Модельер

18+
Автор:
Василий Мызников
Модельер
Аннотация:
Осмелитесь ли вы отпраздновать Хэллоуин на заброшенном СНТ вместе с группой ребят? Не задрожат ли ваши колени на жутком перекрестке, где в ветре блуждают голоса, а в темноте поджидает настоящее зло? Тук-тук-тук. Оно идет за вами.
Текст:

Модельер

Туда и обратно

Стояла темнота. Казалось, свет луны боялся вторгнуться в октябрьскую ночь.

– До перекрестка, затем прямо. Взять канистру и обратно, – повторил Даня, стоя на том самом перепутье в окружении деревьев. Луч фонарика изучал покосившийся знак, когда-то приглашающий в СНТ Лесной сад Краснодарского края. Ржавчина гнилыми зубами впилась в указатель и полностью поглотила букву с, утверждая, что парня ждет – Лесной ад.

Путь до перекрестка от дома, в который заехали Даня с ребятами, заставлял сомневаться в своей безопасности. Кругом ни души. Даже музыка из дома, где во всю гремели колонки, терялась в вязкой тиши, которую прерывал треск деревьев. Затяжной и оглушительно громкий. Дорога – смесь гравия, утоптанной земли и грязи, извивалась между огороженными участками и клочками леса. Кусты с вьющимся сорняком прибрали в крепкие объятия заборы из сгнивших досок, порванной сетки и глухого профиля с выцветшими баннерами "продается". Поделки из покрышек, скамейки и качели постигла та же участь. Вдоль заброшенной детской площадки деревянные фигуры зверей с выпученными глазами, в обрамлении листвы, следили за одиноким гостем. Ленточка на руле детского велосипеда, застрявшего в плену гибких веток, жалобно махала, словно прощалась. Редкие г-образные фонарные столбы с разбитыми плафонами и оборванными проводами напоминали виселицы. Заброшенные дома стояли нескладными силуэтами, кряхтели как больные старики, а запах куриного дерьма и ядреного компоста душили смоляной аромат хвои.

Где-то на отшибе этого гиблого места жил сторож. Именно к нему направлялся за бензином Даня, один, без помощи и поддержки, но с желанием отличиться. На этот раз в лучшую сторону. Он проделал половину пути, не замечая жуткие образы округи, в компании с неисправным фонариком, пачкой жвачки и смятым презервативом в кармане, которым хотел воспользоваться по назначению. Мысли были только о ней.

– Рассказать шутку или расспросить о новой фотосессии? – Даня отправил в рот пластинку жвачки. – Какая у нее шея, а сиськи.

Грудь Юли в кружевном красном лифчике под медицинским халатом покачивалась в вожделенных фантазиях. В паху стало тесно. Черные от марганцовки зубы прикусили губу. Черт его дернул начитаться советов как подготовится к роли зомби без вложений в костюм. Результат: шершавые фиолетово-черные зубы, подорванное эго и главная роль лоха в классе.

Возбуждение прервал порыв ветра, похожий на вой и стонущие голоса. Холодный и сильный, он выбил из головы все мысли, пробирая до мурашек.

Перекрестки и суеверия, духи и монстры зашевелились в подсознании. Даня отогнал лезущие в голову страшилки, когда-то наводящие жути, застегнул ветровку, надул шарик жвачки. Он не какой-нибудь ссыкливый ребенок. Он не верит в небылицы и зловещие истории. Если сегодня кто-то специально решил его разыграть, Даня готов дать отпор любому, кто решится на это. Будь то сучка Инга, Максим с его шавкой Лехой или долбанный качок Костя, согласившийся на поездку в последнюю минуту и положивший глаз на Юлю. Его Юлю.

Внутренний голос бушевал:

– Надо доказать, что я не мальчик. Кто принесет канистру? Кто не даст стухнуть вечеринке? А кто закобенится, этой самой канистрой по морде – хрясь! Ногой под зад – шмяк!

Даня неумело задрал ногой и заметил пятнышко грязи на новых кедах. Потянулся стереть пылевое недоразумение с новомодной обувки и замер. Шарик жвачки сдулся, как и вся смелость, когда Даня услышал приближающийся звук барахлящего мотора.

– Генератор окончательно сдох и Макс решил оторвать свою жопу от моей сестры? А может его уговорила Юля? Ради меня?

Мечтательная улыбка появилась на лице, но тут же вытянулась в струну. Из-за поворота вынырнул ржаво-желтый свет крупных фар и следовавший за ним фургон. Это точно не Максим. Мочевой пузырь сдавило. Парня бросило в холодный пот.

– Мы же здесь одни?!

Может едет сторож, к которому он шел? Тот странный старик, которого он видел утром у ворот дома. Кто если не он?

Отчего-то стало жутко. Ветер вновь проскулил, нашептывая: беги, прячься. Жвачка вывалилась из приоткрытого рта, а ноги сами понесли Даню в кусты. Ветки встретили колючими тычками, желая выколоть глаз или вспороть кожу. Он выключил фонарик, растворился в темноте и смотрел сквозь листву выпученными от страха глазами, точь-в-точь как деревянные звери, что следили за ним по дороге сюда. Лишь частое дыхание и сопение могло выдать его.

Фургон замедлился. Казалось вот-вот остановится напротив куста, где притаился парень. Но машина проехала мимо, сверкая красным прищуром габаритной фары, говоря: "я знаю, что ты там". От затылка до копчика пробежали мурашки. Даня мог поклясться здоровьем сестры, что за какофонией неисправного мотора и отвратительного хруста гравия под колесами он отчетливо различил глухие удары из закрытого кузова. Кто-то явно стучал. Судя по паузам, получалось это с трудом.

Даня хорошо знал каково быть запертым в кладовке или мусорном баке, как оглушительны удары для жертвы внутри ловушки. Пока он вспоминал не лучшие минуты жизни, фургон скрылся за ближайшим холмом. Под визг тормозов и последний кашель мотора фургон остановился.

Нутро твердило держаться подальше. Любопытство и необъяснимый азарт подталкивали вперед. Он лишь посмотрит, что там происходит и убедится, что дальше идти безопасно. К тому же, какая отличная история получится. Под стать Хэллоуину. Куда круче, чем просто сбегать за бензином и обратно. Даня будет в центре внимания. А внимание Юли дорогого стоит. Все варианты сводились к одному, и это одно было за холмом, в мраке лесного ада.

Монстр за спиной

Даня перевел дух, выбрался из колючего плена веток и включил фонарик.

– Оно мне точно надо? – он покачал головой и направился на вершину холма, пробираясь через заросли.

Фургон стоял возле небольшого оврага с открытыми дверями кузова. В тусклом свете салона лежали мешки для трупов, явно с телами внутри.

– Какого хрена? – прошептал Даня, прислонившись к стволу дерева.

Кто-то в плаще стоял напротив кузова и стащил один мешок на землю.

Даня вздрогнул, поняв, что направляет в сторону машины фонарик. Кишки сдавило ледяной хваткой. Даня попытался выключить его, но у того запала кнопка. Дрожащей ладонью он накрыл линзу, от чего кожа покраснела, и замер на ватных ногах.

Свет в кузове тоже погас, но силуэт человека в плаще отчетливо прорезался в красноватом оттенке габаритной фары.

Даня не отводил взгляда от силуэта и уверял себя, что остался незамеченным, пока голова в капюшоне не развернулась в его сторону. Порыв ветра ударил в спину, словно хотел вытолкнуть парня из укрытия на нежеланную встречу.

Плащ вокруг силуэта распался на щупальца. Все окружение стало острее острого: ветки, листья, звуки, воздух в носу. Даня до сих пор не верил в страшилки и прочий бред, но он верил глазам, верил в нечто, в существо, состоящее из мрака и теней, вокруг которых шевелились щупальца. Его бросило в жар. Пот щипал кожу. Казалось щупальца уже скользят по ногам, плечам и затылку. Внутренний голос кричал:

– Беги. Беги же!

Затрещала осина.

– Ифанысч, – прошипело нечто. – Есть живьем!

Под ногами существа заерзал мешок. Оно взбесилось, обрушило град ударов на беззащитное тело в полиэтилене. Хруст, звон металла и протяжный стон ударили по ушам. Затем оно схватило мешок и скинуло в овраг.

Даня не выдержал. Рванул что есть мочи, получая от ветвей жгучие пощечины и подножки от корней. Он должен все рассказать ребятам, предупредить их. Позвать на помощь. А что если это они в мешках? Настя? Юля?

Очередной куст вцепился в ветровку острыми ветками, оставив на ней следы хищной когтистой лапы. Даня выскочил на дорогу, не оборачиваясь побежал к дому, к сестре. Нужно валить из этого ада. Он знал, за спиной оно, скрытое чернильной тьмой существо. Ее щупальца скользят меж ветвей, по земле, по его следу. Вот-вот схватят, растерзают. Ветер воем, срывающимся на визг, следовал за парнем.

