Великомученик Анатолий
Толян - работяга. Продвинутый работяга. Командует бригадой установщиков кухонной мебели под заказ - полки, столы, мойки. Он меня всего лет на пять старше. Мы встретились в “Тайване”, это пивнушка под стеной китайского посольства. Я одиноко и уныло глотал жидкое (ака разбавленное) пиво, а у него горели трубы.
- Что грустишь, студент? - он бросил это наугад, но попал. Я учился в аспирантуре, вон, в той высотке на холме. - Девчонка бросила?
В принципе - да, хотя она ещё толком и не поднимала.
- Давай, сообразим? По портяхе на брата. У меня не хватает. А надо. Я отдам. Позже. Зато без очереди, и я сам сгоняю.
Мама на пенсии, но работала горничной в гостинице, там дома, в Ульяновске. Присылала мне, а то на шестьдесят рэ учиться тяжело. Я залез в кошелек. Вынул трёху, протянул ему.
- Живём. Тут и на закусь хватит, - Толян расцвёл. Магазин был за углом.
- Ты знаешь, - говорит он после второй. - Придёшь на работу, ещё бухой, да даже с похмелья. Башка не варит, всё тошно, ноги не ходят. А как наорёшь на кого, отматеришь по хорошему, адреналин как жахнет, и - кайф. Всё, сердечко застучало, рабочий день пошёл. Ты чего? Не балуй, - он положил свою руку на мою. Я пытался зажечь сигарету. - Курим только после третьей. Закон. Давай, наливай.
- “Три семёрки” - тоже норм. А так я “Кавказ” люблю или “Лидию”. Теплое и сладкое люблю. Теперь можно и покурить, - он поставил пустой стакан на стол. - Чё случилось-то? Колись.
Я про это ни с кем не говорил. Чувствую, что не нужно никому доверять, бесполезно. А ему поверил.
- Я за девушкой ухаживаю, она вроде отвечает взаимностью. Отвечала… Позавчера на Арбат ходили, в кафешку, возле “Праги”.
- Эклеры! Знаю, - кивает Толян.
- Вот, - говорю. - Попили кофе с пирожными и на троллейбусе домой. Целовались в троллейбусе.
- И что?
- Вчера решил - объясняюсь.
- Же тэм?
- Чего?
- Я вас люблю, любовь ещё быть может? - спрашивает Толян.
- Ну, типа, да. Люблю, - соглашаюсь. - Чего таить?
- И?
- Ну, после занятий найти её не смог. Жду, маюсь, поднимаюсь к ней на этаж в общежитии, стучу в комнату. Нет.
- Так, - Толян наливает следующую.
- Она любит шляпу носить чёрную и серый плащ до земли.
- Холодно сейчас, да.
- Поздний вечер уже. Выглянул в окно. Что дёрнуло, не знаю. Я на шестнадцатом этаже живу. Далеко видно. Под окном, за оградой - автобусная остановка. Вижу, двое стоят. Очень тесно. Понимаю - целуются. И на одном чёрная шляпа и серый плащ…
- И что?
- Подождал, пока закончили. Она пошла в общежитие. Подождал ещё. Поднялся. Постучал. Она открыла. Смотрит на меня, а я как заору: “Ты кто? Ну ты кто?”. Даже, кажется, за плечи её тряс… Потом ушёл, ей нечего сказать было.
- Да, - кивает Толян, - Без женщин плохо. С женщинами ещё хуже. Допиваем что ли?
Он нацедил оставшееся.
- А я люблю кому-нибудь по морде вдарить. Знаешь так до крови, до боли, чтоб костяшки разбить. От боли эндорфины валят, и всё - нирвана. Конечно, не бабам. Ноу вумэн, ноу чилдрен. Закон.
Он проглотил остатки из стакана.
- Тебя как звать-то?
- Георгий, - отвечаю.
- Анатолий. Толян.
Посмотрел на часы.
- Пора на работу. Давай. Свидимся.
- “Мерс”, конечно, - достойная штука, - говорит Толян, - но я больше японцев люблю.
Наше случайное знакомство стало дружбой, не побоюсь этого слова. Мы с ним настолько ортогональны, что покрыли всё пространство-время, не пересекаясь при этом. И там нам просторно. Говорю как несостоявшийся математик.
Толян продолжал оборудовать кухни для “новых русских”. А я занялся программизмом, спасибо университетским учителям, ряды Тейлора вещь интересная, но за Си-плас-плас платят больше.
- Как Ирина? - спрашивает.
