Руки манипуляторов

Пустые страницы лежали на одиноко стоящем в комнате столе. На стуле сидел человек и с задумчивым видом смотрел на листы. Сжимая в руках карандаш Антон боялся решиться на то, о чем, возможно, пожалеет. Он никогда не обладал писательскими способностями, поэтому боялся, что его не так поймут. Да и сам он не знает, как объять всё то, что знает.

Карандаш тяжелел, стены сжимались, листы, будто назло, становились белее. Антон даже не мог представить, сколько времени прошло с тех пор, как он сел за стол и начал складывать свои мысли во что-то имеющее смысл. Решив, что ничего не сможет написать, Антон, безжалостно сломал карандаш и, не глядя швырнул в помойное ведро к остальным обломкам его предшественников.

-Антон, ты меня уважаешь?!- из кухни на первом этаже донёсся голос. Задребезжала посуда на кухонном столе. Антон представил как отец с расплывчатым взглядом и широкими как луна в эту наступающую ночь, глазами, садится на свой главный стул в центре стола и вдыхает воздух будто через трубочку ест. Наверное, от того что не в состоянии больше себя контролировать, он не смог закинуть руку на стол с такой же лёгкостью, с какой работал ею в электрощитах, но смог только задеть ножку стола своей рабочей сумкой, в которой, Антон надеялся, лежит нужная для него вещь. Кстати, посмотрел бы я сейчас как он своими трясущимися руками меняет разбитую в моей комнате камеру на новою, как говорил, надёжную.

-Да пап, я тебе уже сто раз говорил и сейчас повторю.- Антон стал терпеливо загибать углы листа.

Отец пробормотал что-то непонятное.

-Я притащил твои эти карандаши для этого... Короче, какие ты просил.

Отец Антона не был богат, но тем не менее они вдвоём жили в доме, обставленным, можно сказать, дорогой мебелью. Дело в том, что его родители, работающие в две смены этак десять лет назад, больше заботились о том, как видят их благосостояние другие люди, а не о том, каково оно а самом деле. На тот момент они считали-лучше некачественно питаться и наплевать на здоровье, чем понизить свой мнимый социальный статус, но сейчас, оставшись вдвоём, отец с сыном кое-как сводили концы с концами.

Антон учился в старшей школе, и отношения с одноклассниками у него было ужасные. Участь Антона заключалась в том, что слишком ясно он видел скрытый смысл слов и истинные желания окружающих его людей. У парня, как говорили, был отличительный характер. Но это ему нравилось.

Со всеми мыслями, бившими в голову с неистовой силой, Антон стал готовиться ко сну. Эта ночь выдалась особенно напряженной. Он всë думал, почему ему так тяжело изложить все свои мысли на бумагу. Внезапно Антон услышал чей-то голос. Через несколько секунд стало понятно, что голос этот доносился с улицы. Антон сел на кровать, раздвинул шторы и выглянул в окно, находившееся прямо над его кроватью. В окне виднелись несколько бедных людей, сидевших на бордюре. Их было двое. Или трое. В темноте так сразу и не разберëшь. Одежда на них была изодрана, лица грязные, с косматыми бородами. Они смотрели на красивые и угрюмые, богатые и бедные дома граждан. Но один из них не был похож на уличного человека. Деталей его облика, конечно, не было видно, но культурного и опрятного человека он из себя выточил. Как вытачивают роскошные статуи из камня. Судя по всему, этот "выточенный" человек что-то напевал.

Странно. Что этот человек делает рядом с бездомными? Что он увидел в этих, отклонëнных от норм людях?- эти вопросы пронеслись в голове Антона.-Как найти себе место в жизни так, чтобы в нужный момент не выбиться из колеи, отбросом не оказаться, а просто стать счастливым?

Красивая песня, особенно интересно слушать её с высоты облаков. Мягкое облако, оно как пух, я проскальзываю сквозь него вниз как острый нож, который воткнули в масло.- Антон поднял взгляд на звёздное небо и на миг погрузился в фантазии. Казалось бы, вот он- момент для того, что он хотел сделать, ради чего он скрывался от посторонних глаз. Но это был всего лишь полёт непонятных идей перед сном. И их трудно воплотить на бумаге. - Но ведь до облака нельзя дотронуться- Антона это уже перестало волновать. Его глаза закрывались, а сам он медленно опустился на подушку.

