За Вселенную от меня

Я начала молиться, чтобы он вернулся, когда ракета-носитель только стартовала. Но он не вернулся...

Мой муж, Сева, всегда мечтал быть космонавтом. Голубая мечта увидеть голубую планету. С чего всё началось не мог сказать ни он, ни его родители. Но космос, кажется, с рождения поселился в голове мужа. Я знаю это со слов свекрови, я видела фотографии.

До сих пор смешно вспоминать, как он краснел и пыхтел, не в силах запретить маме показывать мне детские снимки. Должно быть, для него это было совершенно ужасно, потому что в тот день, Сева впервые привел меня к родителям. Мы оба ужасно волновались. Он суетился, пытаясь всем помочь, много (и часто невпопад) шутил, стараясь разрядить обстановку и, сам того не замечая, не давал родителям и слово вставить.

Его мама, впрочем, женщина не промах: грузная, черноволосая, крупноносая, с выступающими, как у Севы, скулами — она сразу давала понять, кто здесь главный. Будущая свекровь лишь немного потерпела, но и того хватило ей, чтобы известись от любопытства и устать от болтовни. Поэтому она решительно взяла меня за руку и, усадив на диван, велела сыну замолчать. Выспросила что да как, а потом достала фотоальбом и доверительно, но гордо, показала мне его содержимое.

О, это была кладезь неловких моментов! Самые смешные навечно отпечатались в моей памяти: вот Сева встречает инопланетянина (у брата на голове зеленые колготки), вот он ракета (между ног «развевается» красный «хвост»).

Сева играл в космос почти на всех снимках: тут он прыгает на диване с аквариумом на голове, там стоя на папиных плечах старательно приклеивает к потолку свежевырезанные звездочки, здесь запутавшись в веревке висит вверх ногами на шведской стенке с коробкой в виде ранца астронавта за плечами.

Свекровь, смеясь, говорила: «Мой сын не от мира сего!»

А один раз добавила шепотом, вкрадчиво: «Порой меня это пугает до дрожи...»

Космос преследовал его на протяжении всей жизни, а с тех пор как мы познакомились, стал преследовать и меня.

На первое свидание Сева купил билеты в Планетарий, на годовщину свадьбы - подарил сертификат на звезду, названную моим именем, на рождение сына — принес телескоп. Что тут скажешь?

Да, у него была мечта, как у всех нас. Он грезил о космосе, но не лежа на диване — Сева всегда был в движении, полный стремлений: тренировался, учился, преодолевал мыслимое и немыслимое, фонтанировал энергией. Но вместе с тем, Сева оставался обычным человеком: строил семью, заводил друзей, хотел квартиру, играл с сыном. Всё это — был Сева.

Помню один показательный случай: как-то раз мы выбрались в парк. Лёня только родился, ему было месяца три и он едва уснул в коляске. Мы расслабились, расстелили покрывало и достали бутерброды. Тут порыв ветра унес пакетик, в который они были завернуты и (секунды не успело пройти!), какая-то мадам сделала замечание:

- Придут в парк и давай мусорить! Вот из-за таких как вы, свиней, и присесть потом негде!

Сева подхватился и побежал за пакетом. Вернувшись, раскрасневшийся после бега, он сконфуженно промямлил:

- Мы не хотели Вас расстроить...

Тетка выглядела пораженной, тряхнула гривой и ушла. А Сева лег на покрывало и с полчаса молча глядел в небо.

Вот такой он был: совестливый, добрый, внимательный. Сева не оставлял без внимания того, кому нужно было, скажем, выговориться, он всегда готов был выслушать, понять. Именно поэтому у него была такая прорва друзей — он не отказывал в помощи, ни знакомым, ни чужим. Он был человек мира: бескорыстный помощник, чуждый эгоизма.

Я пишу так, словно радовалась этому тогда, но на самом деле, мы ужасно ругались. Мне всегда казалось, что меня в его жизни меньше, чем остальных. Может так и было. Но, тем не менее, мы любили друг друга, оттого и страсти кипели - кипели!..

Меж тем, он уверенно шёл к мечте... и добился своего. В тридцать лет состоялся его первый космический полет. Он, светясь от счастья, отправился на орбиту, на полгода — на долгих сто семьдесят четыре дня. Но я даже и представить не могла, что этот полет заберет его навсегда.

Мне было так страшно всё это время. Еще до старта, я почти довела его своими нервами, вечными истериками, раздражением. Однажды он даже предложил отказаться от миссии, но продержался так недолго...

Мы могли созваниваться с ним иногда, строго по графику. Он всегда с удовольствием рассказывал о том, что у них там происходит, показывал парящую в рассветной дымке дугу планеты, коридоры и крошечный личный отсек. Я видела, не без укола женской ревности, Сева счастлив там, без нас. Порой я чувствовала зависть.

