Пикниды

Кто бы что ни говорил, а таилась в плацкартных поездах некая едва уловимая романтика, познать которую можно только, пожалуй, по крайней мере спустя сутки путешествия под прерывистый стук колёс, уставшее гудение проходящих встречных составов, суетливый отдалённый гул крохотных городков, где поезд останавливается будто мимоходом, всего минуты на две-три, и бесконечное множество звуков, издаваемых соседями по вагону. По ночам иные из них храпели особенно злачно, точно желали разорвать как можно больше барабанных перепонок; разговаривали — преимущественно днём и вечером; ударяли то и дело дверями, переходя из тамбура в вагон и обратно; кряхтели, взбираясь на скрипучие верхние полки; топали в разношенных тапочках по узкому лазу между лежанками; шуршали фольгой, газетами, журналами, судоку, кроссвордами, комиксами, книгами; хрустели сочно огурцами; зевали рано утром, стоя в очереди к умывальнику; в общем, вели себя как совершенно обыкновенные люди, за которыми я, притаившись на верхней полке сбоку, украдкой наблюдала.

Поезд следовал за Северный полярный круг, к одному из новейших академгородков, основанному в рамках многочисленных программ по освоению крайнего севера и названному Новоакадемсеверском — и веяло от этого названия песочно скрипящим на зубах канцеляритом; я же направлялась в Институт проблем освоения Севера как новая аспирантка — изучать морское микологическое биоразнообразие. Аэропорт в Новоакадемсеверске ещё не воздвигли — даже по-чумикански крохотную взлётно-посадочную полосу метров в восемьсот, куда приземлялись бы разве что спецрейсы по строгому согласованию, не выровняли, но зато, как ни странно (и мне действительно интересно, окупилась ли железка), провели железную дорогу. Строго говоря, ничто не мешало мне и сесть на пафосный атомоход в Санкт-Петербурге, однако билет обошёлся бы на него чрезмерно дорого: и пусть ИПОС обещался всенепременно возместить траты, но на моём частном счету не оказалось нужной суммы. Поэтому — поезд и плацкарт, чтобы сэкономить.

Чем севернее становилась широта, тем меньше остановок делал поезд; и тем меньше людей садилось в вагон, и тем светлее становилось небо, а в какой-то момент и вовсе перестало краситься в ночной мрак, обернувшись полярным днём. Обманываться, впрочем, не стоило: насколько я помнила, уже после двадцать шестого сентября должна начаться полярная ночь. Но и до двадцать шестого сентября — ещё долго; на дворе — конец июля, и по согласованию с будущим научным руководителем, Михаилом Сергеевичем, я приезжала значительно раньше срока.

Когда часы на телефоне показывали ровно восемь вечера, я уснула; а ранним утром следующего дня поезд остановился. Конечная — малолюдная шестьдесят девятая широта, где меня встретил будущий коллега, аспирант второго года, представившийся Алексеем. Он порывался перехватить мою дорожную сумку, набитую вещами, но я вежливо отказалась, и он не стал настаивать — только помог загрузить в багажник.

— Приятно видеть здесь новые лица, — Алексей улыбнулся, едва мы оба пристегнулись. — Надеюсь, тебе тут у нас понравится. Холодновато, конечно, и ветра сильные, но привыкаешь… Ты сама откуда родом?

— Из Сыктывкара.

— К морозам, получается, привычна?

Я повела плечами:

— Да, вполне.

Новоакадемсеверск являл собой всё то, что может представить себе обыватель, услышав слова наподобие “академгородок”, “северный” и “серый”. Выстроенный точно по линейке, Новоакадемсеверск состоял из серо-бетонных коробчатых зданий, по большей степени — научно-исследовательских институтов; местами угадывались и жилые дома, на первых этажах тускнели вывески, обещавшие и продукты, и почту, и стоматологию, и банкоматы, и крохотное кафе, и парикмахерскую, и даже бар — впрочем, не думаю, что там отыщется лавандовый сидр или бананово-клубничный смузи-стаут, скорее уж светлое и тёмное на розлив. Остановились мы у приземистой, коренастой коробки, готовой противостоять всем лютым ветрам с океана, — точно такой же, как и все дома в округе; надпись над крыльцом гласила: “Общежитие”, и, по всей видимости, жить мне предстояло здесь, но после шести лет скитаний по университетам и городам это не то, что могло бы стать проблемой.

