Черная речка

В мой почтовый ящик ничего не попадает помимо рекламы. Вот уже лет семь – точно! Мне прислали письмо. Некая Алла, правильно указала мои ФИО и, даже, оставила обратный адрес. Колпино 3 ул. Веры Слуцкой 44 к 579. На обычном конверте стоял расплывчатый штамп. А это гарантировало, что письмо не обычная рекламная уловка, типа тебе пришло письмо от человека, но на самом деле внутри банальная реклама с наивыгоднейшими предложениями купить/продать и взять кредит.

На кухне громко капал кран, письмо я бросил на стол – обождет, сначала чай. Пока закипал чайник, пока я насыпал ложечкой сухие листья чая в кружку, в голове засела единственная мысль, которую я думал уже по н-ному кругу:

- Почему на конверте Колпино 3? Наверняка это индексация почтового отделения… А может… нет…

В общем, я с большим интересом полез в интернет.

Ну так и есть! Просто номер почтового отделения, даже, стало немного грустно.

Забравшись в кресло с ногами, убрав пятки с ледяного пола (кто жил в Колпино, тот много расскажет про отопление) я посмотрел в окно. По пустынной улице пробежала женщина, мерзкий дождь беспощадно поливал редких пешеходов, они ежились, поднимая воротники, старались спешить и вместе с тем, делать мелкие шаги, чтобы тщетно прикрыть зонтиком как можно большую площадь тела, да еще и от ветра пытаясь прикрыться.

- Жалкие людишки! – злодейским голосом, подражая главному плохишу позабытого мультика, я прокомментировал попытки пешеходов намокнуть поменьше - Вам не уйти от моей мести, аха – ха – хаа!

Сделав третий глоток, аккуратно положив крупную кружку на покатый подлокотник моего наблюдательного пункта, я взял в руки конверт от некой Аллы и попытался вспомнить, кто бы это мог быть, но нет. Не было у меня знакомых с таким именем. Ну не встречались.

Конверт был жестоко надорван, и на свет появился тетрадный листок в клеточку, сразу возникли ассоциации со школой.

Листок был не совсем обычный, жесткий что ли… Вроде они должны быть мягче и тоньше, хотя, сколько воды утекло с тех пор, как я писал в тетрадях.

Здравствуйте, дорогой Андрей!

Много лет прошло с нашей встречи, я не часто вспоминала о тебе, и не знаю зачем, но решила написать.

Но вот что писать, пока не придумала. Много воды утекло с тех пор, с нашей последней встречи (зачем она несколько раз обвела ручкой слово «последней»?) Дела у меня – хорошо, не жалуюсь…

Я бросил взгляд на раковину – опять кран с холодной водой протекает. Мерно капает, отбивая свой ритм. В углу пустое блюдце и мисочка, в миске еще есть корм, а вот водичку, мой кот вылакал. Тут же появился Пэвэошник. Мурлыча засеменил к креслу и выгнув спину потерся о ногу. Погоняло свое он получил заслуженно, в его присутствии можно было смело спать в летнее время, он ловко выслеживал комаров и внезапной атакой сбивал противника, как-то я подсчитал, что за ночь он съедает столько комаров, что в принципе, может пропускать завтрак. Ну, теоретически, конечно же, кто-кто, а этот, хрена с два завтрак пропустит!

Я погладил его за ушком и в награду, Пэвэошник ткнулся мне в ладонь маленькой несмышленой башкой, затем подергал ухом и подбежал к пустому блюдцу.

- Тонкий намек, сэр! – так я откоментил его действия.

Пришлось вставать на ледяной пол, шлепать к холодильнику. Кот уставился в свое блюдце и даже перестал мурчать, что ему обычно не свойственно. Этот отблагодарить умеет, впрочем, как и подмазаться.

Молоко быстро наполнило блюдце и как я не старался, последние капельки упали на линолеум. Обычно котейка брезговал пить с пола, но на этот раз не побрезговал, яростно принялся молотить языком. Я почесал его за ухом. Шерстка оказалась влажной, даже нет, - сырой и словно пыльной, как это объяснить… словно на пыльного кота вылили воды и немного, не до конца просушили… как-то так…

Брезгливо вытер пальцы о край домашнего халата – с котом позже разберусь, наверняка он лазал под ванну. Все внимание занимало письмо.

Я вспорхнул на кресло, в одном движении уместившись так, как надо – поджав ноги под себя и схватил письмо желая побыстрее дочитать.