Раздался хлесткий выстрел ружья. Над головой хрустнули ветки. От дроби? Ветра? Дряхлости? Даня упал, пыхтя и сопя от натуги. Ногти загребли твердую землю, подошвы кед буксонули по гравию. Даня вскочил с выпученными глазами и побежал дальше. Что-что, а бегать он умел. Бежал, не обращая внимания на жуткие образы округи и вонь участков. Все мысли были о ней. О внушающей ледяной страх сущности.

Он по-прежнему не верил в страшилки. Он верил в настоящее. В монстра за спиной.

Последняя остановка – овраг

Под колесами фургона хрустели листья, гравий и опавшие ветки, словно ломающиеся кости. Накренившиеся деревья с кустами протягивали к машине полуопавшие осенние ветви и скребли по ней, норовя затормозить. Неисправный мотор рычал. Грозился вот-вот сделать последний метр пути, но все же не сдавался. Обшивка местами держалась на ржавых нитях. Панель приборов разобрана и вырвана с проводами. Фургон словно выкатили с кладбища машин. Побитый снаружи, израненный внутри как водитель.

За рулем сидел мужчина в плаще, застегнутом магнитными заклепками на груди, и сдвинутым на лицо широким капюшоном. Мужчина, поджимая растрескавшиеся губы, внимательно разглядывал дорогу в ржаво-желтом свете фар и частенько поглядывал в боковые зеркала. При каждой кочке на пассажирском кресле канистра с аббревиатурой “СНТ ЛС” бултыхала остатками топлива. Из-за неплотной крышки в кабине стоял запах бензина. Подвеска из обруча с десятком ключей раскачивалась и позвякивала на зеркале заднего вида.

Фургон проехал перекресток с ржавым покосившемся указателем, обогнул холм и, моргнув единственным стоп сигналом, остановился у оврага, возле торчащего из земли детского ветрячка с разноцветными лопастями. Мужчина уже был здесь и игрушкой отметил особое для него место. То самое, где он убьет его. Всех их. Он обернулся по привычке, прислушиваясь левым ухом – от правого остался лишь шрам. Из кузова раздался грохот и лязг цепей. Мужчина закрыл глаза, сделал глубокий вдох, хищно улыбнулся, обнажив остатки зубов.

– Очнулся. Сейчас, сейчас, – шепелявил он из-за отсутствия передних резцов. Язык сделал круг по воспаленным деснам.

Не отпуская руль, мужчина проверил зеркала. Никого. Лишь темнота, заросшая обочина и покачивающиеся ветви на ветру. В кузове вновь загремело и затихло.

– Пора. – Мужчина вышел из кабины, вздрогнул, когда голые ступни коснулись прохладной земли. Октябрьская ночь в Краснодарском крае не предвещала теплых объятий.

Из-под плаща, разрезанного от плеч до основания на манер вертикальных жалюзи, виднелось голое тело, покрытое старыми шрамами и ожогами. Не торопясь, чувствуя каждый камешек под ногами, мужчина подошел к дверям кузова.

– Как говаривала моя Сара: Гершик, мир исчезнет не оттого, что много людей, а оттого, что много нелюдей. Она была права. Да, Степ?

Герш осторожно взялся за ручку двери и замер, не решаясь открыть.

– Ты прав. Пора.

Скрипнули петли кузова. Тусклый свет от походного светодиодного фонаря освещал три плотно забитых трупных черных мешка. Каждый стянут цепями и закреплен замками. По форме и изгибам в них явно находились человеческие тела. Мужчина ухватился за один и стащил его на землю. Звякнули цепи. Крайний мешок задергался. Мужчина ухватился за него:

– Не дергайся, гаденыш. – И шмякнул его о землю. Мешок замер, но задергался другой, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.

– Тише, тише, – сказал Герш и выгрузил последний мешок, замер и оглянулся. Ему показалось, что среди деревьев мелькнул свет. Он выключил фонарь и всмотрелся в темноту, чуть наклоняя голову, прислушиваясь единственным ухом. Шелест листьев. Затрещала осина. Где-то хрустнула ветка. Герш ухватил прохладную монтировку и расцепил магнитные стяжки на плаще. Ветер гонял лоскуты плаща, который едва держался на узких плечах. В тусклом красном свете габаритного огня голая грудь вздымалась, наполняя холодным воздухом легкие.

Мужчина стоял, согнув колени, готовый действовать. Каждый мускул дергался от напряжения. Вновь затрещала осина.

– Иваныч, ты? – громко спросил он, поджал губы и перехватил монтировку из вспотевшей ладони. – Есть кто живой?!

Тишина. Герш огляделся уже с меньшим напряжением, защелкнул магниты, как вдруг лязгнули цепи. Задергался первый мешок на земле. Герш вздрогнул и с ревом, брызгая слюной, ударил монтировкой по мешку в область головы:

– Напугал! Лежи смирно! – удар пришелся по середине мешка. Что-то хрустнуло и вспороло черный пластик. Мужчина тяжело дыша подтащил к краю оврага избитый мешок и столкнул. Тот позвякивая скрылся во тьме. Он подтащил остальные мешки. Задергался то один, то второй. Каждый раз, когда монтировка поднималась вверх и обрушивалась вниз, раздавался стук и хруст переломанных конечностей.

За деревьями, где он видел свет, затрещали ветки. Кто-то или что-то удалялось от него.

– Закончу с вами, займусь другими, – обратился Герш к распластавшимся мешкам. Вылил на них жалкие остатки бензина. – Маловато будет, – с досадой произнес он.

Раздался выстрел. Герш напрягся и оглядел мешки. Они лежали неподвижно.

– Эх. Дотянулся еще до одного.

Герш скинул мешки в овраг и прислушался. Где-то в глубине леса, по другую сторону откуда раздался выстрел, играла клубная музыка. Здесь еще кто-то живой? Можно проверить, но сперва завершить начатое. Бензин был в одном месте. Герш сел за руль, доехал до перекрестка и направился к Иванычу. К такому же ненормальному мужику, как и он сам.

Суета на вечеринке

Среди заброшенных участков в одном доме горел свет. Музыка играла так громко, что соседи непременно вызвали бы наряд полиции. Но призракам пустующих жилищ округи было все равно. В эту ночь, как и обещал друзьям Максим, СНТ был их. Они могли вытворять, что угодно. За все уплачено и налито единственному сторожу, невесть зачем и как живущего на краю этих заброшенных владений. За жалкие пять тысяч и литр водки им достался приличный двухэтажный дом с мебелью, а также исправный и почти полный бензиновый генератор. Правда, запас топлива уже подходил к концу.

Вечеринка в честь Хэллоуина была в самом разгаре. Повсюду стояли зажженные свечи тонкие и кривые, как пальцы мертвеца. С люстр и оконных карнизов свисали подрагивающие скелеты, пауки и летучие мыши. На диване и подоконниках лежали тыквы с клыкастыми ухмылками. Искусственная паутина оказалась лишней, так как местные пауки на славу подготовили дом к празднику. Гвоздем программы оказалась мумия – манекен, который привезла с собой Юля, облепленный туалетной бумагой. Даня маркером добавил кривые иероглифы, от чего получил одобрение от своей возлюбленной и смешки со стороны остальных.

Наряженные в костюмы ребята выпивали, танцевали, смотрели ужастики. Кроме Насти. В костюме серебряной феи она сидела у окна и смотрела на единственную блестящую звезду на затянутом черном небе. Такую же как сама - яркую и одинокую. Забота, работа, учеба никак не хотели отпускать, даже на одну ночь. И сейчас ее мысли разделяли два человека: младший брат и тот, ради кого она согласилась на эту поездку. Как там Даня? Она не могла поверить, что отпустила его одного. Но не может же она всю жизнь его опекать. Тем более, когда рядом оказывается Юля, что-то твердить брату становиться бесполезно. Да и ей не помешает время побыть с Максимом, который танцевал с Ингой, повисшей на нем. Настя была спокойна, ведь Максим ловил ее взгляд, показывая за спиной Инги жесты: еще пару мгновений и он придет к ней.

На втором этаже в просторной комнате Юля с Костей оформляли фотозону и вносили последние штрихи. Напротив треноги с фотокамерой раскинулась арка из искусственных лиан с вплетенным в них бутафорским оружием; широкий стол-алтарь с зажженными толстыми свечами и мумией, стоявшей у края стола. На полу валялись пустые бутылки вина и разбухшие пробки. В такт доносящейся снизу музыки Юля двигала бедрами, обтянутыми медицинским мини-халатом из секс-шопа, и приклеивала пластиковый нож к арке. Костя пялился на стройные ножки в чулках и линию, разделяющей низ халата и ягодицы. Терпение кончилось. Он закрыл дверь, откинул шипастые лианы, подошел к Юле сзади, схватил за талию и потянул к себе.

