Эхо далёкого грома

Глава первая(начало)

«Общее количество всех собравшихся в Платеи эллинских воинов вместе с гоплитами и легковооруженными боеспособными воинами было 108 200 человек. А вместе с явившимися потом упомянутыми феспийцами получилось полных 110 000 человек».

Деметрий поднял взгляд от пергамента.

- Сто десять тысяч человек! – Произнёс вслух поразившую его цифру. Он даже прикрыл глаза, пытаясь представить столько людей собранных в одном месте. Не смог. Снова пробежал взглядом по рукописным строчкам на куске пергамента. Сто десять тысяч греческих воинов в тексте Геродота вызывали изумление и недоверие разом.

– Наберётся ли столько людей во всём Киеве? – Задал себе вопрос и тут же на него ответил. – И половину того не набрать! И это в огромном городе! И это считая всех, с бабами, с детишками и даже с холопами. А эллины собрали сто десять тысяч воинов! Сильных и вооружённых мужей. Правда, конечно, не с одного града. Воины пришли из многих городов. Из разных! И это удивляет более всего!

Деметрий, как это с ним бывало в минуты волнения, подскочил с лавки и принялся ходить из угла в угол.

- До этого, те города,– продолжал размышлять вслух, делая пять шагов в одну сторону – подобно вотчинам наших князей, друг с другом соперничали, враждовали и не один раз воевали! – Резкий разворот и снова пять шагов, более не позволяли размеры его кельи – пять шагов обратно.

- Но перед лицом опасности смогли объединиться и встать в одно войско на поле брани, забыв о своих распрях и ссорах!

Он остановился, прервав метания по келье.

- А наши князья смогли бы вот так?! Собрались бы под стягом Мстислава Романовича! Это же такая силища! Половцам дали бы укорот, что бы к нам не лезли с набегами. - Замерев на месте, Деметрий задумался над тем возможно ли такое.

- Фух! – Резко выдохнул. – Да что там половцы! Смогли бы латинян изгнать из Царьграда! Да что там латинян…

Он не успел додумать мысль. Заскрипела дверь и в её проёме в потоке солнечных лучей, лившихся через окна в общий коридор, возник человек в одежде священника.

Стоя на пороге, он принялся осматривать внутреннее убранство кельи. Ложе, скамья, ларь для вещей, тонули в царившем в помещении сумраке. Лишь в дальнем от двери углу, этот мрак рассеивался трепетным огнём лучины, в свете которой был виден стол, лежавший на нём свиток, да ещё угадывался силуэт Деметрия. Не разглядев всего остального, священник остался недоволен, что и сообщил обитателю кельи.

- Ты почто сидишь с лучиной? Очи попортишь и монастырь спалишь! Или пономарь не дал тебе свечей?! – Заговорил он низким, густым и приятным, несмотря на напускную строгость, голосом:

– Так почто мне об этом не скажешь?!

Деметрий следуя монастырским обычаям и искренне выражая глубокое почтение, кланяясь вошедшему, смиренно попросил:

- Благослови меня, отче Пётр!

- Бог благословит! – Отозвался тот, сотворяя над макушкой отрока крестное знамение, но не позволяя сбить себя с толку.

- Однако же ты не ответил! – Требовательно напомнил о теме разговора.

Деметрию пришлось признать, что ему, как и всем прочим послушникам, свечи были выданы.

- Но я счёл за расточительство - зажигать их днём, когда здесь итак достаточно солнца! - Он указал на волоковое окно.

Священник посмотрел вслед за его жестом. В скудном свете, лившемся в проём под потолком, разглядел в красном углу лик Георгия Победоносца. Святой с иконы смотрел милосердно, но вместе с этим, чуть-чуть укоризненно.

- А светоч почто не горит под иконой?! – Возмутился Пётр пренебрежением монастырским порядком.

- Так ведь лучина горит совсем рядом. – Несмело возразил Деметрий.

- Рядом - это на столе?! Светоч всегда должен быть под иконой! И не лучина, а свеча, освящённая в храме! Из тех, что тебе пономарь выдаёт! А ну скажи мне, где они?! – Глаза монаха сузились в прищуре, так и струившемся недоверием.

«Чего это он?!» - Насторожился Деметрий и достал из-под стола небольшое лукошко.

- Вот отче Пётр. Все свечи здесь. Целых шесть штук.

Монах заглянул внутрь корзинки, осмотрел её содержимое, пересчитал, на минуту задумался, и мрачнея ещё больше, воззрился на Деметрия.

