Визуал

— Если ты вместо десятых джинсов с нитками, загрязняющими желудки раков, покупаешь сотый набор милых стикеров, биоразлагаемую маечку и неизвестно какой по счёту дизайнерский шоппер для экологичных походов по магазинам, это не означает, что ты становишься Матерью Природы. Это означает только то, что тебе успешно придумали пару новых проблем и кучу решений к ним. — Стройная блондинка неопределённого возраста, чаще называемого бальзаковским, с видимым отвращением покрутила в руках сложенную вчетверо сумку-шоппер с логотипом известной косметической фирмы. Покрутила и уронила обратно, на простенький диван, обитый синим велюром. — Тридцать лет ты маешься этими глупостями. Не надоело?

— Это не глупости. Это забота. И верни руку на место, Котя.

Собеседница блондинки, названной Котей, была практически скрыта огромным — и редким! — деревянным мольбертом, стоящим точно в центре комнаты. За её спиной валялись на полу, висели на стенах и едва умещались на этажерках бывшие и будущие герои первого плана, скромные труженики фона и несчастные, купленные под влиянием момента и не имеющие ни единого шанса попасть на картину. Стена напротив мольберта была превращена в огромное панорамное окно, обрамлённое сверху чёрной рулонной шторой. В хорошую погоду из окна виднелся и Дон, и озеро на его правом берегу, и даже самые высокие крыши Батайска. В плохую — вид был не менее живописным, но получался исключительно с помощью фантазии смотрящего.

— Так я же её и не двигаю. — Котя на всякий случай повернула голову налево — туда, где на огромном кристалле лежала её раскрытая ладонь и чудом удерживающееся на ней огромное красное яблоко.

— Это тебе так кажется. Ты двигаешь левую, и вместе с ней непроизвольно дёргается правая. Не шевелись, в общем. — Художница нервно притопнула обутой в простой серый кроссовок ногой. — Лучше бы ты залезла в метавселенную, как я сразу предложила. Молчала бы и сидела смирно.

Блондинка попыталась расхохотаться, но быстро вспомнила о том, что на нужную позу влияют даже самые неочевидные вещи, и ограничилась искренней улыбкой.

— Ты, Крысик, всё равно услышала бы от меня это рано или поздно. А метавселенные я так и не научилась любить.

Разговор закончился сам собой. С полчаса художница усердно работала, изредка произнося что-то вроде «угу» весьма довольным тоном. Затем быстро и очень небрежно проговорила:

— Я вчера у офтальмолога была.

Котя судорожно вздохнула и приоткрыла рот, ожидая продолжения рассказа. Но Крысик молчала, ожесточённо притопывая ногой.

— Ты мне скажешь, что тебе сказали, или будешь ждать, пока я сама что-то придумаю?

— Из понятного — только то, что нужен и имплант, и какая-то точечная модификация левого глаза. Типа организм привык уничтожать ткани правого, теперь нужно что-то аккуратно подправить, чтобы он не продолжил по накатанной. Ну знаешь, такой боксёр, который с первого удара вырубил противника, но уже начал второй, и сейчас порадует рефери, который стоит за ограждением.

— Я поняла, о чём ты говоришь. Что собираются править: ткани глаза или что-то в иммунной системе? — Котя облегчённо вздохнула: она опасалась, что всё закончится намного хуже.

— Даже запоминать не стала. Всё равно не пойду. Так что радуйся: твоя рука с яблоком жертвы может стать последней работой Кристины Абрамян!

— Что?! Но… — Первым побуждением Коти было вскочить с дивана и заявить, что никакого позирования не будет до тех пор, пока Крысик не выполнит все положенные манипуляции. Но потом Екатерина Рыжова, сорокадевятилетняя управляющая городской сети модных робрестов, взяла себя в руки. Задев в Крысике художника, можно было добиться только одного: моментального прекращения общения без права на помилование. Нужно было действовать тоньше. — Ладно, давай, как сегодня закончишь, пойдём куда-нибудь выпить кофе, и ты мне всё нормально объяснишь.

Примерно через час Кристина — среднего роста брюнетка с крупными чертами лица и неожиданно зелёными глазами — вышла из-за мольберта.

— Не хочу никуда идти. Давай лучше тут посидим. — Дождавшись кивка подруги, она громко скомандовала в пустоту. — Робби, две чашки капучино и картошек пять к кофе. Как раз переоденусь, пока электронный дармоед всё сделает.

Катя фыркнула: после особо глубоких погружений в работу её подруга обычно оказывалась перемазанной краской в самых неожиданных местах. На сей раз когда-то белое платье- рубашка выглядело так, словно художница Абрамян писала картину не кистями, а буквально всем телом.

Из кухни вкусно запахло свежесваренным кофе. Кристинка вынырнула из соседней комнаты в таком же платье-рубашке, но чистом, и Котя последовала за ней, лениво раздумывая: обновляла подруга сегодня мозги Робби или не обновляла.

— Ах ты тупая железная тварюшка!