Но он не почувствовал ухом ту мягкую белую ткань. Антон увидел такого же цвета облака, и, скорее, они проходили через него, а не наоборот. Да, он падал, и не ощущал ничего кроме страха. Но и он прошёл когда та парочка ржавых железных палок, на которые он падал, растворились в воздухе, а сам он плавно опустился на землю, как будто так и должно быть.

Антон оказался в своём родном "живом квартале", состоящим из частных каркасных домов. Он стал оглядываться и пускай запомнятся ему плохо, но он хотел сравнить сон и реальность. В жизни дома одинаковые и расположены пятью полукруглыми увеличивающимися рядами. Все второстепенные дороги, служившие подъездом к домам, соединялись в одну, которая при выезде из квартала проходила мимо большой детской площадки. На карте в телефоне этот квартал был похож значок Wi-Fi. Купить один такой дом было очень дорогое удовольствие, ведь на каждом участке имелось своё дерево и хоть какое-то количество насекомых. Во всей стране уже не было такой природы, всё испоганили фабрики. Но здесь, в Калининградском районе, как и в остальных окраинах Санкт-Петербурга, уже на протяжении десяти лет проводились восстановления почв чтобы сохранить исторические парки.

Было очень тихо. Никто не тычет пальцами на кузнечика и не говорит: "Ого, зеленушка", никто не щёлкает камерой на телефоне. И если бы какой-то человек, Антон увидел бы его со свиным рылом вместо лица, сказал: "В такой прекрасный день должны проходить экскурсии, городу нужны деньги!", то Антон ответил бы: "На чужих мучениях деньги не заработаешь. И вообще, если захочу, то и ночь могу сделать". Чёрное небо сменило ярко-голубое, и теперь вместо солнца светили звёзды. Взгляд Антона остановился на том интересном созвездии, которое было именно над его домом. Эти шесть звёзд складывались в то что было похоже на арбалет. Улыбка сползла с лица Антона.

Только сон юноши стал чуть менее тревожным, как на смарт часах включился будильник. Антон машинально выключил их и встал с кровати. Раздетый до трусов, он занялся водными процедурами. Вернулся в комнату, как обычно, надел на своë худое тело белую рубашку, а поверх натянул тëмно-фиолетового цвета жилетку. На ноги-тëмно-серые брюки. В этот раз он надел не чëрные или белые носки, а ярко-зелëного цвета с милым медвежонком. Сочетание мрачной одежды с чëрными волосами, голубыми глазами и узким лицом делала его похожим на маньяка.

Положив ноутбук в сумку, юноша спустился на кухню поесть. Шторы были здесь задвинуты, и свет почти не проникал в комнату. Антон щелкнул по кнопке выключателя. За круглым столом спал его отец. Кухня могла бы иметь вид современной дизайнерской комнаты, если бы не большинство стульев, разрубленных на части, да ещё эти зарубки на стене. Под столом рядом с сумкой валялся чем-то испачканный топор. Наверное, вчера отец, когда пришёл с работы, приволок откуда-то топор.

Поняв, что завтракать сегодня нечем, Антон надел дождевик, вышел из дома и, пройдя через крыльцо, пошёл по натоптанной тропинке. На заборе висела табличка с номером 39. С неба падали капельки дождя, но это не останавливало некоторых туристов.

-Извините, а вы не знаете почему рядом с вашем домом, так сказать, много камней, арматуры и...- девушка замешкалась, подбирая слова - много сожжённой земли.

-Не камни, а кирпичи. Это, вообще-то, стройматериалы. Когда-то давно семейная пара, которая жила в этом доме устроила пожар. Чёкнутые были. - Антон не стал поворачивать голову а продолжал смотреть на тротуар у себя под ногами. Он помнил этот неогороженный соседский участок с выгоревшей травой и, оставшимися от дома, развалинами, но которые он и упал во сне.

