Бином Ньютона. Глава 11

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
O.S.
Бином Ньютона. Глава 11
Аннотация:
Побывав на свадьбе, Семён жутко переживает, окажется ли прав великий гений науки? Или всё напрасно? Вместе с Ньютоном парень подходит к тому мостику...
Текст:

Немного придя в себя, я заметил, что уже наступила ночь, и из-за небольшой тучки выглянула Луна. Посмотрев на свои часы, мне стало ясно, что до полуночи ещё пара часов. Я побрёл в направлении усадебного дома. Там, на втором этаже светилось, мерцая свечами, окно кабинета Ньютона. Учёный продолжал работать.

Войдя в свою комнату, я хотел переодеться в прежнюю одежду. Хизер отстирала её, даже накрахмалила. Заботливые руки экономки аккуратно заштопали две дырочки на спине моей рубашки. Мне внезапно захотелось с ней проститься. Непреодолимая такая сыновья потребность в тепле матери овладела мной. Я знал, что женщина после свадьбы дочери вернулась к своим обязанностям и находилась ещё в доме, снизу слышался стук посуды на кухне.

Спустившись на первый этаж в кухню, я подошёл к Хизер. Она обернулась и отвлеклась от дел.

– Извините, – тихо сказал я, – мне… я…

– Что с вами? – заботливо спросила она.

– Я…, – комок в горле не дал мне говорить дальше.

Осторожно я обнял её, как свою маму, чуть было не заплакав, словно маленький мальчик в объятиях матери. Она ошарашенно обняла меня мокрыми от кухонных дел руками.

– Спасибо, Хизер, – бормотал я, лёжа на её плече, – спасибо за всё.

– Что с вами? Вы заболели? – спросила она тоном истинной матери.

– Нет, со мной всё в порядке. Не приносите, пожалуйста, мне сегодня молока, я что-то не хочу. Простите меня, если был виноват, – тихо говорил я.

– Ни в чём вы не виноваты, Симон, наоборот. Бог с вами!

Я вышел из кухни, оставив Хизер в полном смятении.

– Бедный мальчик, – донеслись до меня её причитания, – помоги ему, Господь Всемогущий!

Не находя себе место, я дождался полуночи, будучи уже в своей одежде, а ту, что носил почти три недели, сложил на столе. В моей сумке всё было по-прежнему, кроме маминого пирога. Я даже бутылку минералки не открыл. Помимо этого, я положил в сумку букетик невесты, пойманный мной. В моей записной книжке красовались много корявых набросков из сельской жизни.

Услышав за окном ржание кобылы, я глянул во двор. Экипаж уже готов. Сердце сжалось от предчувствия расставания. Собравшись, я вышел из дома. Ньютон уже ждал меня, и, перекинувшись с ним несколькими незначительными фразами, Пит тронул экипаж. Полная Луна плыла по небу, иногда ныряя в небольшие тучки, и было весьма прохладно.

Мы с Ньютоном шли по тропинке к мостику. Пит с зажжённым факелом шёл сзади. Вот перед нами мостик. Всё, как обычно. Во мне начало нарастать разочарование. Луна скрылась за тучей, и принялся накрапывать дождик. Ньютон стоял молча, сосредоточенно глядя в ночную даль тропинки за ручьём. Ожидание, длиной в вечность. Повернув к нему голову, я хотел что-то сказать.

– Ни слова! – его шёпот показался мне громовым раскатом. – Смотрите!

Он направил свой взор вперёд, и я поспешил последовать его примеру. Между нами и мостиком начало проявляться нечто неясное. Словно внезапно плоскость воздуха перед нами дрогнула и зашевелилась, как вертикальная стена водопада. Очертания мостика, тонущей во тьме тропинки и чёрных деревьев по её бокам начали расплываться. Мы оба уже не обращали внимания на усилившийся весьма приличный дождь, а стояли и наблюдали. В дрожащем за прозрачной стеной пространстве ничего разобрать уже стало невозможно. Сплошная хаотичная муть. И тут из этого месива начали прорисовываться чёрные деревья, но чуть иные, тропинка, весьма широкий мост с перилами.