- Беременная.
- Поздравляю. Кто?
- Мальчик.
- Как назовёте?
- Гоша она зовёт, типа в честь меня.
- В честь тебя можно. Ты - честный. Когда?
- В июле.
- Блин, а я в Крым собрался. К хохолкам.
- Да в Крыму русские живут. Какие хохолки?
- Слушай, какая разница? Мы все - братья славяне.
- Куда?
- В Симферополь. А там решу.
- В Алушту езжай. Мы месяц назад как ездили. Палатку поставили на пляже. Ночью нас пограничники будят - проверка документов. Я говорю, да я тут с девушкой. Улыбнулись, ушли… Там дешевых квартир рядом с морем полно. Мы потом сняли.
- Да. Наверно. Только девушки нет.
- Может, там и найдешь.
- Твоими устами…
- Вот, брат, - говорит Толян по телефону, - еду.
- Куда?
- СФРЮ, - шепчет. - Там тепло.
- Ты чё? - спрашиваю. - Охренел? Убьют!
- Я в тир ходил, - чувствую как улыбается. - Мы своих в беде не бросаем. Закон.
- Ты же в норме здесь. Бизнес растёт.
- Брат. Душа болит. Бизнес, конечно, - достойная штука. Людям даёшь заработать. Но деньги - говно. Да и душа болит. Адреналина и эндорфинов надо. Устал я здесь. Замучился. Ты хоть есть. У тебя второй на подходе?
- Да.
- Вот. Как назовёшь?
- Толяном. Не против?
- Брат. Я крёстным буду. Когда вернусь… Жди меня.
- Ну, я - не баба, чтоб ждать по заказу. Я тебя всегда жду.
- Ладно. Не обижайся. Короче. Шесть недель там, три дома. Вернусь, отзвонюсь.
- Как с тобой связаться?
- Да никак. Вот, записывай номерок военкомата. Подпольного.
Ночью звонок. Жена в роддоме. Вскакиваю.
- Что? Что? - ору.
- Это я - что-что, - через помехи слышу Толяна. - Родила?
- Нет. Завтра по плану. С утра пойду в больницу ждать. Мама приехала. Будет с Гошей.
- Отлично. Привет будущему тёзке, и Ирке - поклон.
- Конечно.
- Слушай, нашёл, чем тебе долг отдать.
- Долг?
- Ну за “Три семерки”. Забыл?
- Ну… Почти.
- “Сливовица” здесь. Полный отпад. Бог даст, ящик привезу.
- Спасибо. Себя береги.
- Блин, брат, себя береги. У вас там, в Москве стреляют больше здешнего.
Нашему Толику - шесть месяцев, а от Толяна ни слова. Звоню по номеру, который он дал.
- Кто? - спрашивают.
- Анатолий. Никомидов, - отвечаю.
Молчат, шуршат вроде бумагами.
- Вы там? - спрашивают.
- Здесь.
- Старший лейтенант Анатолий Александрович Никомидов, - говорят в трубке, - погиб в Приштине, защищая мирное население, тридцать первого декабря…
1. «- Эклеры! Знаю, — кивает Толян» — замечание в логику повествования укладывается не совсем: Толяну, судя по предыдущему тексту, три семёрки много роднее эклеров из кафе. Тут бы добавить пару-тройку фраз с намёком на то, что он не всегда на алкашном уровне ошивается.
2. СФРЮ – это Социалистическая Федеративная Республика Югославия? Значит, действие происходит до 1999 года (включительно)? Потом-то Югославия распалась… А неужто в Крыму погранцы в то время реально на пляже ночами документы проверяли? Бывал я там в то время, но такого не наблюдал.
Общее впечатление: текст слишком куцый, желательно бы добавить «мяса». И финал поэтому слишком быстрый. И предсказуемо слезливый. Только нет настоящего трагизма, напряжения, поэтому вместо катарсиса пшик. А жаль, можно было, наверное, вытянуть рассказ на более достойную высоту. Мне бы это не удалось, скажу честно: тема не моя.
Тут спецом такой ритм. Обрывками, скупо и в суть. Вот такой у нас ГГ (от его лица повествование). И в этом есть своя правда. Цельная получилась композиция.
Немногословны наши персы. Да и времена такие были… бесцветные.
Тут в сюжете ничего такого нет. Он пресный. Но именно в том и задумка, как я полагаю.
И мясо — не нужно: исчезнет динамика
А война на Балканах началась, вроде, в 1991. Опять же, художественная реальность не обязана быть под копирку исторической.