… Дела у меня хорошо, не жалуюсь. Холодно, сыро, почти как всегда, правда? Кстати, вы наверняка забыли о мне, но я не обижаюсь, окажись я на вашем месте… хм… я бы тоже постаралась забыть тот день и ночь и никогда-никогда не вспоминать даже в страшном сне…

Я отвлекся от чтения. Было жутко интересно, но меня что-то отвлекало. Я, недовольно осмотрелся, пытаясь найти источник появившегося дискомфорта, но тщетно.

- Ага! Кот до сих пор пил молоко, словно я ему пол бутылки налил, а не плеснул чуть. Чавкал он как свин, жадно поглощая угощение. Я сразу вспомнил рассказ, который мы по очереди читали на уроке литературы в школе. Что-то там про подпольную типографию. Родителей пришли обыскивать белогвардейцы или как их там, а у родителей мальчика типографский шрифт для коммунистических листовок, которые они штамповали после трудной, рабочей смены – ночами.

Ну и обыск, все дела, если найдут – папу и маму к стенке. Времена суровые, коммунисты не дремлют. Ну и малец решил опустить шрифт в кувшин с молоком, ну кто туда полезет смотреть? Но возникла проблема, шрифт вызывал «перелив молока через край». Малец смекнул этот закон физики на личном опыте, и принялся отпивать. В итоге он победил, однако выпитое оставило в детском неокрепшем организме травму. Выпить ему пришлось много, виной тому «многобукв» в алфавите. Короче, коммунисты победили, белогвардейцы в дураках, родители избежали петли на шее, а мальчик перестал пить… молоко.

Я выплыл из воспоминаний, что мне не свойственно, особенно про школьные годы. Внимание опять привлек чертов кот. Он до сих пор пил, но к этому, добавился горловой звук маленькой глотки. Эта зараза еще и время от времени захлебывалась, давилась и продолжала чавкать.

- Эй, ты там поаккуратней! – весело сказал я. – Много пить вредно.

Кот недовольно махнул хвостом продолжая давится. Я собрался прекратить это безобразие, однако взгляд зацепился за текст письма:

… иногда не хочется вспоминать, но вы постарайтесь припомнить, когда вы последний раз кормили кота? Сегодня утром, вы не забыли его покормить? Этот вопрос звучит бредово, но постарайтесь вспомнить: а есть ли у вас кот?

- Что за бред? – сказал я вслух, вертя листок словно ожидая, что на обратной стороне будет разъяснения. На худой конец надпись: «с первым апреля - лошара!»

- Какое к черту первое апреля в октябре… - пробормотал я и глаза стрельнули на календарь, висящий на дверце кухонного шкафчика. – Пятница, тринадцатое октября. Хех, пятница тринадцатое, письмо явно – банальный розыгрыш. Жаль, меня некому разыгрывать.

Глаза сами опустились на текст, в этот момент с котом явно происходило что-то не здоровое, лапки затряслись, ну, наверное, от жадности, и вместе с тем, он начал откровенно давится этим проклятым молоком, на него было страшно смотреть. По уму, надо было взять его на руки, отлучить от блюдца. Фиг знает, что там перемкнуло в маленьких, тупых кошачих мозгах. Не помню я за ним такого поведения!

Однако, помимо гласа разума, удивляясь своим действиям, я снова уткнулся в текст письма. Честно говоря, я уже был не рад, лучше бы этому конверту покоится на стопке рекламы поверх почтовых ящиков, не знаю и знать не хочу никаких Алл…

… да что же вы, ну смелее, признайтесь самому себе – нет у вас кота, нету!!! Вспоминайте, это больно, это не приятно, но от этого зависит все! Есть ли у вас КОТ, черт побери!!!

ВАШ КОТ…

Я резко отвел листок от лица и выматерился в голос!

- Пэвэошка! – кот вздрогнул от крика, но, чертов сукин сын продолжил давится проклятым, долбаным молоком. – А ну брысььь… ща запущу в тебя тапком, зараза!

Ответом были жуткие горловые звуки.

- Да он же захлебнется… А есть ли у вас КОТ, КОТ, КОТ, КОТ… - и дурацкая вода из вечно протекающего крана: кап, кап, Кап, Кап, КАП – словно синусоида, звук капель по эмалированной раковине, то увеличивается до оглушающего рева, то уменьшается до тихого шелеста в ушах.

И тут, меня осенило. Волосы на голове и на руках встали дыбом: - мой кот умер лет двадцать тому назад! Он упал из окна 9 этажа, прямо на асфальтированную отмостку вокруг здания.

Я не отводил взгляда от ЭТОГО. Это была моя квартира, моя кухня, мой кран, но вот домашних животных, с тех самых пор я не заводил. Слишком большая боль от утраты любимца. Это был не мой КОТ!

