Сковорода любви
Однажды Римма Курбакова пришла домой и, зайдя на кухню, с улыбкой поцеловала сковороду, стоящую на плите. Римма, женщина лет сорока, была невысокой и коренастой, с короткой стрижкой по плечи. Её волосы были ярко-оранжевого цвета, как осенняя листва. Губы у неё были тонкие, но чувственные, а глаза — добрые и пространственные.
Квартира Риммы была типичной для своего времени. Коридор - узкий и заставленный мебелью, а кухня — маленькая и неуютная. В углу кухни стояла большая чугунная сковорода, которая была не просто посудой.
— Весь день прошел на смарку без тебя, — сказала Римма ей. — мне было так одиноко и скучно.
Она зажгла плиту и ароматное льняное масло зашипело, заполняя кухню. Римма вынула из холодильника сырые крокодильи лапки и бросила их на сковороду. Лапки резко подпрыгнули, словно живые и заплясали в кипящем масле. Хозяйка достала из шкафа пряности и легка приправила ими блюдо. Пряности рассыпались по сковороде, словно звёздочки в тёмном небе.
Потом она нарезала себе салат из помидоров и огурцов, достала цельнозерновой хлеб и разложила на столе. Она посмотрела в окно, где во дворе сорок девять алкашей сидели и пили пиво.
— Это хорошо, — сказала Римма сама себе, ибо ей нравилось, когда она видела людей увлекающихся.
И вскоре, когда лапки крокодила зажарились до румяной корочки и аромат от них распространился по всей квартире, Римма села обедать, полив их достаточным количеством клубничного варенья.
Скрипнула дверь, вошёл мужчина. Его рост превышал два метра, а руки и ноги были, словно жерди. Поношенный костюм болтался на нём, как на вешалке. От него исходил запах затхлости и одеколона "Жнырь". Он вошёл не спеша, словно нехотя и сказал:
— Привет!
— Привет, — сказала Римма своему мужу Герману.
— Мне кажется, ты скоро сама превратишься в сковороду, — сказал Герман жене увидев как жена не отрываясь смотрит на утварь.
Римма потупила глаза и ответила:
— Но я и есть сковорода.
Герман взял руку жены и поцеловал её:
— Не говори глупостей, я вижу прекрасную женщину из кожи и плоти.
— Да, это да, — ответила Римма смятенно, — но это к моему величайшему сожалению.
Она заботливо наложила еду мужу.
— И хочется тебе приходить в обед, струиться возле сковороды, отрываться от ногтей, ресниц и прочих женских приблуд?
Римма взглянула в глаза Герману. Ей было так дико, что между родными людьми так мало понимания и что он не понимает, что сковорода ее мечта.
Когда он нашел своё дело — поднимать крышки люков и чистить канализацию, она приняла его желание легко. Она видела его горящий взгляд, видела в этих глазах энтузиазм. «Почему нет?» — подумала она. «Пусть не артист и не кочегар, зато счастливый».
Сама Римма не работала, но каждый день ходила на маникюр, ресницы и макияж. Муж ей ни в чём не отказывал. Говорила с подругами за жизнь, про мужиков, но однажды ей стало тошновато от постоянных бабских разговоров, полных однообразия и искуственных эмоций и своей приблудной красоты.
“Даже если я не буду накрашена, не думаю, что Герман меня оставит”, - подумала она.
- Теперь я хочу найти себя, - сказала она мужу однажды вечером, когда он пришел домой.
-А что, ресницы или ногти - это не ты?
-Нет, это все хорошая приправа для основного блюда.
-Вот и отлично.
-А чего отлично-то? - спросила Римма ощущая, что муж отвязывается от нее, - основного блюда как раз нет. Я не знаю, кто я, не знаю что мне делать в жизни. Работой не обременена, мысли деть некуда.
-Хорошо, - согласился Герман, - тогда ищи себя.
Римма стала думать, как же это сделать. Она стала читать свои подростковые дневники в поисках того, кем она мечтала стать пятнадцать лет назад. В детстве, когда её мама зажигала газ под сковородой, то всегда начинала петь песни, танцевать с тушкой курочки и другой едой, а потом брала и вставала на колени перед сковородой, чтобы зажарить в ней блюдо. Именно тогда Римме показалось, что величие сковороды сложно переоценить.
Сейчас эти моменты всплывали в её голове, и та мамкина сковорода, глубокая с чёрными краями, манила её из детства к себе. Римме казалось, что посудина может взять её на ручки и покачать, как малого ребёнка. К тому же, в сковороде рождались все те запахи мяса и гарниров, которые ей приходилось есть в детстве - воспоминания полные чувств.
Римма съездила в материнский дом и попросила у той сковороду. Когда ехала обратно, то обнимала её, прижимала к груди и вздыхала. Сковорода нагрелась от её тепла, и Римме показалось, что та даже улыбается по-своему, по сковородному. С тех пор жена Германа стала ежедневно сбегать со своих маникюров и жарить еду. Она соединилась со сковородой с того дня настолько, что счастье стало наполнять душу счастьем. Однако Герман в штыки принял эту находку жены.
— Ты совсем помешалась на ней! — сказал он.
— Ну и что? — ответила Римма. — я же приняла твоё призвание, теперь и ты прими моё.
— Не могу, — ответил Герман, - это не одно и то же.
И в этот момент, сидя на кухне, они услышали тихо шепчущий ласковый голос, который исходил от плиты.
-Иди ко мне, Римма, - говорил голос.
Римма и Герман вместе подошли к плите, чтобы проверить, не ослышались ли они. И увидели, что на сковороде появились глаза и рот.
-Римма, я твой зов, прими меня, - сказал голос, а глаза сковороды, похожие на кошачьи зажмурились.
Курбакова посмотрела на мужа, который закатил глаза и рухнул на пол с грохотом.
-Принимаю, - ответила Римма и поцеловала сковороду в основание.
-Спасибо, - сказала сковорода и глаза вместе со ртом исчезли.
С тех пор Герман ничего больше Римме по поводу её призвания не говорил и качал себе грязную воду из канализации. Только этим и утешался. А Римма постепенно примерзла к кухне и целыми днями готовила еду мужу, себе и целовала сковороду.