Моё сердце радостно забилось, видимо, я начал улыбаться, потому что Ньютон вдруг тоже впервые за всё это время улыбнулся, посмотрев на меня. Однако, то была грустная улыбка. Я почувствовал – он хотел бы, чтобы я остался, поэтому-то он меня всё это время избегал. Он знал, что я вернусь, был уверен в этом. Мне захотелось ему многое сказать на прощание, но он опередил меня:

– Вам пора, Симон, будьте счастливы. В поместье я всем скажу, что вы срочно уехали, и о вас, скорее всего, забудут, ну, разве что Мэри и Роберт будут вас помнить всю жизнь. Идите с Богом.

У меня защипали глаза, но я справился.

– А Пит?

– Пит ничего не расскажет, а ему я поясню, что божественное проведение указало вам путь. Он поверит, хотя я сам верю, что это так и есть. Божественное проведение ниспослало вас мне. Идите. Прощайте! Вот, возьмите на память.

С этими словами он быстро снял перстень со своего пальца и вложил мне в ладонь. Затем, он зажал мой кулак с перстнем обеими руками.

– Прощайте, Симон, – резко развернувшись, он сделал знак Питу, который сразу пошёл за своим господином.

– Прощайте, сэр Исаак Ньютон! – крикнул я им во след и сделал шаг к невидимой границе времён, надев перстень на средний палец левой руки.

Резкий запах атомарного кислорода ударил мне в нос. Я двинулся дальше. Вот современный ухоженный деревянный мостик, перила. Потом запах дёгтя. Пройдя мостик, я обернулся. Там вдали в дождливой ночной мгле виднелся удаляющийся огонёк факела Пита, а рядом с ним еле угадывающийся силуэт великого человека.

Только сейчас я заметил, что тут дождя нет вовсе. Сияет Луна, но ниже, чем только что там. Я здесь уже был. Но какой сейчас день? Какой год? Надо узнать как-то. Со всех ног я бросился в сторону платформы. Радости моей не было предела. Вдруг тишину не то ночи, не то вечера прорезал родной до боли гудок приближающейся электрички и шум железных колёс на стыках. Вот свет мощного прожектора пробился сквозь деревья, и я выбежал из леса к освещённой фонарями платформе алёниной станции, где сошёл почти месяц назад.

Электричка уже открыла двери, и народ повалил из вагонов, спеша к себе, когда я влетел на платформу. Отдышавшись, я взглядом выбирал людей своей эпохи. Кому бы задать странный, но очень нужный мне вопрос? Вдруг увидел старушку, которая устало ставила тяжёлые сумки на скамейку. Её явно никто не встречал. Она села, отдыхая и набираясь сил перед тяжёлой ношей. Народ быстро рассеялся, и я подошёл к старушке с прыгающим в груди сердцем.

– Здравствуйте, вам помочь? Я могу донести сумки.

– Ой, милок, спасибо, не надо, сейчас мой сын подойдёт. А вот он уже идёт. Спасибо, милок.

Увидев приближающегося человека с другой стороны платформы, я решился:

– Простите, это какая электричка была?

– На двадцать пятьдесят. Ох, припозднилась я сегодня чего-то, милок. Но ничего. Сын встречает…

– А вы не подскажете, какой сегодня день недели?

Старушка подняла на меня удивлённые глаза.

– Суббота.

– А число? Месяц? – я быстро задавал вопросы, получив первый правильный ответ.

– Господи, помилуй, милок! – всплеснула она руками. – Июль, двадцать восьмое.

Её сын приближался.

– Умоляю, вас, год? Скажите, какой сейчас год?

– Внучек, что с тобой, ты болен? Господи боже! Восемьдесят четвёртый, миленький. Что ты? Не пугай так бабушку, пожалуйста.

– Всё в порядке! – радостно воскликнул я. – Спасибо вам, не обращайте внимания, простите меня!