Услышав беззлобную выразительную ругань Крысика, Катя ускорила шаг. И через несколько мгновений, войдя в маленькую сиренево-серебристую кухоньку, убедилась: Робби получил обновление этим утром. На круглом стеклянном столе стояли две высокие узорчатые кружки — привезённый откуда-то из Средней Азии подарок Крыскиного брата. А между ними, на расписном керамическом блюде, высились сложенные аккуратной горкой пять тщательно вымытых картофельных клубней.

Хотя сегодняшний день и не располагал к веселью, но Катерина не выдержала: расхохоталась от души, уткнувшись в плечо подруги. Через мгновение смеялись уже обе женщины, под вежливо-обезличенное:

— Хозяйка, Робби сделал капучино и подготовил пять картошек к кофе. Должен ли Робби сделать ещё что-то?

— И как мой дармоед это учудил? Я же помню, что вносила картошку в список исключений.

Промах робота был должным образом зафиксирован, чтобы вечером оказаться в сетях и личных журналах метавселенных, картошки крахмальные — заменены картошками бисквитными, и подруги наконец-то приступили к кофепитию. Кристина, закинув ногу на ногу, задумчиво рассматривала сложенные манипуляторы, которыми система умной кухни и совершила акт вандализма, заменив пирожные овощами.

— Сегодня среда, а по средам у всех моделей Робби обновление. — Катя легонько пожала плечами. — Иногда во время обновлений слетают пользовательские списки, вот и всё. Но получилось круто. Так почему ты не хочешь лечить глаза?

Кристина скривилась и машинально провела пальцами по длинному куску искусственной кожи, закрывающему опустевшую глазницу.

— Страшно. Новые не отработанные технологии, экспериментальные схемы лечения. А вдруг хуже будет?

— Кристина! Я не специалист в истории, но всякую фигню в рот и черепа ещё какие-то обитатели Южной Америки вставляли. Геномное редактирование, конечно, не так давно используют, но тоже не вчера открыли. И потом, ты ведь можешь почитать отзывы, поискать людей, которым это делали. Пара дней на раздумья у тебя ведь есть?

Кристина сложила большой и указательный пальцы кружочком и приложила к здоровому глазу, рассматривая в получившуюся «лупу» серьёзное лицо подруги.

— Котя, напомни, сколько уже было скандалов с пластическими клиниками, которые пациентов себе тупо генерили? Ты продолжаешь верить отзывам?

— Так то частники были, их проверяют уже после скандала. А глаза ты будешь лечить в государственном центре, им-то кто даст пациентов и отзывы генерить? — Катя откинулась на спинку стула, принялась слегка раскачиваться, отталкиваясь от пола ногой в ярко-зелёном носке. — Что-то врёшь ты мне, подруга, не в отзывах дело, да?

— Да. — Кристина опустила голову и принялась медленно водить пальцем по столу, вырисовывая бесконечные прямые линии. Катя молча ждала, сложив руки на груди. Наконец, Кристина вскинула голову и, со слезами в голосе, практически выкрикнула в лицо подруге. — Один глаз — имплант, второй – генная модификация! Вроде как и не человек больше! А я художник, я должна видеть и видеть так, как видела всегда! Да лучше уж научиться писать вслепую!

— Теперь я понимаю. — Катя плавно соскользнула со стула, присела на корточки возле подруги, заглянула ей в лицо. — Ты можешь поискать людей, которые уже прошли подобную процедуру, спросить, как им живётся и чувствуют ли они себя изменившимися. Думаю, пары человек будет достаточно.

— Глупо. — Кристина всхлипнула и бережно промокнула здоровый глаз от слёз. — Но я попробую

***

К вечеру, заново отредактировав список исключений Робби и добавив пару штрихов к яблоку жертвы, Кристина добралась до создателя реальностей, как она иногда называла мощный компьютер с VR-комплексом. Даже зная, сколько призрачных копий и несуществующих личностей бродит по закоулкам метавселенных, начинать поиски обладателей имплантов всё равно стоило оттуда.

Первым делом она зашла в саму популярную, «Мечталию», отличающуюся от остальных более строгим следованием законам реального мира. Не в том смысле, что жители были обязаны выбирать себе имена и облики, хотя бы частично перекликающиеся с реальными, — нет, «Мечталия» тоже была переполнена неестественно тонкими красотками (могу себе позволить поддерживать фигуру безо всяких дурацких тренировок!) и превосходящими их чуть ли не в два раза красавчиками. Но легионы Аттилы здесь дома не штурмовали, и грозные седобородые маги не гоняли фаерболами то ли драконов, то ли птеродактилей, то ли их невозможных гибридов.

Для близких здесь существовал маленький домик на опушке леса, обставленный в стиле Беатрис Поттер, и куда более молодой аватар с очевидно крысиными очертаниями носа и подбородка — Кристина любила своё школьное прозвище. Виртуальный же дом художницы Кристины Абрамян (только настоящее имя, только истинное лицо) был кристаллом. Огромный, строго огранённый «багетом» алый камень в верхней части раскрывался в девять лепестков лотоса, тоже алых и огранённых. Иногда Кристина проводила здесь перфомансы, договариваясь с композиторами или скульпторами, иногда — выставляла какие-то из своих картин, подвешивая их к лепесткам так, чтобы праздношатающиеся по виртуальности люди не могли их не увидеть.

