Записки енисейского раздолбая (91-99)

Хотелось бы расспросить начальника про историю с «Инеем» подробнее, только вроде не к месту сейчас вопросы не по теме. Не спросишь же, дескать, достаточно ли солона ледяная водичка в Восточно-Сибирском море. Ну ладно, это покуда не жмет, можно и позже расспросить, при удобном стечении обстоятельств. А пока, помимо всего прочего, свербит у меня в голове еще один весьма и весьма любопытный вопрос:

«Сергей Григорьевич, в кузове вездехода места только батарейку эту запихать, двое в кабине, двое на кабине, остальные парни по любому верхом сидеть будут, бубенцами на агрегате, всю поездку до Сопочной Карги. Она нас термоядерным излучением ниже пояса не торпедирует? У меня только один сын, а планов в этом направлении громадье. Да и парням это шибко не понравится. Как бы пакости, какой не предвиденной не случилось, в стиле Хиросимы и Нагасаки».

Начальник вскидывает на меня суровый взгляд. Левый глаз его прищуривается и на лицо вползает кривая улыбка, в общем, еще та хитрая морда лица:

«Ты почитай описание. Она радиоизотопная, а не термоядерная! Этот агрегат весит шестьсот пятьдесят килограммов, а реального оборудования на ней вместе с капсулой изотопов на сорок, ну от силы на пятьдесят килограммов, а все остальные шестьсот килограммов сталь и свинцовая защитная оболочка. И парням объясни, если вопросы, какие возникнут - ничего с вашими драгоценными сперматозоидами не случится. Будут они такими же неукротимо шустрыми, как и ранее. И давай уже вали работать, у меня дел выше головы».

Я отвожу глаза от лица начальника, мимика вроде нормальная, по ходу не врёт. Лицо честное донельзя и правдивое чрезвычайно. Одно меня только в сомнение вводит, когда я пытаюсь втереть начальству три короба вранья, то, как правило, лицо у меня такое же честное донельзя и правдивое чрезвычайно.

А учитывая, что у моего начальника опыта раз в десять более чем у меня, допускаю, что он как раз и втирает мне в уши те самые три короба с лапшой. Это уже интуиция в действии, вот только подшить эту интуицию мне некуда. Не исключено, что и начальнику моему лапши на уши навешали ответственные товарищи из верхних руководящих инстанций. Им, там наверху. всё божья роса…

И я принимаю твердое решение искренне верить начальству на слово. Деваться-то мне собственно некуда - в моем положении никакой альтернативы. Если я начну квакать что-то супротив, начальник мне, самое малое, все брови над глазами выщиплет, фигурально выражаясь.

Ну, невозможно врать с таким честным выражением лица. И тогда я, включаю совсем немножко дурачка, с вынужденной кислой улыбкой, на моем чрезвычайно доверчивом лице и отвечаю:

«Понял. Уже валю».

Я и валю, от греха, поскольку начальник вздергивает носом и свербит меня насквозь своим выпуклым морским глазом. Кривая улыбка на его лице съезжает слева направо и прищуривается уже правый глаз.

Партия сказала надо - Комсомол ответил есть!

О щекочущем психику потоке изотопов стронция-90

Иду я из конторы к причалу и соображаю себе. Предварительно необходимо набрать с собой в довесок к моим лоцмейстерам человека четыре добровольцев из экипажа «Лота». Народ нужен в таком количестве вследствие того, что снимать РИТЭГ с вездехода и устанавливать его под навигационный знак придется вручную.

А весит он ни много, ни мало всего шестьсот пятьдесят килограммов чистого веса, не считая наворотов и нахлобучек. В качестве наворотов и нахлобучек выступает рама генератора из стального уголка с приваренными кольцами под гаки стропов.

В четырнадцать интеллигентных лиц моих парней, да помощников из экипажа должны справиться. Килограммов по пятьдесят на каждого придется, да дед Юдин какое-нибудь рационализаторское предложение внесет на обсуждение – типа рычага бревном, или еще чего. Или точку опоры найдёт, упершись в которую, можно перевернуть наш немаленький Глобус. Прорвемся, однако.