Слегка поклонившись этой старушке, я пустился бегом по плану Игоря Валентиновича. Внутри всё пело:

«Я вернулся!!! Я вернулся!!!»

Значит, только что прошла электричка, на двадцать минут позже той, которая привезла меня сюда тогда. Эта треть часа для меня растянулась на двадцать девять дней.

Вот мост, Боже правый, современный мост. Граница времён исчезла. Дальше другая тропинка и другая дорога, гораздо ближе. Фонарные столбы, свет. Дачные дома современной эпохи. На улице никого. Я бежал и бежал. Небольшой поворот, и вот вдалеке под тусклым светом фонарного столба я увидел, как переминалась с ноги на ногу Алёна, высматривая, видимо, меня.

– Сеня! – крикнула она, завидев меня, и помахала рукой.

Я крикнул ей в ответ и припустил ещё быстрее. Через несколько мгновений я был рядом с ней. Меня обуяла такая радость, что, подхватив Алёну за талию, я привлёк её к себе и поднял от земли. Она не сопротивлялась, но удивлённо смотрела на меня.

– Алёна, я… Алёнушка… – говорил я взахлёб, восстанавливая дыхание после бега.

И тут меня прорвало. Я вывалил ей всё про свои к ней чувства, про свою любовь. Про то, как увидел её впервые тогда зимой у зеркала, про то, как ждал её целый месяц, как следил за ней. Она шептала, что тоже давно меня любит, но всё не решалась признаться. Я поставил её на ноги, не отпуская из объятий. Впервые наши губы встретились. По-настоящему, по-взрослому…

Сбоку раздался кашель. Алёна повернула голову и отскочила от меня, как от огня. У открытой калитки дома их дачи стоял её отец. Алёна пулей пролетела в калитку и скрылась в темноте сада.

– Здравствуй, Семён, – весьма строго поздоровался художник, – я смотрю, ты нашёл дорогу.

– Здравствуйте, Игорь Валентинович, – на моё удивление, я сказал это твёрдым и уверенным тоном, но ничуть не наглым, – да, спасибо, ваш план точный и перепутать я ничего не смог бы.

– В тебе что-то переменилось, – он прищурил глаза, склонив голову набок, – ты стал более уверенным, я бы сказал, даже старше.

– Вы всё видели и слышали? – догадался я, говоря спокойным голосом.

Я не боялся его, не боялся его возможного гнева, его праведного отцовского гнева. Мне придавала уверенности ответная любовь Алёны, и мне всё было нипочём, я готов отвечать за свои поступки.

– Да, уж…

Его тон был не то, чтобы снисходительный. Став случайным свидетелем первого признания своей влюблённой дочери, он не стал этому противиться, он понимал неизбежность этого рано или поздно.

– Однако, – продолжил он, – ты меня удивил. Не стушевался, не поджал хвост, а ведёшь себя, как мужчина. Браво! Ты знаешь, я художник, а поэтому вижу чувствами. Я вижу чувства своей дочери к тебе и верю в их искренность. Теперь я вижу и твои чувства к моей Алёне, и также верю в их честность. Но! – он многозначительно поднял указательный палец кверху. – Это не значит, что теперь вам позволительно всё. Ты меня понял?

– Я слишком люблю Алёну, чтобы причинить ей страдания, – выдерживая его взгляд, сказал я, – ради неё…

Тут я осёкся, чуть было не сказал, что вернулся в наше время ради Алёны, но вовремя одумался и продолжил:

– Ради неё я готов абсолютно на всё и даже больше, поверьте мне.

– Верю, Сеня, верю, но помни, ты пообещал не причинять ей страдания.

– Я обещаю.

– Ладно, – теперь его голос приобрёл подбадривающий тон, – беги к ней, а то она уже извелась за целый день. Места себе не находит. Бегает тебя встречать, едва заслышит шум электрички. Ни одной не упустила, всё тебя пропустить боялась. Ух, и вскружил ты моей дочери голову! Да и сам ты от неё без ума. Беги, только, теряя от любви голову, не теряй головы. Ты меня понял. Давай!