Неужели правда целый город на пустом месте построили? Посреди пустоши, около холодной реки, в какую даже в августе не сунешься без страха схватить паралич какого-нибудь там лицевого нерва?

— А сколько здесь людей живёт, кстати?

— Ну, не очень много… — протянул Алексей, вытащив ключи и кивнув мне, мол, пора на выход. — Преимущественно научные сотрудники, есть обслуживающий персонал, но едва больше тысячи наберётся.

— И живут тут в основном? — я кивнула в сторону общежития, пока вытаскивала сумку.

— Да, но в основном студенты, практиканты, всевозможные стажёры, визитёры, младшие научные сотрудники и аспиранты… Старшие, профессора и остальные привилегированные живут в хатах от государства. Но, говорят, скоро каждому официальному работнику дадут по квартире. Маленькой, правда, но своей. А уж если перевезти семью…

Подхватывать разговор я не стала — только обернулась вдруг, поддавшись порыву. Там, за домами, насколько хватало глаз, вальяжно раскинулась припорошенная снегом равнина; и ни горы, ни холма, ни возвышенности — неприхотливая плоскость, открытая всем океаническим ветрам, под чьим натиском жались к земле карликовые берёзы, не смея поднять голов и смирившись с участью едва ли не травянистого покрова, такого же, как пестротканное полотно мхов, лишайников и живущих только летом трав, хватающихся за краткие мгновения, когда ещё можно расцвести пышным цветом, отплодоносить и вновь закопаться в снег, до следующего тепла.

Общежитие встретило молчанием — тяжело ожидать чего-то подобного от обыкновенных студенческих дормиториев; обыкновенно по утрам, чуть после начала пар первой смены, уже стояла тишина: подавляющее большинство разбежалось по занятиям и по работам (особенные счастливчики сидели за мониторами), а здесь же — здесь тишина казалась совсем другой, как будто и вовсе никто не жил — только мрачные уставшие тени сновали по углам и вжимались в стены, бормоча неведомые тайны себе под нос. Впрочем, администратор встретила тепло и сопроводила до комнатушки на четвёртом этаже, четыреста восьмую; кровать, стол, шкаф, свой санузел — мне доводилось жить и в худших условиях, так что жаловаться оказалось решительно не на что.

А на утро мы с будущим научным руководителем назначили встречу.

Человек торопливый и деятельный, Михаил Сергеевич казался мне отличным вариантом: как минимум на его счету значились уже три кандидата наук, с двумя из которых я водила знакомство, так что, как надеялась, бездарно в Новоакадемсеверске время я не потрачу, не выйдя в итоге с приличной диссертацией, за какую не станет ужасно стыдно в приличном научном обществе. Кроме того, чтобы иметь какой-никакой индекс Хирша и успешных аспирантов, Михаил Сергеевич ещё оказался заядлым любителем бумажных распечаток, поэтому из его кабинета после полуторачасового обсуждения я вышла с весомой пачкой макулатуры — и я обещалась, что прочитаю до конца недели.

Грибы в донных грунтах Баренцева и Карского морей; Почвообитающие микроскопические грибы в экосистемах Арктики и Антарктики; Комплексное исследование бентосной микобиоты арктических морей и оценка её трансформации при нефтяном загрязнении; Первые сведения о грибах арктических морей Сибири; Новые для Белого моря виды морских грибов; Грибы в донных грунтах Чукотского моря; Распространение терригенных микромицетов в водах Арктических морей; Грибы в песчаных грунтах прибрежной зоны Балтийского, Белого и Баренцева морей; Почвенные микроскопические грибы прибрежного района Баренцева моря (окрестности поселка Варандей); Разнообразие мицелиальных грибов в грунтах литорали и сублиторали Баренцева моря (окрестности поселка Дальние Зеленцы); Культуральные свойства и таксономическое положение изолятов Helminthosporium-подобных грибов из Белого моря; Грибы в донных грунтах Охотского моря; Распространение терригенных микромицетов в водах Таймырского залива… Старые и новые, прочитанные ранее и впервые увиденные, статьи и диссертации, монографии и тезисы — под грузом знаний я согнулась и пожалела, что не приехала на самосвале.