Когда выставок не было, на лепестках висели чужие картины, графика и модели скульптур из тех, что нравились самой художнице. Теперь самое заметное место заняло огромное аудио-визуальное объявление: «Кристина Абрамян срочно ищет человека, больше пяти лет живущего с имплантом руки, ноги или глаза, а так же — перенесшего успешное геномное редактирование. Связь — внутренняя».

Первая сотня ответов, шурша разноцветными перьями (Кристина предпочитала почтовую визуализацию птиц), влетела прямо сквозь стену дома буквально через несколько секунд после публикации объявления. Крысик позволила алгоритму уничтожить откровенный спам и сообщения с текстом типа «зачем тебе всякие калеки, лучше полюбуйся, что у меня есть» и принялась просматривать оставшиеся. Птицы по очереди слетали к ней в руки и превращались в свитки толстой пергаментной бумаги.

Большая часть писем была предсказуема и однообразна: их авторы в красках описывали свои импланты и процедуры и обещали стать наилучшей моделью из всех, с которыми когда-либо работала госпожа Абрамян. Ещё в парочке оказалась хитро закодированная реклама, и пару секунд Кристина потратила на то, чтобы проморгаться от увиденного. И только одно: короткое, лаконичное и не очень-то вежливое показалось Кристине достойным внимания.

«Я потерял ногу двадцать шесть лет назад и с тех пор живу с протезами разных типов. Если Вам нужна моя история для того, чтобы рассказать её кому-то такому же, то я готов. Если вам нужно что-то типа натурщика, то будем считать, что я Вам не писал».

— Ответить отправителю, что мне нужна история, и я хочу с ним связаться. И я готова гарантировать конфиденциальность, если это нужно.

Пару часов Кристина бродила по «Мечталии», разглядывая выставки коллег и надеясь, что аккаунт с адресом «Чайка 229» наконец-то ответит. Но Чайка молчал. Зато пришло ещё одно нестандартное письмо, заставившее виртуальные брови художницы удивлённо приподняться. После многословного излияния о том, как автор любит и почитает творчество госпожи Абрамян, была всячески выделена фраза: «Для чего бы вы ни интересовались имплантами и модификацией генома — умоляю, выслушайте сначала меня!»

К письму было приложено верифицированное приглашение в дом, и Кристина, предварительно перепроверив его, переместилась по указанному адресу.

Дом Людмилы Васильевой стоял в одном из безликих бесплатных районов «Мечталии» — с красивыми, но однообразными архитектурными скинами, обязательными рекламными жителями и ненавязчивым, но неотключаемым музыкальным сопровождением. Дверь плавно отворилась, стоило Кристине только протянуть руку — её здесь явно ждали.

— Вы так быстро! — Аватар Людмилы явно не отражал её реальную внешность, больше напоминая валькирий из постановок Вагнеровских опер. — А у меня перерыва ещё час, как раз всё рассказать успею!

Хозяйка дома не без изящества устроилась на краю деревянного кресла в старинном стиле, кивнула гостье на соседнее и, не дожидаясь, пока Кристина устроится, принялась рассказывать.

— Моя дочь, очень хорошая девушка, но совсем глупенькая, недавно вышла замуж. Муж её мне, конечно, не нравится, ну да ладно, я его и в реальности-то не видела, живут и ладно. Так вот, ребёнок у них был, девочка. И, месяце на четвёртом беременности, дочке сказали, что у ребёнка какая-то аномалия развития — что-то с митохиондриями, что ли. И что она или родится мёртвой, или умрёт в течение первого года жизни. Но вроде бы можно было быстренько что-то там в этих самых митохиондриях изменить, и малышка родилась бы живой и здоровой.

Аватар замолчал и закрыл глаза — видимо, где-то в реальности Людмила Васильева пыталась совладать с эмоциями.

— Я очень-очень сочувствую вам и вашей дочери. Вмешательство не успели провести, да?

— Если бы. — Аватар вздрогнул, включаясь. — Они согласились на вмешательство, всё провели, получили даже квоту на крутой столичный центр. Дебилы!

— Вмешательство оказалось неудачным?

— Можно и так сказать. Девочка родилась здоровой, росла как все, но… Это сложно объяснить, но её словно отторгала реальность, понимаете? Она падала там, где не падал бы кто-то другой, оказывалась на волосок от гибели так часто, что это никакими совпадениями не объяснить. Наконец, на неё опрокинулась кипящая фритюрница — закрытая, стоящая в специальном безопасном коробе!

Аватар снова застыл. Кристина почувствовала, что замирает тоже: она совершенно не поняла, как именно по мнению Людмилы были связаны модификации плода и опрокинувшаяся фритюрница, но очень боялась услышать продолжение истории.

— Увы, я не знаю, жива ли моя внучка, — дочь разорвала общение сразу после этого случая. Но я много читала, нашла посвящённые этому труды и даже одну маленькую метавселенную. Понимаете, мы ведь все так или иначе выделяем электричество: мало, но для каждого его рисунок, если можно так выразиться, уникален, раньше его называли аурой. И он становится частью общего электрического поля Земли. Но те, у которых ДНК чем-то изменено, они выделяют иное электричество, иные — резонирующие с общими — волны! И общее поле Земли стремится от них избавиться! Не потому, что они плохие — нет, конечно! Просто резонанс. Вы понимаете меня? И с носителями имплантов происходит примерно тоже самое, но их хотя бы снять можно.