Старый полярный краб дед Юдин знает, как под таким тяжким грузом правильно тужиться, чтобы не чрезмерно сильно обкакаться. У меня десяток боевых лоцмейстеров вместе со мной и техником, а значит нужно еще четырех парней из экипажа «Лота».

Думаю, с добровольцами проблем особых не будет, надо только на сперматозоидах их не акцентировать, да и самому сильно не заморачиваться. Всевышний, в купе с ненецкими Хозяевами Енисея Ид’Ервом и Яв’Ервом, в обиду нас не дадут.

В экипаже еще никто не отказывался получить дополнительные гидрографические десять процентов к зарплате. Проценты стабильно выплачиваются при участии членов экипажа в производстве гидрографических и лоцмейстерских работ в свободное от вахты время.

Парни на «Лоте» все молодые, если не брать в расчет капитана Камошина Евгения Николаевича. Даже старший помощник капитана Женя Сысойков года, пожалуй, на два моложе меня.

Слова в руководстве по РИТЭГу «согласно требованию Госта, должен обеспечивать…» они, конечно, как-то бодрят. Однако, между словами «должен обеспечивать» и «будет обеспечивать» расстояние страшной протяженности и всегда есть вероятность воздействия внешних сил, не поддающихся регулированию.

Я имею в виду обстоятельства непреодолимой силы или форс-мажор, а именно такие, как судьба-индейка, планида-злодейка, разгильдяйство, раздолбайство и похеризм личного состава, шторма и ветры ураганной силы, опять же девятый вал и холод вечной мерзлоты, ну, и далее по списку.

Тут даже мощность мерзлоты, не говоря о прочих прелестях, достигает страшной глубины от нескольких метров до тридцати пяти, а местами и вовсе до шестидесяти. Вечная мерзлота, она ведь не какое-то отвлеченное понятие, а вполне конкретное.

Она хоть и поддается нашему регулированию, но в очень незначительной степени и все больше с помощью лома, либо кирки. А долбить эту самую вечную мерзлоту киркой и ломом в руках еще тот подарок.

Вот так вот! Пока там, на десятой параллели цветут сады, мы тут в это время, на перегоне от Игарки до Енисейского залива, в каютах за полярным кругом валяемся на своих моряцких коечках. Причем валяемся головами в сторону отходов термоядерной реакции, угрожающе дремлющих в стальной капсуле аппарата РИТЭГ.

Потоку изотопов стронция-90, заключенному в стальном сердечнике радиоизотопного термоэлектрического генератора, глубоко плевать на всех лоцмейстеров, членов экипажа и всякую прочую живность на борту «Лота». Утешает только то, что Северянка-2 пришвартована к правому борту, ближе к корме «Лота». Каюта же моя, вместе со мною и временным с арендатором Гунаром Карловичем, находится на баке по левому борту «Лота».

Поначалу, когда укладывались спать, мы с Гунаром Карловичем устроились пятками в сторону РИТЭГа, чтобы стронций – 90 нас по мозгам потоком изотопов ненароком не стеганул. Через десять минут Гунар посмотрел задумчиво на меня, еще через пять я также задумчиво посмотрел на него.

Вот Гунар, полтинник ему уже стукнул, изрядно старый кадр, а соображает быстрее меня молодого и зеленого. Пришлось нам, трезво оценив ситуацию, дружно поворачиваться головами в сторону РИТЭГа. А и то! Хрен с ними с мозгами, есть в нашей жизни более важные и значимые органы.

А с другой стороны, если вдуматься, мозгами эти значимые органы от радиации по любому не прикрыть, как ни крутись и каким боком не укладывайся. Тут переборка свинцовая в полметра толщиной совсем была бы не лишней.

О молодом задоре и веселой глупости

Наш вездеход ГТСМ согласно ТТХ (тактико-технических данных) может тащить в качестве груза одну тонну, сегодня он бьет все рекорды – семь сотен килограммов РИТЭГа, плюс четырнадцать поджарых парней, каждый килограммов под семьдесят-восемьдесят. По самому скромному раскладу тысяча шестьсот восемьдесят килограммов - перегруз, однако, неслабый.