Поездка до приморской биостанции же намечалась через полторы недели. Помнится, в прошлой вылазке в тундру, в какой мне довелось поучаствовать ещё будучи магистранткой, один из наших энтомологов на Чукотке наловил килограмма два комаров, не успев толком выйти за лагеря, так что лето в отдельных островках тундры — такое себе удовольствие. Вот только тундра очень неоднородна: в арктической зоне комаров уже или нет, или почти нет.

Из кабинета Михаила Сергеевича я направилась в аспирантскую комнату: планировала разобраться с талмудами; и та оказалась открыта. За столов у окна сидел Алексей; он посмотрел на меня, когда я вошла.

— Не помешаю?

— Нет, садись.

Аспирантская представляла собой небольшое помещение с тремя письменными столами, одним громоздким книжным шкафом, продавленным диваном (вероятно, поспать, если придётся задержаться) и окном, из которого открывался чудесный вид на приземистый и серый Новоакадемсеверск — на общежитие в частности. В аспирантской — всего три посадочных места; и третье пустовало. Кажется, в этом году Михаил Сергеевич мог позволить себе только одного аспиранта, так что остались у него только двое в услужении; и, помнится, сколько-то магистров, чтобы раскидать их на совсем неблагодарные лаборантские работы.

Миленько и совершенно ничего необычного.

— А ты когда-нибудь бывала в экспедициях в тундре?

Я отвлеклась от ровных строк слов в распечатках статьей и перевела взгляд на Алексея, устроившегося за соседним столом и что-то печатающего на ноутбуке.

— Ты же читал мои статьи, — не то спросила, не то утвердила я.

— Да, но…

На миг мне сделалось стыдно: человек поговорить пытается, в конце-то концов, а я только и делаю, что огрызаюсь.

— Да, была, — попыталась я разрядить атмосферу. — В крайний раз, в прошлом году, служила штатным микробиологом на борту “Академика-2”. За одну навигацию прошли от Питера до Чукотки и обратно, сделали аж двадцать остановок на берегу, и материала набрала столько, что статьи последние вышли вот только в апреле… Специалистов по леммингам и северным оленям было очень много, но это ожидаемо, наверное. Больше разве что тех, кто называл себя экологами всех мастей.

— С таким опытом — и в нашу глушь? — недоверчиво уточнил Алексей.

— Не глушь, — я покачала головой. — Я вижу в этом месте потенциал. Да и давно хотела куда-нибудь…

— На край света?

— Именно.

Мы замолчали.

— Знаешь, — нарушил рабочую тишину Алексей, откинувшись на стуле и оторвавшись от печатанья, — что раньше на месте Новоакадемсеверска был научно-исследовательский институт? Даже вроде не просто институт, а крохотный городок подле него, на улиц пять максимум.

А вот это уже интересно.

— Серьёзно?

— Абсолютно, — он кивнул. — Северный геолого-биологический научно-исследовательский институт перестал существовать аж в пятнадцатом году. Городок, вероятно, тоже. Про него вообще мало что известно.

— Я ничего такого в интернете не находила…

— А ты верь интернету побольше.

[...]

Тундра неоднородна.

Она, как лоскутное одеяло, будто соткана из множества разных В каменистой тундре цветут, окружённые вьющимися лишайниками, белые дриады и розовые рододендроны; в заболоченной тундре можно найти пушицу Шейхцера, которая при цветении напоминает лёгкие комочки ваты; или же можно наткнуться на утонувшую в отмёрзшей мерзлоте забытую давным-давно узкоколейку. Травянистый покров, быстрый и эфемерный, летом прогревался так, что на нем можно лежать, а за гулом ветра слышалось утробное дыхание ледяного моря. Плодоносили шикши и брусники, мягко прогибался под ногами плотный толстый ковёр из мхов, но мне больше были понятны грибы: Stereocaulon alpinum, Flavocetraria cucullata, Peltigera aphthosa, Cetraria islandica — уже, к сожалению, описанные не мной.