Стало не то чтобы страшно, челюсти сжались от охватившего ужаса. Волосы на голове и руках встали дыбом.

Внезапно, порыв ветра распахнул окно и в лицо ударили струи дождя, потом вообще нечто сюрреалистическое – я хлебнул воды. Словно волна накатила.

Закашлявшись, я вцепился в намокший листок письма так, словно от него зависела моя жизнь. Этот тетрадный листок, словно стал гарантом для отката. Я забыл о коте, ветер бросал струи дождя в лицо, холод свел пальцы на ногах, заставляя кривится от боли. Далее произошло самое жуткое после всего произошедшего: мое письмо, мой мифический билет на возврат в уютное, теплое кресло, а заодно и в обычный реальный мир, начал таять, как вода сквозь пальцы! Чернила начали растекаться по клеточкам, превращая аккуратные буквы в синие кляксы.

Я закричал, уже не в силах контролировать себя, стараясь дочитать текст, хоть еще одно словечко. Кресло начало покачиваться, словно я плыл в лодке по бурлящей реке, терять форму, ноги поехали и коснулись обжигающе холодной воды. Я попытался зажать руками уши, только бы не слышать жуткий вой ветра и еще эту капель кухонного смесителя, словно метроном отбивающий последние секунды моей жизни.

- Спасите! Аааа… - сквозь гвалт ветра и рева водяного потока пробился тоненький девчоночий голосок. Дождь лил как из ведра, он был теплый, от того было не холодно, пока не холодно, дожди в августе теплые.

Справа забор пионерского лагеря, мы с Сашкой, сбежали за территорию, посмотреть на «Черную речку». Старшики из пятого отряда сказали, что она вышла из берегов. Такое события друзья упустить не могли и после тихого часа рванули за забор.

Река, всегда имела сильное течение, в километре от этого места она впадала в финский залив, но я ее никогда не воспринимал как «опасная»! Да глубоко, да сильное течение и на порогах, напор воды тебя сбивает с ног. В отличии от теплого финского, она всегда была холодной. Вода действительно вышла из берегов, это сразу заметно. Течение просто жуткое, буруны пены наплывали и скапливались у деревьев, до которых вода никогда не доходила.

- Фигасе! – только и воскликнул Сашка, выразив общее первое впечатление.

- Да, жуть! Пойдем купатся! Прикинь какие волны!

- Ты че, дурак? Смоет нафик и пикнуть не успеешь!

- Да ладно, пойдем!

- Ну нет! – не сдавался Сашка. – И тебе не советую!

- А еще друууг! – я сощурил глаза, стараясь всячески повлиять на его решение.

- Я пошел, а ты как хочешь. – он даже развернулся, но я поймал его за плечо.

- Да брось, не дрейфь, пошли к лягушатнику, смотри как его раскачивает на волнах.

Сашка с опаской смотрел на раскачивающийся понтон, установленный для того, чтобы дети из лагеря могли купаться в центре квадрата.

- Смотри как его раскачивает, еще оторвется и уплывет в море.

- Да ты че! Финский залив – это лужа, там по колено. – продолжал я убалтывать друга.

… - Спаситее меня. – послышался со стороны воды, девчачий голосок…

- Слышал? – спросил меня друг.

- Да. – я кивнул. – Чего-то, я думаю, ты был прав, не надо туда ходить, вдруг действительно в реку смоет, а там такое течение – ууу… - дал я обратный ход. Ну не понравилось мне то, что я услышал. И затея пойти посмотреть на бешенную реку уже не казалась такой интересной и приключенческой. Дождь перестал быть теплым, а может и впрямь похолодел. – Пойдем, а то нас уже наверняка вожатый ищет…

- Чево-йто вдруг? Мы только что слиняли! Ты что, испугался? Ха-ха…

- И вовсе я не испугался! – пробубнил я, проклиная тот момент, когда мне взбрело в голову смотреть на дурацкие речки. Я схватил друга за локоть и увлек в низ к понтону.

О моой бог! Вода в лягушатнике, в самом глубоком месте всегда была по горлышко, а тут она доходила аж до дощатого настила понтона.

- Смотри сколько воды! – воскликнул Сашка, показывая пальцем. – Просто капе-еец!

- Помогите мне…

- Блин, откуда был звук? Может из-за забора? – я с надеждой посмотрел на территорию лагеря.

- Нет! – уверенно возразил мой друг. – Это с низу, из-под воды, вроде…

- Да ну к черту! Мы же дети, пойдем расскажем вожатому, пусть они сами разбираются, мы то тут причем!