А Толян — старлей Совесткой армии, наверно, про эклеры в курсе.
Должны бы сами сообразить
Не жарится.
Изначально нарушена психологическая линия.
С чего вдруг у Толика-работяги такая тяга к насилию? Он не бывший «контуженный» военный, не новый «урка» и не психически неуравновешенный, что частенько встречалось в девяностых у «новый бизнесменов». Кстати, и, по моему, немного нарушена временная линия.
Шестьдесят рэ и трёха за пиво с закусью — это конец восьмидесятых. А «продвинутый бизнес» уже после девяносто третьего. Но там три нолика в купюрах приписали.
Не совсем понятно где была пивнушка? На территории китайского посольства? Кто же её там поставил?
Не понятны дальнейшие отношения ГГ с девушкой. Толи Ирина, мать его детей, та самая девушка, толи какая другая. Простил он ту «в шляпе и плаще» или не простил. Это важно, потому как автор выделяет эту ситуацию во время знакомства с Толяном.
Странный весь диалог, а не выделенная часть. Может я чего не знаю, но друзья как-то по другому ведут беседу. Тут просто набор информации. И почему «она» зовёт? А ГГ кто в этом случае? Мимо пробегал? Где любовь к матери своего ребёнка? Нежность. Ведь это его первый ребёнок. Или ГГ пофиг? Толик важнее? А почему?
С чего читатель решит, что ГГ честный? В рассказе не слова об этом качестве.
Короче, все герои рассказа кажутся неодушевлёнными. Куклами.
По Югославии — на чьёй стороне воевал Толик? Сербов? Хорватов? Российские войска там отсутствовали. Что за подпольный военкомат? Ушёл в наёмники — так деньги же говно? Судя по городу гибели, вообще, за Косовских албанцев. Да и никто не сообщил бы, по телефону, чужому человеку о судьбе наёмника. Родственнику — да. Но и то не по телефону. Что за блажь у Толика пойти убивать людей? Адреналин можно и по другому вырабатывать.
Кто там свои для него? Там террорист на террористе был. На каждой из сторон. Головы отрезали, деревни мирные выжигали. Странный поворот у рассказа. Вот если бы Чечня, тогда более понятно было.
По моему мнению, рассказ «притянут за уши» к определённой концовке. Герои из «картона». Толик жалости не вызывает. Мотивация к защите «своих» отсутствует. Наоборот, хочется сказать — так ему и надо.
Но это только моё видение. Судя по комментариям некоторым зашло.
Вот и ладненько.
ПыСы: И почему Анатолий великомученник? Где это он мучился? На чужой войне с непонятной целью? Так его туда не звали.
ПыСы 2: Если автор взял эту историю из жизни, то нужно и показать её правильно. А не «валить» некую информацию на читателя. Я вот не понял о чём хотел сказать автор. Вернее — зачем он это сказал?
Толян воевал на стороне справедивости. То есть на стороне сербов, православных. Удивляюсь, что нужно объяснять.
Насчёт пивнушки Тайвань. Доверьтесь автору. От общаг МГУ на Ломоносовкой метро 300 по улице Дружба на северо-восток находилась пивная, всё её звали Тайвань, поскольку в 20 метрах была стена Китайского посольства. Сейчас пивнушку снесли, похоже, жилой дом построили, сюдя по картам, я там давно не был. Дальше по улице Дружбы, метров 300 за угол на Университетском проспекте был винный. А от Тайваня на юго-восток, через парк и в горку — ГЗ МГУ.
Из рассказа не понятно что он старлей СА, также не понятно когда и где учился и на кого. И учился ли вообще. Про тягу к справедливости тоже ни слова, но есть вот это…
На справедливость никак не тянет. Больше похоже на зависимость.
Как я говорил выше, официально СА, она же уже российская на то время, не присутствовала в Югославии, вы же сами на это намекаете подпольным военкоматом, поэтому какой старлей СА? Все наёмники шли рядовыми. И насколько я помню после военной кафедры присваивали младших лейтенантов. А старших давали после военных и суворовских училищ.
Почему вы решили, что сербы это сторона справедливости? Ладно, вы можете думать как хотите, но читатель может иметь другое мнение. В рассказе справедливость не обозначена национальной составляющей, поэтому для других справедливость может быть и хорватской, и македонской, и косовской. Я вот удивляюсь, что вы удивляетесь. Гражданская война, она ведь штука такая… У каждого своя справедливость.
