Двор признаний

Разыграли!

Челюсти сжаты, взгляд под ноги, руки в карманах плаща, кулаки стиснуты, – в ночи я шагал прочь от дома, куда еще несколько часов назад пришел в гости к друзьям.

Чего удумали! Розыгрыш они, видите ли, устроили! Как дети малые, блин. Это ж надо – заперли меня в кладовке!

Сам-то тоже хорош. Как дурак повелся: «Макс, иди сюда, смотри, что нашли!» Ага, посмотрел. Умереть не встать, как посмотрел. На всю жизнь нагляделся!

– Макс, – послышался слабый голос позади.

Я прибавил шагу. Глазами выискивал, куда бы скрыться. В нескольких метрах увидел подворотню. Свернул. Прошел двор насквозь. Эхо шагов молотком отбивало по колодцу. Затем нырнул в другую арку, прошел через третью, приметил скамейку. Сел.

Дрожащими от злости руками достал пачку сигарет, закурил.

Стал успокаиваться.

Ладно, рассудим здраво: я несправедлив.

Правда, чего распсиховался-то? Ну, заперли меня и заперли. А то, что заперли не одного – дело десятое. Придумали ребята спьяну забаву, и ладно, сам порой не хуже развлекался. Чего в истерику-то впадать, ну?

Стыдоба. А еще взрослый человек!

– Макс, – послышался голос, и тут же из тьмы арки прямо в лучи тусклого зеленого света вынырнул черный силуэт.

Настя.

По щекам сразу пробежалась жаркая колючая волна, словно укутался в теплый шерстяной шарф.

– Как же быстро ты ходишь, – сбивчиво говорила Настя. – Думала, что тебя потеряла. Я переживала.

Какая хорошая. Взрослый мужик, почти тридцать лет от роду, убежал, хлопнув дверью, а она еще и волнуется. Стыдно? Стыдно. То-то же. Вот, смотри, здоровый лоб: реакция нормального человека. Ее заперли вместе с тобой, а сцен на этой почве не закатывает.

– Ты как? – Она села рядом.

Я пожал плечами.

Медленно затягивался – не столько потому, что хотел курить, сколько пытался оправдать своё молчание. Так и сидели в густой тишине посреди безлюдного двора, пока я приканчивал сигарету за сигаретой.

– Извини, – пролепетал я неуверенно. – Что нашло, сам не знаю.

– Ничего, – Настя пожала плечами, – бывает. Все мы творим порой невесть что.

Да, по-другому и не скажешь. Есть еще парочка нецензурных вариантов, но про них лучше и не вспоминать.

– А все-таки. Чего ты разозлился-то? – бросила она с той легкостью, с какой дети обычно спрашивают, откуда они взялись, – без задних мыслей.

– Эм, как тебе сказать… – замялся я.

– Как есть, так и говори.

– Да черт его знает, – пожал плечами, – наверное, из-за собственного бессилия. Прозвучит глупо, но до одури не люблю ситуации, в которых ничего не могу сделать.

– Как в случае с кладовкой?

– Как в случае с кладовкой, – повторил я, а заодно порадовался, что иногда говоришь правду, но под одними и теми же словами ты и твой слушатель понимаете совсем разное. – Это вообще моя основная проблема по жизни.

Настя бросила на меня вопросительный взгляд. И тут Остапа понесло. Не знаю, что за наваждение на меня напало, но в эту самую секунду мой развязанный алкоголем язык дал себе волю:

– Ну, знаешь, бывает, встречаешь что-нибудь хорошее, чистое и светлое, но по какой-то дурацкой причине вдалбливаешь себе, что этого не достоин. Нет, не для тебя. Вот, постой в сторонке, полюбуйся, но не более. И вроде поделать ничего не можешь, и так тоже не устраивает. И хорошо, если все хотя бы можно попытаться решить, объявив войну собственным тараканам в голове, а что, если действительно не для тебя? Да, знаю, глупо… И не смотри на меня так! Я в курсе, что мне надо лечиться! …а когда устаешь от метаний, начинаешь злиться. Сначала на себя, потом на ситуацию, а затем вообще на все, что попадется под руку. Мне иногда кажется, с таким же успехом я мог бы наорать на фонарный столб…

– За что? – рассмеялась Настя.

– Ничего смешного, между прочим, – сгримасничал я. – Да за то, что не дает мне пройти. Хотя, в сущности – пустяк! Возьми ты, блин, да обойди его. Но нет, наш Магомет не лыком шит, он будет биться об него головой и пуще злиться. В общем, такой вот я уникальный псих.

Стоило мне закончить тираду, как я тут же подумал, что сболтнул лишнего. И дело даже не в том, что я провел довольно нудную экскурсию по своим загонам, нет, а в том, что провел ее именно для Насти. Ну вот чем она заслужила-то такую пытку, ну? Хотя кого я обманываю, и так все ясно.

Ай, ладно, будь что будет, – решил я, а сам искоса стал поглядывать на нее.

– Хм, не сказала бы, – коротко ответила она. – Не похож ты на психа. Думаешь, я с этим не сталкивалась? Да почти каждый человек на земле борется со своими же выдумками. Просто далеко не все готовы в этом признаться. А некоторые даже самому себе. Так что зря ты так.