— Кажется, я не совсем понимаю… — Кристина замялась, подбирая слова, но Людмила решительно перебила её.

— Вы ведь знаете, что мозг человека работает благодаря слабым электрическим импульсам? И мышцы сжимаются и разжимаются благодаря им же?

Кристина честно задумалась. Школьный курс биологии, благополучно не задержавшийся в голове больше тридцати лет назад, что-то подобное точно упоминал. К тому же, существование таких исследований, как ЭКГ и ЭЭГ, косвенно подтверждало правоту Людмилы.

— Допустим. Но как это связано с геномными модификациями?

— В ДНК закодированы все особенности нашего организма — и электрический фон тоже. Представьте себе что-то вроде кубика-рубика, в котором одна деталь не квадратная, а круглая. Будет он нормально собираться? Нет. Ну вот и человек также. А ДНК наше, естественно, подстроено под условия жизни на планете, под электрическое поле, в том числе. И когда появляется такой вот человек, он резонирует с окружающим пространством, и его вроде как выдавливает.

Где-то сверху ударил колокол. Крысик вздрогнула, немного заворожённая страстными словами Людмилы, та же вдруг вскочила с кресла.

— Ох, простите меня, перерыв заканчивается! Я пришлю вам адреса и подборки, о которых говорила, почитайте ещё сами.

— А, да, конечно. — Кристина уже почти открыла дверь, как вдруг вспомнила, о чём ещё хотела попросить Васильеву. — И какие-нибудь данные дочки тоже пришлите, пожалуйста.

***

Сообщение с адресом метавселенной «Истинна», подборкой книг без выходных данных и скудной информацией о дочери Людмилы пришло довольно быстро — Кристина не успела просмотреть и половины новых писем. Однако ни регистрироваться в «Истинне», ни качать книги она не стала — привычка «считать пальцы», оставшаяся ещё со времён первых нейросетей, подсказывала: сначала стоит найти Славскую Дейнерис Ильиничну, в девичестве Васильеву. Найти, узнать от неё о судьбе девочки, а потом решать, стоит ли знакомиться с теориями её матери. Если, конечно, Людмила Васильева со всей её историей — не рекламный нейрожитель «Мечталии».

К утру следующего дня вся необходимая информация уже обнаружилась в личной почте Крысика. Дейнерис Ильинична Васильева действительно существовала, имела мать — Людмилу Андреевну Васильеву и отца — Илью Николаевича Васильева. Около пяти лет назад она вышла замуж за Славского Ратибора Валерьевича, чуть позже родила Лиану Ратиборовну Славскую. Полгода назад семья приобрела и зарегистрировала на троих квартиру в Благовещенске.

Пару часов лень и подозрительность боролись за право определять дальнейшие действия Крысика. Наконец победила подозрительность, и художница забронировала билеты на ближайший рейс Ростов-Благовещенск, обратные билеты с открытой датой и первый попавшийся симпатичный отель в центре города. Публичных жителей метавселенной или страниц в соцсетях у семьи не было (оно и не удивительно), но Ратмир работал на крупном российско-китайском химическом комбинате и пару месяцев назад засветился в виртуальном гиде для студентов с реальной внешностью и указанием должности. С точки зрения «пылесоса»[1] этого было достаточно, чтобы дважды попытаться поговорить с человеком.

Ни перелёт, ни город Кристине толком не запомнились. Обширное многолюдство аэропорта сменилось замкнутым многолюдством самолёта, выплеснувшись, наконец, почти что в широкий величавый Амур. Потом было мелкое белое такси-автопилот, сплошь стеклянная башня отеля и, наконец, долгожданный звонок в пиар-отдел комбината.

— Доброе утро. Ратибор Славский, ведущий специалист. Чем могу помочь?

— Добрый день. Кристина Абрамян, художница. Дело в том, что я недавно познакомилась с вашей тёщей, и она рассказала мне об одной теории насчёт геномных модификаций и имплантов. Так уж получилось, что мне очень важно узнать, что именно произошло в вашей семье, и насколько может быть права Людмила. Вы не могли бы встретиться со мной в любое удобное для вас время? Выбор места тоже за вами.

— Ну хоть жене не позвонили. — В трубке приглушённо выругались. — Возле комбината есть кофейня «Мандарин», буду ждать вас там в тринадцать ноль пять. Мой обеденный перерыв длится полтора часа, так что поговорить успеем. Имейте в виду — это исключительно ради того, чтобы вы не приставали к жене и дочке. Ясно?

— Ратибор, поверьте, я действительно не собираюсь вредить вашим близким и очень нуждаюсь в этом разговоре.

Кристина хотела добавить ещё что-нибудь, но не успела придумать, что именно — Ратибор отключился, шепнув перед этим что-то похожее на «Довстречи». До назначенного времени оставалось еще два с половиной часа, ехать от отеля до кафе нужно было всего сорок минут, гулять по городу не хотелось совершенно, и Кристина отправилась в «Мечталию». Точнее, в её упрощённую версию, доступ к которой можно было получить с умных очков и прочих портативных устройств.