Он почти не спрашивал о Земле и что здесь происходит, его это не заботило. Казалось, там в космосе, мечта по-прежнему не сбылась, не до конца отпустила его. Но дни шли, и все вставало на свои места. Через четыре месяца на орбите он уже перестал так восхвалять станцию и стал как-то отрешеннее, спокойнее, холоднее. Я подумала: он скучает по Земле, и старалась ободрить мужа как могла.

Однажды он не вышел на связь по графику. За него ответил Петр — капитан. На экране показалась дюжая, подтянутая фигура, квадратное симметричное лицо и у меня волосы на затылке зашевелились.

Я спросила: «Где Сева?!»

Капитан сразу увидел, понял мое смятение, почувствовал обуявший меня страх, волнение и ответил, смеясь:

«Все хорошо, ему пришлось дежурить внепланово сегодня, потому сейчас спит. Но я обещаю, мы организуем вам такой же внеплановый разговор после! Мы надеялись — проснется, потому не сообщили...»

Я ощутила как кровь прилила к щекам, выдохнула:

«Слава Богу!»

И на секунду будто выключилась после потрясения, потом очнулась:

«Вы там его подбодрите, а то, мне кажется, он тоскует, стал таким отрешенным...»

«Да?! - Петр выглядел по-настоящему удивленным. - Мне казалось он всегда такой, ни разу не видел его другим. С самого старта Всеволод нелюдимый, относительно конечно...»

Я очень удивилась такой характеристике. Ведь я знала Севу только болтливым, компанейским, человеком, которому сложно сидеть на месте. Ведь он даже моя посуду танцевал! Я подумала, может быть ему попалась не очень хорошая компания? Это так и осталось за кадром, мы никогда не обсуждали членов экспедиции.

Дни тянулись медленно, лениво, но все же в свое время срок подошел к концу.

Когда их капсула садилась, у меня сердце ушло в пятки. Мы наблюдали за процессом из центра, где все транслировалось в реальном времени.

Посадка больше была похожа на падение. Парашют казалось не замедлял тяжелую, полную людей капсулу. Я не дышала, не моргала, не могла пошевелиться. В какой-то миг экраны мигнули от перегрузки и я увидела себя: с выпученными глазами, бледную, растрепанную - в ужасе. Назойливая мысль стучала о стенки черепа:

«Господи, они там все разобьются!»

Но вот капсула грохнулась, её вскрыли и принялись вытаскивать и спускать обессилевших, не способных самостоятельно передвигаться членов команды. Петр Hеваков — капитан, Антон Малыга — исследователь и, наконец, Сева, мой Сева — борт инженер.

В тот миг, когда я увидела его бледное, осунувшееся лицо, все мое существо воспарило! Он жив, он здесь! Я плакала от счастья, все обошлось, всё кончено! Я так его ждала!

Севу усадили в кресло, сняли подшлемник, из-под которого водопадом выпали мягкие густые каштановые пряди, оттенявшие серые глубокопосаженные глаза. Нос и всё лицо, после невесомости теперь казались острыми, обтянутыми кожей. Его показывали крупно, во весь экран. Он старательно сдерживал рвотный позыв и вовсе не улыбался. Я болела за него всей душой.

Затем кресло подняли и унесли, трансляция была завершена. В голове вертелось: “Теперь уже немного, осталось всего три недели и он будет дома…” Но самое сложное еще только предстояло.

К назначенному сроку мы с Лёней приготовили Севе сюрприз. Я накрыла стол, надела лучшее платье, нарядила сына. Лёня сделал поделку, невероятно сложную для его возраста: слепил из туалетной бумаги солнце и сам раскрасил его в желтый и красный. Ему казалось, так оно выглядит из окна космической станции.

Мы видели, как подъехала к дому служебная машина и оба стояли у дверей, ожидая звонка. Прошло десять минут, пятнадцать, полчаса — его всё не было.

- Мама, где зе папа? - спросил сынишка.

Тогда ему было три с половиной. Он уже давно, устав ждать, катал по полу машинку, сидя здесь же, у двери.

- Я не знаю... - растеряно ответила. Сердце колотилось о ребра, волнение не позволяло трезво мыслить, вновь вернулось предчувствие чего-то дурного и тут... раздался звонок.

Мы, подпрыгнув от неожиданности, бросились открывать. Лёня вертелся под ногами, торопясь обнять папу, я замешкалась с замком и оба мы друг другу мешали, отчего только нарастала бестолковая суета. Когда дверь наконец, распахнулась, мы взъерошенные и счастливые вывалились навстречу, и я увидела его... Лёня вцепился папе в ногу, а я застыла. Сердце перестало биться.