На счёт пивнушки — я не отрицаю её присутствия, я обратил ваше внимание, как автора, на некорректное описание её нахождения. Вот всё что вы про неё написали мне, надо как-то написать в рассказе. Конечно, более художественно. А может и не надо — вам виднее…
— Что грустишь, студент? — он бросил это наугад, но попал. Я учился в аспирантуре, вон,(запятая точно нужна?) в той высотке на холме. — Девчонка бросила?
В принципе — да, хотя она ещё толком и не поднимала.
Очень резкий переход между прямой речью одного персонажа и репликами про другого. «В принципе и тд.» выглядит и вовсе как прямая речь, которой не хватает спереди тире.
— … я сам сгоняю.
Мама на пенсии, но работала горничной в гостинице, там дома, в Ульяновске. Присылала мне, а то на шестьдесят рэ учиться тяжело. Я залез в кошелек. Вынул трёху, протянул ему.
конец реплики, потом мысль про мать, потом мысль про деньги. По логике я сначала бы подумала/посмотрела на деньги, а потом вспомнила про мать, давшую их. Таким образом и мысль не прыгала бы на маму и обратно, как блоха, и читатель бы не ждал продолжения про маму которой посвящено отдельное предложение в середине абзаца.
Она открыла. Смотрит на меня, а я как заору: “Ты кто? Ну ты кто?”.
читатель дурак. Она всмысле ОНА (!), или она всмысле совершенно незнакомая девица. Ирина — это ОНА или она, или совсем другая?
— Как назовёте?
— Гоша она зовёт, типа в честь меня.
То есть как назовут, он ещё не знает, но нерождённого ребёнка супруга уже зовёт Гошей… понимаю диалог так.
Ночью звонок. Жена в роддоме.
… Нашему Толику — шесть месяцев…
… тридцать первого декабря…
Погиб 31 декабря это что-то значит, кроме того, что новорождённый Толя за полгода жизни уже успел встретить свой первый Новый год?
Мрачновато. И очень отзывается. Наверное, благодаря стилю, кратко, рубленно — ни прибавить, ни отнять. Остро получилось.
Оба героя не интересные, а потому им не сопереживаешь. У обоих какие-то ужимки, вместо речи.
«ряды Тейлора вещь интересная, но за Си-плас-плас платят больше.» и «- “Мерс”, конечно, — достойная штука, — говорит Толян, — но я больше японцев люблю.» выглядит искусственно, как будто герои хотят понравиться читателю.
Поездка Толяна в Приштину выглядит случайной. Для неё нет никаких предпосылок, а значит это рояль в кустах.
Итог противостояния: у одного появилась семья, а второй просто умер. Мораль в принципе понятна: кто ищет любовь, найдёт любовь; а кто ищет смерть, найдёт смерть.
Во-первых, речь не о логике. Речь о персонаже. Он занимается бизнесом, а потом хоп, и он уехал на войну. Что-то должно же его к этому решению подтолкунть. Зачем он там? За деньгами или по идеологии? Единственный намёк это
Но кроме слов его агрессия никак не проявлялась.
Во-вторых, до поездки звание он мог получить на военной кафедре вуза. В пользу этого его слова "- Я в тир ходил, "
В-третьих, звание всплывает в самом конце рассказа, а там хоть генерала ему пиши — на представлении читателя о герое это никак не отразится.
У меня создалось впечатление, что автор сам не решил, почему герой уехал воевать, и предлагает читателю самому решить. Но мне, читателю, невозможно решить этот вопрос: может он любит убивать людей, может у него идеологическое, может ему деньги для бизнеса понадобились, может у него стремление к самоуничтожению. Таких «может» ещё много можно придумать.
«Я в тир ходил, — чувствую как улыбается. — Мы своих в беде не бросаем. Закон.»
И да, не слышал, что после вуза дают старшего лейтенанта.
А про деньги и тягу к убийству лично мне даже в голову не пришло. Видимо, в утверждении о том, что каждый судит в меру своей испорченности, что-то есть…
офицерское звание можно получить на военной кафедре, повышение звания — при участии в боевых действиях.
Рассказ начинается с того, что у него есть свой бизнес. А в конце 90х был экономический кризис на котором погорело множество бизнесменов.
В правилах сайта ясно написано про переход на личность. Держите свои предположения (даже намёки) обо мне при себе.
Что касается мелких бытовых деталей, вот тут я обеими руками ЗА: именно они помогают читателю «почувствовать время». Поэтому изучаем матчасть) и хотя бы мысленно проставляем даты