Расплата за счастье. Глава 13 из романа "Одинокая звезда"
— Оля! Оленька! — услышала она, холодея, глухой, как из подземелья, голос Отара. — Плохое скажу. Очень плохое! Нет больше нашего Серго. Совсем нет.
Господи, что он говорит? Как это — нет?
— Я не понимаю! — закричала она нетерпеливо. — Отарик, что ты говоришь? Как это — нет? А где он?
— Убили его. Тут ребенка украли. Совсем маленького. Денег много хотели. Сказали, по пальчику будут присылать. Родителям. Мы скоро нашли их. Серго первым пошел — как всегда. Ребенка спас, а сам... Пуля — прямо в сердце. Сразу умер. Он очень любил тебя, Оля. Но мы их тоже, — мстительно добавил он, — потоптали. Никто не ушел.
Убили? Его? Лучшего в мире человека? Его больше нет и никогда не будет? Совсем не будет?
— Не-е-ет! — закричала она в так громко, что в дверь кабинки заглянули. — Нет, не совсем! Он будет, будет!
— Оля! Что говоришь?
— У меня... во мне его частица! Его продолжение!
— Ребенок? — Голос Отара зазвенел от радости. — Ты ждешь ребенка? Значит, это правда? Спасибо тебе, родная! Когда ждешь? О, я дурак! Я приеду к этому сроку, обязательно приеду. Я буду с тобой. Береги себя! Много не плачь. Можно, я скажу его родителям? Его отец совсем плох.
Его родители! Ее отец! За что родители так ненавидят своих детей?
— Как хочешь.
— Разговор окончен, — металлическим тоном объявили им. Щелчок, и его голос отброшен за тысячи километров.
Вот она, расплата, — думала Оля, глядя в серое небо. Вот оно! Господи, ну почему он? За что? Он так любил людей! Он был лучше всех! За что ты покарал его? Почему не меня? Это жестоко, жестоко!
Молчи, несчастная! Бог знает, что делает. Может, малыш, спасенный им ценой жизни, станет великим человеком, мессией? Может, Богу твой любимый нужнее, чем тебе? Серго хотел, чтобы ты жила с Богом в душе - так не гневи же Бога!
Он молил Бога, и тот выполнил его просьбу: за всю жизнь никого не убить. Ты познала великое счастье. Не каждому оно дано. Он мог выбрать любую — он выбрал тебя. Ты мечтала унести с собой его частицу. И это тоже тебе было дозволено. А тебе все мало? Смирись и не ропщи! А не то!
О, нет! Господи, прости меня! Я больше не буду!
Вот о чем думала Оля, когда, еле передвигая ноги, брела домой. Как неживая, прошла она мимо отца с матерью, молча глядевших на нее, в свою комнату. Села в темноте на кровать. И снова стопудовая тяжесть горя навалилась на нее.
Пуля в сердце. Она представила, как пуля разрывает его кожу, ломает ребра, пронзает легкое, входит в сердце. Кинжальная боль молнией хлестнула вдоль ее тела, и она закричала, как раненый зверь.
И сейчас же тот, кого он оставил ей вместо себя, сначала мягко толкнулся, а потом недовольно заворочался у нее под сердцем.
Крик застрял в горле. Нельзя! Ей нельзя страдать. Потому что тогда страдает его дитя. Ей нельзя быть несчастной. Потому что тогда оно тоже несчастно. Надо жить, надо дать ему явиться на свет. Надо вырастить его счастливым человеком. Значит, надо самой научиться быть счастливой. Одной, без Серго. Ну что ж, она всегда была хорошей ученицей.
