Копырин

Когда-то – так давно, что и сама уже об этом забыла – я работала в больнице в отделении для самых маленьких деток. Большинство из них лежали с мамами, но были и одинокие – отказные, сироты, а один из многодетной семьи. Вот эти детки и были на моём попечении. Они как будто чувствовали, что их бросили – лежали смирно, не кричали, если плакали, то тихонько и так горько, что сердце разрывалось.

Сейчас, с высоты своих лет, я понимаю, что сама, будучи недолюбленным ребёнком, не давала этим детям главного – любви. Просто потому, что меня саму любить не научили. Я их кормила, поила, мыла, пеленала, качала на руках, но не давала им любви. И они, недолго похныкав, засыпали в душевном одиночестве.
Лишь Копырин – пятимесячный отпрыск большой семьи, познавший материнские руки и вкус материнского молока, требовал к себе внимания настойчиво и громогласно. Я приходила, кормила его, мыла, пеленала, укладывала в кроватку – он закрывал глаза, вроде бы засыпал, но стоило мне выйти из палаты, как он сразу включал мощный рёв – так что содрогалась медсестра на своём посту. И тут же кричала:
- Вера! Уйми Копырина!
Батюшки, ну как его унять-то? К своим семнадцати годам вынянчившая родную сестру, потаскавшая на руках всю малышню с нашей улицы, успевшая поработать – не без успеха – нянечкой в детском саду, я понятия не имела о тепле души – а именно его требовал маленький ребёнок, лежавший один в пустой казённой палате. Днём было не до особых церемоний – я занималась двумя-тремя десятками детей сразу в возрасте от грудного до подросткового и к малышам бегала урывками. Но вечером всем играли отбой, устанавливалась тишина, и на всё отделение становилось слышно Копырина. Сначала я просто качала его в кроватке, но даже при свете луны, падающем из окна, на крохотном личике явственно читалось: «Ну что ты мне впариваешь, я же не кукла вот так со мной обращаться!» Я понимала, что с ним надо поговорить, поиграть, спеть песенку – но о чём говорить с такой крохой, когда после суточной беготни своя голова уже напрочь отказывается работать, а глаза закрываются сами собой настойчиво и неотвратимо? Оставались только колыбельные, которые я, можно сказать, совсем не знала. Просто потому, что сама росла без них. И тогда я стала петь ему всё подряд – от военных баллад до гимна Советского Союза. Никогда не забуду его лица в тот момент, когда я запела ему впервые. До сих пор было как-то не до вопросов по поводу его интеллекта – а с первыми звуками песни он вдруг отразился в маленьких глазёнках так явственно, что я аж замолчала. Юрик тут же закричал так требовательно и однозначно, что другой трактовки просто быть не может: он требовал продолжения концерта. Я запела, и он замолчал, очень внимательно глядя на меня широко раскрытыми и совсем не глупыми глазами. А на втором куплете начал подпевать – без слов, конечно, но очень точно ведя мелодию. Я до сих пор этому поражаюсь, но за всё время, сколько бы ни рассказывала об удивительном крохе, всегда получала одну и ту же реакцию:
- Да что они могут понимать? – и пренебрежительная отмашка рукой.
Утверждаю: понимают, и очень много! И подтверждением тому не только Юрик – впоследствии я видела много детей, родившихся с очень высоким интеллектом. А вот какие возможности для развития получает этот интеллект – это уже вопрос другой. История Юры Копырина сложилась совсем не радужно.
Они с близнецом родились намного раньше положенного срока, очень маленькие, но крепкие и не умерли сразу после рождения. У Лёвы обнаружился серьёзный порок сердца, и все пять месяцев своей жизни он провёл в областной больнице в полной изоляции от семьи и каких бы то ни было хоть мало-мальских впечатлений, заставляющих жить. А Юрик рос здоровеньким, и его держали в районной больнице только для того, чтобы он подрос и набрал вес. При каждом контрольном взвешивании даже суровый завотделением улыбался:
- Растёт Копырин!
Выписали его всё же раньше, чем изначально было сказано – недели за две до оговоренного шестимесячного возраста. Уехал Юрик домой – к папе, маме, братьям и сёстрам, и в отделении стало тихо и пусто. А через месяц пришло известие – умер Копырин. После постоянного тепла, чистоты и стерильного воздуха больницы ему просто не хватило внимания в родной семье. Его банально простудили – и развившееся воспаление лёгких поставило точку в такой короткой жизни маленького гения с удивительно внимательными умными глазами.