Бухта Сопочная Карга мелкая, не подойти вплотную к берегу, напротив самого знака глубина достаточная, но там берег обрывистый, вездеходом не взобраться. Пришлось пристать баржей у обрыва Красный Яр, там глубина притулиться к берегу позволяет и пологие участки есть, дабы выскочить на коренной берег с пляжа.

Потом по берегу через безымянный ручей, мимо знака Долган и через речку Сопочную к озеру Долган. Далее вдоль по перешейку меж озером и бухтой Сопочная Карга, к навигационному знаку Сопкарга. Собственно мысом Сопочная Карга Енисей и заканчивается, за ним уже Енисейский залив Карского моря берегами во всю ширь растопыривается.

Пыхтит наш в меру ушатанный тяжкой заполярной жизнью трудяга вездеход по тундре, но тащит и термоядерную батарейку, и всю нашу лоцмейстерскую гоп-компанию. Бежим мы не шибко резво, ну да нам спешить в такой ситуации не с руки как-то. Не хватало нам тут еще только локальной ядерной катастрофы с мирным атомом.

Все мы ребятишки молодые и молодая дурь из нас так и бьет фонтаном в воздух. Обычно, пока «Лот» движется в район работ у лоцмейстеров вынужденное безделье, а у членов команды режим работы - вахта четыре часа через восемь. Так, что у членов экипажа тоже, как бы, время для фонтанирования энергии есть. Народ ищет возможность чем-то себя занять в свободное от работы и сна время.

То мы в карты садимся играть на обливание. С развлечениями на борту «Лота» не густо. Неизменная ставка на кону – два ведра забортной воды на голову проигравшего. А водичка в Енисее, скажу я вам – удовольствие еще то. Играем до тех пор, пока все участники не получат по паре ведер с водичкой на молодой организм. Особо «талантливым» игрокам и заведомым шулерам выпадают и более щедрые дозы.

А то иной раз водку садимся пьянствовать офицерским составом (без подчиненных, в личное, свободное от работы время). Нет, мы, конечно, не алконавты беспросыпные какие-нибудь. Не часто такое случается, но бывает.

Поскольку с приготовлением закуски возиться лень, отправляем в продовольственный склад, главного по пищеблоку. Второй помощник капитана Федор Россихин притаскивает из холодильной камеры кусок мороженой говядины, или оленины и тонкой стружкой нарезает на тарелку.

В другую тарелку старпом Женя Сысойков насыпает соль, перец молотый и перемешивает с томатной пастой – макало, на местном наречии. Напиток, сопровождаемый строганиной и разговорами, летит просто с космической скоростью. Успеваем управиться с этим делом по быстрому, без перебора, пока на мостике несет свою вахту капитан Камошин.

Федор широко знаменит в узком гидробазовском кругу тем, что питает страсть к живой природе. Причем при выезде на живую природу у него всегда при себе, где-нибудь в кармашке, солонка и перечница из кают-компании «Лота».

Как и все мы, кроме живой природы, Федор любит водку, как таковую. Если же её ещё и закусывать исключительно строганиной из свежемороженой говядины, то это вообще вселенский писк восторга. Я уже не говорю о строганине из енисейской белорыбицы, особенно если это муксун или нельма.

Собственно, кто же не любит водку в заполярье? Ну что сказать по данному поводу? Мне тоже водка под строганину очень даже по душе. Да покажите мне человека, которому это не нравится. Насколько мне известно, в природе таких людей не существует.

С другой стороны настоящие правильные полярники способны правильно себя оценить и определить разумную дозировку, во избежание перебора. В противном случае, какие они полярники? Если ты своей нормы не знаешь, значит, и претендовать не имеешь права, кроме как на звание пустого человечишки.

При необходимости Федор ест рыбу прямо из речки и непременно живую. Такое вот немножко странное хобби для второго помощника капитана. Для этого он и держит постоянно в карманах солонку и перечницу. Именно сегодня он сие искусство нам и продемонстрировал.

О маяках и знаках

Ранее слово маяк для меня означало, как минимум огромную башню, сложенную из природного камня, обкатанного за тысячелетия морским прибоем до состояния круглых голышей. Башня способная противостоять любой морской волне, даже архи-гигантских размеров.