Поток ответов — по большей части хамских или бесполезных — уже стих, на жёрдочках сидели всего лишь несколько птиц от коллег и друзей. И, к огромному счастью Крысика, долгожданный ответ от Чайки.

«Чтобы каждый из нас был уверен, что разговаривает с реальным человеком, предлагаю Вам встретиться лицом к лицу, так сказать. Я живу и работаю в селе Свердликово, на выходных могу приехать в какой-нибудь крупный город в пределах трёхсот километров от дома. Жду ответ с предпочтительными датой и местом встречи».

Прежде, чем ответить, Кристина внимательно изучила расписание местного аэропорта и заказала билет в Курск: возвращаться в Ростов уже не имело никакого смысла. Затем отправила письмо с предложением встретиться в ближайший четверг в удобное Чайке время в какой-нибудь приличной кофейне. И только собралась снять очки и всё-таки немного пройтись по городу, как вставленный в ухо динамик шепнул:

— Входящий вызов от Коти. Автоподключение — через десять секунд, для сброса скажите «нет».

— Крысик, я нашла тебе отличного человека!

Несколько мгновений Кристина соображала, о чём говорит её подруга, но так и не смогла придумать ничего правдоподобного и осторожно уточнила:

— Зачем?

— Чтобы лично рассказать о том, как живётся человеку с геномными модификациями. Моя старшенькая же в центре управления МНЛС стажируется, а тем, кто на Луне работает, или вообще долго подвергается действию микрогравитации и космического излучения, последние годы стали что-то корректировать в геноме. Ну и, узнав о твоих затруднениях, Ларочка вспомнила, что один из ребят как раз в Ростове живёт. Так что жди нас на чашечку кофе, лучше в это воскресенье. Как раз пообщаетесь, и в понедельник сможешь вернуться к врачу.

— Это как поговорим. Но за человека спасибо, ты лучшая! Жду в воскресенье с одиннадцати!

— А как мы можем поговорить? — В голосе Коти на мгновение появилось недовольное удивление. — Ну расскажет он, как проходил процедуры, как себя чувствует сейчас, ты убедишься, что есть реальные люди, которым операции помогли выздороветь, не расчеловечив их при этом. Доча говорит, что этот Михаил ну до невозможности добрый, отзывчивый и всё в этом роде.

— Да я тут с одной женщиной случайно познакомилась, в «Мечталии». Точнее, не случайно — искала, с кем бы поговорить о имплантах, ну и нашла. И она такую интересную теорию выдала…

В динамике раздалось оглушительное шипение, словно на раскалённую поверхность разом вылили пару вёдер ледяной воды, и Котя буквально взвыла:

— Эта железная тварь вывалила во фритюрную ёмкость картошку с водой! А на этой точке техник заболел! Перезвоню!

Крысик, не сдержавшись, хихикнула: стрит-фуд, который готовили исключительно роботы, до одури обожала молодёжь и особо прогрессивные представители старших поколений. Но лихорадочно-притягательное сияние киберпанка оставалось исключительно в залах и на вешних вывесках — на кухне же чаще всего происходило что-то вроде дурдома для роботов с единственным человеческим психиатром.

Пока очередное белое беспилотное такси мчало её к «Мандарину», Кристина лениво любовалась в окно видами Амура: ледяная лапа отчаяния, всё это время сжимавшая её сердце, на мгновение ослабила хватку. И всё стало чудесным: блестящее на солнце текучее серебро воды и обрамляющие его здания, парящие над рекой большие воздушные шары в виде человеческих фигур и расплывчатые силуэты больших стрекоз над ними. Заинтересовавшись, Кристина высунула голову в открытое окно: все эти шары выглядели подозрительно реалистично и изысканно, словно кто-то из коллег решил провести в городе необъявленный перфоманс или какую-то рекламную акцию.

Увы, разглядеть что-то одним глазом, да ещё и лишающимся постепенно работоспособности, оказалось невозможно — слишком высоко летали фигуры. Можно было достать из сумочки умные очки и увидеть всё в деталях, с увеличением, но настрой уже потерялся. Кристина резко закрыла окно и не глядела в него до самого конца поездки.

Не заинтересовал её и «Мандарин»: заказав бариста последовательность кофе и десертов, Кристина устроилась у самого далёкого от входа столика и сосредоточенно уставилась в стену. Так она и просидела чуть меньше часа, изредка отвлекаясь на появляющиеся на столе сладости и приносящего их парнишку.

— Это вы — художница, которая звонила мне утром?

Ратибор, высокий, нескладный и до мелочей похожий на своего виртуального двойника, появился у столика ровно в тринадцать ноль-ноль. Заложив руки за спину, он неодобрительно смотрел на Кристину сверху вниз, словно ожидал увидеть кого-то другого.

— Да, Кристина Абрамян — это я. Присаживайтесь. Заказать вам кофе?

— Нет. Вы можете пить и есть всё, что захотите. — Ратибор устроился на стуле напротив: прямой, как палка, и такой же шершавый. — Для начала напомню: единственная причина, по которой я согласился на разговор — опасения, что вы всё-таки доберётесь до моих девочек. Поэтому я отвечу на все ваши вопросы, но только после того, как вы пообещаете удовлетвориться полученными от меня сведениями. И не передавать тёщеньке информацию о том, где и как мы сейчас живём.

