гиляровского. В том месте где Владимир Алексеевич вспоминает Александра Сергеевича Пушкина:
"…В чертоги входит хан младой,
За ним отшельниц милых рой,
Одна снимает шлем крылатый,
Другая — кованые латы,
Та меч берет, та — пыльный щит.
Одежда неги заменит
Железные доспехи брани.
Но прежде юношу ведут
К великолепной русской бане.
Уж волны дымные текут
В ее серебряные чаны
И брызжут хладные фонтаны;
Разостлан роскоши ковер,
На нем усталый хан ложится,
Прозрачный пар над ним клубится.
Потупя неги полный взор,
Прелестные, полунагие,
Вкруг хана девы молодые
В заботе нежной и немой
Теснятся резвою толпой…
Над рыцарем иная машет
Ветвями молодых берез..
И жар от них душистый пышет;
Другая соком вешних роз
Усталы члены прохлаждает
И в ароматах потопляет
Темнокудрявые власы…"
Это те самые строки, что приходили на ум, когда мы выбирали реку Квай в той части, которая касалась массажа... Представляете искусство Алана Шора нашего так его и растак гида!???)))
Происходящее же на деле на этой мельнице телесного человеческого счастья напоминало собою строки из того же бессмертного произведения той же главы:
"С пяти часов утра до двенадцати ночи голый и босой человек, только в одном коротеньком фартучке от пупа до колена, работает беспрерывно всеми мускулами своего тела, при переменной температуре от 14 до 60 градусов по Реомюру [17, 5—75°C], да еще притом все время мокрый.
За это время он успевал просыхать только на полчаса в полдень, когда накидывал на себя для обеда верхнее платье и надевал опорки на ноги. Это парильщик."...
Это массажистки бассейнов Клеопатры... Маленькие, ловкие, изможденные верховым хождением по жирным туристическим тропам... Спинам. Я хотел сказать спинам. Когда на меня шагнула этакая кроха, я выглядел крайне смущённым и раздавленным. Смущённым, потому что вправлявшей мои позвонки по дозволению Будды приходилось развлекаться этим способом по стопятисоттысяч раз на дню в жарком, сводящем с ума климате королевстве Тайланд. А раздавленным, ввиду того, что несмотря на птичий вес, пигалица прямо-таки забивала меня прямо в пол, игнорируя соломенный матрац. Впрочем, через пять минут ощущения устаканились. За те несколько земных экваторов, что ей довелось прошагать по туристам, молодая тайландка нашла общий язык со спинами жителей нашей и трёх перпендикулярных ей Галактик. Так что к началу шестой минуты моя личная, знавшея меня с детства спина, послала хозяина с его жалобами к черту, и растеклась под умелыми пятками, чего-то там сама себе мурлыкая и потягиваясь.