-Ого, а что случилось то?- Девушка сделала пару снимков дома 39, приближая изображения на телефоне.

-Договориться не могли. Уберите свою камеру, неужели вам не стыдно нарушать личное пространство?!- Прокричал Антон из-под капюшона. Он резко прибавил ход. Девушка от него отстала.

Выйдя из "Живого квартала", Антон приблизился к консерватории и, перейдя дорогу, стал проходить вблизи этого здания своим привычным маршрутом. На колоннах этого храма искусства валялись иссохшие окурки, под ногами скрипел мусор. Взгляд Антона упал на стены консерватории. Высеченный из камня Аполлон, держащий на себе стены здания, будто был рад что не имеет глаз.

Проходя мимо дверей консерватории, Антон услышал знакомый голос: " Музыка- лучшее утешение для опечаленного человека. Музыка она к месту не привязана, она везде! И неважно в концертном зале или на улице, она всё равно всегда остается музыкой!" Из консерватории быстрыми шагами вышел обладатель уже знакомого голоса и крикнул людям, стоящим позади: "Меня, никогда не отталкивала бедность человека, другое дело, когда бедны его душа и помыслы!" И захлопнул дверь. Антон сразу узнал его. Это был тот самый "выточенный" человек, которого он видел этой ночью. Теперь его можно рассмотреть полностью. Человек был одет в зелёный плащ. Под плащом была рубашка с жилеткой бежевого цвета. Ремень с черепами держал брюки. На ногах были ботинки из натуральной кожи. Это был парень, лет двадцати, со стройным телосложением, он посмотрел на Антона своими карими глазами. Сейчас он явно был не в лучшем расположении духа. Антону стало неудобно из-за того, что он невольно подслушал слова этого незнакомца, и он решил молча пойти дальше. Студент выдержавший неприятный разговор с деканом консерватории, схватил гитару, перешëл дорогу и скрылся в толпе людей.

Придя в школу, Антон направился в свой класс. Вдруг он услышал знакомый смех. Впереди, неподалеку от Антона, стояли двое. Один из них положил руку на плечо другому и издевательски хохотал. Он был почти лысым, и над правой бровью была татуировка "666", а возле левого веска красовалась татуировка ножа. Он носил кличку "Юморист". Его собеседник, учитель литературы с презрением скинул его руки со своего плеча.

Антон вошёл в класс одиннадцатого "А" и сел на последнюю парту. Почти все одноклассники уже пришли. Начался первый урок. С опозданием на десять минут в класс ввалился "Юморист". Он остановился и выпрямился, то ли в поисках свободного места, то ли выражая своё безразличие к общепринятым правилам. Его челюсть двигалась вверх и вниз, энергично жуя жвачку. Он уверенно подошёл и схватил одноклассника, сидевшего с Антоном, за шею. Подняв его из-за парты, Юморист отпустил. Дальше уже и не нужно тянуть. Одноклассник быстренько собрал вещи и пересел на свободное место на первой парте. А на последнюю, рядом с Антоном теперь сел Юморист.

-Знаешь, а твой бывший сосед по парте чем-то похож на твоих настоящих родителей - он самодовольно усмехнулся. Антон закатил глаза и подумал: Как же мне надоели его шутки. Он начал говорить с разгоном поднимая тон:

- Зачем ты ведëшь себя так, хочешь этими дурацкими шутками повысить себе самооценку? Ты ведëшь себя как болван! - голос Антона слегка подрагивал от обиды.

- А чего ты ещё ожидал? Ты считаешь, что все вокруг будут оценивать тебя как личность? Ты Посмотри на себя, ты же псих-одиночка. Фу. - он поморщился и добавил- ты, типа, такой добрый, молчаливый и т.д. а дома, наверное, книги пишешь о том, как нас всех тут расстреливать надо.

- А Я может, просто хочу стать хорошим человеком. Пусть хоть кто-то будет идеальным. - сквозь зубы процедил Антон- Жизнь злых людей полна страха и опасности, поэтому ты всегда нападаешь первым... -и тут он осекся осёкся.