— Обещаю. — Кристина приложила все усилия, чтобы её тон оставался если не вежливым, то хотя бы нейтральным: открытая враждебность собеседника неимоверно раздражала. — Расскажите, пожалуйста, историю рождения и жизни Лианы. Ей проводили какое-то геномное вмешательство ещё до рождения, верно?

— Проводили. У неё была патология, крайне редкая, безымянная, но хорошо видная при заборе клеток из околоплодной жидкости. Что-то вроде того, что она получила двойной набор митохондрий, и они как-то конфликтовали между собой. Или может быть одни из них что-то атаковало…Точно не скажу, не силён в медицине. Пришлось ей ещё до рождения вводить какую-то хитрую штуку, которая всё исправила. У Лианки по-прежнему осталось два типа митохондрий, но теперь они живут дружно. Потом она родилась и, в общем-то, всё необычное на этом закончилось. Живёт себе, растёт, образовывается, как все девчонки её возраста.

— Людмила говорила, что с самого рождения мир словно бы стремился отвергнуть её — несчастные случаи, всякое такое. И вроде как ещё была какая-то история с фритюрницей, которая не могла опрокинуться, но опрокинулась… — Кристина замерла, буквально впившись взглядом в лицо Ратибора.

— Дал же Бог тёщеньку. — Мужчина скривился, словно проглотившая лимон акула из старой детской книжки. — Вот поэтому мы и сбежали, чтобы Лиана всю эту чушь не слышала. Представляете, заявить четырёхлетней девочке, что она теперь мутант и таким не место на Земле?

— Тут она не права, конечно. — Кристина покачала головой, стараясь ничем не выдать охватившего её недоверия. Ну какой вменяемый человек может выдать такое родной внучке? А вот выдумать что-то подобное, чтобы оправдать собственное несогласие с матерью жены — запросто. — Но не могли бы подробнее рассказать обо всём этом?

— Да что тут говорить? Мы с Деней были молодые, глупые и очень восхищённые тем, какая сообразительная у нас дочка растёт. Ну и там недоглядели, там ум и осторожность переоценили. И не полная фритюрница на неё упала, а выплеснулось немного кипящей воды— ребёнок эксперимент проводил, пока мама отвернулась, кидал в кастрюльку всё, что под руку попадётся. За три дня на ноги поставили, даже шрамов не осталось. Но кто б тёщеньке это объяснил? И то: бабушку благополучного ребёнка никто жалеть не будет.

— И всё же? Ну хоть пару примеров, самых из ряда вон выходящих.

Ратибор тяжело вздохнул, покачал головой и медленно, точно маленькому ребёнку или умственно отсталому взрослому повторил:

— Не было ничего «из ряда вон выходящего», понимаете? Если шустрый малыш учится переворачиваться на кровати, а не в манеже, то в том, что он упал, виноваты гравитация и родительская неопытность, а не мифические всепланетные электрические поля. И в том, что оконная ручка сломалась именно в тот момент, когда Лиана пыталась добраться до птички на подоконнике. И в падении с двух поставленных друг на друга табуреток — тоже. Да, мы с Дени — идиоты, но Людмилу это гением не делает. Дошло? — Ратибор резко встал со стула, затем кивнул. — На этом попрощаюсь. И не забывайте о своём обещании.

Дверь кофейни захлопнулась с таким грохотом, что даже бариста удивлённо поднял голову из-за прилавка. Кристина задумчиво проводила взглядом шагающую мимо окон нескладную фигуру: пока что Людмила казалась более заслуживающей доверия, чем её психованный зять.

***

Чайка, он же Валерий Айнутдинов, назначил встречу в небольшом сельском парке на берегу речного разлива, ничем не облагороженного и весьма живописного в своей простоте. Над этой рекой тоже кружились странные надувные фигуры и Кристина, усаживаясь на лавочку рядом с атлетически сложенным мужчиной средних лет, задумчиво спросила:

— Кто это у вас над рекой летает? Недавно над Амуром таких же видела.

— Испытания. Вы разве не слышали? — Мужчина поднялся, осторожно пожал протянутую руку и сел обратно, издав при этом лёгкое шуршание, обычно людям не свойственное. — Пытаются решить транспортную проблему, разрешив средства индивидуальной аэромобильности. Вот, испытывают, с какими проблемами может столкнуться летящий и какие неудобства создать.

— Здорово. — Кристина с новым, более радостным чувством взглянула в небо. Думать о том, что кто-то может проводить столь масштабный перфоманс, даже не сообщив, было настолько неприятно, что она даже не проверяла информацию в сети. — А почему они такие странные? Похожие на воздушные шарики, я имею в виду.

— Безопасность, наверное. — Валерий безразлично пожал плечами. — Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то толковое, и необходимости не вижу: перевести в онлайн побольше активностей и всё. Вы извините за мои не особо вежливые письма — до последнего не очень верил, что это действительно Вы. Так что, если хотите, приглашаю Вас домой на чашечку кофе, или можем до здешнего кафе дойти.