– Что это ты задумал, негодник Рембо? – Юля не оборачиваясь закинула руку за плечо и провела по затылку Кости, почувствовав узел красной повязки, завязанной на лбу парня.

Костя молчал, ему больше хотелось рычать. Его руки прошлись выше, ухватили за грудь в плотном кружевном лифчике. Сильные ладони не знали меры, Юля на миг поморщилась от боли, но грубость ей даже понравилась. Он развернул ее, закинул на алтарь. Последовали вздохи, горячие поцелуи и страстные объятия.

Юля задрав голову от удовольствия открыла глаза и смутилась от безликой мумии, смотрящей прямо на нее.

– Не подглядывай, – с жадным вдохом от поцелуя в шею произнесла Юля. Наотмашь ударила по пластиковой голове. Та развернулась в сторону.

– Вот так, – сперва одобрила застенчивость манекена, – вот так, – повторила Юля уже в ответ Костиным поцелуям, и парочка завалилась на стол.

Сменилась музыка. Инга решила срочно повторить по коктейлю, а заодно прихватить рюмочку для Макса. Она не хотела его отпускать, но жажда была сильнее. Куда он теперь от нее денется, когда они так сблизились. Вера в их близость кружило голову лучше алкоголя. Танец все доказал. Его сильные руки сжимали ее талию, ладони касались ее тела. Как он, двигается, как хорош. Тело бросило в страстный жар. Желание выпить никуда не делось, лишь усилилось. Под стать наряду Инга захихикала как истинная ведьма. Захлопала в ладоши и юркнула на кухню.

Откупоренные бутылки стояли в ряд. Выбирай, что хочешь: текила, вермут, водка, вино, пиво, газировка, соки. Глаза разбегались. Инге хотелось всего и сразу. Скорее мышечная память, чем собственная помогла сделать любимый коктейль. Вспомнив о Максиме, она наобум схватила бутылку, наполнила рюмку и с широкой ухмылкой побежала обратно к неотразимому доктору-дракуле.

Оказавшись в гостиной, Инга замерла со стаканом и рюмкой в руках. Губы скривились. Глаза в прищуре могли выбивать искры. Максим ворковал с Настей на диване в переливающихся цветах диско-шара. Сперва желудок обжег коктейль, следом содержимое рюмки. Все было на один вкус. Горечь и разочарование. Стакан с рюмкой улетели за плечо. Разбились или нет было не понять: гудящие басы музыки глушили все напрочь.

Леха пожалел, что не примерил "последний размер" костюма волшебника. Даже не открыл его, пока не доехал до СНТ. Все одеяние на пухлом теле парня трещала по швам. В старомодную рубаху смогла бы влезть только худенькая Инга или Настя. Поэтому засаленная футболка с надписью: “Хэви-Метал”, осталась под мантией, свисающей до бедер, а не как положено до пят. Короткие штаны оголяли щиколотки, а вместо накладной бороды и широкополой шляпы в заказ запихнули шарф “Гриффиндора”. Леха всем видом показывал и твердил, что так задумано. На удивление ему это удавалось. Так он считал.

Вальяжно раскурив трубку каминными спичками, которые всегда носил с собой в поясной сумочке, Леха наблюдал за немой сценой ревности Инги к Максу и решил, что это шанс. С дрожью в коленях и потрясывающейся от волнения губой он подошел к Инге.

– Хороший вечер, – начал он.

– Наводи свою волшебную палочку на кого-нибудь еще, – прокричала Инга, злорадно рассмеялась и направилась на кухню. Ей безумно хотелось выпить и кричать, а компанейские стеклянные товарищи могли выдержать оба ее желания.

Леха с румянцем на лице проводил Ингу взглядом. Затем мантрой произнес слова мамы:

– Я создан для великого поступка. По воле великого замысла. – Он допил остатки теплого пива, потряс головой, сбивая накопившийся хмель, зажал зубами трубку и отправился к диджейскому пульту, по дороге, чуть не сбив со столика банку с змеей в формалине. Кто-то должен рулить вечеринкой. Великий поступок, избранника судьбы.

Максим с облегчением выдохнул, когда Инга отцепилась от него. Он поправил плащ, проверил уложенные гелем волосы, щелкнул вставными клыками, взял с полки бокал с вином и рывком оказался рядом с Настей.

– Вампир и фея лучшая пара, чем протертый диван и фея. Не находишь? – Максим вручил девушке бокал.

– Лучше, чем вампир и ведьма, – ответила Настя и приложила указательный палец к губам Максима, останавливая поцелуй. – Еще не заслужил.

– А как же все это? – Максим окинул взглядом гостиную.

– А все это прелюдия.

– Не терпится перейти к арии и финалу. – Максим приобнял Настю.

– Не перед всеми же.

– Я могу укусить тебя и приказать, – язык прошелся по искусственным клыкам.

– Тебе же не нужна холодная зомбячка. Да и что-то мне подсказывает, что скорее ты сам поранишься резцами, чем воткнешь их в кого-то.

– Почему же в своих предсказаниях, моя прекрасная фея, не видит его? Один страстный поцелуй, – Максим приблизился к Насте, не отрывая взгляда от ее расширенных зрачков. – Одно прикосновение к labia oris (с лат. губам).

Настя засмеялась:

– Латынь не твой конек, – соврала Настя. По коже побежали мурашки. – Что если духи Хэллоуина поймут что-то не так?

– Что может пойти не так? – Максим нежно сжал подбородок Насти. Их кончики носа соприкоснулись.

Максим и Настя в предвкушении поцелуя закрыли глаза, ощущая теплое дыхание друг друга. Их губы почти соприкоснулись, когда входная дверь открылась, чуть не слетев с петель. По полу заскользил кусачий холодок. В гостиную влетел Даня и упал. В пятнах грязи, в разорванной ветровке он быстро вскочил и ринулся к сестре. Вновь поскользнулся, повалился на диван, разделив дракулу с феей, и задел бокал. Красное вино пролилось на платье из блестящих стразов и серебряных ремешков. Вырез и тонкий лифчик намокли, притянув взгляд парней к влажной коже и ложбинке на груди. Красное пятно расползалось, словно кровь из открытой раны.

Инга захихикала, чуть покачиваясь на ногах, не понимая, что забавней: выходка Дани, прервавшая предательский поцелуй, или испорченное платье подруги.

Все что-то запричитали. Во всей неразберихе Леха догадался выключить музыку. Максим стоял ощетинившись. Настоящий вампир перед атакой. В наступившей тишине его голос прозвучал как гром:

– Что ты творишь?

– Дебил, – прыснула Инга.

Позже всех опомнилась Настя. Друзья со злобой и непониманием уставились на Даню. На невезучего, всегда отличающегося не в лучшую сторону.

Его бледное лицо излучало страх и мольбу. Настя хорошо знала это выражение. Слишком часто оно преследовало брата. Кто-то сказал бы, что сейчас его глаза – глаза безумца, но это глаза обычного парня не на шутку напуганного чем-то.

Когда Даня оказался у колен сестры, страх отступал как волна на песке. Сестра рядом, а значит все проблемы уйдут. Увидев последствия своего приземления, он побледнел еще больше. Едкие взгляды ребят закрутили мысли о том, что он опять опростоволосился, а самое ужасное – испортил вечер не только себе, но и Насте. Правда, все меркло, по сравнению со злом, что видел Даня. Они должны узнать. Надо помочь тем людям. Спасти сестру и ту, что не было рядом.

– Где Юля, с ней все в порядке? – Внезапно выдал Даня. На бледных щеках заиграл румянец.

– Она наверху с Костей, – сказал Максим, ворковавший над красным пятном, словно голодный вампир над миской с кровью.

Настя поймала беспокойный взгляд брата, пихнула локтем Максима. Тот, поняв болезненный намек, закатив глаза, добавил:

– Фотозоной занимаются.

Все заметили, как столь простая ложь успокаивающе подействовало на Даню, который набрал в грудь воздух, словно не дышал все это время, и быстро пересказал недавние события про фургон, тела в пластиковых мешках и, самое главное, про монстра, затаившегося где-то в тенях.

– Ну, – протянул Леха, – почти поверил.

– Про монстра реально сильно. Молодец, – хмыкнула Инга, обняла надувного скелета и закивала его головой.

– Да послушайте! – В голосе Дани заиграла твердая нота, не характерная ему. – Да, я чудик, заморыш или кем еще вы меня считаете, но сейчас там могут быть люди, которым нужна помощь! Может полицию вызвать?