И чтобы, обязательно, серьезное светящее устройство на вершине, окруженное множеством толстенных линз, делающих огонь маяка видным на десятки миль вокруг. И вокруг маячной комнаты со светящим устройством круглая терраска с резным ограждением, с которой по вечерам, запивая кофе рюмочкой рома, можно любоваться, ныряющим за горизонт солнцем.

Наверное, все это так и есть на настоящих классических маяках, но только не в нашем случае. Сам-то я такие настоящие маяки видел, но только в заграничных кинофильмах. На Енисее все гораздо прозаичнее. Маяк Сопочная Карга, как и все прочие, имеющиеся на коренном берегу Енисея, несколько другие.

Никаких тебе эпических башен из камня, поросшего столетним мхом, никаких светящих устройств метром в диаметре и хрустальных наборов из лучших в мире цейсовских линз Фринеля. Никаких бородатых смотрителей в капитанских фуражках с дымящими трубками, набитыми голландским табачком «Клан».

А уж о рюмочке рома приправленной чашечкой кофе говорить и вовсе не приходится. Это вам не маяк Ла Мадонетта в проливе Бонифачо, между Корсикой и Сардинией. Интересно было бы глянуть на тамошних лоцмейстеров, не иначе, как в обшитых золотой канителью кипенно-белых мундирах щеголяют, бдя круглосуточно безопасность мореплавания.

Это теперь я знаю, что любой огонек с известными координатами, освещающий путь мореходу это МАЯК, причем именно так, заглавными буквами, и абсолютно не важно, из камней он сложен, кирпичей, или из собранных в пучок сосновых бревен.

Да, у нас все гораздо проще. Сопочная Карга, это советский компромисс цены и качества. Стальная труба высотой пятнадцать метров, диаметром шестьдесят сантиметров с приваренными стальными скобами в качестве лестницы.

Я под дулом пистолета по этим скобам не полезу – вид у них утлый, или как в старину говаривали, скорбный. Так уж они ненадежно выглядят. Того и гляди, ветерок чуть сильнее дунет и отправляйся в пике, раскинув руки в полёте словно крылья.

А дед Юдин лазит. Старый он уже, однако, по скобам сапогами шелестит на зависть нам молодым-зеленым. Подобно бойкому, недозревшему юнге в прыщах, с чайного клипера «Катти Сарк», карабкающемуся по вантам к грот-марса-лиселям.

На вершине фонарик не ахти каких грандиозных размеров, выкрашенный в красный цвет, да четыре растяжки, сбегающие к земле и утопленные концами в бетоне. Растяжки собраны из стальных прутков толщиной с мой указательный палец, метровой длины каждый с приваренными кольцами на концах.

От фонарика вьется вкруговую вокруг стального тела навигационного знака пара проводов, устремляющихся вниз, к установленным на земле, под знаком электробатареям. Вот вместо штабеля этих электробатарей у подножия знака нам и надлежит подключить Радиоизотопный термоэлектрический генератор, то есть РИТЭГ.

Это, собственно, и вся конструкция, гордо именуемая навигационный знак Сопочная Карга. До настоящего маяка, знаку Сопочная Карга, как мне до персональной ЦеКовской пенсии. Знак стоит у самого устья Енисея и отмечает начало Енисейского залива Карского моря. Люди может и есть где-то в округе, но как-то на глаза мне, ни разу не попадались. Да и есть ли они?

Хотя, нет. Есть здесь люди. Есть-таки! Правда, сам я их никогда не видел, но знаю, что есть они туточки. Прямо на мысе, в двух километрах от знака. Морская гидрометеорологическая станция «МГ-2 Сопочная Карга». Впервые станция была открыта 2 октября 1939 года и работает без перерывов по настоящее время.

Научные сотрудники станции изучают гидрометеорологический режима Енисейского залива и обеспечивают метеопрогнозом морской флот и авиацию. Мне трудно даже представить какая тоска здесь правит зимой под вой белых полярных волков и рыканье россомах. Судя по всему, здешние зимовщики просто стальные парни, ничто и нигде у них не ржавеет в отличие от Железного Дровосека…

Продолжение вероятно последует...