— Не стоит, мне нравится ваша речка. — Кристина искренне улыбнулась: Чайка оказался намного более приятным собеседником, чем можно было ожидать. — Расскажите, как вы со своим протезом сживались? Это же он шуршит?

— Он самый. Сживались мы тяжело, честно говоря. Я ногу-то по дурости потерял: полез куда не надо было, да ещё перед самой эвакуацией. Хорошо, мамми медик, довезла меня кое-как до больницы. Ну и представьте: мне шестнадцать тогда было, кажется, что всё, жизнь закончена, так ещё и не подвигом каким-нибудь, а идиотизмом. А я ещё баскетболом тогда занимался, и получалось неплохо. — Валерий медленно провёл пальцами по правому колену, натягивая тонкую ткань штанов — под материалом чётко прорисовались какие-то рельефные полосы и сочленения. — Сначала бегал с обычным, похожим на перевёрнутую пирамидку. Ну вы помните, наверное, тогда с такими много кто бегал. Сложно было — жуть. Хорошо, мамми у меня кремень, и ходить заставляла, и на коляску усесться не дала. Но какие широкие штаны я носил, чтобы понезаметнее было — вспомнить жутко. Потом, лет через пять после перемирия, как очередь на анатомические до мирных пострадавших дошла, получил такой. С коленом, с пяткой, почти как настоящий, короче. С ним, кстати, тоже сложно было. Он там с какими-то хитрыми подключениями, а я-то уже привык к тому, что нога как бревно переставляется. Короче мне ещё с год восстанавливали способность управлять сгибающейся ногой. Ну и года два назад, наверное, заменили ещё раз. Этот так совсем умный, даже чувствует чего-то. Хотя всё равно не своя нога, конечно. А у вас что, если не секрет?

— Ездила в тропики порисовать, подцепила какую-то инфекцию. Главное, заметила проблему уже тогда, когда организм начал потихоньку отторгать ткани глаза. И ни боли, ни воспаления — ничего. — Кристина легонько передёрнула плечами. — Валерий, а нынешняя нога, она имплантом или протезом считается?

— Имплант. Врачи ещё приживляли, сращивали кое-что, пришлось и в больнице полежать, и в Питер съездить. Да вы не бойтесь, процедуры не очень приятные, конечно, но не болезненные.

— Боли я не боюсь. Мне одновременно с вами одна интересная женщина написала. Говорит, что у людей с имплантами и геномными модификациями изменяется природное электрическое поле, и начинает вступать в резонанс с электрическим полем планеты. И от таких вроде как планета избавиться пытается: ну знаете, всякие смертельные случайности, неудачи…

— Так сразу и не скажешь. — Валерий сосредоточенно нахмурился. — За собой пока не замечал, разве что ветка сухая недавно падала на то место, где обычно моя машина стоит. Но ветка там давно была и рано или поздно упала бы. Так что мне повезло скорее, что машина в тот день дурить начала, и я её в сервис отогнал. А так насчёт изменений природного электрического поля вроде и разумно звучит, а вот то, что Земля может как-то с нами резонировать и пытаться избавиться — не очень. Неудачники, они же и до имплантов были.

— Но у них могли быть какие-то свои отклонения. Которые тогдашняя медицина ещё не умела находить.

— Возможно, возможно.

На несколько минут разговор прервался: Валерий смотрел куда-то вдаль, сквозь испытателей нового аэромобильного транспорта, продолжая механически терзать ткань на искусственном колене. Глядя на то, как под серым «покрывалом» то и дело прорисовываются бороздки и соединения, Кристина почувствовала, что её подташнивает.

— По субботам у нас собирается что-то типа клуба: парни с разными имплантами и протезами, которые продолжают каким могут спортом заниматься. Приходите, пообщаетесь, на игру посмотрите. Может, что-то и понятнее станет.

— Сожалею, но не получится. — Решившись, Кристина резко поднялась. — Спасибо, что нашли время рассказать о себе. Буду очень признательна, если вы сможете поговорить с ребятами из клуба об этой теории и написать мне. И, скажите, я могу вас чем-то поблагодарить за помощь?

Вопреки всем ожиданиям Валерий моментально и очень густо покраснел. И, делая большие паузы между словами, тихо пробормотал:

— Я бы. Очень. Попросил. Автограф. Только блокнот. Забыл.

— А, не переживайте. — Кристина облегчённо улыбнулась и привычно вытащила из сумки скетчевый блокнот и угольный карандаш. Несколькими росчерками она изобразила изгиб реки, раскидистые деревья над ней и парящего в воздухе надутого человечка. Затем вывела в нижнем углу страницы свой автограф — украшенную множеством завитушек букву «А», вырвала листок и протянула его Валерию. — Удачи вам. И обязательно напишите, если вдруг что-то ещё выясните.

***

Всю субботу Кристина бездумно бродила по Ростову. Мимо неё скользил, не задевая мыслей, привычный хаос городской застройки, проносились разноцветными пятнами автомобили, спешили и суетились горожане, от индивидуальности которых без умных очков остались только фигуры, да цвет и крой одежды.