У "Юмориста" сползла с лица улыбка, Он побледнел. он смерил Антона оценивающим взглядом, как потенциального врага.

- Твой внутренний мир явно ещё не переварил всë то, что существует в реальном.-он немного помолчал- И это странно

Он наклонился к Антону и проговорил слова, которые будто принадлежали не только ему, но многим, многим другим людям: Мы заставим тебя увидеть реальный мир.

Антон вскочил, схватил рюкзак и вышел из класса, оставляя неприятный ему разговор неоконченным. Антон поднимался по лестнице, вверх и вниз то и дело сновали люди, безликие, они сливались в единую, ничем непримечательную массу. Все выглядели как один, в одинаковой одежде, не имея своего стиля. Некоторые школьники выглядели болезненно. Будто сейчас они проходят игру на выживание. Дети, более спокойные, просто живут по воле судьбы, сдавшиеся перед борьбой за свою дальнейшую жизнь. Болезненных и нервных детей видимо ждëт большой успех. Если доживут...

Антон зашëл в класс и сел за первую парту. Начался урок. В классе была гробовая тишина. Он ничем не отличался от остальных обычных классов. За последние несколько лет в этом, как и в других кабинетах, вместо школьной доски появился большой экран. Шкафы, парты и стулья служили напоминанием о старой эпохе. За столом сидел учитель. Несмотря на то, что у него было мускулистое тело, это был мужчина сорока лет. На нëм были чëрные джинсы и чëрная водолазка с воротником. На шее висела серебряная цепочка. У него были черные волосы. На носу у него сверкали очки. Но самой отличительной чертой, подхлестывавшей интерес многих учеников было то, что их учитель неизменно носил чëрные кожаные перчатки. В этом была его тайна, он никогда не снимал их, будто боялся испачкаться. Вообще его характер и поведение с трудом поддавались хоть какому-то пониманию. Он, конечно, свою работу не любил, но очень подходил для неë. Поэтому все ученики, рядом с ним, вели себя прилежно.

Ученики встали, поприветствовав учителя. Учитель ответил тем же

-Садитесь-сказал учитель немного басовитым голосом.

Ни у кого учитель не вызывал особого интереса. Но Антону он казался человеком, знающим толк в литературе. Поэтому Антону хотелось впитывать информацию только из знаний их учителя. Но, к сожалению, этого не допустит никто.

Все начали готовиться к уроку. По краям каждой парты стояла маленькая коробочка. Антон открыл еë. Внутри коробки, как и всегда, лежали две пары наушников. Провода от наушников тянулись под полом к электронной доске.

Марк Константинович сел на свой стул, и начал заниматься своей учительской работой: следить за учениками чтобы они не отвлекались. На колени он положил небольшую палку, она предназначалась для того, чтобы бить учеников если вдруг они будут себя вести подобающе.

Какая нужная у меня работа -подумал Марк-сижу, изредка бью детей за не проникновение нужной информацией. Бедные дети. Нужное и ненужное вливается им в уши и остаётся на всю жизнь. У них ведь даже выбора нет. Как, впрочем, и у меня... Эти машины ведь появились уже после того, как я стал учителем. А сейчас я просто тюремный надзиратель. Только слежу я не преступниками, а за добрыми, ещё чистыми душой детьми...

Сегодняшний урок посветили патриотическому воспитанию учеников. Электронная доска включилась и показалась маленькая девочка. Антон надел наушники и в голову нежно проник голос новорождённой, только научившиеся внятно говорить:

-Здравствуйте, меня зовут Жеспа. Да, я ещё совсем маленькая, но считаю, что должна знать о философии людей и с удовольствием поведаю вам обо всëм.

Подобного рода патриотические выступления проходили уже не в первый раз. Картинка сменилась, теперь на экране возникла девочка лет шести. На ней было белоснежное платье, а на лице сверкала беззаботная улыбка.

-К сожалению, в мире много людей которых стоит бояться. Двадцать лет назад наша страна переживала ужасные времена. Преступность была на высоком уровне...

