Воздушный бой

«Спитфайр» выскочил из облаков, словно стрела с красным наконечником, пущенная рукой Робин Гуда. Следом за ним показался ведомый, которого направляли, скорее, трясущиеся пальцы отца Тука. Сильно перебравшего со хмельным. Самолет вилял, как хвост лабрадора, и слегка дымил.

Начиная войну, Гитлер обещал не бомбить женщин и детей. Его слова снова оказались пустышкой. Ошибку своих же пилотов, убивших почти шестьдесят мирных немцев во Фрайбурге-им-Брайсгау, он свалил на французов. А до этого были Герника и Роттердам.

Сегодня пылал древний Ковентри. Вечером, сразу после ужина, четыре сотни самолетов с крестами зашли на город по четким сигналам английских же радиомаяков. Целых одиннадцать часов они выжигали военные заводы, а вместе с ними мирные дома. Убивали жителей. Одним из первых пал главный символ борьбы со злом — собор Святого Михаила.

Два беглеца уже ничего не могли поделать с такой армадой. Все снаряды ушли «до железки» в первые минуты боя. Бомбардировщики зачернили все небо, и так темневшее с каждым часом. Да и прикрывали тех лучшие асы Геринга на быстрых и мощных мессершмиттах.

Сейчас три злых и голодных желто-серых коршуна преследовали двух безответных защитников города.

-А у вас тут не скучно, - раздался в наушниках напряженный голос ведомого со странным славянским акцентом. Точнее ведомой – голос принадлежал женщине. Судя по интонации и тембру, волевой и зрелой. Самолет сделал в воздухе бочку, уходя от трассы снарядов, выпущенных одним из преследователей. – Вот гад, да чтоб ты ослеп!

В ответ на эмоции в наушниках раздался смешок.

-Как ты сказала? Ослеп? А ведь это мысль! – в эфир вышла вторая пилотесса, тоже говорившая на английском с акцентом. Хотя, скорее, сам ее английский был слегка архаичен. Будто говорила не та, что ежедневно общается с простыми пилотами и механиками, а представительница высшей, настоящей аристократии. Из тех, кто брезгует современными словечками и жаргоном простых летунов.

В эфире что-то зашуршало, затрескало. Через секунды фонарь кабины открылся, и из него стали вылетать вещи. Шлемофон, рубашка, майка. А потом полетел и лифчик.

Удивленные немцы стрелять перестали. На форсаже они обошли ведомую. Все равно не жилец – вон уже как дымит. Из правого крыла валил не легкий серый дымок, а черная маслянистая гарь. Самолет стал терять высоту, хотя еще и не сваливался в штопор. Ну да дело времени.

Из кабины ведущего «Спитфайра» в воздух полетели штаны. Да как удачно. Намотались на винт ближайшего из преследователей. Тот сразу заглох – ткань оказалась крепкой. Самолет вздрогнул и стал заваливаться – Ла Манш уже точно не перелетит. И немецкая мать-старушка уже не обнимет своего Ганса.

После того, как в воздухе появились колготки, в наушниках опять зазвучала речь, разбавленная староанглийским.

-Подруга, ты, конечно, ведьма авторитетная. Я тебя не хочу оскорбить, но как говорят теперь – не доводи до греха. Прикрой на пару минут свои глазки.

-Вот так и палятся на ровном месте, - от фырканья и сильного славянского акцента слегка засвистели динамики в наушниках. – И, главное, зачем? Думаешь, твои голые ляшки меня сильно растрогают, подруга?

И тут она ойкнула. Ведомый «Спитфайр» начал рыскать, словно отец Тук опять перебрал с алкоголем. Левый поворот с набором высоты, потом правый вниз – и почти в штопор. В конце концов самолет выровнялся и даже слегка сбил пожар на борту. Хотя и сильно отстал.

А вот в эфире противника воцарился полный алес капут. Летчики орали, словно сошедшие с ума павианы. Те, кто знает немецкий, могли бы услышать их вопли о помощи. Кто-то разом вырвал у них глаза и выжег глазницы.

Хищники превратились в инвалидов и метались в воздухе, как двое безумцев. В конце концов мессеры потянулись друг к другу и через миг взорвались в смертельном объятии.

Чуть позже – после того, как завершился налет – местные жители смогли выбраться из убежищ и обнаружили останки этих двух «мессершмитов». И одну странную находку. За левый подкрылок зацепился кусок обгоревшей ткани. Когда разобрались – это оказались женские трусы. Вот только такой фасон местные модницы не носили уже лет пятьсот.

Меж тем на уцелевшем чудом британском аэродроме летчики могли бы подслушать странный монолог.

-Горыныч, не сердись. Сам же хотел развеяться. Говорил, засиделся в болоте, хочу крылья размять. Ну вот размял, - немолодая, но привлекательная особа стояла около раненого «спитфайра» на полевом аэродроме и нежно гладила его по фюзеляжу. Из крыла еще парил небольшой дымок, и большие капли горячего масла прожигали редкую зеленую траву.

В двигателе что-то бумкнуло и затрещало.

-Ну а как ты хотел? - снова произнесла дама. – Не могла же я провести тебя в такую даль в твоем истинном обличии. Мы у себя-то шифруемся. Особенно от комиссаров. Пришлось подобрать что-то из твоей стихии. Домой вернемся, расколдую.

Остывающий движок особенно громко щелкнул и слегка заскрипел.

-А продолжишь ругаться – ступу в следующий раз возьму. Ей приказал – все делает. И не скулит.

Самолет еще побухтел и затих.

Через минуту, тарахтя, подрулил второй «Спитфайр». Когда кабина открылась, из нее вышла привлекательная брюнетка с растрепанным каре на голове. В рабочей форме, явно одетой наспех, и мужским галстуком с дешевой стандартной заколкой.

Она устало, но приветливо улыбнулась.

-Спасибо, Яга. Одна бы не справилась.

-Смотрю, старые трюки все еще работают, - принимать благодарность та не торопилась. Лишь с легкой издевкой добавила в конце старое полузабытое имя, - леди Годива.

-А, - отмахнулась та. – я уже сама запуталась: леди Годива, языческая богиня или последняя ведьма Британии. В нашем деле что главное – вовремя замещать старые легенды новыми, и нас еще лет на пятьсот в покое оставят. А то повадились, искатели Шамбалы. То артефакты ищут, то легенды разоблачают, то костры жгут. Да и своим помогла. Они бы меня сожгли, если б могли. Но это все-таки мой родной город! Тут стояли леса и сверкали озера, особенно в утреннем солнце.

-Да было бы за что, – отмахнулась та, что говорила со славянским акцентом. – Эта коричневая дрянь, похоже, надолго. Может и до нас докатиться. За тобой должок!

-О чем речь, зови, должок обязательно верну, — ответила та, которую когда-то звали леди Годивой. — Кстати, давненько мы не ловили осетров на Волге. Обожаю твою уху по-царски.

Ее лицо на миг напряглось, словно Годива вспомнила что-то дурное. Уголки губ натянулась, пытаясь вернуть улыбку. И уже через секунду тень гнева исчезла. Яга вновь увидела прежнюю маску очарования и гостеприимства.

Англичанка протянула руку.