Муж улыбнулся, поднял сына на руки, крепко обнял. Неторопливо зашел в дом, обнял и поцеловал меня. От него пахло как прежде, терпко, тепло, луком и медом, но я не могла его узнать. Что-то неуловимо изменилось.

Я суетливо помогла ему раздеться, проводила на кухню, где принялась разогревать остывшие угощения. Сева медленно вошел, глубоко, полной грудью вдохнул и сел. На колени тут же забрался Лёня и стал щебетать, что-то такое важное и такое пустяковое. И муж слушал его заинтересованно, искренне, неподдельно внимательно. Я смотрела на них, с радостью и тревогой.

Наконец, мы сели и за столом воцарилась тишина. Несколько минут, я просто автоматически хлопала глазами, потом неуверенно спросила:

- Ну... как там... кхм.. космос?

Сева отложил вилку, поднял на меня глаза. Серые глаза, которые я так любила, с отражением тысяч далеких холодных звезд. Я вздрогнула и отвела взгляд не в силах выдержать его пронзительности.

Это был тот первый миг, когда я, где-то глубоко внутри, поняла, что нет больше моего мужа, нет его таким каким знала я. Он вернулся другим или не вернулся вовсе. Но осознание этого пришло много позже. Ведь сердце еще надеялось, а мозг фантазировал, что просто еще мало прошло времени, что всё наладится, что всё будет как раньше.

А он продолжал смотреть на меня внимательно и спокойно, этими темными, чужими, глядящими куда-то далеко и в то же время глубоко внутрь, очами. Наконец, он начал говорить

- Как тебе это объяснить? - сказал.

Каждое слово было как разряд тока. Спокойная до безликости речь. Я вдруг ощутила кожей, какая чудовищная перемена в нем произошла. Раньше из него хлестала энергия - буйная, напористая. Я грелась в его тени. Теперь рядом с ним хотелось застыть камнем, глыбой льда.

- Космос необъятен... - он улыбнулся, загадочно, мечтательно, - но он целое, понимаешь?

Пауза, длиною в вечность.

- Он невинен, но мудр, он прекрасен, гармоничен, он - живой. Я нашел в нем только один минус для человека, но еще не уверен, что верный...

- Какой? - приклеенная улыбка, начала криво стекать с моего лица. Я чувствовала, что ответ мне не понравится и оказалась права:

- Он убивает...

Внутри вакуумом высосало всё тепло.

- И... почеему же ты не уверен, что это минус?

По правде, я не хотела знать. И еще меньше мне хотелось, снова ощутить на себе этот спокойный внимательный взгляд ледяных глаз. Но Сева посмотрел на меня и ответил:

- Все боятся его, а мне хотелось содрать с себя скафандр и отдаться его мудрости, стать таким же целостным и единым. Быть может смерть там — это спасение.

«Он сошел с ума...» - единственная мысль, которая посетила меня.

После этого разговора я дала нам время: ему - чтобы привыкнуть к новой обстановке, себе - чтобы наблюдать. Я не обнаружила ничего указывающего на сумасшествие хотя очень старалась, ведь это было бы объяснение. Я бы поняла, даже приняла, я постаралась бы помочь. Но нет...

Просто он больше не был собой.

Теперь Сева часто уходил гулять в одиночестве, мог бродить часами по двору. Иногда я видела, как он расслабленно шагает вдоль кромки леса, смотрящего нам в окна, глубоко вдыхает свежий воздух и мирно улыбается.

Потом он принес холст и краски и принялся рисовать. В тишине. А иногда включал какую-нибудь неистовую классику.

За первую неделю мой некогда компанейский Сева ни разу не изъявил желания куда-нибудь сходить, а когда я настояла посетить друзей, которые его заждались — он либо молчал, либо сбегал, как только речь заходила о сокровенном.

Из жаворонка он превратился в сову, кроме того по ночам мы больше не задергивали шторы. Сева, лежа в кровати молча, часами смотрел на звезды.

Я не могла принять его таким, я хотела вернуть прежнего.

Это даже немного странно. Мы часто ссорились, ругались из-за его страсти к развлечениям, походам по гостям, вечной болтовни — из-за тех черт, которые тогда я считала недостатками, и по которым я теперь так скучаю.

Через восемь дней я не выдержала. Он что-то рисовал, стоя у окна в гостиной, когда я молча подошла сзади. По полотну растекались иссиня черные, фиолетовые и синие разводы. Сева спокойно развернулся, держа в руках палитру и кисть и этим своим звенящим спокойствием тоном спросил:

- Милая, ты что-то хотела?

Челка выбилась и песком ударила мне в глаза. Нервно откинув её за уши, я начала разговор, к которому долго готовилась:

- Я не узнаю тебя... Я больше так не могу! Что с тобой произошло?!