- Ага, и узнают, что мы лазили за забор, нас сразу домой отправят, знаешь, что со мной сделают родители, если меня из лагеря выпрут?

Я сморщился, теперь идея посмотреть на речку показалась мне совершенно, абсолютнейше дурацкой. Сжав кулаки, я сказал:

- Идем!

Мы нашли ее. Это была девчонка из девчачьего отряда, ну там, где были одни девчонки, который располагался в нашей даче на втором этаже. Я не был с ней сильно знаком, так, пару раз видел, как она с подругой в теннис играла в холе на первом, мы тоже хотели поиграть, даже нашли две ракетки, и пытались их выгнать, однако пришлось играть по очереди.

Девочка заметила нас и всхлипнула:

- Помогите…

Короче, эта дура! Забралась под настил понтона. Кто-то, наверное старшики, выломали доску бокового ограждения, ну там где идет решетка закрывает стальные баки, чтоб туда никто не попал случайно, я бы едва голову смог в эту щель просунуть, вот только мне это совсем ни к чему, а вот ей, этой самой дуре, понадобилось туда забраться целиком и, судя по всему, застрять. А уровень воды просто немыслимо поднялся, из воды торчало только плечо и голова, вода бурлила, огибая сооружение и ей изредка приходилось поднимать подбородок, чтобы не нахлебаться.

- Ты зачем туда забралась? – задал я естественный вопрос.

- На спор!

Ее губы били синие словно она налопалась черники, да так, по полной программе. Зубы стучали, кожа вся в пупырышках, в общем она там явно задержалась дольше положенного.

- Ну ты это, вылезай… уже… - предложил Сашка.

- Не могу, - заплакала она, - я застряла, помогите мне, я скоро утону.

- Черт, черт, черт, - запричитал Сашка сжав кулаки, - что же делать то? Я плавать то не умею толком, только по собачьи, а тут волны такие… да и глубоко стало совсем.

- А ты на чем стоишь? До дна ноги достают? – спросил я.

- Нееет, - девочка разревелась еще больше, - я на палке стою, ноги просунула через щель ограждения... но, но я их совсем не чувствую, я так сильно замерзла и больше не могу, я скоро утону.

Внезапно, понтон плавно поднялся на волне и ухнул вниз, стальные тросы звякнули о столбцы наткнувшись как струна. Мы с Сашкой дружно вцепились в перила, чтобы не упасть. А девочку, прямо на моих глазах, с головой накрыло водой, из щелей пола ударили брызги. Прошла целая вечность я с ужасом наблюдал за светлым пятном в темной воде. Уровень держался слишком долго, я все ждал и ждал, когда вода схлынет. Потом мне пришла в голову идея, что один из баков, мог оказаться дырявым и его нутро залило водой, погрузив всю конструкцию.

- Божечки, божечки, божечки… - причитал Сашка вцепившись в перила так, что пальцы побелели.

Наконец уровень воды понизился, показалась голова девочки, она отрыгивала воду, та струйками сочилась из горла и ноздрей. Я успел заметить, как ее глаза закатываются и пальцы отпускают доску. Еще мгновение и она опустится на дно, а там ныряй не ныряй, пока не сломаешь ограждение, ее не вытащить будет, да какое там, я ее просто не найду.

Уже с верху я услышал истерический крик:

- Нееет! Ты что!!!! Вылезай, вылезай, вылезай…

Я посмотрел вверх, Сашка, нетерпеливо пританцовывал на одном месте, смешно выпучив глаза, и твердил одно и то же, словно пластинку заело.

Вода оказалась леденющей. Я успел схватить девочку за волосы и приподнять подбородок над водой, другой рукой я держался за дурацкую решетку. Боль привела ее в чувство, она откашлялась, отрыгалась. Наши лица были совсем рядом, зубы стучали у обоих.

- Я тебя спасу! Суй голову в дырку, мы сейчас тебя вытащим!

- Нет! Она не пролазит, я застряну и утону!

- Еще пять минут, и ты так и так утонешь! – закричал я. – Суй голову в дырку, дура! Я не собираюсь тут долго торчать.

- Но я застрянуууу…

- Нет! Я уже пролазил туда.

Девочка перестала реветь и осмотрела мою голову. В этот момент вода плеснула мне в лицо, и я закашлялся отплевываясь.

- Да она же у тебя большая. Ее сюда не засунуть.

- Это потому что я умный. Прошлым летом пролазила, а потом я поумнел, и она больше сюда не лезет. – придумал я на ходу, все что мне сейчас было нужно, это просунуть эту дурочку в дырку и забыть об этом месте и этом инциденте навсегда! А еще я ей дам по жопе ладонью, да так, чтобы голова у нее на всю жизнь запомнила этот момент, и в следующий раз, если этой дуре взбредет совать бошку в дырки, сразу начнет болеть жопа! Ну или как-то так…

- Как тебя звать то?