По мере того, как речь стала приобретать серьёзные обороты, девочка стала взрослеть на глазах. Еë позвонки разрастались до нужного размера, вытягивая вверх её фигуру. Лицо сделалось худым. А глаза стали такими глубокими и ясными, взглянув в которые можно увидеть всë буйство эмоций. Девочка явно повзрослела лет на десять.

-в стране царствовал хаос и страх. Террористы взрывали военные склады и жилые дома. Всему виной была военная обстановка по всему миру. Но люди не хотели умирать...-

Девочка выросла. На ней появилась военная форма. И вот уже девушка держит на руках убитого солдата. Из его глаз сочится алая кровь, окропляя драгоценной водой своего тела родную землю

-Поэтому предателей становилось больше. Ими становились даже политики.

Их целью было переманить на свою сторону как можно больше людей. Жизнь превратилась в сущий кошмар. Убийцы выходили на улицу не опасаясь полиции. Опьянённые желанием хорошей жизни, они решили, что сами способны решить проблему перенаселения. Террористические организации сулили хорошую жизнь в различных газетах, вешали плакаты с изображением первого лица нового государства. А люди уже писали книги о судном дне...

На экране появились три военных медика. Двое несли носилки. Они уносили, терявшего жизнь, солдата, молча скрываясь за границами экрана. А третий медик появился сзади с инвалидной коляской. Уже не девушка, преклонных лет старушка, устало, опустилась в кресло.

-и чтобы защититься, хотя бы от влияния этих ужасных людей через книги, люди, наконец, перестали читать. Да и зачем? Все новые книги были лишь о жестокости, войне и революции. Современные писатели стали опасны, книги прогнили, читать отныне стало позором. Люди, читающие эти книги, становились другими. Убийцами. Поэтому надо выжимать писателей из общества! Иначе судный день, о котором все говорят, скоро наступит. Я берегла свою родину всю жизнь. А вы, молодое поколение, сможете это сделать?

Тело старушки стало иссыхать с неимоверной скоростью до тех пор, пока не превратилось в скелет. Время не было преградой для уничтожения несуществующего человека. Антон снял наушники в то время, когда остальные ждали что будет дальше. На экране крупным планом вновь появился образ медика, стоявшего за коляской, он что-то говорил, а все, словно загипнотизированные, смотрели и слушали его. Кроме Антона. У него появлялись страшные мысли на счëт того, что же с ним будет, когда все узнают, что он пишет книгу. Конечно он не пропагандист и не хочет писать о жестокости, но мнение людей о книгах уже испорчено напрочь. Они не знают, что помимо насилия, пропаганды и религии можно ещё о чëм то писать.

Марк Константинович подошёл к Антону и крепко саданул его палкой по лбу, где немедленно образовалась небольшая ссадина. От этой неожиданности и боли, Антон попытался выхватить палку, но мужчина одёрнул руку и скинул Антона со стула прямо на пол возле своих ног. Антон ударился об пол и на несколько секунд его глаза потемнели. К его шее прижалась палка и учитель надавил. На висках Антона вздулись вены, мальчик забился в холодном поту. Его кадык буквально прижимался к задней стенке шеи. Одноклассники сидели неподвижно, как и всегда. Их гипнотизировал искусственный интеллект.

Происходящие они воспринимали лишь как пример патриотического воспитания, о котором говорится на доске. Учитель взял Антона за воротник рубашки, из-за раны на лбу ученика он испачкал перчатки, и поволок его к выходу, или, по его мнению, к углу, куда ставят, когда кто-то провинился. В одном ритме с пульсом в лёгкие Антона просачивался воздух. Дверь отворилась, и он ввалился в коридор. Учитель закрыл за собой дверь. Хрустнули пальцы, яростно сжимаемые в кулак.

- Сколько раз я ещё должен повторить?! Все эмоции после уроков! Все переваривания информации после уроков! - заплевал учитель в Антона.

Марк снял перчатки и достал из кармана уже приготовленные обрабатывающую жидкость и пластырь. Он отдал их Антону и снова надел перчатки.