И еще раз про любовь
Весной 1991 года меня настигла огромная любовь. Хорошо, если бы она случилась несчастной, это и для коротенького рассказа полезнее, и читать про такое чувствительнее, но любовь оказалась взаимной.
Той весной наша спортивная секция выехала в северную столицу на соревнования, в тогда еще Ленинград. Ехали в последнем плацкартном вагоне какого-то ночного поезда, с нами вместе путешествовало полвагона каких-то свежепобритых солдатиков, и у меня нет ответа на вопрос, как группа девочек-подростков оказалось в таком деликатном положении.
Белья для ночёвки в поезде мы не брали, или его просто не было, полночи играли в карты с теми самыми солдатиками, ели что-то домашнее, холодное, а курить выходили в тот тамбур, за дверью которого не было никакого продолжения поезда. Рельсы были, семафоры, горящие потусторонним синим светом, были, провода были, голос невидимой женщины был, и голос этот страшным криком вещал непонятное какому-то технику. Откуда я про голос знаю? А мы в Бологом случайно выяснили, что дверь тамбура не заперта. Такого не могло быть, скажете? А вот могло, и было.
Мы прибыли в пункт назначения очень ранним утром, когда даже пойти никуда было нельзя – можно было выйти из здания вокзала и войти в метро, вот и все наши пути. Нас пересчитали по головам у памятника вождю революции, недостач не нашли. Разместиться на время соревнований нужно было в какой-то спортивной школе, но у моей подружки в Ленинграде жила тётка, и нам разрешили пожить у неё. Пишу сейчас и сама не верю, что двух подростков можно было отпустить неизвестно куда в чужом городе. Но нас отпустили, и мы вышли в мартовскую непролазную жижу. От вокзала до тётки мы с подругой шли пешком – она жила где-то в лабиринте бесчисленных Советских улиц. Я крутила головой во все стороны, меня заворожила вся эта допотопная городская серая хтонь. Если где в моем тогдашнем представлении и существовали уныние и тлен, то они были здесь, на Советских улицах города на Неве. Я не ругаю город. Я влюбилась в это место сразу и не было мне от него больше никакого спасения. Я тогда не знала, что такое моно-но аварэ, и до сих пор не уверена, можно ли применить это понятие к городу, но это было оно. Печальное очарование вещей. И чем дольше мы искали нужную подворотню, тем сильнее меня щемило изнутри. Тёткина квартира оказалась классической коммуналкой со всеми положенными изысками – третьи дворы от парадного входа, пронумерованные лестницы, специфические запахи, кошки, осыпающаяся лепнина, пожилые завитушки перил. Это такой силы было потрясение, что мне очень сложно подобрать слова даже сейчас.
Я вообще не помню, что происходило на тех соревнованиях. Ничего важнее того, что я видела вокруг себя, не существовало, и всё это было нестерпимо прекрасно. Конечно, мы исполнили обязательную туристическую программу с забегом по Эрмитажу, Дворцовой площади и вокруг Исаакия, но дело было не в красоте и значимости этих мест. Ознакомительный тур вокруг Александрийского столпа дал мне тогда значительно меньше эмоционального отклика, чем раздатчица пышек в той самой пышечной на Желябова, ныне Большой Конюшенной. Сейчас туда люди специально идут, погрузиться в атмосферу, а мы просто хотели есть, и нам тогда налили кофе с молоком из титана и дали тех самых пышек. В пончиковой на моей дачной железнодорожной станции жарят пончики ничуть не хуже, и сахарная пудра там точно такая же, но вот ЛЮБОВЬ произошла не там, и не с теми, а здесь, в мрачном мартовском Ленинграде, за этими унылыми стоячими столами.
Мне тогда было не очень много лет, но я совершенно чётко осознала – я тут уже когда-то жила. Я узнала этот город, как старого знакомого. Я интуитивно понимала, куда мне нужно свернуть, чтобы попасть в заданную точку. Я хотела обнять все набережные, каналы, решетки, голые сады и подворотни, и сказать – «ну, здравствуй, наконец-то я дома». И знаете, что? Мне показалось, что город тоже обнял меня в ответ. Обнял, и разрешил мне войти.
Чем та поездка закончилась, я уже и не вспомню – кто кого победил в итоге на соревнованиях, как мы возвращались обратно, что я рассказывала маме и папе. Просто с того самого дня я всегда хотела обратно, в Ленинград. Домой.
Теперь я могу бывать в любимом городе всякий раз, когда мне захочется с ним повидаться. Я мчусь к нему ранними Сапсанами и всю дорогу шлю мысленные телеграммы, что вот, уже бегу, миленький. И когда я выхожу из здания Московского вокзала, любимый город говорит мне – видишь, я всё тот же.
И всегда, всегда меня обнимает.
*** фото собственное, фильтры чужие.