– Ага. И испортить всем нахрен праздник. – Инга отрицательно покачала надувной черепушкой.

Все взглянули на Максима, ожидая решения. Максим сверлил взглядом Даню. Он никак не мог понять: верить или нет.

– Я реально видел какую-то хрень. Мы в опасности!

В подтверждении слов Дани, по всему дому замигали лампочки. Скелет смачно лопнул под натиском черных ногтей Инги. Генератор за домом, проглотив последние капли бензина, отключился. Оранжево-красные огоньки свечей не дали дому погрузиться в полную темноту.

– Крипово, – Леха укутался в шарф.

– Ad iniuriam tempore (с лат. в неподходящее время), – застонал Максим. – Сходил за бензином.

Настя вскочила, уперев руки в бока:

– Давайте успокоимся. Мальчики, нам в любом случае нужно к сторожу, так? Поэтому, пожалуйста, сходите к нему вместе. По пути посмотрите в чем там дело, – она надеялась, что ни в чем и все окажется скверной шуткой. – А девочкам надо привести себя в порядок и помочь Юле с Костей. Если вы быстренько все сделаете, то ария с финалом не заставят ждать. – Настя подмигнула Максиму.

– Крутяк. Ария. Че поставим? – Не поняв намека затараторил Леха. – Штиль? Ангельская пыль?

– Pro communi bono, – прервал его Максим, вытащил из спортивной сумки биту, фонарь-прожектор и фонарик поменьше. – Выдвигаемся.

– Пешком? – удивился Леха, принимая от Максима карманный фонарик.

– Я в дебрях по темени не поеду. Не хватало еще колесо потерять. Максим подошел к Дане и крепко сжал его плечо на нужных точках, от чего бедняга скривился от боли.

– Пошли спасать aliena animarum (с лат. чужие души).

В гостях у Иваныча

Дорога вывела фургон к сторожке, огороженной неплотно плетеным забором. Костер из дырявой бочки выделял крыльцо из объятий мрака. На стене из вагонки в пульсирующем алом свете блестела дюжина отполированных подков. Видимо Иваныч верил и надеялся на большую удачу в этом богом забытом месте.

Герш остановил фургон, осмотрелся по зеркалам и только тогда покинул кабину. Холодная земля встретила мозолистые ступни. Ветерок ощупал дряблую кожу. Герш, вспомнив грохот выстрела, решил не рисковать и окликнул:

– Иваныч? Не шмаляй, это я.

Никто не ответил. С заднего двора доносились приглушенные звуки работающей магнитолы, как в их первую встречу полдня назад.

Осталось совсем немного, чтобы завершить дело. Взять бензин, вернуться к оврагу и миг вспышки, которая вырастет в освобождающее пламя. Улыбка сама растянулась на лице. Герш шагнул к сторожке, резко остановился, расстегнул плащ. Клочки одежды вереницей вели от сторожки в глубины леса через проделанную кем-то дыру в хрупком заборе.

– Значит есть еще сосуды.

Герш догадывался кто, а точнее что незваным гостем побывало у Иваныча. Теперь в каждой тени скрывалась угроза. Нужно поторапливаться. Он направился к настежь раскрытой двери сторожки, приглашающей в свои темные недра. Остановился у порога, всматриваясь в едва различимые силуэты мебели в тусклом отсвете костра.

– Иваныч, ответь.

Что-то брякнуло и скрипнуло в глубине сторожки.

– Не заходить? Твоя правда, – пробормотал Герш и отступил к костру. Обошел сторожку, зашел на задний двор, откуда доносился голос певца. Переступил через раскинутые черепки полен и замер. В свете уличного светильника, с плафоном забитым дохлой мошкарой, перед Гершем распластался голый Иваныч с выпученными глазами, покрытый слоем синяков. Из ран на вспоротой коже торчали переломанные кости. Рядом лежало сломанное, скорее прорубленное, пополам ружье.

– Не самая большая удача встретить свой конец в порванных трусах на пне для колки дров, – подумал Герш и подметил: топора нигде не видно.

Напряжение острыми лезвиями нависло над округой. На миг в наступившей тишине он вспомнил растерзанных жену и внука. Их тела в крови, стянутые остатками одежды, впившихся в кожу заостренной проволокой.

Герш пошатнулся от удара по лицу, не поняв произошло это взаправду или нет. Мгновенно расстегнул магнитные защелки. Плащ слетел с плеч также быстро, как всплыло воспоминание об ударе, когда-то лишившего его передних зубов. Герш махнул рукой, отгоняя невидимую мошкару, мозолистыми пальцами дотронулся до лица. Старые раны на месте, новых не появилось. Морок спал. Перед Гершем на пне лежал все тот же Иваныч, магнитофон играл ту же песню, а где-то рядом притаилось все тоже зло. Голос из колонок сорвался, замычал, застонал, растягивая слова под визгливые ноты умирающей музыки. Магнитофон зажевал пленку, громко щелкнул и песня оборвалась.

Герш накинул плащ, оказавшись в его скользких холодных объятиях. Очередное воспоминание нахлынуло на него, куда приятнее первого. Как же он хотел укутаться в теплое одеяло, прижать к себе любимую жену. Вдохнуть ее сладкий запах.

– Я отомщу. Всех сожгу. Всех. – Огласил Герш, взял увесистые канистры с бензином, стоявшие под навесом из шифера со мхом и направился к фургону. Ему предстояла встреча, но не та на которую он рассчитывал.

Из леса раздался хруст веток. На Герша бежал парень в рваной одежде, размахивая по широкой дуге фонариком. Было понятно – за ним следует смерть. Герш опешил. К нему бежал кто-то знакомый. Бежал родной внук из плоти и крови. Живой!

– Степка, – вымолвил Герш, но тут же осекся. Нет. Просто паренек, очень похожий на внука, или очередная галлюцинация. А вот следовавший за ним силуэт точно был реальным.

Только ветви ели выплюнули парня из лесных недр и сомкнулись обратно, словно пасть, из мрака, со знакомым для его левого уха звуком тук-тук-тук, вырвался манекен. Паренек вскинул руки, как ребенок просящийся на ручки. Он кричал, задыхаясь на гласных:

– По-мо-ги-те!

Канистры с глухим бульканьем упали на землю. Ладони с рубцами от старых ран отточенным движением расстегнули магнитные заклепки. Плащ осел на траву полностью оголив хозяина.

Паренек поменял курс, юркнул через дыру в заборе и засеменил к сторожке.

– Разденься. Полностью. Голого не тронет, – крикнул Герш вслед парню, когда мимо него пробежал манекен.

Вот и топор нашелся – пришло в голову Гершу. Он проводил взглядом манекен и задумался, принимая решение.

Тук -тук-тук

После душных помещений старого дома свежий воздух приводил в чувства. Даня, Леха и Максим направились к перекрестку, осматриваясь по сторонам.

– Жутковато, – отметил Леха, проходя мимо застрявшего детского велосипеда. Даня заметил, что ленточки на руле уже не было и шепнул:

– Плохой знак.

– Эй, паникер. Твои монстры? – Максим и Леха подошли к заросшим деревянным фигурам зверей.

– Ну и рожи у них. Как у тебя. – Ребята с ухмылками продолжили путь, отстав на пару шагов от Дани.

– Опять ты костылями прикуриваешь. Сколько раз вижу, как в первый раз. – Сказал Максим, глядя, как Леха подносит каминную спичку к чаше трубки.

– Ты лучше скажи, о какой арии была речь? – Леха выпустил ровные мясистые табачные кольца.

– Секс. Sexus. Половой акт. Трах. Перепихон. Так понятней?

– А-а-а, – смутившись протянул Леха, поправляя шарф на шее. Такая ария с Ингой его тоже устраивала.

– Как мне подкатить к вредной ведьме?

– Она выпила достаточно зелий. Будь настойчивей. У Костяна то вышло с...

Свет фонаря выцепил из темноты Даню, который явно прислушивался к их разговору. Перед глазами предстала Настя, разочаровано кивая, намереваясь зарядить локтем под ребра.

– С… со спортом. Награды, медали.

Леха то ли хрюкнул, то ли дакнул и погряз в планах, о проявлении того самого настойчивого напора.

Даня терпел насмешки и упреки. Он сталкивался с этим не раз. Оправдываться и защищаться – тушить тлеющий костер бензином. Когда они увидят то, что видел он – сразу заткнутся.

В голове крутилось:

– Может мне все-таки показалось. Пусть это будет так. Но как же тела? Как же хруст костей, засевший в ушах? Ржавый фургон? Слишком много всего для миража или видения.

Слово Хэллоуин перестало быть просто словом. Оно взаправду стало определением дня мистики и непонятной жути.