Его речь оказалась очень доверительной, хотя можно было ожидать трёпки. Её отец был удивительным человеком. Впоследствии мы очень сдружились и, фактически, он заменил мне отца, а я стал ему сыном.

После чая со всей её семьёй, я, на ночь глядя, пошёл гулять с Алёной. Там на прогулке, всё без утайки я и рассказал ей. Абсолютно всё. Удивительно, но она мне сразу поверила. Алёна сказала, что это всё объясняет. Объясняет, почему я был мокрый, как после дождя, хотя здесь дождей нет уже несколько дней. Ей понятно теперь, почему от меня пахнет сеном, парным молоком и дымом, почему у меня появился вдруг странный акцент, который заметила только она, почему внезапно пропала моя робость и нерешительность, а также, почему откуда-то у меня на пальце старинный перстень.

Вот растяпа, я забыл снять его с пальца! Все обратили внимание на это, но не подали вида, а я о нём позабыл в радостном порыве встречи и признаний.

– Как-нибудь объясню потом, это сейчас не главное, – сказал я Алёне, когда мы подходили к калитке дома, – главное я скажу тебе сейчас.

– Ты не всё ещё мне рассказал? – её голос был нежен и заинтересован.

– Алёна, я остался бы там, если бы…, – я остановился и, развернув её к себе в свете уличных фонарей, заглянул прямо в глаза, – если бы не ты. Я вернулся только к тебе! Ввернулся только из-за тебя! Вернулся только из-за любви к тебе!

Набрав побольше воздуха грудью, я резко выдохнул и произнёс:

– Алёна, ты теперь смысл моей жизни, выходи за меня замуж.

Она не ожидала этого совсем и опешила.

– Нет, – продолжал я, – не сейчас, не завтра. У нас впереди Университет, учёба. Мне достаточно знать, что ты согласна, а дальше мы сами решим, когда позволят обстоятельства. Не отвечай, не сейчас. Я подожду. Я готов к этому. Хочу состариться вместе с тобой и разделить с тобой всю свою жизнь. Идём, уже очень поздно. Твои все спят, наверное.

Мы вошли в калитку и тихонько поднялись на крыльцо. Дверь предательски скрипнула, и мы очутились на веранде, где лежала на скамье оставленная мной сумка.

– Погоди, – шепнул я, – у меня для тебя есть подарок.

С этими словами, я нащупал выключатель, включил свет и вынул из сумки букет Мэри.

– Вот он, – протянул я Алёне этот букетик, – тот самый, про который рассказывал. Знаю, ты не любишь сорванные цветы, я тебе обещал больше не дарить такие, но это особый случай. Этим цветам уже триста восемнадцать лет и вообще, антиквариат. Шучу. Они свежие, понюхай. Они пахнут той эпохой, но запах скоро пройдём, а цветы увянут. Но давай его засушим, как в гербарии. Это символ. Пусть он сохранится у нас с тобой навсегда.

Она взяла букет, осмотрела его и понюхала. По её лицу я понял, что аромат был чудесный и ей очень понравился.

– Да, – тихо сказала она.

– Что да? – не понял я.

– Я согласна стать твоей женой. Но не сейчас. И я тоже хочу прожить с тобой всю жизнь, ведь я люблю тебя!

+8
17:06
84
Как всё хорошо! thumbsup
Приятная пара. Наверное опять, что-то назревает…
20:54
+4
Спасибо Вам. Вы правы, повесть близится к концу…
22:29
+4
Здорово, приятные герои, добрый сюжет — люблю счастливые финалы) хоть ещё и не финал, я так понимаю.
23:18
+3
Спасибо Вам. Да, ещё не финал – впереди третья смысловая часть повести.

Рекомендуем быть вежливыми и конструктивными. Выражая мнение, не переходите на личности. Это поможет избежать ненужных конфликтов.

Загрузка...