Уверена, он знал, что я скажу. Сева ласково улыбнулся, бережно коснулся моего плеча:

- Этот разговор должен был состояться, - спокойно ответил. - Я тоже думал об этом. И тебе не понравится, что я скажу. Но позволь мне быть честным: я вижу, ты злишься, потому что я переменился. Но подумай вот о чем, разве я хуже чем был?

Все сразу пошло не так. Да я готовилась, но этот вопрос выбил меня из колеи. Вот так запросто. Я вознегодовала:

- Ты холоден! В тебе словно потух огонек жизни!

- Напротив, я нашел себя, стал целостен. Да, мне больше не нужна зарядка от окружающих, я больше не стремлюсь быть для всех своим, хорошим. Но это не значит, что я не испытываю эмоций. Попробуй узнать меня такого?

- Какого? Ледяное изваяние, глядящее в небо? Мне кажется, я уже успела!

Он улыбался снисходительно, по-отечески, но так, словно не слышал моих слов. Мне захотелось взять нож и пробить дыру в его непроницаемом скафандре отчуждения:

- Когда подросток, с его кипящей энергией вырастает и успокаивается, разве мы говорим, что с ним что-то не в порядке? Нет, все хорошо, он просто повзрослел...

Меня трясло. Я отвернулась от него не в силах вести интеллектуальные беседы. Вдохнула несколько раз глубоко, вытерла проступившие слезы.

Черт! Было в этом что-то разумное... Но не этого я хотела от нашей семейной жизни! Или этого?

- Да, но страсть присуща не только подросткам... она наш дар, или если хочешь, индикатор жизни! - парировала я наконец, - Гаснет уголек, утихают желания — и ты больше не человек! Прошу тебя, Сева, мне это нужно!

Пока я собиралась с мыслями он молча ждал, не торопил меня. Теперь же притянул к себе, обнял, успокаивая. Я уткнулась ему в подмышку, вдохнула знакомый аромат. Тепло разлилось по телу. Муж посмотрел на меня ласково нежно и продолжил:

- Мой огонек горит как никогда ясно. А безумства, опасность и вечная кутерьма — из другой оперы. Это работало в первобытные времена. Пришла пора вырасти. Стремиться к свету, нужно в гармонии, а страсть — это скорее изъян. Алкоголик страстно любит водку, Казанова — женщин, чего они добиваются? И лишь взрослое, осознанное стремление, дает результат.

Я отпрянула, как от пощечины. Выплюнула:

- Да уж, прямо космические масштабы мысли! Этот космос изуродовал тебя!

Он засмеялся, но кажется его задели мои слова, потому как с этой фразы наш разговор резко поменял русло.

- Он не может изуродовать, и знаешь почему? Мы его часть, мы его дети. Ты никогда не думала, что атмосфера не дает нам жизнь, а отрезает от нее? Мы стремимся к этой бесконечности. Мы все - всё человечество. Именно потому, что отрезаны от давшей нам жизнь Вселенной! Это означает вечно страдать по материнскому лону, вечно стремиться к его любви. Такая ирония: к нему стремимся, его же боимся! А меж тем космос целый и может подарить это качество любому, кто примет.

- Господи, я не понимаю о чем ты! Это просто какой-то бред!

- Ты не можешь понять, как не сможешь его объять, это невозможно - разложить Вселенную по полочкам нашего ограниченного разума, он — свобода. Выходя с ним один на один понимаешь — он мыслит, он полон идей, он даже говорит!

- Ты с ума сошел! Да о чем ты! Бога ради! Ты словно позабыл о земной жизни! Какие-то пространные напыщенные рассуждения! Вернись в реальность! Космос — это пустота, вся жизнь здесь! Здесь и сейчас! Ты грезишь о недосягаемом, а меж тем, вокруг столько удивительного! Мы столько всего еще не повидали, наша планета так прекрасна, вернись же с небес!

- Я знаю как она прекрасна, я видел её всю! - он ровно засмеялся и голос его эхом звенел в моих ушах. - Меня ранит только то, что она нас ограничивает, ограничивает во всем. Мы не можем ни взлететь от нее... она убивает нас по своему усмотрению! Разве так поступает мать, коей она зовётся? А вот космос... из него создано все, но разве он давит? Диктует свои условия? Нет он просто есть. Немыслимо. Создал и наблюдает. Настоящее божество.

- Мне безразлично, что божество: Космос или Земля! Все что я хочу, вернуть назад своего мужа, черт возьми! Неужели это так сложно! Я хочу быть счастлива, с тобой! Вместе!!!

Он нахмурился, и даже немного ссутулился. Замолчал. Я замерла, ощущая — это роковой миг, сейчас он все для себя решит раз и навсегда. Прошло пятнадцать миллионов световых лет, когда он наконец сказал:

- И только тот может быть счастлив, кто откроет космос в себе...

Я так ждала его, Господи, ты свидетель! Боже, почему же он не вернулся?!