- Алла.

- Алла, суй голову в дырку!

- Нет. Не пролезет…

- Ну как-то ты ее сюда просунула! Ты по ту сторону, я по эту! Это же очевидно!

- А сейчас не пролазит! Я пробовала-ааа…

- Ой… только не реви мне в ухо!!!

Внезапно понтон плавно поднялся, а затем, голова девочки исчезла под водой. Я только и успел протянуть руку и схватив за волосы потащил вверх, но мой кулак больно ударился о верхний настил. Сердце екнуло, она же живая…

- ОНА ЖЕ ЖИВАААЯЯЯ!!! – заорал я, и прямо за волосы потащил на себя.

Голова глухо стукнулась о перила, я провернул ее голову на бок и что было мочи потащил.

Пролезла! Плечи застряли, вот сейчас она наглотается и умрет, а я не помог и никогда, никогда себе этого не прощу. Я знаю.

Я отпустил перила, хлебнув воды нащупал ее безвольную руку и просунул в щель следом за головой. Сашка лежал на пузе и тащил ее за руку. Откуда в нем столько силы? Он одним рывков вытащил ее из воды.

Алла задергалась, широко разевая рот, извергла из легких воду.

- Жива… Слава богу жива… дура, сволочь, тупица, скотина… Живая…

Только сейчас я почувствовал боль в разбитых о доски костяшках. Тело сильно расцарапано, когда успел? – Не ясно.

Я посмотрел вверх, Сашка трясет девочку, словно помогая вылить воду.

- Да кто так делает, дурашка. – прошептал я дрожащими губами, а потом крикнул: - Да не тряси ты ее, все будет в порядке.

Чувствуя усталость, разбитость, холод и приятную расслабленность после сильных переживаний, я нащупал пяткой доску и оперся на нее пытаясь вылезти. Ноги почти не чувствовал – так сильно замерз, подтянулся и тут, нога соскользнула и провалилась меж двух досок внутрь. Больно то как… мать-перемать!

Я посмотрел наверх, но никого не увидел, только светлые пятна на колышущейся поверхности темной воды, а над головой пол метра. Я попробовал высунуть ногу, оттолкнутся и не смог. Я застрял.

Над головой пол метра воды, можно поднять руку и возможно, кончики пальцев появятся на верху, вот только они не умеют дышать.

Я чертыхнулся и посмотрел на кота, старого кота, который умер черт знает сколько лет назад. Он больше не пил молоко, он лежал возле блюдца, из разбитой пасти вывалился язык, а под маленькой котовьей головкой разлилась густая лужица крови. Тогда, обнаружив его под окном, я не мог поверить, что это навсегда, та беспомощность, чувство вины, что ты жив и здоров, а твой друг в беде и ты рядом, но ничего не можешь поделать, можешь дотянуться, погладить, но слишком поздно, и ты беспомощно смотришь как жизнь вытекает по капли оставляя после себя пустую оболочку.

Я осознал, что мое уютное кресло превратилось в ледяной склизкий булыжник и как я не цепляюсь, как не стараюсь удержатся, медленно, неотвратимо сползаю на пол. А через какой-то миг, через три капли из протекающего крана, я оказываюсь под креслом, которое вовсе не кресло, а черный валун, мой надгробный камень, и мне кажется, что я никогда и не жил, а просто был фантомом в чьем-то кошмарном сне… А еще этот проклятый дождь капает на мое лицо…

Мужчина отводит рыдающую женщину в сторонку, он забывает держать зонтик и несколько капель падает на траурный платок. Гвоздики алеют на сырой, мокрой земле, рядом с камнем, на котором высечено имя. Почтовый конверт слетел на землю, он намок, буквы превратились в синие кляксы.

- Алла, поехали, скоро дети из школы придут.

- Мы правда ничего не могли сделать?

- Что?

- Мы правда не могли ему ничем помочь в тот день.

Александр сжал зубы и отрицательно покачал головой.

Себе он не мог соврать, кому угодно, но не себе. В тот день, лежа на досках, на верху в безопасности, он увидел, как из воды показались пальцы. Он даже протянул руку, он почти их коснулся, но в последний момент ему стало страшно, страшно, что утопающий просто на просто утащит его за собой на дно, а плавать он тогда почти не умел.

И бог свидетель, Я, за это ему благодарен… сейчас… когда для меня уже давно все закончилось…