Мы выехали утром двадцать седьмого июля. Типичная мохово-осоковая тундра, поросшая змеевиками, копеечниками, грушанками, незабудками, овсяницами, арктополевицами, мятликами, брусниками и дриадами, менялась, чем ближе мы подбирались к морю. В одной из статей я прочитала, что местность, в которую мы следовали, охарактеризовывается как низкие верхнечетвертичные и современные сильно заболоченные заторфованные и заозеренные аккумулятивные плоские морские и аллювиально-морские равнины, сложенные преимущественно песчаными толщами с плоскобугристыми торфяниками.

Я фотографировала и старательно записывала все сколько-нибудь интересные наблюдения в дневник: как менялся растительный покров, какие встретились грибы, где именно они были собраны, как близко прошло стадо северных оленей; упаковывала образцы, подписывала образцы, снова фотографировала, помогала то готовить обед, то мыть посуду… Пару раз помогала с запусками квадрокоптеров для аэросъёмки и поработала оператором, но потом Михаил Сергеевич потребовал перестать отвлекать меня от основных задач.

Работа у даже приарктического миколога, в самом деле, довольно монотонная: основную массу времени я ходила вдоль берега и исследовала остатки приморских галофитов (преимущественно ситника чёрно-бурого и триостенника приморского), собирая все, на которых присутствовали аскокарпы и прочие структуры грибов. Не позднее чем через две недели надо будет их вскрыть, чтобы убедиться, что решительно ничего нового я не нашла; и готова была отчаяться, пока не наткнулась на что-то действительно странное.

Со стороны отдалённо напоминало ржавчину, вот только не на чем было ржаветь — не на растении же; вторая мысль — какая-то из ксанторий или других накипных лишайников, вот только цвет — непривычный, нездоровый и охристо-желтоватый, с металлическим блеском. Я присела на колени рядом, достала пинцет и деликатно прикоснулась к тому, что теперь казалось слизевиком — самая разумная мысль после ксантории. По консистенции напоминало не то пюре, не то желе, не то нечто среднее: пинцет совершенно спокойно, без малейших препятствий, вошёл в плодовое тело, если это можно так назвать, и вышел, не нанеся ни малейшего вреда и не забрав с собой ни кусочка. Слизевики так себя не должны вести.

Сердце забилось быстрее. Неужели я смогу сделать открытие?

Рассказывать я никому не намеревалась: займусь работой тайно, потом выпущу сольную статью… это моя, моя находка. Никто прежде такого не видел. Это моё; и я не позволю украсть мою статью, мою работу, моё открытие, моё имя на чём-то необыкновенно новом, как в один из прошлых разов, как когда я нашла новый вид, а научная руководительница присвоила всё себе.

Такого больше не повторится. Я буду работать тайком.

Вернувшись на биостанцию после длительной прогулки минимум в два километра, я отчиталась Михаилу Сергеевичу об успехах, скрыв, как и планировала, неопознанный слизневикоподобный объект; глаза его загорелись, и мы договорились, что работать я начну до того, как вернёмся в Новоакадемсеверск

[...]

Сидеть до глубокой ночи в лаборатории — явление вполне привычное, особенно когда одержимо строишь карьеру и не думаешь ни о чём, кроме неё; и особенно типично для академии, в отличие от индустрии, где, по моему опыту, переработки не выносили как сотрудники, так и их руководители: вторые потому, что приходилось платить первым больше, а первые потому, что не нанимались на то, чтобы кряхтеть в ламинаре сверхурочно.

Михаил Сергеевич особенно не спрашивал, почему я так долго сижу в лаборатории; только цокнул как-то языком, дескать, а если со мной что случится, то кто же будет отвечать, и попросил хотя бы письменно сообщать о времени прихода и ухода. А то вдруг я упаду в обморок или головой ударюсь вечером в пятницу, но никто не узнает об этом до утра понедельника? Найти остывший труп на полу — такое себе удовольствие, так что, дежурно улыбнувшись, я пообещала, что непременно буду отписываться, и на этом зарождающийся конфликт исчерпался.

Итак, мой объект.