- И для чего ты их взялся копить? – Строгость в его голосе теперь была не напускной. – Что ты потом хотел с ними сделать?

«А что я мог хотеть с ними сделать?!» - Деметрий слегка оторопел, и ответить смог не сразу, а только спустя несколько мгновений, во время течения которых, Пётр укреплялся в своих подозрениях.

- Эти свечи нужны мне для чтения.

- Для чтения? Хм. – Монах удивился. – Ты же говоришь, тебе света хватает!

- Так сейчас день! А ночью темно. Без свечек никак. – И видя, что не убедил, добавил, стараясь говорить ровнее и спокойнее:

- А уж к молитве на сон грядущий, я свечи возжигаю. Одну в красном углу – он, перекрестившись, поклонился иконе – вторую, для чтения, на столе. Сам меж ними сажусь и читаю. А перед сном, свечи гашу и убираю в это лукошко. Ты посмотри, там вместе со свечками, как раз лежит такой огарок. Я его нынешней ночью сожгу.

Монах запустил руку в корзинку, вынул из неё оплывший кусок воска. Поднёс ближе к лицу, осмотрел размышляя:

«Похоже нету лжи в словах сего послушника. Или я её не вижу?» - Вновь испытующее взглянул на Деметрия, смотревшего с искренним недоумением.

«Или эти свечки и впрямь не для того, что бы обменять на мёд хмельной, да яства скоромные, что так часто бывает среди наших отроков. А этот что же, ночами читает? Сомнительно. Ну, да Господь велел доверять! Хотя и про порядок забывать не след!» – С этой мыслью вернул огарок на место, и положил руку на крест, висевший поверх монашеской накидки.

– Помнишь ли как сказано о том, что всему своё время, и время каждой вещи под небом? Помнишь? А ты прочти это место дюжину раз! Такая будет тебе епитимья! Но то перед молитвой, что на сон грядущий. Сейчас же я напоминаю, что ночь она для сна, или молитв во всенощных бдениях! Для всего же прочего, Милосердный Господь человекам дал день. День для послушания, для служб и для учения!

Перечисляя, священник загибал пальцы и, закончив, остался стоять с воздетым к небу двуперстием.

– Услышал ли меня ты?! А уяснил ли то, что услышал?

Деметрий в смирении преклонил голову, после чего принялся объяснять.

- Я столько времени трачу на чтение, потому как скоро закончится срок моего учения. Я уеду служить при храме. А там, боюсь, не будет такой библиотеки.

После этих слов, взгляд Петра потеплел. Несколько раз кивнув, понимающе посетовал на то, что еще не везде есть собрания книг. Но после этого, вновь укорил за пристрастие к чтению.

- Из-за него ты в келье сидишь, когда не занят трудами и службой. И ныне, отец твой, гостинец прислал. Снедь для монастыря аж на четырёх телегах. А привёз всё Ефимий, его верный слуга. Ты же к нему даже не вышел.

- Я ему грамотку передал, со словом благодарным, для батюшки и матушки.

- Грамота это великое дело! – Разведя руками, провозгласил священник и, добавив в свой голос укора, напомнил:

– Кстати, не он ли учил тебя грамоте? Покуда твой батюшка службу справлял. Такого человека должно уважить хотя бы уже из благодарности. Ты же предпочёл чтение Гомера.

«Да так и есть! Научил меня грамоте, а после надоумил отца сделать меня священником, для чего и отдал в монастырь! Мне его за это поблагодарить?!» - Возмутился Деметрий, но промолчал, а священник его мысль не услышал, и молчание принял за знак смирения.

- И в этом ты сын мой, позднее покаешься. А сейчас назначаю тебе послушание.

«Что тут ещё отец Пётр удумал?!»

Деметрий стараясь не выдать досады, поклонился в знак того, что воспримет со смирением любое наказание. И на вопрос священника, крепко ли он помнит молебен благодарственный, ответил утвердительно, готовясь начинать чтение молитвы. Впрочем этого, пока, делать не пришлось.

Преподобный, кивнул ему одобрительно, и велел собираться к выходу в мир.

- Отправимся в дом купца Анатолия Грека. Он просил отслужить благодарение Господу, за возвращение наследника из поездки в Хорезм!

Монах отыскал взглядом лик святого. Трижды и истово, перекрестившись, объяснил Деметрию, что этот купец, хоть и бывает, корыстен без меры, но христианин без сомнения добрый:

- К тому же и монастырю помогает. Так что, оденься в приличное для такого случая, поможешь мне служить молебен благодарственный.