Нужно — необходимо! — было что-то решать, но Кристина Абрамян так и не могла сделать какой-то вывод. Теория Людмилы выглядела стройной и логичной, и даже отсутствие прямых доказательств её не портило. В конце концов, учёные постоянно находят что-то новое, где гарантия, что лет через десять они не найдут доказательств и этому? Но тогда о привычном рисовании нужно забыть, и забыть окончательно и бесповоротно: методики для слепых ей не подойдут. Рискнуть и поверить официальной медицине? Но что если она, Крысик, действительно в какой-то степени перестанет быть человеком?

К вечеру, усталая и несчастная, Кристина вернулась домой, так ничего и не решив, но зато разжившись огромным и безумно красивым тортом к завтрашнему чаепитию.

Гости явились в десять минут двенадцатого: деланно-дружелюбная Котя и улыбчивый блондин лет тридцати, всем своим видом напоминающий Винни Пуха. Если бы, конечно, кто-то из персонажей Милна не поленился открыть в лесу тренажёрку.

— Кристи, познакомься, хороший приятель моей Ларочки и безумно смелый человек, Михаил. Миша, знакомьтесь, моя подруга ещё с радужных детских времён, Кристина. Думаю, все могут сразу же начинать тыкать друг другу.

Всё время, пока Робби заваривал чай и варил кофе, Катерина старательно выполняла роль хозяйки: резала торт, подвернув широкие вышитые рукава платья; пыталась организовать общую беседу для отстранённой Кристины и заметно смущающегося Михаила. Но никто из них так и не проникся длинной и запутанной историей шайки кибер-мошенников, манипулирующих жертвами с помощью правильно подобранных последовательностей заданий в мобильных играх. Наконец, когда ритуалы вежливости исчерпали себя, она устало села за стол, пододвинула поближе кофе и торт и указала ложкой в сторону Миши.

— Будем считать, что с политесами окончено. Рассказывай.

— Перед первым полётом нам вводят специальный препарат: он добавляет к ДНК участок, кодирующий синтез особых мышечных белков сердечной ткани. В условиях микрогравитации такие белки лучше справляются с нагрузками — если не ошибаюсь, благодаря немного другой пространственной формуле. Когда мы возвращаемся домой — мы получаем инъекцию препарата, который, если можно так выразиться, отключает эти изменения. Перед следующим полётом их снова включают. — Михаил воткнул ложку в оранжевую верхушку торта. — На самом деле, это только звучит безумно: изменение генома, новый белок. А в реальности — обычный укол, мы даже никаких изменений в себе не чувствуем.

— Но ведь это недавнее открытие, верно? — Кристина недоверчиво посмотрела на сидящего напротив космонавта. Может быть, резонанс, о котором говорила Людмила, просто ещё не успел сработать?

— Я уже года два с ним живу. Как видите, всё нормально, мне даже обзаводиться семьёй и детьми не запретили. А вы чего именно-то боитесь? Если хотите — я вам встречу с нашим ген-инженером устрою, он такие вещи очень хорошо объясняет.

— Не нужно. Скажите, Михаил, вам никогда не казалось, что Земля вас некоторым образом пытается изгнать, что ли? — На лице гостя отразилось настолько неприкрытое недоумение, что Кристина поспешила уточнить. — Я имею в виду всякие смертельно опасные случайности, неудачи и тому подобное. Не замечали такого?

— Не-не-не. Теория резонирующих полей, это бред сумасшедшего, я вам заявляю!

До тех пор, пока Михаил не допил чай и, громогласно извиняясь и благодаря за знакомство, не покинул квартиру, Кристина не проронила ни слова.

Проводив гостя, Котя вернулась на кухню и, сложив руки на груди, встала перед подругой.

— Теперь понятно, о какой теории ты тогда говорила. И что, ты действительно пожертвуешь зрением и своим призванием ради бредней каких-то фриков?

— Не знаю. Скажи, только честно, ты понимаешь, о чём вообще говорил этот космонавт? Как это всё вообще должно и может работать?

Крысик вскинула голову и испытующе уставилась на подругу. Та еле заметно вздрогнула, как и всегда в последнее время, когда видела закрывающий одну из глазниц лоскут искусственной кожи, но глаз не отвела.

— Не очень хорошо, но понимаю. Кое-что из этого мы учили в школе, о чём-то говорят и пишут в разных источниках. Но, конечно, в большей степени просто доверяю людям, куда более умным, чем я.

— А мне всё, что они говорят, кажется каким-то безумным усложнением прекрасного в своей простоте мира.

— Зато эта теория резонирующих полей ничего не усложняет, всё объясняет, и заставляет себя чувствовать носителем какого-то высшего знания! — Котя гневно тряхнула головой — сама того не замечая, она практически перешла уже на крик. — И что, ты готова ослепнуть ради этого?! Готова навсегда убить в себе художника?! Собственной же дуростью, замечу, убить?! Да?!!

Услышав последнюю фразу, Крысик судорожно разрыдалась, съёжившись и закрыв лицо руками. Катерина дёрнулась было обнять подругу, но удержалась — только сделала несколько быстрых шагов вдоль стены.

Наконец всхлипывания стихли. Кристина отняла руки от лица, залпом допила остывший кофе и хрипло сказала:

— Хорошо, я соглашусь на все вмешательства. И даже если теория верна, и Земля начнёт активно от меня избавляться, возможно, я успею написать ещё хотя бы одну картину.