***

НОВЫЙ ВИД СЛИЗЕВИКА В ПРИБРЕЖНОЙ ЗОНЕ КАРСКОГО МОРЯ

А.С. Чедова

Новоакадемсеверский государственный университет имени С.И. Челюскина, Институт проблем освоения Севера, лаборатория морской микробиологии; Россия, 166999, Ненецкий автономный округ, Новоакадемсеверск

e-mail: aschedova@nasgu.ru

При исследовании морской микобиоты растительных остатков в окрестностях Новоакадемсеверской биостанции имени Б.Л. Исаченко были обнаружены многочисленные плазмодии неизвестного прежде вида слизевиков. Остатки приморских галофитов собирали в июле 2026 года в зоне выбросов; работу проводили методами прямого наблюдения. Потенциально новый вид было решено предварительно назвать Ferruginosia chedovae. Новый вид был найден на 11 фрагментах, на остатках приморского растения Juncus atrofuscus (ситник чёрно-бурый) и на фрагментах галофита Triglochin maritima (триостенник приморский). В статье приводятся описания и фотографии находок, а также обсуждается экология и общее распространение данного вида.

Ключевые слова: морские слизевики, растительные остатки, Карское море, новый вид, Ferruginosia chedovae.

Материалы и методы

Материалами для нашего исследования послужили перезимовавшие остатки высших растений, произрастающих в приливно-отливной зоне. Хотя сами эти растения обитают на верхней и средней литорали, их остатки выносятся к верхней границе литорали, в зону выбросов, где они и были собраны. Работы проводили во второй половине июля 2026 года в ближайших окрестностях НБС. Общая длина обследованного участка побережья составила примерно 2 км. На выбранном участке собирали растительные остатки с признаками присутствия нового вида слизевика, помещали их в бумажные пакеты, и не позднее, чем через две недели, проводили видовую идентификацию без инкубации, с использованием бинокулярной лупы и микроскопа. Для большинства образцов растительных остатков удалось установить их видовую принадлежность. Всего было собрано 202 фрагмента таких растительных остатков, на которых был обнаружен ранее не описанный в литературе слизевик.

Результаты и обсуждение

Ниже приведены морфологические описания обнаруженного вида.

Ferruginosia chedovae.

Плазмодий обладает охристо-желтоватым цветом с характерным железным отливом, не типичным для представителей известных видов слизевиков. Вероятнее всего, этот вид может принадлежать кладе миксомицетов, но необходимо провести молекулярно-генетические исследования, чтобы сказать точнее. При сборе материала, по всей видимости, плазмодий был повреждён; и при повреждении он испускает удушливый запах, напоминающий сероводород. Более того, плазмодий представляет собой некоторое подобие неоньютоновской жидкости, однако получить и проанализировать образцы удалось. В приложениях к статье можно ознакомиться с избранными ИК-спектрами, поддавшимися расшифровке, и по ним видно, что образцы содержат значительное количество кремнийорганики, в том числе макроциклической. От тошноты сложно думать, боже, какой же противный запах, меня сейчас вырвет прямо на ноутбук, надо будет попросить разобраться с этой проблемой Фанероплазмодий не имеет выраженной формы, и удалось обнаружить огромный единый организм, который уходил глубоко под землю… Нет, надо по-другому сформулировать. Напиши потом как-нибудь по-другому, это просто глупо. Точную протяжённость плазмодия установить не удалось из-за его значительной величины. Необходимо провести полноценные раскопки вокруг места обнаружения, отмеченного на карте на рисунке 3. Гипоталлус однослойный, окрашенный. Меня сейчас точно вырвет Перидий окрашенный, плёнчатый. Капиллиций из жёлтых сплетений, соединённых гиалиновыми нитями. Споры в массе тёмно-коричневые, почти чёрные, при увеличении охристые с металлическим блеском, шаровидные, мелкошиповатые, небольшие: 6-9 мкм в диаметре. Ну и запах… Всё-таки чихнула в ламинар. Споры разлетелись по всему ламинару. Чёрт. Оно хорошо растет на средах с добавлением чего-нибудь живого, так что я налила своей крови. При вдыхании щекочат нос, но это приятно, прямо-таки волнительно ощущать, как споры стремительно образуют где-то в мозгу пикниды. Нужно дать вдохнуть всем остальным. Распылю в вентиляции биостанции. Им понравится. Или лучше налью в суп на завтрашний обед.

***

ПРОТОКОЛ

патолого-анатомического вскрытия № 109-918

«18» августа 2025 г.