Когда луч фонаря Макса прошелся по его спине, отбросив длинную тень на дороге, Даня вспомнил о монстре. Рядом с ребятами он чувствовал себя спокойнее. Он не один. Но силуэт монстра теперь шевелился в каждой отброшенной тени. От столба, скамейки, куста или камня. Колючки страха впились в кожу. Даня покрепче сжал фонарик и прочитал знакомый знак: Лесной ад.

– Туда, – заговорщицки произнес Даня, собираясь вести спутников тем же путем, какой проделывал ранее.

– Погоди. Пойдем по дороге, – сказал Максим.

– Но нас могут заметить.

– Я понимаю, что тебе похер на нас, наши костюмы и планы, – на последнее он сделал ударение, – sordida porcos caedere ferro (с лат. грязные свиньи, порезанные ножом). Мы же не хотим, чтобы Леху задушила какая-нибудь демоническая ветка, зацепившись за шикарный шарф? Мы-пойдем-по-дороге.

Для убедительности Максим взмахнул битой, приложил ее на плечо и бойко зашагал вперед. Леха в одобрении не то крякнул, не то хмыкнул, огляделся по сторонам и, как бы, между прочим, стянул шарф на руку.

Хоть Максим подтрунивал над Даней, его уверенность придавала сил. Даня провел языком по шершавым от марганцовки зубам, проглотил тугую слюну и последовал за ребятами по дороге в сторону оврага. В сторону, где поджидало их нечто.

С каждым метром деревья и кусты сильнее переплетались ветвями друг с другом, направляя сплошным коридором к единственному месту за поворотом.

– Вот это точно жуть, – Максим, указал на детский ветрячок, воткнутый на краю оврага. Разноцветные лопасти лениво вертелись.

– Па-ба-ба-бам, – Максим направил свет фонаря на лицо. Парни, кроме Дани, переглянулись с ухмылками, но определенное напряжение не скрылось на их лицах.

– Туда. Их скинули туда, – затараторил Даня.

– Пошли, – Максим пожал плечами.

– Я туда не полезу, – выдавил Даня. Его парализовало от одних мыслей о спуске в овраг, телах, завернутых в пленку, истерзанных, бездыханных.

– Ну ты ссыкло, – обрадовался Леха, что нашел на кого списать свой страх.

– Как же оказание помощи, где твое недавнее геройство? – Максим выждал, глядя на Даню. Закатил глаза. – От же сраная клятва Гиппократа. Леха, посвети у края. Я полез.

– Может ну его? – Начал Леха, но осекся под серьезным взглядом дракулы.

– Настойчивость, Лех. Напор.

Максим аккуратно, выбивая крошки земли, спустился вниз. Под ногами хрустнул обильно наваленный сушняк. Стоял отчетливый запах старой древесины и бензина. В свете фонаря-прожектора появились два больших мусорных контейнера.

Максим почувствовал опасность. Все чувства обострились, затылок запульсировал. Он подумал о Лехе, который в этот самый момент, достал спички, чтобы вновь раскурить трубку.

– Не вздумай курить! Не то сгорим, – заорал Максим.

– Че там?

– Контейнеры под строительный мусор в озере горючей жидкости.

Он обошел один из них, хотел о чем-то пошутить, но слова застряли в горле. В контейнере и рядом лежали мешки, надорванные от падения и ударов. Из разорванного пластика торчали человеческие кисти, ноги и цепи.

– Benedicite et salvate (с лат. спаси и сохрани), – прошептал Максим.

На уроках анатомии Максим не раз видел и работал с мертвыми телами. Сейчас было не до медицинской этики и спокойствия. Он должен убедиться прежде, чем делать какие-то выводы.

– Тут что-то есть. Сейчас проверю.

Поднялся ветерок, несущий за собой чье-то злобное шипение. Ветрячок завертелся быстрее.

– Надеюсь, это не то чем все это кажется, – сказал сам себе Максим.

Леха не спешил спускаться, особенно потеряв из виду Максима, когда тот скрылся за контейнером. Казалось тьма проглотила друга вместе со светом. Оставалось нервно жевать мундштук трубки и с усердием пытаться разглядеть хоть что-то в жалких лучах карманного фонарика.

Из-за обостренных чувств запах бензина стал плотнее. Неподалеку раздался шорох. Максим подошел к ближайшим мешкам, отложил биту, присел и вгляделся. Кожа торчащей руки казалась темной, грубой. Вследствие ударов или какой болезни.

Максим потянулся проверить пульс. Ветрячок закрутился еще сильнее. Вампирский плащ развивался в противоположную сторону от тел, будто пытался оттащить парня. Он дотронулся до холодного запястья. Пульса нет. Кончики пальцев что-то кольнуло. Максим дернул руку обратно и замер. Крик застрял в горле, кровь хлынула в виски, а пульс забил тревогу: он держал оторванную кисть.

– Vae (с лат. беда)! – наконец вскрикнул Макс и засмеялся.

– Ну-ну, че там, Макс? – подал голос Леха.

– Трупы. Много трупов.

Леха чуть не выронил трубку. Даня сжался еще сильнее.

– Пластиковых и деревянных, – добавил Максим, смело осматривая тела в мешках. Он бесцеремонно кинул в контейнер оторванную деревянную кисть с металлическим штырем там, где должна быть кость. – Манекены. Долбанные манеке… Ох!

Максима бросило в пот. Ногу пронзила острая боль. Он направил фонарь на ногу и ахнул. Деревянная рука манекена, торчащая из мешка по соседству, схватила его за голень. Да так, что из глаз потекли слезы. Кости и мышцы затрещали. Зазвенели цепи. Мешок неистово задергался. Хватка давила все сильней.

– Леха, Бл.. Помоги! – Максим упал. Что есть мочи ударил фонарем руку манекена. Еще и еще. Бесполезно. Фонарь треснул и неисправно замигал. Мертвая хватка не ослабевала. Ногу раздуло. Кожа грозилась лопнуть от пульсирующей крови. Максим вспомнил о бите, потянулся к ней. Выронил фонарик, который застрял в сушняке, откидывая тени борьбы на стенках контейнера. Максим схватил увесистую дубину с надписью “на случай переговоров”, сжал зубы от напряга и боли, так что искусственные клыки до крови впились в десна, и обрушил биту на врага. От удара раздался глухой стук дерева о дерево. В запястья отдачей стрельнула боль. Максим замахнулся еще раз, завалившись на спину, так как хватка на ноге ослабла. До кончиков пальцев хлынула колючая кровь. Цепи стихли, мешок замер, а деревянная рука безвольно обвисла.

Леха в ужасе, переминаясь с ноги на ногу, наблюдал за светом фонаря на дне оврага, который то появлялся, то исчезал, словно там шла борьба. Леха в нерешительности обернулся на Даню, но того напрочь парализовало. Вновь раздался крик. Леха помедлил еще секунду:

– Я создан для поступка. Великого. Да епт, – сжал трясущиеся кулаки и засеменил вниз по склону. – Макс, я иду, – успел крикнуть он, оступился и покатился, отбивая бока о камни и выступы оврага.

Максим жадно глотал воздух с примесью плесневой коры и бензина. Да хоть дерьма. Главное он жив и может дышать. Десна зудели от ран. Соленая кровь стекала по подбородку. Настоящий вампир после славной охоты. Максим попытался встать. Ногу пронзила жгучая боль и засела в бедре. Опершись на биту, он отступил от мешка.

– Что это было?!

За спиной раздался шорох. Наверное, Леха решил помочь. Ожиревшая кавалерия ползет на всех парах.

Но в шорохе было что-то еще. Он уже слышал этот жуткий звук. Бряцание деревяшек друг об друга. Тихое и глухое: тук-тук-тук. Оно становилось громче. В непроглядной темноте под чьими-то ногами затрещал сушняк. Максим потянулся за мигающим фонарем, схватил и направил в сторону звуков. Тук-тук-тук. В луче света мелькнул топор и деревянные руки, что сжимали его.

– Finis (с лат. конец)…

Леха приземлился на дно оврага, по пути потеряв фонарик. Воздух никак не хотел наполнять легкие. Тело ныло от ушибов и царапин. Наконец он задышал и вспомнил, где находится и зачем. Леха поднялся, огляделся. Костюм превратился в лохмотья, часть которого осталась на пригорке. В волосах и шарфе застряли веточки и листочки. Свет мигающего фонаря-прожектора боролся с темнотой, подсвечивая контейнеры и контуры мешков.

– Макс, ты где? Я иду. Че случилось? – профыркал Леха, зажав нос от запаха бензина. Доковылял до фонаря, подобрал его и поморщился. Рукоять оказалась липкой. На треснутой линзе растянулись две алые линии. Кровь!

– Макс! – во все легкие заорал Леха, чувствуя спазмы от кислой слюны. Он часто задышал, заметив в наваленных ветвях полуголое тело в пятнах крови.

– Макс? – шепотом повторил Леха, приближаясь к телу. Рядом лежало что-то круглое, размером с мяч с блестящими от геля волосами.

– Макс, – беззвучно произнесли дрожащие губы.

От внезапного лязга цепей и глухих ударов Леха подскочил и направил фонарь на контейнеры. В мерцающем свете задергались мешки, словно огромные гусеницы. Когда один мешок затихал, дергаться начинал другой. В один миг все замерло и затихло. В дали застонала осина. Под хруст веток и бряцание деревяшек, вызывающее дрожь по телу, из темноты появился человек, укутанный плащом. Плащом Макса. Тук-тук-тук. Леха хотел рвануть со всех ног, но прирос к земле. Затылок и царапины на теле защипало от пота. Плащ раскрылся. Перед парнем стоял грубо сколоченный манекен, с треснутым деревянным телом, в пятнах крови и застрявшей в трещинах свинцовой дробью. На бедрах висел пояс с огромной бляхой в форме волчьей морды. Такой же подпирал пузо сторожа. Еще больший ужас внушал топор, занесенный для удара. Леха успел сделать один вдох, скорее один всхлип, перед тем как манекен накинулся на него. Тук-тук-тук. С чавкающим звуком лезвие топора впилось в живот. Мир закрутился. Тук-тук-тук. В груди противно хрустнуло и обожгло.

Парень рухнул на спину и захлебываясь кровью, чувствовал, как с него срывают одежду. Через кровавую пелену на небе виднелась одинокая звезда. Леха вдруг улыбнулся. Он услышал мягкий, родной голос мамы, погибшей несколько лет назад:

– Мальчик мой. Ты создан для великого поступка.

Даня слышал все крики и дрожал. Когда тело хоть как-то начало слушаться, он нерешительно шагнул к оврагу. Казалось прошла вечность, когда он шагнул еще раз.

– Максим? Лех? – Голос испуганного мальчика терялся в чернильной темноте.

– Они прикалываются. Хотят меня разыграть. Точно-точно.

Из оврага неестественно дергая плечами вверх-вниз появился чей-то силуэт. Мантия или плащ поигрывал на ветру, а вот шарф Даня узнал сразу.

– Лех, что происходит?

Почему шарф намотан на шею почти закрывая лицо?

– Где Макс? Все в порядке?

Силуэт остановился с приподнятым плечом до самого темечка. Ветер сильным порывом вцепился в плащ и унес прочь. На теле осталась рваная футболка с едва читаемой надписью: “Хэви-Метал”, из-под которой торчала широкая бляха. Край шарфа съехал на грудь, открыв безликое лицо.

Даня сжал фонарь, прочувствовал на нем каждую шершавую неровность. Зрачки расширились. По венам побежала ледяная кровь. Перед ним стоял манекен в темных пятнах крови с топором наперевес.

Ветрячок быстро закрутился, грозясь сорваться с места. Ветер принес отголоски чьих-то голосов: беги, беги.

И Даня побежал в лес, а за спиной застучали деревянные чресла манекена. Тук-тук-тук.

Даня прорывался сквозь заросли, как сыр через терку. Ветки беспощадно вспарывали одежду и резали кожу. Свет фонаря без разбора натыкался то на ствол дерева, то на кривой корень, то на веера листьев и веток. Вперед, только вперед.

Лесной занавес поредел. Из темноты вынырнул отсвет костра. В других обстоятельствах его можно было не заметить. Но в эти мгновения он сиял, как спасительный маяк в лесном аду.

Легкие горели, мышцы на ногах натянутыми тросами грозились лопнуть и сдаться. Позади с неизменным звуком следовал манекен. Ветки не причиняли ему вреда, лишь хрустели под напором деревянного монстра, сдирая один за одним кусочки футболки. Шарф зацепился за тугую ветку, свернул голову хозяина на все двенадцать часов и остался висеть под кроной дерева, поигрывая на ветру, прощаясь, словно та розовая ленточка.

Чей-то замогильный голос гвоздем пронзил ухо Дани, приказывая пригнуться. По позвонкам поскребли ледяной вилкой. Даня согнулся и топор с мягким, глухим стуком воткнулся в дерево на дюйм выше виска. Парень кубарем пролетел пару метров. Рукав ветровки полностью порвался, зацепившись за куст, который как будто намеренно задерживал жертву. Даня вывернулся из ветровки и рванул к свету, заметив, как манекен замедлился, схватив рваную ветровку.

Даня выскочил на опушку. Из глаз прыснули слезы от смешанного чувства облегчения и безысходности. Сторожка казалась неприступной крепостью, куда он и рванул из последних сил.

У плетеного забора стоял силуэт человека. Сторож? После неудачного похода, насмешек, нескольких смертей и беспощадной погони парень наконец-то оказался у сторожа. Кров, защита. Спасение здесь, рукой подать.

– По-мо-ги-те, – задыхаясь на гласных закричал Даня, на бегу вытягивая руку, будто-то это могло приблизить его к цели.

Вдруг Даня резко затормозил, оставив кедами борозды на земле, лихо крутанулся и пробежал в сторону. У ворот плетеного забора стоял не сторож, а тот самый монстр и фургон с дьявольским красным прищуром.

Парень юркнул через дыру в заборе и побежал к сторожке. Он ожидал липких, холодных объятий щупалец, что наверняка пустились вслед за ним. Вместо них до ушей долетели шепелявые слова:

– Разденься. Полностью. Голого не тронет.

Даня споткнулся, потеряв кеду, обернулся и не поверил глазам. На месте монстра в играющих оранжево-красных красках костра стоял голый мужчина со шрамами по всему телу. Мимо него пробежал манекен, одним движением топора рассек забор и последовал за Даней, оставив позади себя новую дыру, словно вспоротые ребра.

На этот раз манекен остановился, возле кеды, надел ее, шевельнул щиколоткой, любуясь обновке, резко поднял голову в сторону крыльца и сорвался с места.

Даня закрыл дверь на засов и осторожно пятился в темных недрах сторожки. Сквозь неплотные пазы вагонки свет костра подсвечивал ленивые пылинки.

– Оно в одежде ребят. Не тронуло голого мужчину. Ветровка, кеда. Раздеться? – Факты, противоречия и недоумение складывались, но в еще не полную картину. Из углов постройки раздались едва слышные голоса: верно, верно. Руки сами стянули мокрую насквозь футболку и штаны.

По щелям скользнула тень и застыла по центру двери. Засов выдержал первую атаку, под второй лопнули доски. Через миг манекен ввалился в комнату вместе с дверью и забил топором наотмашь влево вправо, как заведенный болванчик. Сторожка наполнилась грохотом и звоном разлетающейся кухонной утвари.

Даня в одной кеде и трусах выскочил на задний двор. Под тусклым светом уличного фонаря лежал истерзанный сторож. Кричать или бежать не было сил, но все встало на свои места. Даня снял трусы, кеду, запустил их в манекен и голым замер под шиферным навесом.

Манекен на ходу подхватил кеду, остановился, надел, любуясь целой паре. На мгновенье замер всем телом, затем развернулся и скрылся в темноте под сводящие зубы тук-тук-тук.

– Парень – молодец, правда, Степ? – Из-за угла дома вышел мужчина в плаще с вертикальными разрезами и подал руку. – Я Герш, а ты?

Разговор по душам.

Герш осмотрел Даню, укутал в дырявый плед. Озираясь как сова, довел до машины и посадил в кабину.

Фургон трясся на каждой кочке. Ветки противно скребли стенки и хлестали по стеклам. Даня молчал. Он все еще не верил, что спасен. Слезы текли по щекам. Какой же он болван: принял лоскуты плаща за щупальца, выдумал несуществующего монстра, подставил ребят. Хотя один все же существовал.

– Макс, Леха, простите, – прошептал Даня.

– Я догадываюсь, о чем думу думаешь. Ты ни в чем не виноват. Пять лет назад я работал антикваром, – начал Герш. – Попал ко мне занимательный манекен. Особый. Анатомический, аж девятнадцатого века. Гладкое темное дерево, корпус, сочленения, все в идеальном состоянии, – он покивал, предаваясь воспоминаниям.

– Сара моя тогда платье купила, а внучек в костюме Чиполино был. Школьное выступление. Да, Степ? – Герш подмигнул стеклу заднего вида.

– Размусоливать не буду. Манекен оказался особым во всех смыслах. Порвала эта нечисть моих, да я под раздачу попал. И вот незадача, лампа, что от Николаича досталась, таки загорелась в тот день. Сгорела лавка. Сгорело прошлое. Сгорело будущее. Не сразу мы поняли с чем и как надо бороться. С тех пор искали его. Нашли. Сегодня и прикончим, – Герш вновь подмигнул зеркалу.

Даню потрясывало от кочек и жуткой истории.

– Почему оно это делает? Злой дух, проклятие?

– А почему люди причиняют друг другу боль? Много легенд про него ходит. Верю в одну. Жил тогда примечательный модельер.

Наряды изящные шил. Сам в шелка одевался и был хорош собой. Что не наденет – все к лицу. Восхищались им, да на удивление застенчивым оказался. Звали его на балы, показы – отказывал. Знать требовала, а он хитрить: сделал из черного дерева анатомический манекен. Копию свою. Но знать не оценила и подстроила так, что модельер оказался голым перед толпой. Не выдержав унижения, он заперся с манекеном и умер от стыда. А дерево, из которого тот сделан, росло на кладбище. Силой темной пропиталось. Боль и злость со слепой местью рядом ходят. С тех пор по темным дням возвращается.

Даня хорошо представил каково было бедолаге. Ведь они чем-то похожи. Вот только он не причинит никому вреда. Если бы хотел, половина школы постигла участь Макса и Лехи.

– А кто остальные? Ну эти, в мешках.

– Душа одна, сосудов много. На небольшом расстоянии он может переселяться в другие фигуры. Оригинал уничтожить надо. Неспроста он к себе манит и черный, как кладбищенская тьма. Поймали мы его, а всех других болванчиков с округи собрали, чтобы сжечь, чтобы в агонии переселялся и мучился в каждом “теле”. – Мозолистые ладони сжали руль. – Хоть дотянулся он таки еще до одного, что за тобою гнался, но это уже не страшно. Лежит он там. Лежит голубчик. А мы подарочек везем.

Канистры напомнили о себе, бултыхнув содержимым.

– Как говаривала моя Сара: разбей одно звено – распадется вся цепь.

– Переселяется? В другие манекены?

Герш кивнул.

– Мумия, – тихо произнес Даня. Мысли роем закружились в голове. – Мумия! Там же Настя и Юля!

Пока ребят не было, девушки перемещались по дому, словно рассерженные кошки, избегая друг друга, но держа соперницу в поле зрения. Напряжение ощущалось как под линиями электропередач, чуть ли не гудящее и искрящееся.

Обе знали: если себя чем-то не занять в доме, из темных углов которого доносились шорохи и скрипы, можно сойти с ума. Пока Инга засела на кухне, беседуя сама с собой, Настя пыталась привести платье в порядок. Поняв, что оно безвозвратно испорчено, сняла его, следом липкий лифчик, бросила у входа поверх сумок, надела футболку и плюхнулась на диван, прихватив комикс ужасов. Чуть позднее Инга, шаркая ногами, держа в руках бутылку, завалилась рядом:

– Твой брат всегда такой?

– Какой? – Настя поморщилась от жуткого амбре подруги.

– Имбецил, – губы Инги растянулись в улыбке, – неудачник, лошара.

– Не хуже других.

– То есть ты сравниваешь Макса с этим дебилом? – внезапно вспылила Инга.

– Я такого не говорила, – Настя раздраженно перевернула страницу, догадываясь к чему все идет.

На втором этаже раздались неудержимые стоны. Настя давно хотела, чтобы ее с Максимом дыхания слились в непрекращающиеся стоны блаженства. На щеках вспыхнул румянец. Она сжала ноги и с особым вниманием уткнулась в картинки. Инга закатила глаза, приложилась к бутылке:

– Нравится подслушивать? – и указала на набухшие под футболкой Настины соски. – Вот так решила охмурить и увести моего Максима? Шлюха.

– По-моему, тебе хватит, – не одобряющий взгляд Насти упал на бутылку, затем на озлобленные глаза ведьмы. Положила комикс, встала и хотела уйти, как вдруг завизжала от боли.

– Ах ты дрянь! – вскрикнула Инга, схватила со спины волосы подруги и потянула. Обе с визгом перевалились через диван и шмякнулись об пол. Первой вскочила Настя, готовая к драке. Пыл выветрился, как только она увидела соперницу, которая лежала не двигаясь. Под волосами расползалась темная лужа.

– Инг, ты как? – у Насти перехватило дыхание. Она потянулась к ней и слишком поздно поняла, что растекалась не кровь, а вино.

Инга схватила бутылку, с глухим стуком ударила по голове Насти. Та рухнула и замерла. В голове Инги взболтанным коктейлем смешались неудержимая злость, хмельное веселье и горькая досада с нотками леденящего страха. Хихикая, она поднялась со словами:

– Заслужила, сучка.

Снова хотелось выпить. Все еще держа опустевшую бутылку Инга приложилась к горлышку, недовольно завыла и манерно бросила ее через плечо. Инга уже развернулась в сторону кухни, как сверху раздались надрывные крики, топот по скрипучим половицам, грохот. Запахло гарью.

– Эй, любовники, вы охренели. Потише нельзя? – Инга тоже желала запереться с Максимом, накинуться на него, сорвать одежду и сковывающие приличия. Сейчас она выскажет им все. В полубреде неровной походкой Инга направилась на второй этаж. Перила змеями извивались вверх, а предательские ступеньки норовили выскочить из-под ног. Кое-как добравшись до второго этажа Инга уже забыла зачем поднималась, икнула, захихикала громче и обратилась к развешанным летучим мышам:

– Кажется, я набралась.

Из комнаты раздался Юлин крик, перешедший на визг, наполненным таким ужасом, что Инга вынырнула из хмельного транса. Взгляд сфокусировался на закрытой двери и стенах. Из щелей струился дымок. В горле запершило, защипало глаза. Что-то громко застучало по полу, приближаясь к двери. Визг перешел в булькающие звуки, будто полоскали горло. Все смолкло. За стеной кто-то копошился, словно упрямая крыса. Огромная и злая.

Инга стояла и перебирала варианты:

– Это все Юлькины приколы. Костик наверняка включил дым машину. А она у них была? Неважно. Если в доме правда пожар – это не хорошо. Надо разобраться с этим, а ведь к ним у нее было еще какое-то дело.

Хмель подрезал мысли, вновь закружилась голова. Инга подошла к двери, постучала хрупким кулачком:

– Вы че натворили, а? Штаны натяните. Я захожу, – приоткрыла дверь. Горький дым от пластика и дерева волной окатил девушку. Сквозь слезы в серой завесе на фоне язычков пламени, охвативших фотозону, она заметила движение. Половицы заскрипели и вслед за дымом на Ингу накинулся силуэт с красной повязкой на лбу.

Любовь и пламя

Когда Костя подцепил трусики Юли и потянул, отключился свет. Погасли лампочки на арке. Стихла музыка. Снизу послышались голоса друзей.

Костя повторил попытку стянуть кружевную ткань, но Юля подскочила, словно очнулась от кошмара.

– Подожди, ретивый. – Она прижала палец к губам, показывая знак тишины, затем указала на пол.

Костя, дыша разъяренным зверем, сбавил напор. К своему удивлению он обнаружил, что Юля, прислушиваясь к голосам внизу, поглаживала его пах. Косте же было наплевать абсолютно на все, кроме пульсации в члене.

Хлопнула дверь, разговоры стихли. Судя по звукам, на второй этаж никто не поднимался. Юля под жадным взглядом Кости медленно стянула трусики и оседлала парня.

– Фас, – прошептала она.

После долгих прелюдий парочка сплелась в грубом сексе. Они стонали и кричали уже никого не стесняясь. Из блаженного состояния Юлю вывел манекен. Он уставился прямо на нее.

– Странно, я же тебя развернула, – она влепила мумии пощечину, вновь развернув голову. – Так то, извращенец.

– Что? – откликнулся запыхавшийся Костя.

– Я не тебе, – ответила Юля и со вскриком отпрянула назад, чуть не сломав Костино достоинство. Манекен смотрел на девушку сверлящим взглядом безликого лица. Она влепила пощечину еще раз и еще. Голова отклонялась и возвращалась назад, будто пружинный механизм.

– Юль, ты спятила? – Костя попытался вылезти из-под Юли. Девушка замахнулась еще раз. Манекен схватил ее запястье, с хрустом сдавил и вывернул под неестественным углом. Юля грохнулась на пол. Костя вскочил, на лету натягивая джинсы. На секунду опешил, увидев манекен, выворачивающий руку Юле, и с рыком накинулся на него. Высвободив опухшую руку Юли, Костя быстрым отточенным движением схватил манекен и бросил его на пол, добавив удар ногой. Манекен развалился пополам и замер. В схватке свечи разлетелись по сторонам. Огоньки фитилей с яростью вцепились в сухую древесину и занялись аркой. Пламя разрасталось, заполняя комнату ядовитым дымом.

– Что это нахрен было? – Костя присел возле ревущей девушки в распахнутом халате. Лифчик соблазнительно подпирал пышную грудь. Костя хотел было помочь Юле встать, как за спиной по полу раздалось стаккато и парня с нечеловеческой силой утащило под стол. За декоративной юбкой и дымом не было видно, что происходит, только возня, удары и хрипы.

Юля, прижав покалеченную руку, отползла, расталкивая пустые бутылки и пробки, забилась в угол ближе к двери и уставилась на алтарь.

– Кажется, я набралась. – Противный голос Инги за дверью показался ей ангельским пением.

Помощь рядом, вот она, в двух шагах за дверью.

Стоило Юле подняться, как из-под юбки алтаря на кривых руках выползла верхняя часть манекена с красной повязкой на лбу. Юля заорала во все легкие. Манекен, перебирая руками с ловкостью насекомого, оказался рядом с девушкой, повалил ее и вцепился в горло, отбивая затылок жертвы об пол. Издавая гортанные всхлипы, Юля беспомощно брыкалась, стерев пятки до крови об шершавые половицы. Смачно хрустнула шея. Тело девушки обмякло.

Когда манекен сорвал с Юли лифчик и пытался приладить себе на грудь, дверь в комнату со скрипом открылась. В проеме покачивалась Инга, прикрывая лицо от едкого дыма.

Хоть в комнате стоял жар, Ингу, пробирая до кишок, обдало могильным холодом, словно сама смерть распростерла объятия. Она успела закрыть и подпереть спиной дверь, сотрясшуюся под натиском манекена. Летели щепки, дрожали и выгибались ржавые петли.

Для Инги все закрутилось в водовороте бреда. Черепушки и тыквы на полу хохотали и тараторили околесицу. Летучие мыши на веревках заверещали: тебе конец. Но боль в спине твердила о реальной угрозе. Инга выждала затишье между ударами, рванула к лестнице и растрепанным клубком покатилась по ступенькам. Чудом не сломав шею, она направилась к выходу и завопила от ужаса: сверху громыхнула упавшая дверь.

В свете фар Даня узнал поворот у оврага и увидел перебегающего дорогу в сторону дома манекена в новеньких кедах. Перед глазами встала картина окровавленного топора и манекена, срывающего с Насти платье, словно кожу.

– Давите!

– Не зачем. Мы сейчас…

– Давите! – Руки сами вцепились в руль.

Герш не успел выправить машину, фургон бампером подцепил манекен. Что-то заскрежетало под дном. Руль не слушался. Кусок деревянного тела попал под колесо. Фургон вильнул и вылетел с дороги в овраг.

Даня и Герш очнулись от монотонного стука. Манекен, зажатый между фургоном и контейнером, барабанил по капоту. Заметив взгляд Дани, он протянул к нему руки, словно хотел задушить и вдруг обмяк.

– Мумия!

Герш с рассеченным лбом озирался с потерянным видом.

– Простите, – Даня выскочил из кабины и удивился. Кругом было необычайно светло. Полная луна исполинским прожектором пробилась через тьму ночи. Даня заметил тело Лехи, зажмурился, сдерживая слезы, завязал на груди плед неполным узлом и побежал к дому.

Герш выбрался из кабины. Рана пульсировала, путая мысли, но ничто не могло сбить его с цели. Он облил бензином закованные манекены, не забыв про одного на капоте.

– Чего-то не хватает, – Герш ощупал себя, словно шарил по карманам.

Поднялся ветер, неся далекие голоса.

– Что? В какой сумке?

Герш заметил на истерзанном теле парня поясную сумку и вытащил из нее короб каминных спичек. Зажег одну и бросил под ноги.

– Спасибо, парень. Все мы участники великого дела.

Огненная струйка, перескакивая с ветки на ветку, заструилась к контейнерам. Огонь жадно вцепился в пропитанную бензином округу. Забились деревянные тела, зазвенели цепи. Ветрячок крутился все сильнее и сильнее. Когда прекратился гвалт звона и стуков, лопасти остановились. В наступившей тишине трещал горящий сушняк. Герш почувствовал легкость и спокойствие, как в объятиях жены. С улыбкой на лице он расстегнул плащ:

– Осталось еще одно незаконченное дельце, да, Степ? – и шагнул в долгожданное освобождающее пламя.

Пламя охватило второй этаж и крышу. Даня влетел в дверь пуще прежнего. Дым и гарь заполняли комнату. Слева от него за диваном лежала Настя. Справа у столика покачивалась Инга.

Манекен на кривых руках проворно спустился по ступеням и замер, выбирая жертву. Даня хотел окликнуть Юлю, но все понял, заметив на мумии красную повязку и болтающийся на плече кружевной лифчик. Он должен спасти хотя бы сестру.

Заметив Даню, Инга затыкала пальцем и завизжала:

– Не меня! Убей их!

Долго не думая Даня скинул плед, схватил лежащее на сумках Настино платье и швырнул в Ингу. Когда она с вытаращенными глазами стянула с лица блестящую ткань, манекен оказался у ее ног. На пол полетели столик, банка формалина и сцепившиеся Инга с манекеном, который схватил розочку от бутылки, вонзил в живот девушки, затем вспорол боковой шов костюма вместе с ребрами.

Пока мумия разбиралась с Ингой, Даня хлопал по бледным щекам сестры, пытаясь стянуть футболку.

– Очнись. Надо раздеться. Срочно!

Манекен победоносно сорвал заляпанную ткань с трупа и ринулся в сторону Насти, оставив лежать в осколках дохлую змею и Ингу.

Даня ожидал, что манекен вцепится в Настю, но тот пополз к блестящему платью. Как только пластиковая ладонь коснулась ткани, манекен задергался в агонии, то замирая, то выгибаясь, молотя кулаками об пол и замер.

Даня не понимал, что происходит. Казалось сам дом пульсирует из-за бешеного биения сердца. Почему сестра не приходит в себя?

– Ну же, очнись.

Он смахнул локоны с лица Насти, заметил гематому на виске и заплакал, прижимая к груди бездыханную сестру.

Как вдруг поднял голову, посмотрел в сторону двери и улыбнулся.

– Что? Ты права. Да, пойдем домой.

Он взял на руки сестру и понес ее из этого ада, пока не исчез в темноте октябрьской ночи.

Модель-ер

В тот же октябрьский день девушки в тематических майках в честь Хэллоуина заканчивали наряжать манекены к показу мод.

– Ему место в музее, а не на витрине. Есть в нем что-то необъяснимо притягательное, – сказала одна, продевая в рукава фиолетового пиджака черные лакированные деревянные руки.

Вторая с пониманием эстета закивала:

– Это любовь.

– Да ты послушай. Мне подруга из закупок рассказала: у директрисы фетиш на исторические раритеты. Вот у ног этого красавца умер мастер, что сделал его.

– Прямо Франкенштейн.

– Она хотела оба оригинала, но уцелел лишь один. Другой вроде как сгорел в антикварной лавке несколько лет назад.

– Вы бы также работали, как чешете языками. – К девушкам подошла статная женщина в вычурном ночном платье. – Заканчивайте, гости на подходе. А почему моя главная модель не готова, и кто поставил ее в такую дурацкую позу?

Девушки обернулись и вздрогнули. Пиджак лежал у ног манекена, а он сам застыл в стойке, словно готовился сорваться с места.

Среди визжащей костюмированной толпы шла девочка с мамой. Она остановилась, указывая в сторону витрины:

– Тот манекен посмотрел на меня.

– Не говори ерунды.

– Он повернул голову!

Мама отмахнулась, а девочка снова указала на витрину, но там, где стоял манекен из черного дерева уже было пустое место. Недалеко вновь кто-то закричал, то ли в честь Хэллоуина, то ли кого-то забивали насмерть.

+3
20:10
275
22:55 (отредактировано)
Ужас ужасный! И как теперь спать? wonder
«Ты нИ в чем не виноват».
«Манекен, перебирая руками с ловкостью насекомого, оказался рядом с девушкой, повалил ее и вцепился в горло, отбивая затылок жертвы об пол».
«Инга выждала затишье между ударами, рванула к лестнице и растрепанным клубком покатилАсь по ступенькам».
«Руль не слушался. Кусок деревянного тела попала (попал) под колесо».
«Огонь жадно вцепился в пропитаннУЮ бензином округу».
Светлана, надеюсь ужас ужасный не из-за ошибок? blushСпасибо, за полезный комментарий. Все исправил kissed
19:10
Очень интересно написали!
Благодарю dance
Загрузка...
Андрей Лакро