Все же до чего она хорошая. Сколько лет знаю, не перестаю удивляться. По уму сейчас бы встать, расцеловать ее, схватить в охапку и закружить, потом пойти раздобыть какой-нибудь букет, допустим, той же мать-и-мачехи, а то и вовсе ограбить клумбу, а еще лучше разжиться бумажными фонариками да отправиться на набережную и запускать их до самого утра. И так, чтоб много-много, чтобы все небо пестрело желтыми огоньками. И потом…

Эх…

Ну вот, опять ударился в мечты. Будем честны, проводить ее до дома и пожелать приятных снов – и то большая удача.

– О, гляди, мать-и-мачеха, – внезапно воскликнула Настя и указала на клумбу.

Она резко вскочила на ноги и, чуть ли не одним прыжком, долетела до нее, села на корточки и принялась разглядывать свое маленькое персональное чудо. В некотором роде оно было чудом и для меня. Только ведь думал. Надо же.

– Тысячу лет их не видела. – На лице светилась улыбка.

Склонив голову набок в умилении, она аккуратно погладила цветок двумя пальцами, затем улыбнулась еще ярче.

– Ну что? Пойдем? – спросила Настя, вставая.

Я кивнул.

Мы двинулись к выходу.

Я глядел по сторонам и только сейчас заметил, что двор оказался весьма необычным. На клумбах росли достаточно редкие цветы. Вдоль домов цвела сирень, а рядом в причудливом соседстве вишня. Фонари поголовно излучали мягкий зеленый свет, отчего двор напоминал скорее картинку из какого-нибудь фантастического фильма, чем реальное место. И что самое удивительное – все три двора были неотличимы друг от друга. Но так я думал, пока мы не прошли четвертую арку, затем пятую, шестую…

– По-моему, мы заблудились, – нахмурился я.

– Ничего не понимаю, – растерялась Настя.

Мы решили развернуться и пойти обратно. Однако в какую бы сторону мы ни шли, все время оказывались там же, откуда начали.

– Мистика какая-то… чертовы дворы Петроградки, – я начинал злиться.

Вернее, подумал, что неплохо бы рассердиться, но не вышло. Вместо этого во мне росла бестолковая уверенность, что все так, как и должно быть, словно по-другому и не бывает. Да и Настю, казалось, происходящее скорее радовало, чем пугало.

– А по-моему, забавно. Как в сказке прямо.

– Да уж.

– Гляди! – Настя указала рукой вверх.

Я поднял голову и не поверил своим глазам. Небо окрасилось желтым. Несметное количество бумажных фонариков почти полностью заслонило его. Лишь где-то в стороне на черном фоне виднелась полная луна и мелкой россыпью звезды.

Я посмотрел на Настю. Завороженным взглядом она смотрела вверх и улыбалась так нежно и радостно, словно всегда знала, что чудеса случаются, что в любой момент может произойти что угодно. Будь то бесконечный двор или мириады бумажных фонариков в небе.

Глядя на неё, я и сам улыбался. В иное время или в другом месте, вероятно, я бы испугался или хотя бы озадачился, но тогда всё это было неважно. Происходит что-то прекрасное и хорошо. Даже более того – без неё всё это было бы лишним и пустым.

К своему удивлению, я пришел к одной-единственной мысли: «только здесь и сейчас». Не завтра, не послезавтра, не когда-нибудь через год, а сейчас. Страх и сомнения исчезли. Если уж чудо происходит прямо перед глазами, это ли не знак?

– Насть, слушай, – начал я.

– Что? – обернулась она и нежно улыбнулась.

– Я хочу тебе кое-что сказать.

***

Они сидели в кафе.

– Что? Вы просто поговорили? – удивилась Таня. – Вас так долго не было, и вы только говорили?

– Ну да – Настя неуверенно помешивала трубочкой молочный коктейль.

Про события вчерашней ночи она решила умолчать. Сама толком не разобралась, да и чего доброго за полоумную сочтут.

– А что такого-то?

– Ох, – вздохнула Таня, схватившись за голову, – сколько же еще вы будете ходить вокруг да около. Когда же это закончится?

– Скоро, – загадочно улыбнулась Настя, и слова ее были правдой.

Действительно скоро. Точнее – вчера.

***

– Вот, говорил же тебе, – нахмурился Петр, – не надо людей пугать. Не любят они этого.

– Но все же обошлось, – зодчий Семен развел руками, а затем добавил: – И раньше обходилось.

– В этот раз все было на грани, – продолжал напирать Петр. – А что, если бы он струхнул или она бы его отшила? Такую пару бы загубил. Благо, сообразительные попались. Смекнули. В конце концов, и забрели-то они сюда по собственной воле. Не хотели, и не пришли бы в этот двор. Все только по желанию.

– Ну так! Я же проектировал.

– Да уж, много ты напроектировал. Да вот улицы можно было и пошире сделать. Говорил же тебе, что не всегда люди будут пешком ходить да на каретах кататься. А ты: да ладно, до этого еще лет сто-пятьсот пройдет. Ага. Триста! Триста лет! Вот, теперь мучайся, дыши выхлопами. Никогда меня не слушаешь. И с двором не лучше вышло!

– Ну, а как еще ты себе представляешь двор признаний?

Петр задумался.

– Ладно, Бог с ним, – махнул он рукой, – обошлось и хорошо.