1. Наименование медицинской организации и отделения, в котором наблюдался и умер пациент(ка): Больница Новоакадемсеверского научного центра Российской Академии наук

2. Медицинская карта амбулаторного (стационарного) пациента: №09-2918/а

3. Фамилия, имя, отчество умершего(ей): Ася Станиславовна Чедова

4. Пол: мужской, женский

5. Дата рождения: число месяц год

6. Дата смерти: 10 августа 2025 года, время

7. Место жительства (регистрации) умершего(ей): Новоакадемсеверск, улица академика Бубновой, дом 7, комната 408 (общежитие)

8. Местность: городская, сельская

9. Семейное положение: состояла в зарегистрированном браке, не состояла в зарегистрированном браке, неизвестно

10. Образование: профессиональное: высшее, неполное высшее, среднее, начальное; общее: среднее (полное), основное, начальное; не имеет начального образования, неизвестно

11. Занятость: руководители и специалисты высшего уровня квалификации, прочие специалисты, квалифицированные рабочие, неквалифицированные рабочие, занятые на военной службе, пенсионеры, студенты и учащиеся, работавшие в личном подсобном хозяйстве, безработные, прочие

[...]

16. Дата проведения патолого-анатомического вскрытия: 18 августа 2025 года

[...]

Патолого-анатомическое вскрытие

19. Наружный осмотр тела: рост 172 см, масса тела 92 кг, телосложение тучное, состояние питания неизвестно. Шея цилиндрической формы, средней длины, грудная клетка несимметричная, рыхлая при надавливании, костная и мышечная системы конечностей аномальны, кожный покров: головы — синюшный, волосяной покров изменён и заменён на жёлтую субстанцию, тёплый на ощупь, шеи — синюшная, тёплая на ощупь, груди — синюшный, тёплый на ощупь, туловища — синюшное, тёплое на ощупь, конечностей — синюшные, тёплые на ощупь; трупных пятен нет; выраженность и распространенность трупного окоченения — распространённое, выражено умеренно, состояние естественных отверстий — задний проход разомкнут, есть выделения охристо-жёлтого цвета, наружные половые органы — развиты аномально, выделения аналогичные, операционные раны: нет, следы инъекций и изменения в их зоне — нет. Тело было подвергнуто воздействию организма неизвестного происхождения, описанного А.С. Чедовой: [...]

***

Анастасия Александровна, добрый день.

Как Вы и просили, высылаю некоторые материалы по делу, которое мы обсуждали вчера и в котором, как нам хочется надеяться, изъявите желание участвовать. Ваша необычная экспертиза весьма пригодилась бы нам в поисках. Безусловно, прикладываю исключительно не засекреченную часть файлов: прочие документы смогу выслать только после подписания всех положенных бумаг. Сами понимаете, я не могу разбрасываться сведениями особой секретности по открытым каналам и не связанным с нами договором людьми. Время непростое, и специалисты Вашего уровня нам необходимы, так что, прошу ещё раз, подумайте. Полагаю, Вы найдёте историю А.С. Чедовой… занимательной. Да и не только её.

К письме прикрепляю все имеющиеся у нас на данный момент файлы по А.С. Чедовой, а также три дополнительных. Возможно, Вы слышали про Северный геолого-биологический научно-исследовательский институт — одна из записей как раз связана с ним; это высокохудожественный дневник одного из экспедиторов, чью личность нам не удалось установить в первую очередь потому, что практически все документы о той экспедиции оказались утеряны по некоторым причинам, которые сможем обсудить подробнее, если согласитесь на наше скромное предложение. Кроме того, есть дополнительные материалы к дневнику: фотографии, документы из СГБ НИИ, позаимствованные экспедитором, и рисунки. И, наконец, дневник Антона Ситаева, за которым мы сейчас присматриваем — думаю, Вас не смутит, что этот дневник из 2032 года.

Подумайте, прошу. Уже не как потенциальный коллега, а как друг, нуждающийся в Вашей помощи. В прошлый раз Вы очень помогли нам, когда расшифровали записи про [объект И] и помогли нам серьёзно продвинуться.

С уважением,

А.Д. Радегов.

Прикреплённые файлы: